Неудачи капитана Блада

Сеньор де Эспиноса не мог спать. Ни эту ночь, ни следующую. А днем предпочитал сидеть взаперти в своей комнате. Первую ночь он воображал, как отправится вновь на прогулку, повстречает мисс Бишоп и мисс Трейл, заведет с ними разговор, непременно переведет его на Блада и расскажет всю историю с отцом. Но после, уже на следующий день, понял, что это ничего не изменит. Мэри сказала очень точно: неважно, что еще сотворил этот человек, важно, что он спас ее. Именно это будет помнить девушка. И, учитывая ее упрямство, дон Эстебан не сомневался, что она вступит с ним в дискуссию, она будет расспрашивать подробности и защищать того, кто защитил ее. Она будет настаивать на том, что дон Диего сам виноват, не исполнив договор и пытаясь поступить так, как выгодно ему… Девушке не понять, насколько важен долг перед отечеством и королем! Речь будет идти лишь о слове, данном капитану и после нарушенном. И в этом увидят вину отца, в этом обвинят! А он, дон Эстебан, даже не может доказать, что смерть была насильственной, а не просто от страха, как сказал тот мерзавец-врач… Эти мысли мучали его весь следующий день. Он пытался отыскать аргументы для беседы с дамами, но сам же их отвергал. То, что любой испанец понял бы без объяснений, принял бы несомненно, тут не подходило! Дон Эстебан раз за разом вел мысленный диалог с девушками и раз за разом проигрывал, несмотря на все свое красноречие. Он говорил о любви к отцу – они отвечали, что в захваченном городе было немало любящих родителей. Он подчеркивал жестокость поступка Блада – и слышал, что угроза жестокости не равна самой жестокости, особенно такой, при которой остаются многие мертвые тела. Он напоминал, что этот человек грабит города – и вновь ему указывали на нападение на Бриджтаун… В тот день и в ту высадку дон Эстебан был возле отца, как, впрочем, и всегда. Самому ему казалось, что он пытается перенять поведение дона Диего. Отец же, судя по всему, предпочитал, чтобы сын видел лишь лучшую сторону завоеваний. Хотя нельзя сказать, что от него многое скрывалось. Молодой сеньор де Эспиноса видел нападения на города и корабли, видел мертвые тела, даже однажды… Дон Эстебан выругался, вспомнив тот случай. Да, однажды он тоже участвовал в «развлечении» после захвата города. Сильно пьяный после вина и опьяненный успехом сражения, он не думал о том, что творит. Он тогда тоже смеялся. Чужой страх казался смешным. Он тоже тогда не думал о святотатстве. Да, это он был тем, кто пытался изнасиловать мисс Трейл, хотя в ту ночь он был возле отца. Но вина – на нем. Так что вторая бессонная ночь была посвящена попыткам оправдаться, а не обвинить, переложив вину на Блада. Хотя поначалу дон Эстебан и твердил себе, что испанцы так поступают, потому что так ведут себя англичане. Дон Диего напал на Бриджтаун из-за того, что до этого на их судно напало английское… Это был замкнутый круг. Который, как говорили ему раньше, начали все равно англичане: эти земли были отданы Папой Римским Испании, еретики были не вправе на них претендовать. Вот только какое дело еретикам до Римского трона? Да и какая разница, кто был первым, сотворившим зло и насилие? Око за око… Плохой принцип для того, кто исповедует христианство! Сеньор де Эспиноса пытался вспомнить все, что слышал о Бладе, а он узнавал подробности обо всех его нападениях. Но все жертвы, которые там были, случались лишь в сражениях. Как ни хотелось дону Эстебану обвинить этого пирата в жестокостях, это не выходило. Даже перед самим собой! Итак, ему не ответили злом на зло. Он был среди тех, кто убивал людей в Бриджтауне. Был тем, кто насиловал там женщин. Но после Блад отпустил его и тех немногих, кто выжил после всех событий… Отец дал слово, но не сдержал его. Дон Эстебан не допускал и мысли, что отец был не прав! Однако… не лучше ли было поступить честно с англичанами? Ведь он-то и