Я буду приглядывать за тобой

Когда Геральт поднялся на пятый этаж, дверь в квартиру Лютика была приоткрыта. В небольшой прихожей было заботливо прибрано, чуть поодаль от порога уже приготовлены гостевые тапочки, а с кухни доносилось тихое бормотание и звякание керамической ложечки о кружку. Защёлкнув дверь на замок, Гера бережно поставил у стены гитару. Кагыр просил обязательно принести её завтра в школу, забыть было никак нельзя. В квартире пахло свежестью с травяными нотками, странно... Этот запах был удивительным образом знаком физруку. Кажется, однажды он уже чувствовал его рядом с Лютиком. Да и не просто чувствовал, а помогал скрыть от датчиков дыма. Осторожно подвинув лежащий на учительском столе полароид и стопку тетрадей, физрук легко забрался на скрипнувшую столешницу. — Напомни, зачем я это делаю? — будто сам не веря в происходящее, спрашивал Геральт, натягивая презерватив на датчик дыма. — Курить, что ли, собрался? С каких пор начал? — Да не курить... Смотри! — улыбнулся Лютик, показывая на странные палочки, похожие на бенгальские огни, только длиннее и деревянные. — Говорят, придаёт бодрости и ясности ума. То, что нужно к последнему уроку! Физрук улыбнулся в ответ и спрыгнул со стола. Сейчас он вновь не смог удержать едва заметную улыбку и, нырнув ногами в тёплые тапочки, прошёл вперёд по коридору. Однако раньше, чем Лютик, Геральту навстречу попался другой обитатель квартиры, о котором он был не предупрежден: по коридору навстречу физруку важно шествовал пушистый упитанный кот. От большинства домашних котиков его отличали отсутствие глаза и подранное ухо. Кот бесстрашно приблизился к нежданному гостю и принялся с тихим пофыркиванием обнюхивать ноги. — Привет, приятель, — Геральт опустился на корточки и протянул питомцу Юлиана ладонь. Тот же в свою очередь обнюхал её и милостиво притёрся щекой; на его шее тихо звякнул медальон с именем. — Ого, не ожидал, что так быстро поднимешься! — раздался голос над головой. Подняв взгляд, Гера увидел Лютика в лучах закатного солнца из кухни. — И так легко подружишься с Ведьмаком! Он парень неприветливый. Совсем как ты, — добавил он с неуверенным смешком. Каждым своим движением Юлик выдавал волнение, будто стесняясь наспех застёгнутой не до конца рубашки и потянутых спортивных штанов. — Да я б ещё быстрее управился, если бы гитару не боялся раздолбать, — неловко усмехнулся Геральт в ответ. — Необычная планировка, — отметил он, озираясь: в коридорчике, ведущем на кухню, была боковая дверь в жилую комнату. — Я и сам никак не мог привыкнуть, заселившись. Зато просторная, — будто оправдываясь, пожал плечами Юлиан, — вот в жилой комнате целую студию себе сделал. Физрук с любопытством заглянул в приоткрытую дверь. Увидеть он успел немного: краешек кровати, пушистый ковёр на полу, и... Фотографии. Много. Целая стена от пола до потолка. Плотно, одна к одной. Маленькие. Большие. Разные. Пёстрые. Чёрно-белые. Цветные. Склеенные из кусков. Смятые. В рамках и без. — Слушай, у нас с тобой ни одной фотки совместной нет, а тут фотограф в часть приехал... Щёлкнемся, может? -- Давай. А на следующий день его размазало по песку. И фотография не пригодилась. Уютно-тёплая и обжитая атмосфера жилища Лютика будто разом выстудилась до могильного холода. Челюсть заболела, даже, кажется, хрустнула, будто долго сжимал зубы. Геральт опустил взгляд на собственные стиснутые кулаки с побелевшими костяшками. Сквозь звон в ушах он едва расслышал голос Юлиана: кажется, тот что-то спрашивал. Кажется, его рука вцепилась Геральту в плечо. — Эй-эй, чего застыл? Пойдем на кухню, чай стынет! — Лютик уже несколько раз повторил эту фразу, и только сейчас Гера встрепенулся и