Борджиа. Часть 2. "Ошибка Бога".

Она трудилась над гипсовым макетом пушки с той особой тщательностью, которой научилась у мастера. Богатый орнамент требовал исключительных навыков. Каждый взмах кисти приходился точно и умело, придавая слепку сходства с настоящей пушкой из бронзы. Оставалось несколько часов до того как готовый макет предстанет на суд Чезаре Борджиа. Солнце едва поднялось над городом, но в мастерской, расположенной под крышей, уже становилось жарко. Виттория привычным жестом отерла выступивший на лбу пот - ей уже долгое время доводилось прятать свои длинные, густые волосы под хитрой конструкцией плотно прилегающего к голове берета. Никто не должен был узнать ее главную тайну - для всех вокруг она была юношей Витторио Росетти. Мягко черпнув золотистую краску кистью, Виттория осторожно вывела изогнутую линию вокруг дула пушки. Каждое утро, чуть брезжил свет, девушка рядилась в простой мужской костюм, раздобытый на местном рынке, и, полная тщеславных надежд, отправлялась в мастерскую Ватикана. Она рано поняла, что мир глух к мечтам женщин. Еще в детстве мать, охая, причитала, что девице надлежит учиться стряпне да вышивке, а отец и вовсе бранился, стоило ему увидеть мелок для рисования в руках дочери. Виттории доводилось прятаться, хитрить и обманывать, дабы хоть изредка предаваться своему любимому занятию - рисованию. Так она и научилась прикидываться мальчишкой. Спрятав волосы под мужской берет, и, надев мешковатую одежду младшего брата, девушка легко могла сойти за юношу, ведь природа не одарила ее пышностью форм. И, если раньше Виттория терзалась, что не похожа на ладных подруг, то теперь, испытав на себе свободу, что даровало мужское обличье, она чувствовала настоящую благодарность за узкие бедра и отсутствующую выпуклость груди. Сидя в развалочку на парапете высохшего фонтана в Трастевере, она умело и быстро набрасывала портреты прохожих и отдавала их за бесценок. Однажды ее уличные рисунки заметил сам мастер Браманте. Он к тому времени перебрался в Рим по приглашению Александра VI и был назначен главным архитектором Ватикана. Браманте, не долго раздумывая, взял талантливого юношу к себе в подмастерье и поселил его в коморке при студии в Ватикане. О большей удачи нельзя было и мечтать. Но оказалось Витторию ждало еще более потрясающее будущее. Папа римский, Александр, обратил внимание не только на ее скромные труды, но и на нее саму. Он раскусил хитрую ложь с переодеванием быстрее, чем можно было ожидать. Несколько вечеров подряд, Папа приходил в мастерскую, и, усевшись чуть поодаль, зорко наблюдал за тем, как работал Витторио. Чувствуя на себе пристальное внимание, девушка не могла сосредоточиться на рисунках и, то и дело, украдкой рассматривала Святого Отца. В своих белоснежных ризах он казался исполненным божественного света,  отрешенным от всего земного. Но порой их взгляды встречались, он мягко улыбался и она, безмерно смущенная, опускала глаза. Несмотря на почтенный возраст, он все еще сохранял то мужественное обаяние, перед которым сложно было устоять. Холенное лицо его с сеткой благородных морщин излучало властное спокойствие. Фигура оставалась статной, а в глазах горел добрый огонек человека не растерявшего жизнелюбие. Все продолжалось до тех пор, пока одним поздним вечером, Папа вдруг не заговорил с Витторией, а она, испуганная до крайности, не смогла придать голосу привычной грубоватости. Ее тайна обнаружилась, когда он порывисто подошёл ближе, и, совершенно бесцеремонно запустил руку между ее ног, туда, где крепился гульфик: - Так ты Ева, а не Адам, - произнес он у вспыхнувшего стыдом лица девушки.  - Пожалуйста, - пролепетала она, пытаясь отстраниться. Но крепкая рука, скользнув вверх вдоль бедер, туго обвила тонкую талию, другой же он ласково, по-отечески обрисовал контур ее лица, а затем порывисто стянул берет, высвобождая каскад густых волос. С губ понтифика сорвался громкий вздох: - Зачем прятать такую красоту? Она не смогла ответить, безвольная, пораженная произошедшим словно молнией. И тогда Александр, смело притянув ее ближе, поцеловал. Так она и стала любовницей Папы. Наряду с первой красавицей Рима - Джулией Фарнезе. Совершенно неискушенную Витторию, поразило свободомыслие Папы-испанца. Многое из того, что говорили про него в народе, было правдой. Он вел жизнь далекую от праведности, хотя и творил молитвы ежедневно, как того требовал его высокий сан. Родриго оказался великолепным любовником, подарившим Виттории неведомое наслаждение в первую же ночь. Могла ли она представить, что человек церкви способен на подобные