Я буду приглядывать за тобой

Сухие осенние листья хрустко сминались под ногами от каждого неосторожного шага. Казалось, уже от этого Лютик нервно вздрагивал, несмотря на то, что рядом не было людей — кроме Геральта, конечно же. Дрожащие ладони осторожно раздвигали кусты, стараясь создать как можно меньше шума, но в итоге такие движения лишь усиливали его. — Чем резче — тем проще, — низкий голос где-то возле уха — и Юлиан ощутил, как по всему телу пробежались мурашки. Решительное движение руками — Геральт широко раздвинул кусты, являя его взгляду густо устланный листьями полуосторовок в излучине реки. — Ну и как тебе мое секретное место? — самодовольно хмыкнул физрук, легонько подталкивая Лютика в спину (или чуть ниже), призывая быть смелее. — Ого-о-о... — протянул Юлик при виде одинокой ивы за кустами. — Такая раскидистая! — И, будто пытаясь разрядить обстановку хотя бы для себя, добавил, нервно хихикнув: — И для каких только целей ты это место искал?.. — Примерно для таких, — в тон ему ответил Геральт, увлекая поближе к дереву. Прямо перед ними, в паре метров, мерно поплёскивала об песчаный берег речка, колыхая опавшие листья и мелкие веточки. Красота, спокойствие, почти тишина. Почти — потому что, несмотря на густые кусты, отделявшие их от дорожки, с той стороны то и дело слышались голоса людей, мирно гуляющих по парку: выходной, как-никак. Кто парочками, кто с детьми, кто шумными компаниями. Повезло ещё, что в тот момент, когда учителя нырнули в кусты, на дорожке в поле зрения никого не было. Наверное. Хотелось бы верить. — Может, ещё не поздно вернуться домой?.. — сбивчиво пролепетал Лютик, влажной от волнения лапкой вцепляясь коллеге в руку сильнее. — Там кровать, там тепло, да и привычней как-то... Геральт уверенно развернулся к Юлиану, уже приподнимая перед собой гибкие ветви, свисавшие почти до самой земли. — Но мы же обсуждали, — несмотря на то, что подобное звучало уже который раз за последние полчаса, физрук являл собой само терпение. Во взгляде жёлтых глаз не было ни снисходительного укора, ни раздражения — лишь спокойствие с огоньком интереса. — И ты согласился со мной. И попросил тебя не слушать, если решишь отпираться. — Да, да, — взмахами выставленных вперёд ладоней Лютик будто бы пытался защититься, — но нас же с другого берега как на ладони видно! Вдруг там в кустах кто-нибудь... выпивает. Геральт даже улыбнулся такому заявлению. Выпивает... Только Юлик мог обозначить таким словом времяпровождение алкашей, которые там же в зарослях совокупляются и гадят. — Здесь как раз самое подходящее место. Иначе твою фобию мы не победим, — физрук кивнул на всё ещё приоткрытый проход к стволу дерева. Действительно, сейчас Геральтом двигал не какой-нибудь там извращенческий порыв (разве что самую малость). Он лишь хотел помочь важному для него человеку с проблемой, которая, как оказалось, так сильно портила ему жизнь. Отпущенные ветви, покачиваясь, вернулись в своё прежнее положение. Геральт отметил про себя, что Лютик беспокоится не зря: по-осеннему поредевшие листья вполне позволяли видеть их силуэты. *** Первые подозрения о некой фобии Лютика появились у Геральта довольно давно — ещё перед концертом на День учителя. — Юлиан Панкратьевич! — забежав в учительскую, младшеклашка тут же устремился к столу Лютика. Ничего не предвещало беды. Геральт, сидя за соседним столом с Юликом, наблюдал за картиной с едва заметной полуулыбкой: сурового физрука всегда впечатляло то, каким добрым и спокойным был Лютик со своей неугомонной малышнёй. Только он не знал ещё, что в этот раз на лице коллеги не расцветёт привычная улыбка, а тон не будет таким благожелательным. — А давайте вы на концерте ко Дню учителя споёте с нами песню. И сыграете! У вас же так хорошо получается! — протянул ребёнок, состроив максимально умильную рожицу, и добавил шёпотом: — Мы ваши