Борджиа. Часть 2. "Ошибка Бога".

Тишина римской ночи была загадочна и удивительна, казалось, город обитал одними тенями своего великого прошлого. Жаркое дыхание лета мягким шелестом отдавалось в раскидистых кронах вековых деревьев. Молчали даже самые бдительные сторожевые псы, лишь одинокий прохожий, покачиваясь, шел по гладким базальтовым плитам виа Корсо. Видимо, он был пьян, и оттого, не зная страха, напевал себе под нос веселую канцоне, услышанную то ли у бродячего кукольного театра на кампо-ди-Фьоре, то ли в тавернетте, где он нынче бражничал. Одному Богу было известно дойдет ли гуляка до дома, ведь ночью Рим был крайне опасен. Пустынные темные улицы освещали редкие лампадки перед изваяниями Богородиц на углах домов да факелы на крупных площадях, но Вечный Город никогда не спал. В сплетениях запутанных переулков издревле рыскали алчные до любой наживы воры и разбойники. Они, не задумываясь, отнимали не только содержимое карманов, но и жизнь. Шел третий час ночи, когда Лукреция Борджиа добралась до ворот Ватикана. Здесь, под надежным присмотром папских стражей, угроза открытых улиц заканчивалась. Она сдержанно кивнула своему спутнику, давая понять, что дальше пойдет сама. Внезапная робость отразилась на мужественном лице Педро Кальдерона, когда его руки коснулись тонкие пальчики в черном бархате и на крупной раскрытой ладони в лунном свете блеснул увесистый дукат. Он немедля вернул золотой госпоже и порывисто поклонился: - Сопровождать вас куда бы то ни было, в любое время дня и ночи - честь для меня, миледи. Лукреция снисходительно улыбнулась. Она выбрала Педро в спутники не спроста: однажды он сослужил ей хорошую службу, доставив спасительное послание из Пезаро в Рим в самые кратчайшие сроки. Этим вечером ей вновь нужна была помощь надежного человека. Не могло быть и речи о том, чтобы отправиться к фонтану Святой Агаты под покровом темноты в одиночестве, надобно было соблюсти все предосторожности. - Ты служишь моему отцу. И умеешь хранить тайны. Но я прошу, сохрани нашу прогулку в секрете от Его Святейшества, - она снова благосклонно улыбнулась, и, подумав, добавила: - И моих братьев. - Если только обещаете, что вашей жизни ничего не угрожает. - Не угрожает, - Лукреция легкомысленно тряхнула головой. - Я всего-навсего завела любовника. Тень печального смущения пронеслась по лицу испанца, и он тотчас опустил глаза. - Ваша тайна останется со мной, - поспешно заверил он чуть дрогнувших голосом. Она догадывалась, что нравилась Педро - власть ее обаяния пленяла многих, - и знала, что подобное заявление, хоть и не вполне правдивое, его ранило, но ей вовсе не хотелось давать благородному юноше напрасную надежду. Еще раз учтиво поблагодарив его, Лукреция спряталась под капюшон плаща и поспешила через пустынную площадь, залитую лунным светом. На темно-синем фоне римского неба проступал величавый силуэт Апостольского дворца - ее нынешнего дома. Дочь папы - она жила в роскоши подобно принцессе, вызывая зависть и порицание одним своим существованием. Тяжкая доля. Однако нынче мысли Лукреции переполняла волшебная, щемящая радость от неожиданной встречи с Нарциссом. Накануне днем, увидев отражение знакомых прекрасных черт в мерцающей воде фонтана Святой Агаты, она сперва подумала: уж не грезится ли ей наяву. Но мечтательное замешательство обратилось кошмаром, когда Хуан набросился на Паоло с кинжалом. Казалось, один неверный вздох и жизнь бедняги прекратится прямо там, у нее на глазах. Лукреции стоило немалых усилий угомонить брата, и при этом дать надежду Паоло, как она полагала, ничем себя не выдав. Хорошо, что он правильно ее понял и явился к фонтану в назначенное время. Где-то