щедроты? Ей быстро открылся мир услад, от которых голова шла кругом, а тело ее и душа, казалось, впервые пришли в полное согласие. Но она не позволяла страсти взять верх над разумом, каждый раз ускользая из роскошной постели с шелковыми простынями на рассвете. Иные бы назвали это удачей, сама же Виттория опасалась, что ступила на скользкую дорожку. Множество обстоятельств страшили ее. И даже в самых смелых мечтах она не позволяла себе польститься на место прекрасной La Bella. В мастерской, с самого утра, ее ждала работа и маска мужского обличья - ни о первом, ни о втором Витория ничуть не жалела. Ее всегда манила свободная жизнь художника, недоступная для женщины любого - даже самого высокого - положения. А когда Святой отец предложил Виттории взять на себя подготовку к великому празднеству Быка, она поняла, что оказалась на правильном пути - ей вовсе не нужны лавры красавицы Джулии, достаточно и того, что Папа поверил в ее талант. Виттория справилась с задачей на отлично, успешно воплотив идею Родриго о зрелищном празднике древности. Она лично готовила фейерверки и "римские свечи"*, собирала гобелены и витражи, декорировала зал Бельведера, расписывала карнавальные маски, и, конечно же, руководила постройкой исполинской статуи быка. О поразительном великолепии праздника еще долго шептались и после его окончания. Благодаря невероятному успеху карнавала, из мелкого подмастерья Виттория превратилась в молодого мастера Росетти. Но, как это часто случается, белую полосу счастья и благоденствия сменила черная; нынче в Риме было снова неспокойно. Все мысли горожан занимала тревожная новость: король Франции, движимый жаждой мести за обман Борджиа, покинул Неаполь и направлялся в Рим со своим многотысячным войском, подкрепленным солдатами армии Сфорца. - Он говорит, его артиллерия сравняет наши стены с землей! - сокрушался Святой отец, после очередной аудиенции с послом Франции. - Он обещает изнасиловать Рим, как римляне насиловали сабинянок, разграбить его сокровища, и так возместить свой ущерб. У Виттории дух перехватывало от ужаса, стоило лишь представить подобный исход дела. Она не понаслышке знала варварские повадки французской армии - в прошлый раз их пребывание в Риме принесло городу немалую разруху. Наемникам короля было мало дела до красот Вечного Города, а культурные сокровища в виде античных скульптур и живописи волновали их лишь с точки зрения наживы. Но Виттория и вовсе опешила, когда Святой отец, решив отплатить французам их же монетой, поручил ей дело государственной важности - отлить сотню бронзовых пушек в течении одной недели. Перечить словам понтифика она не смела, не на глазах у всей консистории. Но разве Папа не понимал, что требовал невозможного? Бронза стынет медленно, на одну пушку в одной плавильне потребовался бы месяц. А в Риме насчитывалось не больше тридцати рабочих литейных. Но и это не было главной помехой, ведь самое чудовищное препятствие на пути папского замысла заключалось в том, что бронзы в Риме попросту не оставалось. Все запасы этого ценного металла были проданы, чтобы покрыть расходы на великое празднества Быка. Виттория попыталась было выразить свои сомнения в личной беседе, но Родриго лишь отмахнулся от ее доводов: - Мой сын, Чезаре, гораздо лучше меня разбирается в вопросах артиллерии. Уверен, вместе вы найдёте выход. Что же, Папа как всегда был прав: выход был найден. Вот только дерзость задумки кардинала Борджиа сводила с ума: вместо сотни бронзовых чудищ, способных изрыгать огонь, в плавильнях Рима отлили почти столько же их гипсовых копий. По форме и размеру пушки ничем не отличались от настоящих, требовалось лишь придать им нужный цвет и орнамент. Десятки молодых художников уже были готовы приняться за работу. Чезаре Борджиа собирался вновь беззастенчиво одурачить Карла Французского. Но для того, чтобы план сработал требовалась строжайшая секретность, никто не должен был узнать о подлоге, кардинал строго настрого запретил раскрывать правду о происходящем даже собственному отцу. И вот, окончив кропотливую работу над макетом пушки, Виттория с затаенным смятением ждала визита кардинала Борджиа. Она привыкла хранить секреты, но сомневалась, что понтифик одобрит ее участие в подобной авантюре. Когда дверь в мастерскую отворилась и на пороге возник высокий, узнаваемый силуэт, Виттория невольно вздрогнула - не из-за страха, нет, она просто внезапно поняла, что нынче жизнь ее принимает головокружительный оборот, и одному Господу известно, чем для нее обернется эта чудовищная ложь. Едва ли Чезаре когда-нибудь обращал внимание на