Песня крови

      «Была Гвар Брэйт, прекрасная зимняя леди, и был Иствин Дэй, могучий зимний рыцарь. Звался он карающим мечом, она же — кровавой десницей, держащей его. Ножи их всегда были остры, уши — глухи к мольбам, сердца — холодны как зимняя стужа, черны как зимняя полночь.       Жесток, свиреп и яростен был Иствин Дэй. Вселял он в жалких людишек страх и трепет, и ни один славный воин Сида не рискнул бы поднять против него свой клинок. Но встретил он однажды прекраснейшую из зимних дев, и заронила она семя истинного чувства в его душу, дотоле сухую и безжизненную. Росло то чувство, крепло и ветвилось, точно вековое древо, пока не заполонило всё и вся.       “Любые сокровища мира готов я бросить к ногам твоим, моя леди, — молвил рыцарь с невиданным доселе жаром, — взамен прошу лишь сердца твоего”.       “Слова — ветер, — отвечала ему Гвар Брэйт, голос её был глубок и холоден, как озеро средь зимы. — Сколь сильна любовь твоя, меч Зимы? Докажи, что достоин сердца моего, тёмного как ночь и жгучего как лёд”.       Вызов её немедля был принят, ведь иной невесты наш рыцарь не мог и желать. Была та дева средь Зимнего Двора всех прекрасней и всех злей. Не сыскалось бы никого искусней в пытке и мучении, и лютость её посрамила бы любого воителя. Мерзких людишек же один звук её имени повергал в ужас, вынуждал униженно молить о быстрой смерти.       Иствин Дэй извлёк из ножен свой верный меч и принялся разить людишек, без устали и без разбору. Отнимал он их жизни — десятки, и сотни, и тысячи, — и прял из них нить волшебства, и творил чары, каких не видали прежде в подлунном мире. Убогая смертная плоть обернулась вдруг плодородной почвой; слезы и кровь — бурной багряной рекой; хрупкие кости и упругие жилы — диковинным садом, какого не сыскалось бы даже в дивном краю сидхе.       “Настолько велика сила моей любви к тебе, — сказал тогда Иствин Дэй, — что целый волшебный край сотворила она из смертной грязи, из соли и пепла, из камня и железа. Мой дар зовётся Неметоном, ибо столь же горек и прекрасен он, сколь и чёрное твоё сердце”.       Кровавый дар зимнего рыцаря был принят ужасной его невестой. Сердце её по-прежнему было тёмное как ночь и жгучее как лёд, но с того мига принадлежало оно лишь Иствину Дэю.       Ибо даже в самом чёрном сердце может расцвести пламенный цветок истинной любви…»       Я сердито захлопнул книгу и с трудом подавил желание вышвырнуть её в окно кара. Будь мы в дурацком кино, мерзкая сказочка непременно содержала бы какую-то подсказку, ключ к поимке маньяка… Но, очевидно, она лишь вдохновила его на икебаны из трупов и прочие нездоровые перфомансы.       Думать о флористе как о Джорене упорно не выходит. Всё время крутится где-то на задворках разума глупая надежда, что я где-то ошибся, что его хитро подставили, что…       — Один вопрос, — начал Люк, покосившись на меня с нечитаемым выражением лица. — Как Иорэт был связан с этим парнем?       — Вполне возможно, что и никак, — угрюмо отозвался я. — Скорее всего, Джорен крутился рядом с ним лишь для того, чтобы как следует изучить его внешность и создать ложное обличье. Он ведь зеркальщик… мастер иллюзий. И ебанутый ублюдок по совместительству.       — Киро, я понимаю…       — Нет, ты не понимаешь. Восемь лет кряду я не мог разглядеть чудовище рядом с собой. Я верил ему. Защищал его от жестокости Серого двора, вытирал ему сопли и лечил раны; укладывал рядом с собой в постель и утешал всякий раз, как он просыпался в слезах. И вот итог!       — Ты не мог знать.       — Я должен был!       Сокрушенно выдохнул и опустил взгляд. «Алая книга» лежала у меня на коленях, тяжелая и преувеличенно важная в этом строгом багряно-бронзовом оформлении. И в ней чёрным по белому, типографской краской на мелованной бумаге изложена неприглядная правда.       «…всех прекрасней и всех злей».        — Зато он без труда разглядел чудовище во мне. Кто тут поспорит, когда мне самому возразить нечего? Вот он я, палач и кровожадная нелюдь.       Люку мой ответ не понравился — он резко ударил по тормозам, отчего меня качнуло вперед. Я невольно глянул за окно. Остановились мы у самой кромки леса Лливелин, мрачного, серого, чуть присыпанного снегом, точно сахарной пудрой.       — А теперь послушай меня, — проговорил Люк строго, — если ты — палач и нелюдь, то кто же я? Киро, пора расстаться с иллюзиями: мы с тобой оба — темные твари, которые не могут не наслаждаться чужими смертями и запахом крови. Но я справился со своей жаждой. И ты справился. Иначе мы оба стали бы не охотниками, а такими же психами, как твой дружок — маньяк с тягой к составлению сомнительных цветочных композиций. Хочешь ты разбить клумбу в чьём-то мёртвом теле?       — Нет, — пробормотал я после недолгой заминки. — Но порой я поступал немногим лучше, и ты это знаешь.       — Поступал, — кивнул Люк. — Как и я сам, о чём мы когда-нибудь обязательно поговорим. Но сегодня я не знаю человека, фейри, сидхе, полукровки — не важно! — добрее и лучше, чем ты. И не вижу ни одной причины, по которой ты должен брать на себя вину за поехавшую крышу Джорена. Ты не виноват, Киро, запомни это. И никогда больше не смей говорить о себе подобные вещи.       Удивительно, как за эти пару-тройку месяцев всё поменялось: раньше я убеждал его, что не сделал ничего плохого, а теперь он убеждает меня в том же самом. Но даже тогда, едва зная меня, подменыша сидхе с трудным характером и дерьмовым прошлым, Люциан Вернер уже верил в меня больше, чем кто-либо до него.       Блядские боги, я и впрямь до одури люблю этого парня. Ума не приложу, что я вообще такого умудрился сделать, чтоб его заслужить.       Но, как ни тронули меня его слова, сейчас совсем не до выражения любви и благодарности каким бы то ни было способом.       — Да, сэр, так точно, сэр, — буркнул привычно. — Поехали уже, мне не терпится причинить добро кое-кому.       Прохладные пальцы мимолетно коснулись нижней губы, чуть надавили и почти сразу же исчезли, заставив меня немного разочарованно выдохнуть. Но я вдруг осознал, что да — будь я настолько плохим, каким себя воображаю, вряд ли Люк связался бы со мной. Тяга к плохим парням свойственна впечатлительным школьникам, а уж точно не вампиру, разменявшему седьмой десяток. И не охотнику на нечисть, за свою жизнь повидавшему столько всякого дерьма, что ни о каком очаровании невиданной зверушкой говорить не приходится.       А вот мои тёплые чувства к Джорену не могли исчезнуть в одночасье — увы, это не так работает. Но появилось неизбежное принятие: он убийца. И точка. Осталось только отыскать последние доказательства. Ну, и его самого.       Даже если я и не виноват в выходках Джорена, положить им конец я обязан. Сегодня. Сейчас же.       Ривас-Валли тоже припорошило снегом. Таял он, правда, непозволительно быстро, оседая мокрыми каплями на моей куртке и влажными пятнами на пальто Люка.       Я оглядел стройные ряды скучных, прилизанных домишек; машинально нашёл взглядом тот, где проживает Миранда Кинни — уже без муженька, отбывшего мотать срок за торговлю детьми, зато с двумя мальчиками. Стивен и Киран. Да, подменыша она назвала в мою честь, и да, я всё ещё жутко смущен этим фактом. Кстати, хорошо бы навестить их…       Не сегодня, понятное дело.       — Нам сюда.       Напоследок сверившись с картой, Люк кивнул на покосившееся крылечко деревянного дома, что стоял чуть поодаль и казался чем-то чужеродным на фоне прочих кукольных домишек.       — Не надо, — мотнул я головой, увидев, как Люк тянется к кобуре, — там никого нет. Я бы почувствовал.       — Предпочитаю перестраховаться.       — Ладно.       Пожав плечами, я толкнул входную дверь — как и ожидалось, не заперто — и, минуя тесную прихожую, оказался в гостиной. Здесь довольно чисто — ни пыли, ни паутины по углам, — но вид явно нежилой, и вся мебель укрыта мятыми белыми чехлами. Ночью и при свете луны выглядит жутковато.       Кроваво-красный букет в тонкой вазе тёмного стекла стоял на зачехлённом кофейном столике и ярко выделялся на фоне всей этой мертвенной белизны. Невесть с чего по коже прошла волна озноба; передёрнувшись, я тряхнул головой и взял в руки карточку, что лежала рядом с вазой.       — «…из смертной грязи, из соли и пепла, из камня и железа», — прочёл я вслух. И тут же досадливо смял в кулаке этот бесполезный кусок картона. — Что-то как-то поднадоела мне эта викторина!       Люк забрал у меня карточку и задумчиво хмыкнул.       — Из камня и железа. Почему эти слова звучат знакомо?       — Из камня и железа. Там, где всё началось… — повторил я хмуро, силясь ухватить за хвост упрямо ускользающую мысль. И, кажется, мне это удалось. — Я понял, о чём он! Железный Закон — это зачарованный круг камней…       — Восточный кромлех.       — Он самый.       Догадаться было нетрудно — какой алькасарец не знает место, где величайшие чародеи Запада сотворили Железный закон? Место, где менгиры торчат из земли, словно редкие кривые зубы. А в середине этой щербатой пасти красуется каменная глыба, пронзённая невзрачным, грубо сработанным мечом.       «Из камня и железа», — гласит надпись, выбитая в граните. И стереть её не могут ни дожди, ни время, ни происки подлых сидхе. Ничто.       Восточный кромлех известен всем и каждому, вот только находиться рядом может лишь существо, наделённое силой. Все прочие вынуждены взирать на знаменитый круг камней лишь с почтительного расстояния эдак в полмили.       Кар тоже пришлось бросить у проселочной дороги — местечко сродни стабильной аномалии, и техника здесь глохнет только так. Благо ночь выдалась ясная… Хотя под ноги смотреть всё равно приходится.       — Такая себе прогулочка под луной, — тихо фыркнул я, в который уж раз едва не запнувшись об какую-то корягу. — Везёт нам вообще: то подвал в кровище, то жуткий чёрно-красный кабак, теперь вот каменюки в ебенях… Если не помрём, надо хоть разок сходить на свидание в нормальное место. Для разнообразия.       Время для шуточек тоже такое себе, да. Однако Люк ответил, и его негромкий голос звучал почти что весело:       — Я бы предложил один небезызвестный вэйданский ресторан. Помнится, в нашу первую встречу ты обещал познакомить меня с мамой.       Я усмехнулся чуть нервно. Чувак явно не знает, о чём просит! Моя мама, несмотря на её милое лицо и крошечные размеры, бывает довольно грозной.       — Вот так сразу? А тебе нравится рисковать.       — Чего ни сделаешь ради любви, Маред Морт?       Просто удивительно, как он вечно умудряется поднять мне настроение парой небрежно брошенных фраз. Я даже почти забыл, на кой мы притащились в эту глушь…       Увы, вскоре пришлось вспомнить.       Джорен стоял, прислонившись спиной к одному из менгиров, и как ни в чём не бывало пялился на звёздное небо. Будто бы вовсе не он отправлял мне жуткие посылочки в виде ядовитых букетов и сопутствующих им трупов. Хотя вряд ли он сам считает их жуткими.       — Маред!       Он поспешил ко мне, лицо его просияло улыбкой. Без золота волос, кожи и рогов Джорен выглядел подростком, долговязым и невзрачным — но эта блеклая наружность сделала его ещё более безобидным, беспомощным и нелепым.       — Маред, — выдохнул Джорен счастливо. Взгляд его был всё равно что удар под дых — он не просто рад меня видеть, я словно заменяю ему весь мир. Даже Люка, напряжённо замершего рядом со мной, он точно не заметил вовсе. — Наконец-то. Наконец-то ты здесь. Я так долго тебя ждал, Маред…       — Ну и дел ты наворотил, Джорен Ллей, — произнёс я, сокрушённо мотнув головой. — Неужели не понимал, что я приду убить тебя? Тебе что, жить надоело?       Джорен беспомощно заломил брови, приоткрыл рот в замешательстве. А я стоял истуканом и, к своему ужасу, не мог представить, как буду его убивать. Это всё равно что со всей дури пнуть бестолкового щенка.       — Разве я не сделал достаточно? — жалобно выдал он. — Я просто хотел быть как ты, Маред! Хотел быть достойным тебя! Я…       — Ты людей угрохал, Джорен, ебёна мать! Я защищаю людей, а не убиваю их!       Джорен вздрогнул и протестующе замотал головой. Слёзы текли по его щекам, а безумие, до того почти незаметное, плескалось в его огромных светлых глазах.       — Всего лишь чудовища, что испоганили мне жизнь, — заявил он, шмыгнув носом. — Я сделал этот мир прекраснее. Для тебя, Маред. Ты должен гордиться мной.       — Джо…       — Ты должен!       — Должен что? — подозрительно глухо поинтересовался рядом Люк, почти сразу же щелкнув предохранителем. — Что тебе должен Киро, Джорен Ллей?       В имени сидхе заключена вся его сила, вся его суть. Не раз и не два говорил я это Люку, который, кажется, напрочь забыл эту истину.       Или нет?..       Джорен, едва прозвучало его имя, словно осознал наконец, что мы не одни. Лицо его сделалось по-детски обиженным, и было бы смешно, не будь сама ситуация такой донельзя хуёвой.       — Почему этот стригой вечно путается под ногами? — бросил он с каким-то чуждым, совсем не джореновским высокомерием. — До чего ж навязчивые твари… поди избавься…       Я никогда не воспринимал Джорена всерьёз. А ведь на сей раз стоило.       Всё случилось за пару мгновений, но мне они показались вечностью, кошмарной пыткой, падением в бездонную пропасть. Лезвие ножа, блеснувшее в лунном свете; влажный звук, с которым металл вгрызается в живую плоть. Дикий ужас и столь же дикая ярость; хруст позвонков и глухой удар тела о каменистую почву…       — О нет, — хрипло выдохнул я, в ужасе глазея то на свои трясущиеся руки, то на кровавое пятно, что неотвратимо расползалось на груди у Люка. — Нет! Нет-нет-нет!       И только затем до меня допёрло-таки, что вряд ли он стоял бы на своих двоих, будь рана по-настоящему серьёзная.       — Он промазал, — произнёс Люк с таким видом, точно его не пырнул психованный сидхе, а всего-то, не знаю, облаяла брехливая комнатная собачка. Болезненно морщась, он выдернул нож, обтёр о загубленную рубашку и придирчиво оглядел. — Железо? Мать Тьма, этот мальчик просто безнадёжен. Был. Или?..       Определённо «был». Ведь я убил его — без колебаний, без жалости; ровно так же, как убью всякого, кто покусится на моё гнездо. Теперь Джорен лежал ничком у моих ног, таращил в небо пустые глаза, и шея его была вывернута под неестественным углом.       Мёртв-мёртв-мёртв.       Облегчение свалилось кирпичом на мою дурную голову. Как я сам не рухнул наземь бесформенной кучей — в душе не разумею. Наверное, благодаря Люку, который весьма вовремя уложил ладонь на мое плечо, то ли поддерживая, то ли давая понять — вот он, на самом деле жив, и никакой там ножик ему не страшен.       — Или? — наконец смог переспросить, когда сердцебиение выровнялось, а в мозгах чуточку прояснилось. — Что не так, Люк? Мы покончили с ним, он больше не…       — Всё не так, — хмуро проговорил он, не дав мне даже закончить фразу. — Он знал, кто я таков и что я такое. И принёс железный нож? Для меня?       — Он мог принести его для меня, — пожав плечами, отозвался я. И сам себе не поверил.       — Для того, кто был его миром, ради которого он сотворил всё это? Киро, что-то не так. Высокоорганизованные психопаты обычно хладнокровны и последовательны; в поведении этого мальчика не было ничего хладнокровного, последовательного… Мать Тьма, да хотя бы разумного!       Люк склонился над телом Джорена, легонько коснулся его лба пальцами.       — Я уже видел такое.       — Поехавшую фейку? — с сомнением уточнил я.       — Не фейку. Но поехавшую. Так бывает, когда человек пытается бороться с отданным ему приказом. Они всегда пытаются… И никогда не побеждают.       Подавив приступ дурноты и судорожно сглотнув, я заставил себя снова посмотреть на Джорена.       На несчастного мальчишку, который считал меня своим защитником. На друга, которого я убил.       Хотелось бы сказать, что я защитил своё и мне ни капельки не стыдно, да только вот… С беднягой что-то было здорово не так, и он был сам не свой.       Он будто не был собой.       Осознание прокатилось по коже волной леденящего ужаса.       — Люк, нам надо убираться отсюда.       Он снова нахмурился, открыл было рот, но я не дал ничего спросить. Бесцеремонно ухватил его за плечо и потянул прочь — подальше от этого жуткого места, от тела друга, предавшего и преданного. От мерзкого заговора, который теперь казался шитым белыми нитками.       — Не сейчас, ладно? Давай, пошли…       От звучного, весёлого и откровенно недоброго смеха, что раздался позади, у меня чуть волосы дыбом не встали.       — Не так быстро, племянничек, — ласково пропел Принц Бастардов, появившийся будто из ниоткуда. Он стоял в каком-то десятке метров от нас, и его холодное прекрасное лицо прямо-таки светилось самодовольством. — Думал, ты умнее. Долго же до тебя доходило, а? Наверняка и не дошло бы, если б не этот твой… питомец.       Я бы, может, и оскорбился, да только какой смысл? Идиот и не лечусь. Лишь в одном не ошибся — бедолага Джорен и впрямь не мог сотворить все эти гнусности. Не в здравом уме. Не по своему почину.       — Серьёзно, Мадок? — изумился как мог нахально. — Два года? Ты потратил столько времени и усилий, чтобы сыграть в очередную дебильную игру?       — Что мне те годы? Я бессмертен, — Мадок изящно повёл плечами. Промозглый зимний ветер легонько трепал его длинные волосы и полы тяжелого бархатного плаща. — К тому же было весело! Этот недоумок Ллей Джорен и не понимал, что я пробрался в его голову, пошарил там хорошенько, вытащил наружу все его тайные желания…       — Так это твой дар? Не знал, что ты тоже крысолов.       Мадок зло сощурил глаза, но тут же вернул себе благодушие любящего дядюшки.       — А в кого ещё ты пошёл, Маред? В Каэран Мор с её жалкими букашками на посылках? Нет, нет. Твой дар таков же, как мой. Одна кровь, одна суть… — он ненадолго замолчал и затем укоризненно качнул головой. — Вот только мы не ровня, Маред, любовь моя! Зря ты решил иначе. Зря выбрал сторону людишек.       О, ну конечно. Мне решили воздать за — как там вещал дохлый лепреконишка? — все мерзости, что совершил я против своего народа.       Вот только сидхе — не мой народ. И я ни о чём не жалею.       — Людишек? — раздался рядом голос Люка. Я перевел взгляд на него, отмечая, как лениво крутит он в пальцах железный нож. Тот самый, который совсем недавно вытащил из своей груди. — Тех, за чей счёт вы до сих пор живёте и кормитесь, точно паразиты? Тех, чьего оружия боитесь настолько, что не кажете носа из-за завесы, несмотря на всю вашу могущественную магию?       — Люк, — попытался я одёрнуть его. Но куда там — мой шеф явно решил, что он владеет ситуацией.       