вправду сдержал слово! Дьявольщина! Все было неверно! Так он скоро дойдет до того, что признает правоту англичан! Но это же не так! Им нечего делать тут! Но ведь и его соотечественники поступали не очень верно. И… даже отец, возможно, был не во всем прав… Сейчас дон Эстебан более всего желал поскорее покинуть остров. Как он был прав, когда не хотел сюда заходить! Но как же ужасно то, что он узнал! Почему он настоял, чтобы поставить судно на ремонт?! Словно в лихорадке, сеньор де Эспиноса метался по комнате, не в силах уснуть, с красными от бессонницы глазами, осунувшийся и бледный. Так плохо ему не было, кажется, со дня, когда он потерял отца. Второй раз в жизни он жалел, что не умер сам, у той пушки или пронзенный шпагой!.. Мерзко! Ужасно! Грязно! И за этой грязью стоит он сам… Дон Эстебан с трудом дождался рассвета. И, с трудом заставив себя что-то проглотить на завтрак, направился в порт, разыскивать капитана Переса, у которого он даже не поинтересовался, где тот остановится. Сейчас же желал разузнать, как скоро они наконец покинут Ямайку. *** Капитан ничем порадовать не мог. Он, конечно же, регулярно следил за ремонтом корабля и сам мечтал поскорее выйти отсюда. Но пока это было невозможно, сейчас они не прошли бы и мили. Сеньор де Эспиноса старался хоть чем-то себя занять, но понял, что не в силах более находиться в своих комнатах. Несмотря на то, что мысли сводили его с ума и молодому человеку казалось, что все это вернется, едва он вновь переступит порог, в данный момент он нуждался в прогулке и хотя бы каких-то иных картинах перед глазами. Опасаясь выходить за город, чтобы не встретиться там вновь с девушками, дон Эстебан отправился бродить по городу. Англичане жили своей жизнью. На него почти не обращали внимания. А если и обращали, то проявляли вовсе не больше недовольства, чем проявляли бы его соотечественники, когда они работают, а кто-то проходит мимо, мешая им или праздно наблюдая за их трудом. Им не было дела до того, испанец он, мулат или такой же англичанин, только загорелый под этим солнцем, например. Раньше все это он видел в ином свете. Сейчас же понимал, что большинству простых жителей без разницы, кто прогуливается по улицам и мешает работать. Пожалуй, так было здесь, в английской колонии, так было и в испанских городах. Простые люди опасаются нападения… но им все равно, кто нападает: пираты, англичане, французы, испанцы – для них все это грозит одними несчастьями. Их грабили любые нападающие, их убивали, насиловали животные без нации… Ужасно признавать, но сейчас дон Эстебан все более был склонен считать, что в ту ночь на Барбадосе Господь был не на их стороне совершенно справедливо. Он давал им урок… который он, юный глупец, понял слишком поздно. Сеньор де Эспиноса продолжал слоняться по улицам, опасаясь оставаться один: среди посторонних людей он чувствовал себя будто бы не так одиноко, хотя ни с кем из них он не заговаривал, к нему тоже никто не обращался с вопросами. Но ощущение мнимого не-одиночества успокаивало его. - А, это вы, мистер! – вдруг услышал он. – Пришли за отрезом шелка? Как хорошо, что я его придержал. Дон Эстебан оглянулся. Ему понадобилось даже какое-то время, чтобы вспомнить этого человека, который обращался к нему. Лавочник! У которого вчера он хотел купить отрез ткани для мисс Трейл. - Я… даже не знаю… - Разве мисс не достойна? – настойчиво продолжал торговец, чувствуя свою добычу. – Как бы ей пошел этот цвет! Глянете еще раз? Дон Эстебан молча последовал в лавку. В конце концов, думал он, болтовня с этим человеком его точно отвлечет. И какая ему разница, как проводить время, которого у него столь много? Молодой человек разглядывал ткани и ленты, слушая пустой треп лавочника, не умолкавшего ни на миг: - Взгляните, это настоящий шелк! Конечно, многим кажется, что я прошу за него много. Но где еще вы найдете такую ткань? Здесь, в