видео смотрели! Последняя фраза повисла в воздухе. Юлиан побледнел как смерть — будто самый страшный его кошмар только что воплотился в реальность. — Нет, — резко и холодно бросил он. — Не играю я ни на чём. И петь не умею. Вы меня с кем-то перепутали. — Но ведь... — ПЕ-РЕ-ПУ-ТА-ЛИ! — упёршись руками в стол, грозно, насколько вообще мог, отчеканил Лютик. Ребёнок явно такого не ожидал, даже отступил на шаг и вытаращил глаза — и, пролепетав что-то вроде извинений, убежал из учительской. То, что ребёнок такого не ожидал, вполне логично. Но вот Геральт... Геральт был обескуражен вдвойне. — Так ты же... — Не хочу. Разговор окончен. Юлиан двумя порывистыми движениями сгрёб недопроверенные тетради в кривую стопку, подскочил со стула и довольно-таки поспешно покинул учительскую, оставив физрука в полнейшем непонимании. *** Сухие чуть шершавые руки скользили по выглядывавшей из-под воротника шее. Осенняя куртка Лютика уже была расстёгнута: не любил Геральт медлить в таких делах. Прижавшись всем телом к Юлиану, чтобы тот ни в коем случае не замёрз, он ловко перехватил его подбородок и приподнял к своему лицу. — Да нет у меня никакой фобии... — будто выставляя последний барьер обороны, пробормотал Лютик. — Ну да, ну да, — усмехнулся Геральт, дыша уже чуть глубже. — А вот когда у тебя камера съехала, ты аж всю запись удалил. Это ли не фобия? *** Ночь в квартире Лютика практически никогда не бывала тихой. С приходом в его жизнь Геральта, конечно, по ночам стало ещё более шумно, но и старые звуки, вроде виртуозного перебора струн лютни, не забывались. Геральт приучен был спать при любом шуме, но в присутствии играющего Лютика не стал бы этого делать хотя бы из уважения, да и поддержки ради — хоть и не понимал этих творческих людей от слова совсем. Сам физрук слишком далёк был от какого-либо творчества, да и вообще искусства: вспомнить хотя бы его перфоманс — сразу мурашки по коже от отвращения. Но ради Лютика ночные пения можно было и потерпеть. Всё же его игра была тем видом искусства, с которым физрук мог не только мириться, но и даже наслаждаться им. Как только послышался выдох облегчения со стороны главного источника звуков в комнате, Геральт отложил книгу с говорящим названием "Большая пайка" (отнюдь не пособие для радиолюбителей) и присел на кровати. — Ну что, как? — зевнув посреди фразы так, что пасть затрещала, осведомился Геральт. — Спать уже как-то хочется. На работу завтра. — Сейчас. Погляжу только... — не менее устало и сонно ответил Лютик, просматривая запись на перемотке. Вдруг он досадливо нахмурился, будто увидев что-то крайне неприятное. — Ну ты посмотри, какое гадство! Давно уже штатив пора новый купить. Геральта долго просить не надо было — уже через мгновение он смотрел в маленький экран из-за плеча коллеги. Видимо, в процессе съёмки одна из ножек штатива медленно оползала вниз: под конец лицо Юлиана постепенно возникло в кадре. — Да ведь охуенно получилось, чё сразу удалять-то? — выразил искреннее недоумение Геральт. — Если кто-то против твоего лица — я ему собственное подправлю. Правда, пока он анализировал эту ситуацию и выражал своё мнение, Юлик уже распрощался с файлом, безвозвратно удалив. — Потому что эта запись испорчена, — с металлическими нотками и холодным спокойствием в голосе проговорил Лютик — уже подтягивая ножку штатива, чтобы начать всё заново. *** Ладони Лютика мягко, но настойчиво упёрлись Геральту в грудь, не отстраняя, а лишь выражая некоторый протест. Однако взгляд больших голубых глаз вовсе не казался недовольным: в нём оставалась только малая толика сомнения. — Ну... Может, и фобия, но совсем чуть-чуть, — Юлиан пытался говорить твёрдо. — Мне это совершенно не мешает жить! Он сейчас выглядел для своего коллеги скорее мило, чем серьёзно; если бы Геральт не уважал его настолько, то даже посмеялся бы от души. Но Лютик