Сказка о Принце и Самурае

Иероглифы давно слились в одну неясную кашу, сворачиваясь перед глазами уставшего лейтенанта в немыслимые химеры. День был насыщенным. Три плановые тренировки отряда, мелкая заварушка с пустыми на подконтрольной территории и много, очень много бумажной работы, почему-то накопившейся за последние дни. Эх, сейчас бы сидеть на пьянке у Мацумото, а не вот это всё. Даже тайчо, пусть даже и умело скрывает, но устал. — Дедушка, позволь попросить тебя кое о чём. — Да, Бьякуя? — Помнишь ту старую сказку, которую ты рассказывал мне в детстве? — Которую? — О воине и принцессе, которая слышала его мысли. Старик совершенно неожиданно, хитро улыбнулся в усы. — Почему ты вдруг вспомнил об этом? — Эта история всплыла у меня в памяти, и я захотел вновь прочесть её, но так и не нашёл ничего подобного среди книг. — Вот так. Это потому, что эта легенда передаётся в нашем клане из уст в уста, с каждым поколением. Через открытое окно донёсся сладковатый запах цветущей сливы, окончательно отвлекая Ренджи от работы. Да и какая уж тут работа, когда по-настоящему важное остаётся только в воображении? «Я никогда не был верным последователем искусства созерцания, но был бы готов хоть всю ночь напролёт смотреть на цветущие сливы, если рядом с ним. Правда, вряд ли бы я смотрел на сливу.» Бьякуя на секунду прервал движение кисти руки, старательно выводящей иероглифы и осторожно покосился на лейтенанта, уловив, как тот заметил это и резко отвёл взгляд. «У меня всё чаще возникает ощущение, будто он мысли мои читает. Стоит подумать о чём-то эдаком, как он ловит меня на отвлечённости. Наверное, просто стоит прекратить отвлекаться, а то уже ерунда какая-то в голову лезет. Он всегда слишком проницателен. А может, дело в том, что на моей роже всё и без того написано?» Брюнет не выдержал и позволил себе незаметно улыбнуться, не прерывая работы. Его собственные мысли вполне совпадали с мнением Абарая, хотя, конечно, он ни за что не позволил бы об этом догадаться. По крайней мере, в той его части, где он может спокойно созерцать опадающие лепестки цветов, слушая плеск карпов кои в пруду и переводя взгляд в ночное небо. Впрочем, представить Ренджи, делающего то же самое, было примерно… Невозможно. Слишком горяч, непоседлив и суетлив. Полная противоположность. Воин много лет служил принцессе. Любя её всею душой, он нёс свою службу верно, защищая её жизнь и честь отважно и без тени сомнения. В любой момент он был готов пожертвовать собой ради неё. Принцесса же не имела права показать воину своих ответных чувств. И однажды случилось ей отправиться в дальний путь. То был чёрный день для сердца воина, который не мог себе позволить даже взглянуть на ту, которую любил так сильно. Клан принцессы принял решение отдать её в жёны даймё из соседних земель, дабы закрепить союз высокопоставленных семей, и воин должен был сопровождать её к дому будущего мужа. Прекрасный лик принцессы ни разу не озарила улыбка и оттого, отважный воин испытывал ещё большие мучения, понимая — она не желает этой свадьбы и вынуждена выполнить свой долг перед кланом, принеся себя в жертву. Дорога пролегала через горы и леса, где путников подстерегало множество врагов, но не было в мире такой опасности, от которой воин не защитил бы свою возлюбленную. И вот, однажды, застала их в пути страшная буря. Деревья ломились под натиском непогоды, повсюду мерещились ужасные чудовища, готовые напасть на путников, и дух воина был также мятежен и неспокоен, как и природа вокруг. — Не лучше ли нам погибнуть здесь, чем провести остаток дней в страданиях?! Воззвал воин к небесам и сам устрашился такой мысли. И в тот самый момент, будто в ответ его словам, им преградило путь огромное чудовище, лицо которого закрывала уродливая маска. Долго сражался отважный воин, защищая возлюбленную принцессу, и когда враг был повержен, та увидела, что он тяжело ранен. Всю ночь и