будто оттаял: заморгал, перевёл на него взгляд, но почему-то не смотрел в глаза. — Да... Да-а, пойдем, — голос сел. Видя, что Геральт явно от чего-то не в себе, Юлик принялся, таща его в кухню, болтать обо всём, что приходило в лохматую голову. — Знаешь, я давно искал повод заварить этот чай, не знаю даже, правильно ли получилось, это необычный чай, синий, а синий он потому, что там цветок с таким неприличным названием, что, знаешь, я бы его в учительской произносить не стал бы при всех этих наших грымзах... — И, понизив голос, добавил: — При Тиссае тем более! Кухонный столик был совсем маленький, явно на одного: кажется, покупая его, Лютик не рассчитывал принимать здесь гостей. Над столиком громко тикали часы причудливой формы с длинным маятником-хвостом: в виде кота с движущимися из стороны в сторону глазами. — Ты садись, садись! — напомнил о себе Лютик. — Не смотри, что места мало: для тебя всегда хватит... Он был невероятно красив в пробивавшихся между домами и деревьями лучах заходящего солнца: то, как держал в тонких музыкальных пальцах чашку, как смущённо поджимал плечи и будто невзначай поглядывал на Геральта, болтая обо всём подряд без умолку — все новости, накопившиеся за две недели их молчания, все свои впечатления и мысли. И могильный холод медленно отступал перед солнечным обаянием этого добродушного существа. Чай был и впрямь синим, но едва ли Геральт смотрел на него дольше секунды. А на вкус... ну чай как чай. Всё равно физрук предпочитал кофе. Отставив чашку на стол, он продолжал задумчиво смотреть на Лютика. Столик и впрямь был настолько мал, что если бы Геральт хотел, то легко дотянулся бы до локтя Юлика. Но тот — внезапно, со свойственной только ему смесью открытости и стеснения — сам взял коллегу за руку. Вот уж чего Геральт не ожидал так не ожидал! На какие-то несколько секунд стало совсем тихо. Было видно, что Лютик хочет что-то сказать: приоткрылись обкусанные губы, он чуть подался вперёд... И наконец решился. — Знаешь, далеко не каждый в твоём возрасте может поменять своё мнение. Правда. Я... я чувствую, что это было непросто. И я... благодарен, — Юлиан смолк, будто размышляя, стоит ли договаривать. И тихо, более низким голосом, будто доверяя какую-то тайну, произнёс: — Это большой шаг. Для меня таких ещё никто не делал. Гера не ожидал настолько тёплых, даже откровенных слов о своём вульгарном перформансе. И уж тем более не ожидал, что обстановка станет настолько доверительной. Конечно, Лютик любил поболтать со всеми и обо всём, но он точно не был человеком, способным открыться каждому встречному, особенно такому неотёсанному мужлану, вполне способному высмеять душевный порыв. Все эти месяцы с начала совместной работы Лютик постепенно, раз за разом приоткрывал коллеге свои душу и мысли, показывая, насколько важную роль Геральт играет в его жизни. И как он только не замечал всего этого раньше?.. Вместо такого же красноречивого ответа физрук в своей привычной серьёзной манере молча кивнул и попытался поймать взгляд Юлика. Наконец тот посмотрел Геральту в глаза, чуть сильней сжав его руку. — Чего... смотришь так?.. — пробормотал, запнувшись. Либо у Лютика получалось в совершенстве изображать такое наивное непонимание, либо он действительно чувствует всё именно так. Этим он и притягивал. Никогда не знаешь, кокетничает или просто пытается осознать происходящее. Рука Геральта скользнула выше — подушечками пальцев он огладил тыльную сторону бледной ладони, ощущая, несмотря на грубость собственных пальцев, бархатную мягкость кожи. Физрук приподнял кисть Лютика осторожно, будто хрупкую драгоценность, и, жарко выдохнув и прикрыв глаза, приник губами к острым костяшкам