давно был исключением для бесцеремонной натуры физрука — поэтому и терпение всё не заканчивалось, и даже прямой взгляд Юлиана не вызывал раздражения. — Как же не мешает, если ты теряешь реальные возможности и деньги? *** Геральт ловко потянулся за мельницей для перца и с деловитым треском покрутил её над скворчащей сковородой. Готовка в доме Лютика была одним из основных его дел по хозяйству: даже учитывая, что до сих пор в этой уютной квартирке физрук чувствовал себя исключительно как в гостях, готовить для Юлиана он был готов всегда. Особенно посмотрев, как тот готовит сам, и оценив результат трудов на вкус. Немного перца, паприки, даже измельчённая морская соль в этом доме нашлась. Геральт брал каждую специю не глядя, ещё в самом начале расставив всё как на кухне у себя дома. Надо уточнить, что о существовании многих приправ Юлик даже не подозревал, и как они тут появились — загадка. То ли от прошлых жильцов остались, то ли нынешний хозяин, бегая в забытье по распродажам, нахватал. Готовка никогда не утомляла физрука, и даже наоборот — приносила некое удовольствие, пусть и блюда были чаще всего самые простые. Вот и сейчас — в кухне стоял отчётливый запах самых вкусных макарон по-флотски на свете (по словам Лютика, конечно же). Уже перемешивая деревянной лопаткой готовое блюдо, Геральт собирался звать Юлиана к столу. Только рот успел открыть — да и закрыл обратно молча: из спальни послышался отчаянно счастливый крик и тут же — приближающийся топот. — Геральт! ГЕРАЛЬТ! Ты не представляешь откуда мне сейчас написали!!! — Лютик ввалился в кухню, потрясая телефоном, и с размаху плюхнулся на стул. Руки подрагивают, глаза горят — он, кажется, собирался расцеловать Геральта, только договорить хотел. — ИЗ "КОРЧМЫ"! — с многозначительным жестом торжественно объявил Юлиан. И, встретив непонимающий взгляд, пояснил: — Ну, самый большой фэнтези бар! Туристическая жемчужина! Ты что, ни разу там не был? Геральт, скрестив руки на груди, отрицательно покачал головой. — А, немудрено, там вечно мест нет, — махнул рукой Лютик и вдохновенно продолжил: — Ты представляешь, они хотят, чтобы я сыграл у них в пятницу вечером. В пятницу! Вечером! — он всплеснул руками, откинувшись на спинку стула. — Даже денег хотят заплатить. Если понравится, ещё позовут! — Ого... Это успех. Поздравляю, — одобрительно потрепав Лютика по плечу, Геральт присел на стул напротив него. — Ну и... когда стол бронировать? Лютик, будто по щелчку, увял. Огонь в глазах уже не горел, и руки опустились. — Да-а я... в общем-то, соглашаться и не собирался. Так, самому факту радуюсь, — Юлиан даже постарался вернуть на место улыбку и воодушевление в голосе, только вот не получалось совсем. — Лютик, ты нормальный вообще? — Геральт опешил. Даже не нашёл других слов в эту секунду и мог только непонимающе таращиться на поникшего коллегу. — Учителям ли отказываться от таких предложений? И почему ты вообще против, интересно?.. — Я и выступать-то не хочу, и времени у меня нет, просто внимание приятно, — этот холодок в голосе был знаком физруку ещё после случая с младшеклашкой в учительской. Да и с той удалённой записью, собственно, тоже. — Да объясни ты хоть, где логика? Какие дела у тебя? Середина четверти, то будет пятница. Потом выходной. Да и нельзя ж "Корчму" твою любимую подвести, больше не предложат... — Не хочу и всё, — отчеканил Лютик. — Что ты ко мне пристал? Я играю для себя. — А нахрена ты тогда видосы пилишь? Чё, по ночам других дел нет? — Геральт нахмурился. Такой тон в свой адрес слышать было неприятно, особенно если искренне хочешь помочь. — Да пусть слушают сколько хотят, только на лицо моё смотреть не надо. Кому какая разница вообще, кто там играет? — Лютик уткнулся лбом в руку, которой тяжело облокотился на обеденный столик. — Узнают ещё, что именно я так хреново играю, позора не оберёшься. Геральт