до самого утра принцесса не отходила от своего верного воина ни на шаг, пока её слуги заботились о его ранах, и говорила с ним. — Ах воин, как бы я хотела знать, о чём ты думаешь! Тогда я могла бы быть с тобой даже когда мы разлучимся! И так сильна была её любовь и печаль, что боги решили исполнить это желание — стоило воину очнуться, как принцесса начала слышать каждую его мысль. И открылась её взору правда о том, как сильно воин её любит и как страдает от скорого расставания, как верен он своему слову и своей чести. Не могла принцесса более молчать и открыла воину свои чувства, с тех пор прекратив слышать его мысли, ведь в тот момент их души отыскали друг друга и теперь не нужно было слышать мысли другого, чтобы понимать, что у него на сердце. Когда же пришёл день свадьбы, сами боги спустились с небес, соединили руки принцессы и воина пред взорами обоих кланов, и сказали: — Этот союз священен и никто не имеет права разрушить его, иначе постигнет того страшная кара. Предание гласит, что боги наложили свой священный знак на весь род принцессы, чьи потомки отныне также, как и она, могли отыскать свою предназначенную небесами, родственную душу, слыша её сокровенные мысли. Но даймё разгневался и попытался убить воина. Он не мог отказаться от прекрасной принцессы и от части её земель, надеясь, что избавившись от соперника, получит желаемое. Но в ту секунду, когда он поднял руку на воина, даймё обезумел и убежал в лес, где слуги через неделю отыскали его бездыханное тело. Тогда, мудрые старейшины клана принцессы вынесли непреложный закон: принять в клан предназначенную богами пару невзирая на её род и сословие, не чинить препятствий их священному союзу даже если это противоречит другим законам клана. Ибо такова божественная воля. С тех самых пор, клан под мудрым правлением своей принцессы и её потомков, процветал и почитался как тот, что находится под покровительством богов. Не-нет, осталось совсем немного, последний рывок и работа на сегодня окончена. И вот тогда Ренджи умчится в этот цветущий дурман за окном, с головой ныряя в веселье, не думая ни об этих дурацких бумажках, ни о работе вообще. Красноволосый изо всех сил постарался прочувствовать эту сладкую дрожь предвкушения, но, почему-то, нутро противоречиво заныло и он в очередной раз перевёл взгляд на капитана. «Надо прекратить на него пялиться, это уже становится неприлично. Чёрт, чем дальше, тем сложнее оставаться с ним наедине. Ну хотя бы смотреть я могу, пока он не замечает? Нет, надо подумать о чём-то другом.» Бьякуя раздражённо нахмурился, путаясь в чужих мыслях и образах, всплывающих в голове, и переложил проверенный и подписанный документ в сторону, касаясь пиалы с чаем. «…Вот, например, о том, где на этот раз Мацумото решила устроить свою гулянку. Впрочем, какая разница-то. Ладно, о чём можно подумать ещё? Хмм, если соединить эти два иероглифа, то получится… Нет! Вот об этом точно сейчас думать не стоит! Только не смотри на него, только не смотри!..» Кучики откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, коснулся губами края аккуратной пиалы. «Да что со мной такое! Ну за что?! Господи, как же он это сексуально делает. Его губами бы…» Как раз этот момент Бьякуя прервал собственным кашлем, подавившись чаем. К таким фантазиям он готов не был. Не сейчас. — Тайчо, с вами всё в порядке? — В полном. Досадное недоразумение. Ренджи как зачарованный уставился на лицо Кучики, наблюдая, как с уголка его губ по подбородку стекает тонкая чайная струйка. «Пожалуйста, Кучики-тайчо, возьмите полотенце, не делайте этого.» Брюнет заинтересованно приподнял бровь пытаясь понять, чего же ему не делать. «Только не пальцами. Длинными, тонкими и гибкими пальцами. Мне и так слишком жарко.» …И аккуратно коснулся своих слегка приоткрытых губ кончиком языка, слизывая чайную каплю, нарочито неторопливо проводя подушечками пальцев по собственному