Порт-Рояле бывает лучший товар во всей Вест-Индии! И лучший из лучших – у меня! - Да, я вижу, - отозвался дон Эстебан, чтобы хоть что-то сказать, пусть торговец думает, что ему вправду интересно. - Мисс, которая вчера была тут, - обрадовался лавочник, вновь возвращаясь к своей теме, - она прибыла сюда недавно. Как я слышал, она из хорошей семьи. Но, конечно, не так богата, как ее подруга, племянница его превосходительства. Поэтому, наверное, мисс не может позволить себе маленькие радости. - Это очень досадно, - искренне отозвался юноша. - Я уверен, что такой подарок сразу позволил бы вам завоевать ее сердце! – распалялся торговец. – Какая девушка устоит от подобного дара? Взгляните! Как переливается шелк от света из окна! А в свете свечей совсем иначе! Да ему не нужна даже вышивка серебром или золотом! - Вы полагаете? – нахмурился дон Эстебан, задумавшись о том, насколько на мнение девушки влияют любые мелочи. - Я уверен, мистер! Или вы считаете, что такая девушка, как та мисс, недостойна подобного подарка? Разве не было бы правильно обрадовать ее таким роскошеством? Кто же, если не она… - Да, кто же, если не она, - прошептал молодой человек. Может ли отрезок шелка быть достойной платой за те несчастья, которые ей принесли его люди… принес он сам? Деньгами и драгоценностями нельзя купить благосклонность, нельзя купить любовь… Так когда-то говорила матушка. Но вся его сознательная жизнь показывала, что именно деньгами и ценностями люди откупаются: за невесту платят приданое, за город платят выкуп, за международные договоры платят землями и титулами. Нет, делать подарки, надеясь на благосклонность и понимание, нельзя. Не с мисс Трейл – такой искренней, чистой и открытой! Дон Эстебан взглянул на отрез переливающегося шелка. А все же он и вправду ей бы очень пошел. Но не как попытка оплаты за прошлое, не как надежда на ее прощение, такое нельзя прощать. Он сам себе этого никогда не простит! *** После очередной почти бессонной ночи сеньор де Эспиноса отправился вновь к капитану и почти потребовал, чтобы отправление было назначено так скоро, как только «Сан Хосе» будет в состоянии выдержать плавание до Сан Доминго. Перес поворчал, но сам не очень-то желал находиться тут, а потому буркнул, что обо всем распорядится. Затем дон Эстебан вновь отправился бесцельно гулять по городу, по-прежнему буквально опасаясь появляться за его стенами, чтобы избежать встречи, к которой совсем недавно так стремился… Но, не дойдя до улицы с лавками, он резко развернулся. Еще одно воспоминание! И мысль о том, что мисс Трейл может решить вновь отправиться сюда, например, уже с подругой, его буквально ужаснула. Итогом этих новых метаний стало то, что он вновь заперся в снятом номере, не желая выходить никуда. Чтобы не обезуметь от всех этих размышлений, дон Эстебан велел подать ему вина. И поклялся себе провести тут все дни до того момента, как явится Перес с известием, что они могут отправляться. Его уединение было нарушено лишь однажды и очень болезненно: посыльный принес записку. «Сеньор де Эспиноса, прошу прощения за мою дерзость, но всему причина лишь беспокойство, которое мы с подругой испытываем за Вас. Уже несколько дней Вас никто не видел, а нас Вы тоже не навещаете, заставляя скучать. С уважением, Мисс Арабелла Бишоп». - Передайте… что я в порядке… - мрачно бросил дон Эстебан посыльному и вышвырнул письмо в пепельницу. Слуга ушел, а сеньор де Эспиноса взялся за бутылку. Мисс Арабелла… Что-то есть знакомое в этом имени… Не только связанное с подругой мисс Трейл. Но он никак не мог понять что. В дальнейшем его все же никто не беспокоил. И дон Эстебан методично опустошал одну за другой бутылки, говоря себе, что пить надо помедленнее, но при этом не отслеживая, насколько медленно он это делает в реальности. Как ни странно, но к дате отъезда он словно бы обрел просветление, сеньор де