пальцев. Щёки Юлиана уже заметно потемнели, он беспомощно пытался отвести взгляд то в одну, то в другую сторону, но всё равно возвращался к губам Геральта. И наконец на глубоком вдохе, будто решившись на что-то важное, порывистым движением он перехватил вторую руку физрука — немного неуклюже, так что звякнули от этого движения чашки на столе. Казалось бы, ничего сверхъестественного, ничего по-настоящему смущающего — но Лютик зажмурился и ощутимо вздрогнул от яркого ощущения. От того, как коллега нежно коснулся губами чувствительного запястья и слегка прикусил, не оставляя отметин зубов. Кажется, они понимали теперь друг друга без слов: каждую мысль, каждое желание. Смущенно стиснув бёдра, Лютик нерешительно скользил по мягкой ткани спортивных штанов Геральта робко поджатыми пальцами ноги. Еще один взгляд в глаза — прямой и решительный — и физрук поднялся, едва не опрокинув жалобно скрипнувший столик, и подхватил Лютика со стула: не глядя как, за талию или под задок. Где-то над ухом послышалось короткое "Ах!", и мягкие фланелевые манжеты прижались к шее. Тонкие пальцы, подрагивая, запутались в белых волосах Геральта; Юлиан прижался щекой к его макушке. Одна дверь, другая — каким-то чудом не задев их коленями Лютика, опустить наконец драгоценную ношу на кровать, бережно придержав за затылок. Упёршись ладонью о кровать, Геральт взглянул ему в глаза — прямо, пытливо: хочет ли? Ответный взгляд — с зачарованным смущением, но уверенный. Да. Все сомнения развеялись. Сходя с ума от желания — почти до боли, — но всё ещё не прижимаясь так, как сильней всего хотел, Гера осторожно, на пробу, приник к приоткрытым губам Лютика. Как давно он мечтал попробовать их на вкус? Как бы нелепо это ни звучало, они были действительно вкусными. Цветочно-ягодный привкус на обкусанных губах казался непривычным сочетанием, но безумно подходил Лютику. Подходил так же, как и тот самый свежий древесный запах, исходивший от книги. Юлиан и сам был как книга. Геральт не уставал думать об этом, думал даже сейчас, ведь читатель её смог наконец добраться до нового эпизода. Приятного, где прошлая боль и обиды отходили на второй план или забывались вовсе. Упёршись коленом в кровать между подрагивающих бёдер Лютика, физрук ощутил, как тёплые пальцы, ерошившие ему затылок, ласково смяли ухо. Юлик тихо простонал сквозь поцелуй, придвинувшись ближе к бедру Геральта — так, что перехватило дыхание от ощущения того, насколько он возбуждён. Глухо рыкнув, Гера ёрзнул раз, другой, чувствуя всё более отчаянно-смелые ответные движения. Именно таким он хотел видеть своего коллегу, когда представлял его вечерами в одиночестве. До сих пор где-то на границе сознания билась гадкая мысль, что всё происходящее может оказаться лишь очередным сном. Перехватив узкое горячее запястье — подушечкой большого пальца по хрупким жилкам, — Геральт горячо выдохнул Юлиану в шею и в первый раз коснулся впадинки под ухом губами. Увлечённо, ещё и ещё, спускаясь по горячему изгибу открывшейся шеи. Он чувствовал, как всё больше учащается пульс, а губами ощущал вибрацию тихих стонов. Кажется, Лютик заполошно бормотал его имя. Выпустив руку Юлика, Геральт жадно, торопливо принялся расстёгивать пуговицы его рубашки. Освободившаяся лапка судорожно вцепилась ему в бок над тазовой косточкой, так и опалив его внезапным всполохом удовольствия. Как оказалось, под домашней рубашкой Лютик был обнажён. Геральт сдавленно выдохнул при виде нежных маленьких сосочков и прерывисто вздымающихся рёбер; окинул взглядом всё открывшееся ему богатство и приник губами к выступающей ключице. Вновь горячий толчок в бедро: такой отзывчивый! Физрук зацеловывал его, увлекаясь всё