в глубине души она понимала, что поступает безрассудно и зря бередит сердечные раны, которые было уже затянулись. Но короткое свидание в строгой секретности, в потемках, торопливые признания и спешные поцелуи всколыхнули оплаканные чувства: Паоло и Лукреции необходимо было встретиться еще раз. Она была так углублена в раздумья и так охвачена впечатлениями, что и не заметила, как добралась до собственных покоев. Сонная тишь разливалась по галереям дворца, когда Лукреция вступила в пределы полутемной спальни, где накануне оставила малыша Джованни на попечение няньки. Колыбелька тихо покачивалась, укрытая легким балдахином. Лукреция, ступая тихо, приблизилась и, приоткрыв занавесь, с нежностью взглянула на спящего сына: - Он спит, няня? - Он скучал по маме. Она вздрогнула от неожиданности: - Чезаре! - подняв глаза от колыбели, Лукреция встретилась с пытливым, настороженным взглядом старшего брата. Он сидел, развалившись, на лавке для слуг и медленно покачивал колыбель вытянутой ногой. В любой другой вечер она была бы ему рада. Но сейчас ей сделалось неловко. - Ты завела любовника? - его голос прозвучал требовательно, с укором и даже с какой-то насмешкой. Кто успел донести ему? На миг она вспыхнула от негодования - за эти месяцы дома у нее и мысли не было о любовниках. Забота о ребёнке поглотила все желания новоиспеченной матери. И как он смеет упрекать Лукрецию, когда у него самого любовниц по меньшей мере с десяток? Но взглянув в глаза Чезаре, она тут же овладела собой - в нем говорила лишь ревность, а не порицание. Он всегда был ревнив, и это всегда ей нравилось. - Нет, брат, - она вздохнула, вдруг ощутив, как сильно утомилась. Весь путь от Ватикана до места, где они условились встретиться с Паоло, Лукреция проделала пешком. Нельзя было брать карету, иначе бы о тайном свидании непременно стало известно понтифику. Что же, ведь она и так собиралась просить Чезаре об услуге - никто кроме него не стал бы помогать ей встретиться с Нарциссом. Она отошла от колыбели, сняла перчатки, небрежно бросила их на туалетный столик и, расстегнув плащ, пояснила: - Но у ребенка есть отец. - Конюх, - проговорил Чезаре насторожено. Лукреция кивнула и направилась к своему ложу - ее ноги гудели от непривычно быстрой ходьбы. - Он сейчас в Риме, - тихо сказала она, глядя на брата. - Как глупо, - Чезаре скривил губы в усмешке. - Ты против? Он покачал головой и поспешно ответил: - Я - нет. Но знаю, кто против. - Отец? - Нет. Брат. Разумеется. Как она могла забыть? Хуан, ненавидящий “чернь” - ревность второго брата была совершенно иного вида. - Мой муж его высек. А брат кожу снимет, - на минуту задумавшись, Лукреция присела на край кровати. - Поэтому ходишь в плаще? - спросил Чезаре слегка резковато, чего в обычном разговоре с сестрой никогда себе не позволял. Она вздохнула и прилегла, опустившись на локти, лицом к нему. - Ночью, словно призрак, - пробормотала Лукреция, а затем с внезапной горячностью добавила: - Чезаре, он тогда не проронил ни звука. Он бы умер за меня! - она заметила, как по лицу брата пронеслась тень горечи. Чезаре бы тоже умер за нее, она хорошо это знала. И, разумеется, Лукреция понимала, что просить его о встрече с бывшим любовником в некоторой мере жестоко с ее стороны. Он бы наверняка предпочел думать, что у нее и вовсе никогда не было любовника, а ребенок - всего лишь дар небес. Но она больше никому не могла доверять. - Он должен увидеть сына, - почти умоляюще выговорила она. - Любишь его, сестра? Лукреция замешкалась. Она думала, что навсегда утратила Паоло, и чувства к нему притупились, почти забылись. Это было закономерно, ведь здесь, в Риме, в стенах родного