...мне!

      Злость Даламара после истории с неудавшимся похищением Рейстлина улеглась довольно быстро. Поначалу мага с драконом это даже успокоило: глупая история окончательно себя исчерпала... Но эльф от облегчения стал вдруг непривычно говорливым, и теперь на него смотрели уже устало.       — Сделай что-нибудь, — попросил шепотом Гилтиас, запрокинув голову. Несмотря на неодобрительные взгляды эльфа, к Рейстлину он сначала подсел поближе, потом на плечо оперся... Сейчас полулежал уже на покрывале, спиной магу на грудь опираясь и млея от легких ласкающих прикосновений в вороте рубашки, от того как тот его прижимает иногда к себе чуть сильнее, словно думая — не почувствует.       — Потерпи, — Рейстлин прикоснулся губами ко лбу Гилтиаса.       — Шалафи... — начал было недовольно Даламар, но маг перебил:       — Не наглей, ученик. Ханжу начнешь изображать — не поверю.       Тот лишь фыркнул и поднял над огнем костра очередную лепешку, заговорил снова. Гил вздохнул выразительно, положил словно случайно ладонь Рейстлину на ногу и дальше Даламара уже не слушал, был занят тем, что ласкал незаметно сначала колено, потом и бедро мага изнутри. Тот исправно к ладони прижимался и слышно было: сердце быстрее застучало, дыхание глубже стало...       — Доброй ночи! — радостно прозвучало торопливым дуэтом, едва Даламар поднялся, тот аж замер, а сообразив, скривился.       — Три минуты! Палатку зачарую свою от шума...       Гил хотел было подняться, наконец мага увести в их собственную палатку, но Рейстлин за плечо придержал, не пустил.       — Ты чего?       — Цыц... Лежи.       Руки мага стянули с него рубашку, скользнули под широкий пояс свободных штанов, спуская их ниже. Гилтиас вздохнул нервно, потянулся за шею обнять, прижаться сильнее, но маг руку перехватил, по пальцам прошелся поцелуями, вдруг улыбнулся и шепнул что-то, а когда, лукаво улыбаясь, обхватил губами указательный палец Гила, ощущение жаркого, влажного плена тот ощутил и гораздо ниже...       — Рейст!       — Что, нравится? — с жадным интересом спросил маг и шепнул что-то еще.       Это было странно. Гилтиас хорошо знал ощущения от могущих быть ласковыми рук Рейстлина, от горячих его губ и нервных пальцев, и мог бы поклясться: каждое касание, заставляющее сейчас вздыхать нетерпеливо, ежиться от удовольствия, принадлежат именно им. Сбивало с толку даже не то, что на самого мага он все еще опирался, даже не то, что этих прикосновений было больше, чем у кого-либо могло получиться одновременно, а несоответствие того, что Гил видел и что чувствовал.       Рейстлин ему своей ладонью глаза закрыл, шепнул:       — И думать прекрати, глупый.       ...как будто смог бы он теперь думать! Обжигает мягко разом и шею, и щиколотку, и кончик уха, горячее дыхание будто от пупка вниз движется, губы дорожку выцеловывают — те же, что остальное ласкают! Сколько рук его сейчас нежат, он и сосчитать не смог бы — одна плечо сжимает, вторая по груди неведомые символы выводит, третья и четвертая на колени давят мягко, и те сами в стороны расходятся... Жаркие губы смыкаются, обхватывают там, внизу, Гилтиас стонет, уже не скрываясь, навстречу подается.       — Куда ты так торопишься? — интересуется Рейстлин ехидно, но желанию его подыгрывает, под спину подхватывает этими призрачными руками, между ягодиц пальцы скользят — легко поначалу, почти не касаясь, все уверенней и уверенней...       — Да давай же! — требует Гилтиас жалобно и со сдавленным вздохом через мгновение закусывает губу. Это почти невыносимо: тело тянет в разные стороны, то ли одному удовольствию подставиться, то ли другому, то ли сдерживаться до последнего, растягивая это восхитительное издевательство, то ли сдаться быстро, довести наслаждение до предела? Столько ласки разом сводят с ума.       — Расслабься! — смеется Рейстлин тихо, и Гилтиас слушается. Вспышка удовольствия оглушает и ослепляет, словно по всему телу прокатывается, от каждого касания колдовского...       — Что это было? — поинтересовался дракон. Не сразу поинтересовался, сначала надо было вспомнить, как говорить-то вообще!       — Спасибо. За то, что пошел за мной.       Гилтиас поежился. Как будто мог бы не пойти... Но обернулся с улыбкой, с притворным возмущением:       — Думаешь, так легко отделаешься?       Маг усмехнулся, в висок поцеловал.       — На сегодня — да. Не так и легко.       Гилтиас вгляделся повнимательнее в лицо мага. Тени от костра помешали сразу сообразить — а ведь уставшим каким выглядит...       — Очень сложно было? — шепотом спросил Гилтиас.       — А тебе понравилось?       — Издеваешься?!       — Тогда не очень. Но теперь — спать.

***

      И все-таки сам маг уснуть не может еще долго. До палатки они не дошли. Гил, одетый во избежание бдительных Даламаров, служит чудесной подушкой, маг с его плеча на костер щурится. Ни насекомые, ни ночной холод с охранным кругом не грозят. Звезды на небе — как просыпанный на бархат сахар.       «Спасибо»... Это было игрой. Сложной, приятной, восхитительной — Рейстлину нравилась его власть над телом Гилтиаса. И то, как покорен он каждой ласке, каждому касанию... Сил ушло немеряно, но к утру восстановятся.       И это было пусть и сложно, но выполнимо. Отблагодарить большей лаской, большей нежностью, чем то, на что он способен без магии... Хотя бы этим. Не деньгами же, это глупо. Рейстлин не очень хорошо понимает, что порой хватает только искренности, а долги не любит, но это все-таки больше порыв, чем что-либо еще.       А на самом деле... Он не знал, как объяснить, хоть бы и себе самому, насколько ценным было то, что за ним все-таки пришли. Выкрутился бы, конечно, только...       Слишком ранило когда-то то глупое, дурацкое, не ему — но при нем, пусть о его присутствии и не знали — произнесенное «Избавились, наконец, от Хитрюги». Само-то уже помнится с трудом, да и говорившего давно в живых нет, а занозой засело. Сколько еще таких ситуаций было — на самом деле? Сколько раз, когда он на грани оказывался, кто-то с облегчением вздыхал? Тот же конклав...       Да и Даламар предан, в первую очередь, себе самому. А ему... До разумных пределов. Брат, возможно, единственное исключение, он и Бупу... Если ей повезло, она еще жива. Но у этих существ все-таки очень короткая память, так что...       А теперь появился Гил. И... И почему-то очень легко оказалось поверить в то, что если что — тот и за Рейстлином пойдет, и сам подставится (чего допустить нельзя, Рейстлин — везучий, а дракон — не факт), и рядом будет. Как долго?       Если правда — про любовь — тогда... Сердце едва удар не пропускает. В это тоже поверить легко, ведь верить-то хочется.       А всего того, что он тогда, при виде дракона испытал, и не передать. Никакими словами. Уверен ведь был, что... Да и обидел ведь перед этим.       Маг вздохнул, перевернулся поудобнее, прижался к горлу любовника губами мимолетно и мягко. А потом и задремал все-таки, во сне обнимая покрепче — «Мое». Это «Мое» поутру очень Даламара возмущает, смущает и веселит одновременно. Он немножко все-таки завидует, ведь он с Шалафи был куда дольше, и если у того такие пристрастия... То, вообще-то, было бы и неплохо. Но повезло почему-то дракону.