не знал даже, от чего охуел больше: от того, что Лютик считает, будто плохо играет, или же от того, что тот произнёс слово "хреново". Наверное, эффект был накопительный. "Позор"... Почему Лютика так сильно колышет то, что подумают о его игре? Особенно учитывая, что его исполнением были довольны многие люди. Владельцы проклятой "Корчмы" уж точно, раз позвали его к себе, да ещё и в такое прибыльное время. Что ж, времени думать сейчас особо не было, а Юлиану явно требовались быстрые и лёгкие решения. Или чтобы кто-нибудь за него их принял. Геральт уверенно взял Лютика за руку — сперва невесомо проведя пальцами и только затем сжав — и взглянул в его голубые глаза. Этот растерянный, едва ли не жалкий взгляд должен был исчезнуть. По крайней мере, физруку так хотелось. — Мы справимся с этим до следующей пятницы. Обещаю, — бережное касание губами напоследок — передать хотя бы так немного своей уверенности. *** Так они и оказались здесь в это воскресное утро. Ведь избавить Лютика от боязни сцены можно было, только показав ему, что позор может случиться ещё больший и ничего страшного в выступлении на публике, даже неудачном, на самом деле нет. И теперь Геральт бесцеремонно прижимал его к дереву посреди городского парка: полураздетого, не отрываясь глядя в упор. Глаза... В глаза своего коллеги физрук мог смотреть бесконечно. Особенно сейчас, когда они выражали настолько искреннее смущение и немножко страха. Даже настолько обветренной кожей на лице, как у Геральта, можно было почувствовать, как трогательно трепещут, задевая её, пушистые ресницы Лютика. Кажется, Юлиан снова хотел что-то возразить. Даже приоткрыл губы, но Геральт, подавшись ближе, накрыл их своими. Странное это было ощущение. Каждый раз странное и захватывающе. Вспоминая любой свой прошлый опыт, физрук не мог сказать, что поцелуи давались ему легко. Да и вообще потребности в них чаще всего как-то не было. Потому он в своё время и удивился так сильно тому, насколько легко и естественно дался ему первый поцелуй с Лютиком, — и удивлялся до сих пор. Мягкие, приятно пахнущие и отдающие вкусом кокоса губы (он что, намазал их чем-то?) были именно тем, что ощущать хотелось всегда. Проводить кончиком языка по верхней губе, прихватывать своими губами нижнюю, нежно обводить подушечкой большого пальца чуть щетинистый подбородок. — Вот теперь-то перестанешь болтать? — Геральт чуть отстранился, тыльной стороной ладони оглаживая щёку Лютика. От близкого контакта уже явно ощущалось, насколько часто Юлиан дышит и как горячо прижимается бёдрами вплотную. — Н-но, может быть, всё-таки поедем домой? Или лучше в школе: в кабинете закроемся, в выходной всё равно никого нет, а вообще может сторож услышать, или из учителей кто, или вообще зайти попытаются, но хотя бы одеться успеем и... и... — Лютик тараторил сбивчивым шёпотом, избегая смотреть Геральту в глаза, но оттолкнуть больше не пытался: видимо, сдался. Может, нужно подлить немного масла в огонь, чтобы даже думать о всякой ерунде перестал? — Ты дотрепался, парень, — понизив голос и нахмурившись, Геральт выдернул из щеголеватых узких джинс Юлиана ремень, да так ловко, что тот и опомниться не успел. — Мы же договорились. Перехватить тонкое запястье и, подняв его к ближайшей ветке, привязать — заняло чуть больше времени, чем добыть ремень, но не так уж много усилий, учитывая, что Лютик в общем-то не сопротивлялся. Хотя вполне смог бы вывернуться, особо не напрягаясь, если бы вдруг захотел... Заглушая возможные протесты, Геральт снова приник к губам Лютика, одной рукой всё ещё сжимая его перетянутое ремнём запястье, а другой, сковырнув пуговку, бесцеремонно проник под джинсы. Лёгкое сжатие пальцев — и Юлик глухо, беспомощно застонал коллеге в рот. Соскользнув кончиками пальцев от небольшого влажного пятнышка вниз, медленно и упоительно двигая рукой — не