сильнее, притираясь уже и сам — трудно отказать себе в таком удовольствии, когда от одних только эмоций этого хрупкого чуда срывает крышу. От прикосновения губами к твёрдой бусинке соска Лютик выгнулся дугой, тихонько заскулил. С неожиданной силой тонкие пальцы стиснули загривок Геральта, притягивая ближе. — Да-а-а... — протянул Юлиан на выдохе, зажмуриваясь, чтоб не видеть этого бесстыдства. В его голове творился хаос от всего происходящего: хаос из прикосновений, горячего дыхания, бесстыдной твёрдости, которую он ощущал бедром в такт гипнотически-ритмичным движениям Геральта. То, как осторожно его губы прихватывали чувствительную кожу, то, как скользил влажный горячий язык, заставляло Лютика буквально плавиться в этих сильных руках, то распластываясь по кровати, то подаваясь как можно ближе. Геральт хаотично шарил руками по выгибающемуся навстречу телу. Пальцы со всей возможной для бывшего контрактника деликатностью проминали напрягшиеся мышцы, на грани боли и удовольствия, идеально дозируя силу, будто зная каждое желание Лютика наперёд. Им не нужны были слова, чтобы понимать и чувствовать друг друга. Тёплая, грубоватая для такого существа рука скользнула вниз, очертила большим пальцем острую тазовую косточку и пробралась под широкую резинку штанов. Бережное сжатие пальцев сквозь тонкую чуть влажную ткань — Лютик подавился вдохом и слабо дёрнулся навстречу. Вцепился в запястье Геральта — не мешая, а со стеснительной настойчивостью направляя дальше, под бельё. Такой горячий и каменно-твёрдый... Застонав и сам почти в унисон с Юлианом, даже не потираясь уже о него, а только пропуская его ощущения через себя, Геральт бережно погладил его большим пальцем, чуть сжал, и первый раз двинул ладонью сверху вниз. Это было... ослепляюще. Это было удовольствие, расходившееся снизу вверх по всему телу. Заставлявшее ритмично подёргиваться и совершенно бесстыдно стонать, даже хныкать от особо удачных движений. Выгибаясь весь под Геральтом, Лютик бережно согнул в колене ногу, которую тот оседлал. Так хотелось ощутить его твёрдость и его желание, приласкать... Сперва чуть отодвинувшись, Геральт тут же послушно прижался с глухим порыкивающим стоном. Движения его ладони были всё такими же бережными, но в то же время требовательными — вытянуть максимум удовольствия и извлечь каждый возможный стон из беззащитно подставленного горла. Лютик вцепился в него не глядя, уже не осознавая, во что именно. Лютик жадно подавался навстречу, буквально вбиваясь в тёплую и чуть шершавую ладонь. Лютик отчаянно жмурился, будто боялся взглянуть на свою исполняющуюся мечту. А посмотреть, в самом деле, было на что: полуприкрытые жёлтые глаза, горящие желанием, приоткрытые пересохшие губы, мускулистая напряжённая шея. Геральт был зачарован тем, что творил; Геральт искренне наслаждался. Лютика не хватило надолго: стиснув руку коллеги до побелевших костяшек, выгнувшись дугой и запрокинув голову, он напряженно затрепетал, дёрнулся и хрипло потрясённо вскрикнул — будто сам не ожидал настолько сильного всполоха удовольствия. Вцепившись в Геральта, прижался вплотную, уткнулся в шею, шумно дыша. Сердце бешено колотилось где-то под горлом. — Геральт, Геральт... — взахлёб прошептал Юлиан — в абсолютной безопасности в этих сильных руках. Отдышавшись, смущенно улыбнувшись, ткнулся лбом Геральту в висок и шепнул: — Я совсем перепачкался... Идём в ванную, — и, заметив краем глаза руку физрука, покраснев сбивчиво добавил: — И тебя тоже выпачкал... *** Едва ли Геральт разглядывал обстановку в ванной у Лютика. Мог разве что сказать, что там было светло. Представшая его взгляду — сразу вся — бледная кожа, усыпанная родинками, будто светилась. Едва