Эспиноса точно знал, что верно сделал, отказавшись видеться с мисс Трейл. И последним решением его стало, незадолго до того, как он покинул комнаты, отправить посыльного к мисс Трейл со свертком. Поначалу дон Эстебан порывался приложить к подарку какую-то записку. Но дни запоя, совмещенные с размышлениями о правильности и неправильности его действий, привели к тому, что он не мог ничего писать и не находил ни одного подходящего слова: извинения были неясны, их надо было объяснять, а он не в силах был это сделать; пожелания казались ему слишком официальными. В итоге сверток с шелком был отправлен только с указанием, кому его следует вручить, без сопровождающих посланий. *** Слишком ранний уход «Сан Хосе» с Ямайки дал о себе знать очень скоро. Судно уже приближалось к испанской части острова Гаити, когда у них на траверзе появился другой корабль… Дон Эстебан издал стон, узнав красный борт «Синко Льягос». - Это Блад, - измученно бросил он. - Мы не сможем с ним сражаться! – с досадой вскричал капитан Перес. – Мы даже не можем надеяться от него убежать! - Значит, это судьба… Сеньор де Эспиноса отвернулся и с самым невозмутимым видом принялся ожидать приближения красного фрегата с ныне иным именем… «Арабелла»! Он не обращал внимания на имя, которым мисс Трейл называла свою подругу. Оно не имело значения. А название, которое проклятый пират дал «Синко Льягосу», дон Эстебан и слышать не желал, твердо уверенный, что корабль его отца может носить только то название, которое ему дали в Кадисе. Но в этот момент он читал новое имя судна. И помнил реакцию мисс Бишоп на имя Питера Блада. Молодой человек усмехнулся. Теперь он понимал, в чью честь дано имя кораблю его отца. И, кажется, относился к этому с большим пониманием и терпением. Так что оставшееся время он думал о том, знает ли мисс Бишоп о том, в честь кого назван этот фрегат? И если знает, то как к этому относится? Интересно, мог ли он что-то исправить, если бы все же навестил дам? И рассказал то, что знал о Питере Бладе? Если бы поддержал мисс Мэри… Или это только еще больше все испортило бы? *** Корабли сближались. И желание уйти в каюту было все более острым. Но дон Эстебан заставил себя остаться на месте. Господь свел их вместе! И на этот раз для того, чтобы окончательно все решить… Сеньор де Эспиноса равнодушно слушал последовавший разговор между появившимся пиратом и капитаном Пересом о сдаче. Дон Педро Сангре был, как обычно, уверен в себе, насмешлив и решителен. Он ступал по палубе сдающегося корабля так, словно никого тут не боялся, будто бы его кираса может защитить от случайной пули! - А, дон Эстебан! – заметил пассажира он. Наглец низко поклонился, приветствуя молодого человека. А тот, заметив, как напряглись офицеры Блада, сопровождавшие его, чуть усмехнулся и ответил на изящный поклон пирата столь же изящным приветствием. - Добрый день, дон Педро! Он тоже удивился, чуть прищурился недоверчиво. - Я рад нашей встрече, - молодой человек чуть вздернул голову повыше. – Могу я предложить вам стакан пунша? - Вот как, - протянул Блад. И, игнорируя предупреждения своих людей, уверенно произнес: - С большим удовольствием, дон Эстебан. Я предложил бы вам свою каюту, но, боюсь, она может быть вам не по нраву. - Напротив, буду рад взглянуть на нее. Дон Педро скрыл свое удивление и жестом пригласил молодого человека пройти к шлюпке. И сеньор де Эспиноса проследовал к ней под насмешливыми взглядами офицеров Блада, не выказывая ни капли страха. Но на протяжении всего времени, что они добирались до… «Арабеллы», все хранили молчание. Дон Эстебан с любопытством оглядывал судно. Кажется, с удивительным равнодушием отметил он, здесь стало даже лучше, чем было. Люди Блада подчинялись железной дисциплине, повсюду царил порядок и чистота. Удивительным уютом дышала и кают-компания, правда, в ней было уже больше от новых хозяев, молодой