отрываясь от губ Лютика, — Геральт услышал в кустах, отделявших их от дорожки, подозрительное шебуршание. Юлик трепыхнулся — видимо, тоже услышал. Действовать теперь надо было решительно. — Доча, не лезь туда. Там стёкла битые могут валяться, — послышался тут же скучающий женский голос по ту сторону кустов. — Геральт, Геральт, там ребёнок!!! — панически зашипел Лютик, лихорадочно пытаясь застегнуть штаны одной рукой. Но его коллега не мог остановиться, ведь это означало бы проиграть. С самым решительным видом он опустился на колени и отвёл в сторону ладонь Лютика, пытавшуюся прикрыть ширинку. Это решение далось физруку нелегко: он, конечно же, не горел желанием показаться в таком виде маленькой девочке и молил все высшие силы, чтобы она послушалась маму. И вообще он никогда не занимался подобным ни в общественном месте, ни даже наедине с кем бы то ни было, потому ощущал напряжение вдвойне... — Ну ма-а-ам, там кто-то есть! — подлила масла в огонь неизвестная диверсантка — судя по голосу, не старше пяти лет. — Тогда тем более вылазь! К облегчению даже Геральта, шуршание прекратилось, и он с уже абсолютно чистой совестью дёрнул вниз молнию, а потом и широкую резинку трусов Лютика. И, прежде чем коснуться его губами совсем бесстыдно, физрук окинул затуманенным взглядом всё подрагивающее тельце, такое бледное и тонкое на фоне корявого ствола могучей ивы. Лютик идеально вписывался в чистые краски осеннего пейзажа: каждая родинка будто бы составляла уникальный паттерн, вроде тех, что только кора дерева могла создать. Прикрыв наконец глаза, Геральт начал медленно, почти невесомо, касаться губами бархатистой кожи. Кажется, Лютик даже пытался что-то говорить, но от гула стучащей крови в висках почти ничего не было слышно. Физрук почувствовал только, как дёрнулись навстречу напрягшиеся бёдра. Даже странность происходящего не мешала Геральту наслаждаться самим процессом; не зная, куда девать руки, он быстро нашёл им место на упругих поджавшихся ягодицах Лютика, которые принялся сжимать так же упоённо и ритмично, как двигал губами. Ровно в такт. Да, именно так и именно здесь. Геральт давно хотел сделать это с Лютиком, но наконец-то решился именно в такой ситуации, когда тому было необходимо самое острое удовольствие, чтобы перекрыть страх перед возможным позором. Лютик беспорядочно хватался свободной рукой то за плечо Геральта, то — бережно и нерешительно — за ухо или волосы, пока наконец не вжался в ствол дерева плечами, рывком выгнувшись навстречу коллеге. Ох, чёрт, кажется, на лицо... Чувствуя, как горят огнём щёки, Лютик попытался прикусить губу — заглушить протяжный стон, — но из-за бальзама она постоянно соскальзывала из-под зубов. В груди заполошно грохотало, в глазах потемнело, а рукой пришлось ухватиться за ствол дерева, чтобы не упасть в листья. Вот она какая, оказывается — терапия... — Ого, — облизнувшись и даже стерев что-то рукой, уважительно пробасил Геральт. — Вот это, конечно, мощно. Спасибо, что не на волосы. — Ты меня совсем стыдом спалить хочешь? — отдышавшись, простонал Лютик сквозь зубы, одной рукой уже пытаясь натянуть штаны обратно. Случайно сведя пальцы пленённой руки и подёргав ею, он легко выскользнул из петли ремня. — Ой... Юлиан спешно застегнул ширинку и, торопливо распутав ремень, вернул его на место. Мелькнула дурацкая мысль: как же Геральт пойдёт в таком виде, наверняка ведь его спортивки топорщатся совершенно неприличным образом. И только Лютик потянулся предложить помощь с этим, как обнаружил, что она не нужна: штаны физрука имели обыкновенный, пристойный вид. "Да как так-то!?" — мысленно огорчился Лютик, восприняв такое безразличие организма Геральта как личную обиду. Но физрук не дал ему обижаться долго: — Давай выходи, там никого нет, — повернулся он к Лютику от кустов, через которые смотрел на дорожку. — Да нет, там бабулька