Не владеет. И, кажется, даже не понимает, во что мы оба только что влипли. Во что, по своей глупости и наивности, влип я.       — Не лезь, Мериг Маред Морт, — оборвал меня он, — дай взрослым поговорить. Что вы здесь забыли… простите, не расслышал вашего имени?       Мадок изумлённо вскинул брови, отчего на идеально гладком лбу мелькнула и пропала морщинка. А затем снова залился смехом.       — Ты слишком дерзок, стригой, — протянул он, отсмеявшись. — На твоём месте я бы не вёл себя столь опрометчиво. Я ведь пришёл не один.       Миг — и за его спиной, точно выйдя из тени, возникла почётная свита. Дюжина воинов-сидхе. Наверняка не чистокровные, но ублюдки, такие же, как я сам. Железный Закон подменышам не страшен, а это значит, Люк тоже в опасности.       Если с собственной смертью я ещё как-то могу смириться, то с его — нет, ни фига подобного.       — Это самозваный Принц Бастардов, и я убил члена его двора, — коротко пояснил, скрестив руки на груди. — Теперь моя жизнь принадлежит ему.       И моя смерть тоже. В том и заключался его план.       Как же всё очевидно задним числом! Да простит меня Джорен, но ему бы мозгов не хватило на такую многоходовку. То ли дело мой холерный дядюшка, умудрённый жизнью социопат, поднаторевший во всяческих подлостях и интригах задолго до моего рождения.       — Я так не думаю.       Ну ещё бы ты думал, маршал Вернер! Да только вряд ли моего дядюшку волнует мнение какого-то там стригоя.       — Не пойми меня неправильно… как тебя там… Лукас? Лорас? Люцерис? Неважно, — отмахнулся Мадок чуть досадливо. — Клянусь Тьмой, мой племянник Маред, этот маленький злобный гадёныш, весьма мил моему сердцу. Но увы, он слишком много себе позволяет, и в Сиде ему не рады.       — Ты пришёл за мной, Мадок. Дай ему уйти.       Люк, кажется, был готов самолично прибить меня за эти слова. Принц Бастардов же лишь развёл руками.       — Какое мне дело до твоего стригоя, Маред? Пусть катится на все четыре стороны! Если, конечно, хочет жить…       Само собой, Люк не двинулся с места. Не стоило и надеяться.       — Очевидно, не хочет, — Мадок лениво склонил голову к плечу, разглядывая нас с эдаким снисходительным интересом, словно пару диковинных зверушек. — Не так уж ты и умён, а, кровопийца? Только идиот станет умирать за смазливого ублюдка. Он того не стоит.       — Он стоит сотни таких, как ты, — возразил Люк с обычной своей невозмутимостью. — Но умирать я не планирую. Не сегодня.       Я ждал выстрела — в Мадока или в одного из его лизоблюдов. Приготовился сам. Щёлкнул предохранителем, стиснул пальцы на рукояти мачете. Ждал, пока они нападут, потому что обороняться всегда немного проще, чем нападать.       Но выстрела не было.       Тонкая сталь со свистом прорезала воздух. Сгустившийся, тяжёлый, такой…       — Ловите, ваше высочество.       Этот голос я уже слышал прежде. Низкий, жёсткий, пробирающий до костей. Нечеловеческий. Не Люка, которого я люблю до безумия, но сына могущественной темной ведьмы и наследника могущественного вампирского гнезда.       Вопреки ожиданиям, нож не вонзился Мадоку в глаз.       Не в том был замысел — это я понял, когда Мадок резко вытянул руку и ухватил лезвие голой ладонью. Под ноги ему тут же закапала кровь.       — Тебе больно, Мадок, самозваный Принц Бастардов?       Я вдруг понял, что едва могу стоять — настолько мощной оказалась исходящая от Люка магия.       Тёмная, сильная, пригибающая к земле. Такая, что я и сам готов ответить на любой его вопрос.       — Д-да, — выдавил мой дорогой дядюшка сквозь плотно стиснутые зубы.       — Да?.. — переспросил Люк, даже не поменявшись в лице.       Мадока всего перекосило — не от боли, но от дикой, необузданной ярости. Клянусь, он бы разорвал нас обоих голыми руками, если б только мог.       