Со скоростью света

      Дорога вела в лес. Сильно протоптанная и затемненная кронами деревьев, она была прохладной и уютной. Шиори, вполуха слушавшая причитания блондинистого сокомандника, перемежающиеся с попытками обольщения ее самой, вяло отбивалась от чужих попыток то взять ее за руку, то приобнять, то сказать какой-то комплимент и попутно время от времени переговаривалась с Танджиро, все чаще и чаще настороженно принюхивавшимся.       По скромному мнению Канэцугу, пахло вполне себе прилично — прелой листвой, землей и влажностью, — а вот ощущение демонического присутствия ни разу не внушало доверия; впрочем, у каждого в их скромной команде были свои особенности, которые позволяли им воспринимать мир несколько иначе, чем другим — глядя на Зеницу, забавно дергавшего ушами и периодически чесавшего мочку, она была уверена в том, что оба парня определенно осведомлены об опасности, которая подстерегает их впереди.       Танджиро краем глаза осмотрел свой маленький отряд — Канэцугу шла ровно и уверенно, изредка перекатываясь с пятки на носок и забавно подпрыгивая из-за этого, она едва уловимо пахла черникой, верным признаком задумчивости; Зеницу же, на первый взгляд успокоившийся, по-прежнему дрожал и нервничал, и заметившая это истребитель вручила ему еще несколько конфет в качестве утешения — или же только для того, чтобы он хотя бы на время замолчал, набив рот едой, и обеспечил несколько минут либо тишины, либо спокойного общения между Танджиро и Шиори.       — Ох, точно, пока не забыла, — неожиданно спохватилась девушка и снова закопошилась в своей напоясной сумке — как Камадо уже успел понять, несмотря на небольшие размеры, вещица умещала в себе немалые запасы мелочей на все случаи жизни. Заинтересованным взглядом он проследил, как истребитель безошибочно выудила из очередного бокового кармана две ниточки с кругляшом посредине и, притормозив, продемонстрировала их сокомандникам. На раскрытой ладони лежали два простых плетеных браслета с выточенным на крохотной деревянной основе узором в виде аккуратного солнышка.       — Очень красиво, Шиори-чан, — улыбнулся Танджиро и добродушно прищурился, когда Канэцугу осторожно завязала концы нитей на протянутом запястье, затем повторила такое же действие с запястьем Зеницу, проскулившего в ответ что-то благодарно-восторженное и, кажется, почти рухнувшего в обморок от счастья.       — Это на удачу. Солнце — покровитель всего живого, его прародитель и главный защитник, — задумчиво пробормотала истребитель и рассеянно прикрыла посветлевшие глаза. Танджиро успел заметить, как светло-серые радужки стали почти жемчужно-белыми, но в полной мере оценить их красоту не успел, потому что у взглянувшей спустя полсекунды на него в ответ девушки не было ни намека на почудившиеся ему бельма. — Что такое?       — Ничего, просто показалось, — пожал плечами Камадо и снова улыбнулся. Однако улыбка быстро оказалась стерта с его лица — подувший со стороны пункта назначения ветер принес острый металлический запах крови. Танджиро нахмурился, и наблюдавшая за ним Шиори нахмурилась следом. — Нам нужно идти, — произнес парень и первый рванул дальше.       — Ну почему так быстро?! Куда мы так торопимся? — захныкал позади него Зеницу, послышался звук шлепка об лоб; на секунду все затихло, а после пессимистично-истеричный истребитель внезапно взвыл и на полной скорости понесся следом. Девушка прибежала позже всех; Танджиро проследил за тем, как она меланхолично поправила загнувшуюся полу темно-синего хаори, расшитого забавными желтыми и рыжими стилизованными солнышками с лучиками-треугольниками, а после повернула голову направо — туда, где за кустами между деревьями прятались два ребенка. От них остро пахло откровенным ужасом — Камадо волей-неволей испытал сострадание к несчастным детям, которые, кажется, пережили очень много плохого.       