какая-то подходит... — возразил Юлиан, но ему придал ускорение довольно бесцеремонный толчок: — Иди уже, безлюдней до самого вечера не будет. Лютик вышел на дорожку и, спешно застегнув куртку, принял самый что ни на есть благопристойный вид. Возможно, даже чересчур приосанился. Как бы то ни было, в его гордо выпрямленную спину тут же скрипуче донеслось: — Ишь, алкашьё, ссуть да ссуть, все кусты ужо пообгадили! Всё, что мог сделать Лютик в такой патовой ситуации, — вздёрнуть нос и ускорить шаг. И всё равно он услышал паскудный голос вылезшего из кустов Геральта: — А я там ещё и насрал! — после чего тот захохотал и тяжёлой спортивной трусцой принялся догонять коллегу. *** Звякание тяжёлых пивных кружек, добрый тост компании за соседним столом, приглушённый свет да фэнтезийные картины на стенах, стилизованные под классические полотна. Знаменитая "Корчма"... Геральт, прикладываясь к прохладному односолодовому виски, даже улыбнулся загадочной эльфийке на ближайшей картине, в которой он, хоть и не без труда, но узнал Мона Лизу. Лютик был прав: в баре в пятничный вечер яблоку негде было упасть. К нему за крохотный столик на двоих пытались подсесть несколько раз: то одинокий выпивоха, то дама в возрасте, то совсем юный студент, а затем и студентка. Но он лишь лаконично бросал: "Занято". Геральт был не из тех, кто стал бы выползать из уюта своего дома ради чьего-то бряцанья и воя, этого ему хватало и в наушниках. Но вот ради Лютика он всегда был готов выбраться куда угодно — даже на улицу в тридцатиградусный мороз или жару. — Чётко играет! — послышалось от шумной компании за самым большим столом по соседству. — Его бы к нам на полёвку эльфом-менестрелем... Погладив увесистый чехол лютни на соседнем стуле, Геральт улыбнулся: приятно знать, что в этом выступлении есть и твоя заслуга. И даже перепачканные штаны с трусами, которые пришлось втихаря от Юлиана стирать, того определённо стоили. Обещание своё он сдержал. *** Геральт резко распахнул глаза, будто очнувшись от долгого сна. Снова бар, снова стакан в руке с тонко позвякивающими льдинками, снова тихое бренчание лютни и гул толпы. Странно всё это. Голос Лютика звучал приглушённо, слишком тихо — или же просто подавленно. Похоже, микрофон не работал. Зато отчётливо слышались громкие агрессивные выкрики. Казалось, будто каждый хотел высказать непонятное Геральту недовольство в адрес Лютика. — Пидор какой-то. — Я его возле входа видал, с дедом каким-то обжимался... — Кто на сцену вообще этого гомосека пустил? — Сопливые песни ещё какие-то мямлит! Физрук сначала даже не мог поверить своим ушам. Всё ведь было нормально, как настроение людей могло так быстро измениться? Будто по щелчку, он оказался уже в другом месте — за барной стойкой, где отчётливо слышал лишь один разговор, все остальные ушли на второй план, пока окончательно не замолкли. — Расчёт за ваше выступление. Больше мы вас не ждём. Извините, — ледяной отстранённый голос хозяина бара смешивался с тихими всхлипами прижимающего лютню к груди Юлиана. Щелчок. Геральт стоит на брусчатой мостовой, как раз у входа в злосчастный бар, и видит, как в одиночестве Лютик бредёт в сторону дома. Будто из ниоткуда возникли две нескладные, сутулые фигуры. Кажется, что-то спросили. Послышалось лишь сдавленное, тусклое "Не курю", да несчастный музыкант отступил на шаг. Одна из фигур же сделала резкий выпад вперёд, словно что-то сунула ему в бок, и, явив на секунду багряно отблеснувшее остриё, растворилась в воздухе вместе со второй. Лютик рухнул на колени, скособочась, неестественно сжав руки на животе. Из темноты слышались ещё отдаляющееся оскорбления и звуки плевков. Геральт подбежал, упал на камни рядом с ним. Стеклянный взгляд. Оторванная челюсть. Снова. Засыпать рядом с Лютиком — означало каждый раз просыпаться от кошмаров. Кошмаров, в которых он погибал вот так.