подбородку. Выполняя всё это, конечно же, с абсолютно невозмутимым выражением лица. «Твою. Мать.» Абарай сглотнул сухой ком в горле, чувствуя, как к лицу приливает кровь. И не только к лицу. Еще никогда Ренджи не ценил так сильно свою широкую униформу, прикрывающую все возникающие неровности тела. — Абарай-фукутайчо, сосредоточьтесь на работе, — прозвучало занудное, тут же возвращающее шинигами в реальность. — Да, капитан, — выдавил из себя он, стараясь никак не выдать своего смятения. Что, конечно, капитан никак не мог обойти. — Вы хорошо себя чувствуете, лейтенант? — якобы удивлённо поинтересовался он, едва сдерживая коварную улыбку и слыша в голове панические завывания. «Замечательно, если не считать стояка на вас, капитан, который активно мешает думать.» — Да, всё прекрасно. Я почти закончил. Кучики посмотрел на подчинённого совершенно нечитаемым взглядом из-под ресниц, будто решая для себя что-то. «Как хорошо, что я могу сейчас развернуться и сбежать.» — Думаю, вы ошибаетесь, лейтенант. Вас ждут ещё вот эти подготовленные планы, проверьте их, и можете быть свободны. «Да ты издеваешься.» — Ладно, капитан, — красноволосый настолько явственно скис, что Бьякуя готов был устыдиться своей небольшой хитрости. Вышеупомянутые бумаги были давно проверены им самим и служили лишь поводом задержать Абарая, да и сам брюнет давно мог отправляться домой. «Такое впечатление, что судьбе просто нравится меня испытывать. Мало мне было той адской ночки на задании.» Кучики неожиданно вздрогнул. Если анализировать, всё началось именно тогда. Но Ренджи почему-то упорно не упоминал о той ночи и событиях во время неё, даже в мыслях. Будто силой блокировал у себя эти воспоминания. Отчего, по мнению Бьякуи, теперь начиналось кое-что действительно интересное. Чем же та ночь была так примечательна? «Нет-нет-нет, я же пообещал себе не вспоминать. Что было — то было.» — Ренджи, я бы хотел кое о чём поинтересоваться у тебя. — Конечно, тайчо. О чём? — Это касается нашего задания с адьюкасами, когда я был ранен. «Да в чём дело?! О чём бы я ни подумал, этот несносный упрямец обязательно делает наоборот! Может быть я вслух говорю? Тогда, ни в коем случае не целуйте меня, капитан!» Абарай предсказуемо не обрадовался расспросам на эту тему, и выглядел достаточно растерянным, в целом, не понимая, что именно от него хотят узнать. — Что именно вы хотели бы знать? «Не мог же он заметить… Выпотрошил бы собственным банкаем, если бы заметил. Чёрт. Бьякуя ни за что не допустит даже намёка на посягательство на своё тело. И поди уж тут объясни, что от тебя мало что зависело, даже слушать не будет.» Кучики даже похолодел от собственных догадок. Неужели он… — Чем вы занимались, пока я оставался без сознания? Ренджи что-то бессвязно промычал, судорожно пытаясь подобрать приличные слова и спотыкаясь о собственные мысли. «И что я должен на это ответить?» Бьякуя встал со своего места и повернулся к лейтенанту спиной, не выдерживая цунами из бушующих образов и картинок, которые перетекали к нему в голову даже не обрамлённые словами. Неподдельное потрясение просто не могло не отразиться в его округлившихся глазах, нельзя дать ему понять, что Кучики всё прекрасно видит и чувствует. Всепоглощающее отчаяние, ужас и паника. Бьякуя будто видит со стороны, как на хаори расплывается алое пятно и тонкая фигура падает, пока Ренджи тянется к ней рукой. Яркий свет быстро сменяется ощущением мокрых, холодных рук, которые пытаются нащупать пульс, а позже — дрожащие пальцы неуверенно касаются оби, развязывают его. Перед внутренним взором показывается белая кожа ключиц, освобождённая от мокрой одежды и во рту пересыхает от восхищения и попыток удержаться, чтобы не коснуться их. Губами. — Для начала, я обработал вашу рану и перевязал вас. «Я раздевал тебя. Своими собственными руками касался твоего обнажённого тела. Какой я бесстыдный, правда, капитан?» Бьякуя едва удержал