ли Геральт замечал и ощущения собственного тела — то, как почти болезненно из-за неразряженного возбуждения зацепила его резинка штанов, из которых заботливо помог выпутаться Лютик. С такой робкой ласковой улыбочкой, с таким невинным видом, будто не открылась его взгляду настолько откровенная картина. Геральт пропустил Лютика вперёд и уже был готов задёрнуть за ним шторку: явно же этому деликатному гуманитарию нужно уединение. Но Юлиан неожиданно цепко ухватил его за запястье и потянул за собой, мягко вынуждая забраться в ванну следом. — Куда это ты собрался? — поинтересовался он, и вторая его ладонь заставила физрука удивиться — даже глухо охнуть и тут же стиснуть зубы. — Я-то думал... ты натура тонкая, — с неловкой паузой усмехнулся Геральт. — Собирался до толчка сгонять, сам как-нибудь управиться. — Так вот же он, толчок, — Лютик простодушно указал на унитаз и задёрнул наконец шторку. Горячей напряжённой спиной Геральт почувствовал за собой прохладный кафель: слишком уж решительно надвигался Лютик, непривычно это... И уж тем более Геральт не ожидал, что такая робкая с виду ладошка продолжит своё дело: ему осталось только бестолковыми, непозволительно слабыми для физрука движениями пытаться обмывать гибкое тельце Лютика, то и дело беспомощно соскальзывая вниз. Под струями воды из-под потолка, в лёгкой дымке пара — Юлиан выглядел сейчас необыкновенно: мокрые волосы, как после дождя в тот день, когда коллега так бесцеремонно заполучил себе его фотографию. Только теперь он принадлежал Геральту уже полностью: и эта стеснительно-счастливая улыбка, и эта неровно вздымающаяся грудь под его ладонями, и изящная рука, от которой у Геры перехватывало дыхание через раз. — Может, так тебе ещё больше понравится? — непривычно хрипловатым голосом предложил Лютик, опускаясь на дно ванны. Первая мысль, посетившая Геральта, — у его сокровища будут болеть коленки. И даже близившееся удовольствие не стоило неудобства Лютика. Геральт потянулся даже остановить его, но у Юлиана было своё мнение. И от прикосновения горячих влажных губ на выдохе физрук упёрся затылком в кафель, не сдержав глухой стон. Юлик добился своего. Да, именно таким он хотел видеть Геральта каждый раз, когда невзначай любовался его ладной фигурой, что вырисовывалась под формой, и его невозмутимым лицом. Добыть больше эмоций! Именно так, именно такими движениями губ и языка, именно такими умелыми движениями пальцев. Лютик почувствовал, как на макушку ему легла подрагивающая ладонь, как осторожно согнулись пальцы, сминая мокрые волосы. Чуть повернув голову набок, Лютик счастливо улыбнулся и продолжил. Кажется, Геральт даже пытался сдерживаться, задержать дыхание, замереть, но Лютик не дал такого шанса. Глухой хриплый стон вышел особенно отчаянным, растерянным даже — будто Геральт проиграл, но испытывал от этого наслаждение. У него даже подогнулись колени и он чуть съехал по стене вниз — нисколько не удерживая Юлиана, так что тот мог легко отстраниться, если бы хотел. — Ох, да-а-а... — облизнувшись, будто довольный сытый кот, протянул Лютик. *** — Знаешь, у меня ужасная память, — будто бы прося прощение за то, что видел сейчас Геральт, почти прошептал Юлиан. — Так мало помню о том, что было в детстве... Непозволительно мало. Геральт даже не знал, что сказать в ответ на это. Никогда не видел ничего подобного... Весь свободный кусок стены между кроватью и рабочим столом от пола до самого потолка был украшен фотографиями: одна к одной, без промежутка, в фабричных и самодельных рамках или без рамок вовсе. Большей частью там был Лютик, но встречались и незнакомые Геральту лица и просто улицы, дома, какие-то помещения. Крупицы жизни совершенно