Но он не мог. Он себе больше не принадлежит.       Два крысолова не могут заклясть друг друга — таково правило. Однако Люк это правило каким-то чудом обошёл. Или же его Приказ стоит выше правил.       — Да, м-мастер, — наконец проскрипел Мадок, бессильно выдохнув.       Воины, обнажившие было мечи, во все глаза уставились на своего принца; ужас на их лицах боролся с явным презрением. Даже если бы Мадок пережил эту ночь, его репутация была бы уничтожена: ведь сидхе не прощают слабости.       Сидхе не прощают. Точка.       Вампиры, как выяснилось, тоже.       На лице Люка проступили чёрные вены; радужки вспыхнули двумя алыми огоньками в непроглядной тьме глаз. Ужасен. Ровно настолько же, насколько прекрасен. И могуществен ничуть не менее, чем любой из сидхе.       — Ты должен пронзить им своё сердце — пусть тебе будет еще больнее. Таков мой приказ, Принц Бастардов.       Принц сопротивлялся как мог, пытался отбросить смертельное для него оружие. Но магия Люка была сильнее. Она заставила Мадока развернуть нож острием к груди, прорезать богатые одежды и медленно, едва не по миллиметру вогнать его прямо в чёрное сидское сердце. Отравляя, убивая, стирая с лица земли того, кто считал себя умнее и лучше прочих.       И вот Сэридуинн Мадок Бэл, одиозный лэрд Приграничья и самопровозглашённый принц, наконец-то мёртв. А значит…       Мой истеричный смех разнёсся над Восточным кромлехом. И глупые лица воинов-сидхе ничуть не помогли с ним справиться.       Они поняли, что меня так развеселило. О да, поняли. И их возмущению не было предела!       — Невозможно! Неслыханно!..       — Зимний Двор не потерпит!..       — Но Приказ Короля…       — Со всеми ему не справиться. Он же просто жалкий стригой! Получеловек!..       — Омерзительно!..       Выстрел заставил их умолкнуть. Сидхе шарахнулись в разные стороны, когда самый горластый из них рухнул наземь, получив пулю. Не железную, правда, но с пробитой головой оно уже как-то без разницы.       — Ещё кто-нибудь хочет поговорить? — осведомился я, не опуская пистолета. — Нет? Славненько. Если хотите пожить ещё немного, самое время преклонить колено перед вашим новым лэрдом!       Если бы взглядами можно было орудовать как мечом, дырок бы во мне было как в решете. Будь их воля, ублюдки сожрали бы меня живьём. И нет, это не фигура речи! Однако всё, что они могли, это согнуть спины и распластаться на холодном камне, пачкаясь в крови своего дохлого дружка.       Я убрал пистолет в кобуру и повернулся к Люку — на сей раз он, как ни силился, не смог скрыть удивления, неверия и замешательства.       — Тир-на-Ног ваш, — кротко сообщил я и тоже поклонился — только, в отличие от злющих феек, совершенно добровольно. И, не удержавшись, со смешком прибавил: — Сэр.       — Мне не нужен Тир-на-Ног, — сообщил Люк, сумев наконец справиться с собой. Он не был бы собой, если бы не справился. — Но…       Он прошёл вперед, ступая по древним камням, прямиком к распростёртому телу Мадока, — так уверенно, будто прямо сейчас мы не окружены врагами, готовыми наброситься на нас при любом неверном движении. Склонился над покойным Принцем Бастардов, вытащил из его груди нож, подбросил его в ладони и… с размаху вогнал в гранитную глыбу.       И вновь железо победило камень. Вопреки всему.       — Пришла пора пересмотреть старые законы.       — Сделка? — с некоторым предвкушением поинтересовался тот сидхе, что замер подле своего собрата с пробитой башкой. — Ты предлагаешь нам сделку, стригой?       — Я уже заключил однажды сделку с сидхе, — отозвался Люк. Глянул на меня, ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками. — Единственной она и останется. Так с кем тут можно обсудить детали?