существование Виттории. Но сам он неизменно приковывал взгляд: невозможно было не замечать его высокую статную фигуру, очерченную то красным шелком сутаны, то черным бархатом светских одежд. Природа щедро наградила молодого человека своими дарами, наделив его демонической привлекательностью. Наметанным взглядом художника, Виттория отмечала, что пропорции почти совершенного тела напоминали античную бронзовую скульптуру Аполлона, что она имела честь лицезреть в садах церкви Санти Апостоли. Отточенность жестов и врожденная ловкость делали манеры кардинала поистине блестящими. Черты же лица были столь выразительны, живы и гармоничны, что рука сама тянулась запечатлеть их на бумаге.   Между тем, Виттории хорошо была известна дурная слава Чезаре - чего только не говорили о старшем сыне понтифика. Однако, она редко верила слухам, предпочитая, обо всем на свете иметь собственное мнение. Поприветствовав кардинала, на сей раз сменившего сутану на более удобный, но не менее роскошный наряд мирянина, Виттория чуть смутилась за собственное обличье: - Простите меня за внешний вид, милорд, - она неловко отряхнула гипсовую пыль с рукава, - я работал всю ночь. Чезаре лишь дернул уголок рта в снисходительной улыбке: - Каков результат работы, Витторио? От него зависит наша судьба, - не дожидаясь ответа, он быстро подошел к пушке и уверенно сдернул мешковину, укрывающую дуло. У девушки пересохло в горле, пока внимательный взгляд кардинала изучал ее работу. - Да.. - наконец одобрительно протянул Чезаре, бережно коснувшись пальцами золотистого орнамента, - сделано мастерски. - Рад угодить вам, милорд, - выпалила Виттория, учтиво потупив глаза. Трудно было не смотреть слишком пристально на удивительно притягательные черты лица кардинала. - Девяносто пять таких пушек изготовлены в плавильных, - добавила она, подбодренная похвалой. Чезаре быстро посмотрел на нее своими темными, сумрачно мерцающими в тусклом свете, глазами: - Так в нашей хрупкой иллюзии есть твердость, - задумчиво произнес он, обращаясь скорее к самому себе. Виттория внезапно, сама того не желая, представила Чезаре на месте своего любовника. Он был молод, поразительно красив, а повадки его указывали на необузданный нрав. Сын,  наверняка, ни в чем не уступал отцу. Представила и устыдилась, чувствуя, как краска заливает щеки. - Будет, милорд. Это я точно знаю, - сказала она, поспешно отводя глаза, но было поздно. Чезаре, заметив неладное, зорко впился в нее пристальным взглядом. Мгновение спустя он приблизился, обхватил ее подбородок своими длинными пальцами и заставил Витторию поднять лицо к свету. По его распахнутым в изумление глазам, было видно, что он поражён. - Да ты.. - Да, милорд, - на полуслове остановила его Виттория, - простите. Я думала, ваш отец.. - Мой отец? - резко переспросил Чезаре в недоумение. - Что мой отец? - Видимо, я ошиблась, - сконфузилась Виттория еще больше. Горячие пальцы кардинала обожгли ее, и без того горящую от стыда кожу щёк. Она была растеряна случившимся недоразумением и в то же время благодарна, что Папа, как оказалось, столь заботливо хранил ее главную тайну. Нынче она была сама виновата, бесславно выдав себя кардиналу Борджиа. Но перед взглядом этих демонически прекрасных глаз сложно было притворяться. Виттория вздохнула в облегчении, когда Чезаре, наконец, отстранился, удовлетворив свое любопытство. В лице его по-прежнему сквозила оторопь. - В этом городе все не так как кажется, - медленно проговорил кардинал, недоверчиво глядя на Витторию. Затем на губах его прорезалась лукавая улыбка догадки: - Но ты хорошо умеешь хранить секреты. Он плутовато подмигнул Виттории, похлопал гипсовый бок пушки, словно круп лошади, и, кивнув в знак одобрения, пошел прочь. *Для «римской свечи» нужно было прежде всего изготовить «звезды»: из комочков увлажненной пороховой массы мастер лепил, а затем высушивал твердые шарики, которые могли бы гореть секунду или две. Затем он составлял другой вид пороха — свечную композицию, богатую углем и содержащую чуть-чуть сахара. В трубку насыпалось немного чистого пороха, потом укладывалась «звезда» и присыпалась свечной композицией. Снова порция пороха, еще одна «звезда», снова свечная композиция — и так до тех пор, пока трубка не заполнится доверху. Когда «свечу» поджигали, верхний слой свечной композиции энергично горел, разбрасывая искры. Затем пламя достигало верхнего слоя пороха, и маленький взрыв выстреливал из трубки горящую «звезду». Процесс повторялся, и в воздух один за другим взлетали огненные шары. «Римские свечи» и сегодня делают точно таким же образом