прямую спину, комкая пальцами край хаори и кивая на чистом автомате. Как странно видеть себя лежащим с закрытыми глазами, в одном только влажном нижнем белье. О боги. Смуглые руки тянутся прямо к нему, брюнет почти физически чувствует то, как их обладатель колеблется, борясь сам с собой, стаскивает его, обнажая тело аристократа целиком, и титаническим усилием воли отводит смущённый взгляд. «Каждый из тысячи твоих мечей пронзил бы меня по очереди, если бы ты знал, что я чувствовал, когда делал это.» Бьякую так явственно окатывает жаром, что тот едва уловимо вздрагивает. Ренджи раздевается. Полностью. Брюнет чувствует сразу дважды, как его обнимают со спины, прижимаясь к нему непозволительно тесно, как горячее, обнажённое тело согревает его своим теплом. — У вас была лихорадка и я приложил все усилия, чтобы вы согрелись. «Мне никогда до этого не было так жарко. И я бы отдал всё на свете, чтобы почувствовать этот жар снова.» — Вам это удалось? — Да. Казалось, каждая клеточка тела плавится от тягучего возбуждения, которое никак не хочет стихать, нормальный человек просто не способен выдержать такую пытку. Желание с каждой секундой становится сильнее и оттого болезненнее, но Ренджи не допускает даже мысли, чтобы воспользоваться этой близостью, хотя точно знает — Бьякуя не способен сейчас сопротивляться, а красноволосый всегда превосходил его в грубой физической силе. «Меня никогда не останавливала твоя мощь и страх мести, которую ты, Бьякуя, совершил бы исключительно талантливо.» — Я что-то говорил, пока был без сознания? — Да, капитан. Вы отчего-то пожелали знать что творится у меня в голове. И, признаться, я не понял, что вы имели в виду. Но человек в бреду может сказать что угодно, ведь правда? Бьякуя на секунду забыл как дышать. Вот оно. Ошибки быть не может. Ничерта эта легенда таковой не была, и уже нет смысла пытаться понять, как такое возможно в их реальности. Есть только факт и мимолётная запись странного, по меркам клана Кучики, закона, смысл которого глава понял только сейчас. — Конечно, лейтенант. Странные интонации в голосе капитана всё-таки заставили Ренджи напрячься, пытаясь понять, что же ему не даёт покоя. «Я даже не мог пойти и самоудовлетвориться. Не могу даже сейчас. Даже не хочу использовать другие формулировки, потому что это можно было бы сделать с кем угодно другим, но не с тобой. Ты — не другой. Ты — Кучики Бьякуя. Человек, которого я не могу позволить осквернить такими вещами.» Бьякуя тихо выдохнул, пытаясь совладать с обезумевшими чувствами, и запоздало осознал, что его давно сдерживаемое тело рьяно отозвалось на этот ментальный шквал чужих мыслей и воспоминаний. — Такого ведь не может случиться на самом деле, правда, тайчо? — подозрения Абарая наконец-то начали приобретать осмысленную и чрезвычайно шокирующую форму. Бьякуе впервые за несколько десятков лет так катастрофически не хватало самообладания, пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы снова надеть маску безразличия и спокойствия, поворачиваясь к лейтенанту лицом. Но посмотреть в пытливые карие глаза Ренджи сил всё-таки не хватило. — Что за ерунда, лейтенант. «Ерунда, значит? А что если я скажу, что до дрожи в коленках хочу завалить и оттрахать тебя прямо здесь и сейчас, на твоём столе. Что если я скажу, что хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь?» Выдержка пошла мелкими трещинами и звонко разлетелась на атомы. Бьякуя ощутимо вздрогнул и запоздало почувствовал, как на бледные скулы лезет предательский румянец. Ноги подкосились и брюнет дрожащими руками вцепился в край столешницы, с неприкрытым изумлением взглянув на Абарая. Реальность резко сжалась, заполняя вязкой субстанцией всё это неожиданно маленькое помещение. Ренджи хлопнул ртом, все слова застыли в горле ватным комом. Шинигами закрыл красное лицо обеими ладонями и резко сел на свой стул. — Так вы и правда слышите, что я думаю.