человек ощущал себя тут гостем, а не бывшим хозяином, вдруг заглянувшим в давно оставленный дом. Возможно, так даже и лучше, так будет легче все отпустить и наконец забыть… - Я напрасно напросился сюда, - повернулся к капитану дон Эстебан. – На самом деле я лишь хотел сказать, что в дальнейшем, надеюсь, мы более с вами не увидимся. Я возвращаюсь в Испанию. - К дяде? - Нет, - не пожелал услышать усмешку сеньор де Эспиноса. – Напротив, я полагаю, дядя вскоре может вернуться сюда. Как я слышал и вижу лично, нынешний адмирал не имеет успеха, последние его неудачи очень разочаровывают Его католическое величество, а значит, должность может вернуться вновь к тому, кто ее более достоин. - Не хочу вас огорчать, дон Эстебан, но у меня есть сомнения, что ваш дядя этого успеха добьется. Юноша лишь передернул плечами в ответ. - Могу я узнать, дон Эстебан, - капитан оставил насмешливый тон, - что заставило вас оставить месть? - Скорее кто… но, простите, я не хотел бы это обсуждать. - Разумеется. Итак, пунш? - Нет, - покачал головой молодой человек. – Я думаю, что мне лучше вернуться. Здесь… мне больше нечего делать. - Вы хотели взглянуть, как теперь выглядит это судно? - Д-да… что-то такое. - И вы довольны увиденным? - Это ваш корабль, - медленно произнес дон Эстебан. – И теперь уже навсегда, я полагаю. Пусть… так и будет. - Что ж… раз вы даете свое… благословение… - Можете называть это так, - решительно кивнул юноша. – Я отказываюсь от «Синко Льягоса», его более нет. - Однако! Вы говорите удивительные вещи! Блад внимательно разглядывал гостя, никак не в силах угадать его мотивы. Молодой человек определенно столкнулся с какими-то трудностями, что-то… сломало его, кажется. Но что? - Я могу вам чем-то помочь, дон Эстебан? – само собой вырвалось у капитана. – Конечно, если вы не сочтете это дерзостью. - Если только вы согласитесь проткнуть меня вашей шпагой, - грустно усмехнулся сеньор де Эспиноса. – Но ваше проклятое благородство на такое не способно, верно? Какого дьявола вы взялись пиратствовать?! Я для этого гожусь гораздо больше, чем вы с вашими принципами и вашим словом! - Не старайтесь, дон Эстебан, у вас не получится меня оскорбить и добиться дуэли. Драться с вами я не намерен. - Очень жаль. - Мне тоже, что бы с вами ни произошло! Молодой человек долго молчал. - Вы помните Бриджтаун? – хрипло бросил вдруг он. - Разумеется, - несколько растерялся Блад. - Вы можете… Дон Эстебан замолчал, нервно дернул воротник, словно бы ему не хватало воздуха, пытаясь решиться. - Вы всегда держите слово… - Да, сеньор, - подтвердил капитан, хотя тот и не спрашивал, скорее было похоже, что он так пытается объясниться. - Тогда дайте мне слово, - наконец определился молодой человек, - что та ночь… как в Бриджтауне, не повторится нигде и никогда! - Я ручаюсь вам, сеньор! - Даже если… кто бы ни пытался это сотворить? - Даже если это будет мой офицер, сеньор. Я даю вам слово! - Хорошо. Тогда, если вы позволите, я бы хотел вернуться на «Сан Хосе», а после мне необходимо будет вернуться в Испанию. Капитан Блад молча проводил юношу обратно до шлюпки. Но, уже возле трапа, задумчиво произнес: - И все же, дон Эстебан, я надеюсь, что однажды мы вновь встретимся. Ваше происхождение и ваши знания, я полагаю, позволяют вам претендовать на пост здесь, в Новом свете, не так ли? - Вы думаете?.. - Я думаю, что через несколько лет вы отлично справитесь даже с постом губернатора, сеньор. Могу я взять также слово с вас? - А вы ему поверите? - Пожалуй, сейчас – да. - Извольте. - Обещайте подумать над возвращением сюда. Не знаю, что именно заставило вас поменять ваше мнение, сеньор, но я уверен, ныне в нашем воззрении больше общего, чем отличного. И, смею думать, здесь не хватает людей, подобных вам… - И вам? – усмехнулся дон Эстебан. - Отнюдь, я ведь уже здесь. Молодой человек впервые за эти годы от души рассмеялся.