удивительного человека... Как Геральт посмел обидеть его тогда? — Я подумал: раз не могу вспомнить то, что было... Могу помочь себе помнить то, что сейчас. То, что каждую минуту происходит рядом, — Лютик зябко потёр ладони, будто с мороза пришёл. Так вот почему Геральт то и дело видел полароид у него на столе в классе! Теперь, отдышавшись, лёжа рядом с Лютиком, Гера мог наконец-то разглядеть его комнату как следует. У противоположной стены было столпотворение музыкальной аппаратуры и инструментов: что-то с клавишами на тонких ножках, вполне знакомая обывательскому взгляду гитара, гитарка поменьше, подставка с нотами, микрофон, тот самый каплевидный струнный инструмент... — Это чё? — прицельно указав пальцем, спросил Геральт. — Это — лютня. Отсюда и прозвище моё, — Лютик уже сонно пристраивал голову на грудь физрука, обхватив его крепкое тело и собственнически закинув ногу поперёк его бёдер. Из ванной доносилось уютное тарахтение стиральной машины, где-то в глубине квартиры скрёбся кот, с улицы слышался неумолкающий шум трассы. — Не бывает у тебя тихо, да? — понимающе спросил Гера, запустив пальцы во влажные недлинные волосы. — Я уже привык... — сквозь сонный зевок отмахнулся Лютик. — Знал бы ты, как песни писать неудобно, глубокой ночи... Но договорить он уже не успел. Просто прервался на полуслове, сбивчиво бормотнул что-то еще и дёрнулся, быстро проваливаясь в сон. Геральту ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и, расслабившись всем телом — словно вновь оказавшись в казарме, — усилием воли уснуть. *** — Пожалуйста, не надо... Геральт резко раскрыл глаза, будто его разбудило глухое эхо пустой школы. Он не помнил, как очутился здесь, посреди коридора, и как так резко уснул стоя. — Не трогайте меня, я никому не скажу... В груди больно кольнуло леденящим страхом. Откуда он слышит это? Чей такой знакомый голос? Где люди? Почему за окном темно? Все эти вопросы скопом крутились в голове физрука, но по-настоящему задумываться он не мог себе позволить. Нужно было бежать. — Я ничего вам не сделал, зачем вы так... Кажется, из спортзала. Самое громкое эхо именно там. Бежать. Уже на бегу Геральт услышал глухой стон, стук, будто кто-то упал на колени. — Я просто пойду домой, и никто об этом не узнает. Отпустите... Кричать. Кричать так громко, что глотку можно сорвать. А наружу ни звука, даже хрипа жалкого не вышло. Дёрнуть ручку двери на себя и ворваться. — Хватит, мне больно... Геральт перемахнул коридор с раздевалками за два шага. Так и застыл на пороге злосчастного спортзала, не в силах сдвинуться и на волосок. Даже руками шевельнуть не мог, отвернуть голову. Картина, представшая его взгляду, была самым жутким, что он только видел на гражданке. Теперь Лютик просто кричал. Без слов. А над ним четыре чёрных силуэта. И голоса наперебой: не узнать, не разобрать. Размытые движения над скрючившимся жалким тельцем. Попытки кричать — до боли в беззвучно сипящем горле. Попытки сдвинуться с места — до судорог в мышцах, до хруста в суставах. Геральт, кажется, умирал сейчас вместе с корчащимся на полу Лютиком. Глухие, в такт ударам, вскрики — всё слабее и слабее, пока совсем не затихли. Фигуры разошлись, сплёвывая под ноги, — оставив Геральта наедине с результатом своих трудов. Так и не двинувшись с места, он оказался лицом к лицу с н и м: застывшие мутные глаза, окровавленные щёки. И вырванная под корень нижняя челюсть. Будто вынырнув из холодной чёрной воды, Геральт раскрыл глаза навстречу тёмному потолку. Лютик мирно сопел рядом. Обтекая холодным потом, Геральт осознавал: заполучив наконец желаемое, он обрёк себя на бесконечную паранойю и панический страх за жизнь своего сокровища.