дома, каждый день ее был наполнен благодатью. А сердцем ее нынче владела любовь иного рода - всепоглощающая любовь к малышу Джованни. Но сегодня, снова взглянув в ласковые, теплые глаза Нарцисса, Лукреция разом вспомнила то счастье, что он дарил ей когда-то. В ту пору, казалось, она и дня не сможет прожить без его поцелуев и ласк. А сейчас, к своему стыду, она ощутила, что в душе осталось лишь теплое, пронзительное воспоминание о былом, но не само чувство. - Любила, - наконец ответила Лукреция и затем добавила: - Может и люблю. Чезаре бесшумно поднялся со своего места у колыбельки и направился к ней: - Вам нужно встретиться, - голос брата прозвучал глухо. Он опустился спиной на кровать рядом с ней, повернул голову - их глаза вмиг пересеклись. - Поможешь мне? - воодушевилась Лукреция, не веря, что Чезаре столь благосклонно принял ее признание. - Один раз, - твердо сказал он. - Только один, - прикрыв веки, он уже чуть снисходительней спросил: - Чем я могу помочь? На миг она растерялась - близость Чезаре неожиданно смутила Лукрецию. Его чудесное лицо, такое спокойное, будто в сонной дреме, было прямо перед ней - захотелось по обыкновению коснуться колючей скулы или любимой ямочки на подбородке, вместо этого она, наклонившись чуть ближе, прошептала: - Найди место, где мы могли бы остаться наедине. Он открыл глаза, взглянул в упор, так, что у нее вдруг дыхание перехватило. - Одна ночь. Обещай, - нежный упрек в его тоне заставил Лукрецию невольно вздрогнуть. - Обещаю, - отозвалась она, внезапно охрипнув, не понимая, отчего ей перестало хватать воздуха. Чезаре остановил на сестре долгий взгляд, нечто вроде страдания выразилось в темных, слегка поблескивающих в тусклом свете глазах. Тепло его глубокого вздоха коснулось ее обнаженной в вырезе платья шеи. - Ступай завтра вечером к дому нашей матери, - наконец, сказал он и, улыбнувшись краешком губ, добавил: - Она ведь может повидаться с внуком? - И что? - спросила Лукреция, все еще не понимая, что же с ней творилось - сердце трепетало не в ожидании свидания с Паоло, а от этой неожиданной, полуночной встречи с Чезаре. Он был так близко - ей стоило лишь самую малость податься вперед, чтобы коснуться сложенных в полуулыбке губ. - Доверься мне, - сказал он, не сводя с нее глаз. О, как нежно и в то же время всевластно прозвучали эти слова в его любящих устах! Да, Лукреция могла не просто доверять старшему брату, а довериться: оставить тревоги и заботы на его попечение, при этом будучи уверенной, что он устроит все в лучшем виде. Она хотела благодарить его, но не находила нужных слов. Неслышно переведя дух и, робея, будто делала это впервые, Лукреция провела ладонью по его щеке, а затем, наклонившись, коснулась губами его губ. Только дружеский поцелуй, всего лишь знак ее признательности, и, разумеется - сестринской любви. С недавних пор такие поцелуи у них стали обычным делом. Но каждый из них надолго оставался в памяти. Привязанность? Нежность? Страсть? Все это были лишь глупые слова - и ни одно из них не могло описать того чувства, которым Лукреция была полна рядом с Чезаре. Невольно она прикрыла веки, мечтая растянуть этот миг во времени, но тут же одернула себя и, отстранившись, взглянула в распахнутые и потемневшие глаза брата. Лишь короткое мгновение лицо его выражало замешательство, но этого было достаточно, чтобы она пришла в себя. Дабы развеять внезапную неловкость, Лукреция улыбнулась как ни в чем не бывало и коснулась его носа своим - их любимая ласка с недавних пор. Чезаре усмехнулся ей в ответ, и, пожелав спокойной ночи, ушел. А она, вздохнув с горьким облегчением, позвала служанку, чтобы та помогла госпоже приготовиться ко сну.