Шиори мягко шагнула в их сторону, и брат с сестрой — без всяких сомнений, они являлись родственниками — дружно шарахнулись назад. Они были напуганы до такой степени, что даже не могли заплакать — это было видно по их глазам, полным непролитых слез; девушка замерла на месте, не имея ни малейшего понятия, что ей стоит предпринять дальше. В своей жизни ей мало приходилось пересекаться с маленькими детьми, и поэтому у нее напрочь отсутствовал какой-либо опыт общения с ними. Канэцугу вскинула растерянный взгляд на сокомандников, безмолвно просивший о помощи; в глубине души царапалось что-то, но она быстро откинула эту мысль прочь.       Зеницу нервно замотал головой и сложил перед собой указательные пальцы так, что они изображали крест. Танджиро сдвинулся с места и осторожно, без резких движений преодолел расстояние до детей, медленно присел перед ними на колени и обезоруживающе улыбнулся, запуская руку за пазуху. Истребитель с интересом проследила за его действиями, и от нее повеяло облегчением и радостью, когда Камадо извлек из-под хаори восторженно зачирикавшего воробья.       — А что это тут у меня? Смотрите, это воробушек! — ласково проворковал он, и маленькая птичка весело заплясала у него на ладони, словно подтверждая его слова. — Он очень милый, правда?       На лице детей отразилось что-то, что Шиори могла определить, как опустошение и облегчение одновременно — они оба осели на землю, и глаза их наполнились слезами. Девушка осторожно приблизилась к ним, присела рядом и неуверенно, почти инстинктивно протянула руки в их сторону, и брат с сестрой рухнули в ее объятия, тихо подвывая, размазывая слезы по лицу и судорожно цепляясь в чужое хаори. Канэцугу гладила ребятишек по дрожащим спинкам и, кажется, не совсем осознанно мурлыкала какие-то глупости низким грудным голосом, таким, что Танджиро невольно пробирала приятная дрожь.       Прошло несколько минут, прежде чем дети успели выплакаться, и Камадо аккуратно подсел рядом, переглянулся мельком с девушкой, безмолвно обмениваясь мнениями по поводу сложившейся ситуации, и только тогда задал осторожный вопрос:       — Вы расскажете нам, что здесь случилось? Это ваш дом? Вы здесь живете?       — Н-нет, — замотал головой старший мальчишка, едва-едва отстранившийся от объятий Шиори; обоих детей колотила мелкая дрожь, и девушка вздохнула, неловко поглаживая две всклоченные макушки. — Эт-то дом… чудовища, которое здесь ж-живет. Мы шли домой ночью, потом п-появилось чудовище и забрало нашего братика с собой в дом, а на нас не обратило ни малейшего внимания.       — И вы смогли выследить его и дойти за ним до его логова? Вы большие молодцы, раз отважились на подобное, — ласково улыбнулся детям Танджиро, но едва ли его улыбка смогла их успокоить, потому что оба ребенка, кажется, расстроились еще сильнее.       — Мы шли… по кровавому следу братика, он поранился, — всхлипывая, добавил мальчишка, размазывая по щекам слезы, но смело глядя Камадо в глаза; волей-неволей Канэцугу восхитилась храбростью этого маленького воина, пережившего столько всего плохого, но до сих пор державшегося ради своей сестры и своего старшего брата.       Танджиро мимолетно поджал губы, вновь переглядываясь с сосредоточенной Шиори, которая, кажется, думала о том же, о чем и он — оба молились, чтобы ребенок, попавший в плен к демону, остался жив. Лицо Камадо приняло добродушное, располагающее выражение, когда он мягко произнес:       — Не переживайте. Мы, — кивнул он на себя и Канэцугу, по-прежнему державшую детей в кольце объятий, — одолеем чудовище и вернем вашего братика в целости и сохранности, а взамен вы больше не будете плакать, идет?       — Обещаете? — первый раз за все время подала голос девочка, вскидывая на Шиори умоляющие заплаканные глаза. Истребитель замешкалась на секунду, глядя на нее и не желая обнадеживать, почем зазря, но все же постаралась скопировать ласковую улыбку сокомандника и ответила:       — Обещаем, — малышка всхлипнула, но тут же уткнулась носом в грудь девушки, словно желая обрести необходимую поддержку и силы; тонкие ручки с силой вцепились в крепкую ткань униформы истребителей. Канэцугу растерянно погладила девочку по острому плечику и беспомощно посмотрела на Танджиро, но тот лишь как-то по-особенному дернул уголками губ и повел головой, мол, я тут не при делах.       На самом же деле ему было интересно понаблюдать со стороны, как неловко, но искренне Шиори ведет себя по отношению к детям, к которым сама же первая и подошла, не имея ни малейшего понятия, что и зачем нужно делать в подобных ситуациях, а после предложила свою помощь. Разве не это ли было проявлением доброты, существование которой в себе девушка почему-то отрицала? Разве не это ли было самым настоящим, неподдельным состраданием?       Неожиданно плечи девушки напряглись, и она повернула голову в сторону Зеницу на полсекунды раньше, чем он произнес:       — Шиори-чан, Танджиро… Вы слышите это? Он раздается, не переставая, такой мерзкий, неприятный звук. Как будто бы… барабаны, — блондинистый истребитель стоял с настороженным выражением лица, приложив руку к одному уху и напряженно вслушиваясь в звуки, доносившиеся из дома, которые, кажется, не слышал никто, кроме него. Канэцугу нахмурилась и сгребла в охапку детей, словно перекрывая им обзор на дом; Камадо принюхался — запах крови усилился во много раз.       — Я ничего не слышу, — честно признался он, и, словно в насмешку над ним, звук барабанов неожиданно стал громким до такой степени, что достиг ушей каждого, кто присутствовал на поляне перед особняком. По-настоящему мерзкий, булькающий, тренькающий, он ввинчивался в мозг и вызывал в голове целую бурю мыслей, не предвещавших ничего хорошего.       — Не дай им увидеть, Танджиро, — неожиданно сказала Шиори, почти нежно отцепила от себя две пары детских рук, сдернула с себя хаори и немилосердно закутала брата с сестрой в длинные полы и рукава, а после сорвалась с места ровно в тот момент, как из окна на втором этаже вылетело окровавленное человеческое тело.       Все произошло настолько быстро, что Камадо не успел среагировать — исчезнувшая Канэцугу неожиданно возникла прямо в воздухе, словила истерзанного мужчину и спустя мгновение появилась на земле около входа в страшный дом, осторожно придерживая чужую голову и прижимая изломанную фигуру к себе. Танджиро не слышал, что шептал человек, слабеющий прямо на глазах, но, подбегая, увидел лишь, как тонкая женская рука выхватила из ножен на пояснице танто и занесла его над едва вздымающейся грудной клеткой.       В мгновение ока Шиори, еще недавно искренне улыбавшаяся ему и неловко обнимавшая двух маленьких детей, безжалостно вонзила клинок прямо в человеческое сердце, и Камадо почувствовал, как крик рождается в его горле и рвется наружу, но вовремя сдержался, каким-то чудом вспомнив, что сзади есть два прелестных ребенка, которым лучше было не знать таких ужасных подробностей.       Он в два огромных прыжка преодолел расстояние, разделявшее их, резко дернул девушку за руку, рывком заставляя ее подняться с колен, и с силой вцепился в ее плечи, заглядывая ей в глаза.       — Какого черта ты это сделала? — низко зарычал Танджиро, яростно сверкая глазами. — Ты убила человека! Ты хоть понимаешь, что натворила?       — Я подарила ему свободу, которой он желал, — непонимающе вскинула брови Шиори, не пытаясь даже вырваться из чужой хватки, после которой на ее плечах наверняка остались бы уродливые синяки, и склонила голову вбок. — Я не понимаю, почему ты злишься.       Камадо неверяще осмотрел безмятежное лицо, окропленное красными брызгами и обзаведшееся мазком крови на правой щеке и подбородке — единственными оставшимися следами от погибшего бедняги, — и пристально взглянул в жемчужно-белые глаза-бельма, не выражавшие ни капли вины — наоборот, демонстрировавшие завидную уверенность в своих действиях и считавшие их целиком правильными и верными.       — Ты чудовище, не знающее ценности человеческой жизни, — на выдохе произнес Танджиро, яростно наблюдая за тем, как непонимание на бледном лице превращается в неподдельное удивление, а после в один миг сменяется ледяным холодом безразличия.       — Я услышала тебя и приняла твои слова к сведению, — хладнокровно ответила Канэцугу, скинула с себя чужие руки и вывернулась из крепкой хватки, резким движением сбросила кровь с серебристого лезвия танто, небрежно вытерла его о штанину и загнала обратно в ножны на пояснице; клинок ничирин находился в сая, висевших на левом боку. От нее веяло полнейшим равнодушием, таким обжигающим, таким острым, что невольно становилось дурно — как может один и тот же человек вести себя настолько по-разному, как может притворяться настолько хорошо? Стоило ей только направиться в сторону детей, как Камадо в один длинный прыжок оказался перед ней и преградил ей путь, сурово взглянул исподлобья и веско произнес:       — Я не позволю тебе приблизиться к ним даже на метр.       — А мне не нужно твое разрешение, — сладко улыбнулась Шиори, и в улыбке этой не было ни капли тепла, которое время от времени мелькало на тонких губах весь путь до страшного дома; девушка исчезла с того места, на котором только что была, а появилась уже перед детьми, до конца развязывая стянутые рукава хаори, которые заслоняли малышам весь обзор.       Зашуршала ткань — истребитель накинула жакет обратно на свои плечи и поочередно потрепала брата и сестру по волосам; от нее повеяло легким беспокойством за детей, которым предстояло остаться здесь совершенно одним, и тихо произнесла:       — Если вдруг вы почувствуете что-то неладное — бегите как можно дальше и не оборачивайтесь. Мы найдем вас в любом случае, вы верите мне? — светло-светло улыбнулась Канэцугу, слегка склонив голову вбок; она искренне волновалась за найденышей, но не знала, как ей стоит выразить эти чувства. Омрачала все непонятная ситуация, сложившаяся между ней и Танджиро, но истребитель предпочла просто оставить конфликт без разрешения и безмолвно отложить его в самый дальний ящик; в конце-то концов, задание в любом случае было приоритетнее, чем попытки донести друг до друга свою точку зрения. Да и вряд ли бы сейчас находящийся в бешенстве сокомандник принял бы все ее логические доводы — и смысл тогда был пытаться что-либо исправить?       — Возвращайся поскорее, сестренка, — тихо пролепетала девочка, осторожно схватив Шиори за руку — девушка неловко погладила тонкие пальчики и встала, ловко уходя от чужой руки прежде, чем Камадо умудрился снова схватить ее за плечо. Она скользнула по нему прохладным взглядом, без лишних усилий читая на чужом лице готовность обнажить свой клинок и пойти против правил, если Канэцугу переступит негласно проведенную грань, и, развернувшись, устремилась в дом.       — Жду вас внутри, — сухо оповестила она и, не дожидаясь ничьего ответа, действительно прошагала к входной двери и вскорости исчезла в недрах дома. Танджиро потянул носом, запоминая остаточный след, повисший в воздухе, и сердито сжал кулаки — от покинувшей их общество девушки пахло легким непониманием, неясной обидой и спокойствием.       — Зря ты так с ней, Танджиро, — неожиданно подал голос Зеницу, и Камадо вскинул на него неверящий взгляд, подходя ближе.       — И ты туда же? — задохнулся возмущением он. — Почему вы считаете, что у вас есть право вот так просто отнимать людские жизни?       — Я не считаю, что у меня есть такое право, — покачал головой Агацума и жалобно приподнял брови. — Я слышал, что говорил тот мужчина. Он уже был не жилец, потому что с такими ранами он… уже был одной ногой в могиле, но мучился в агонии. Он… говорил о том, что наконец-то свободен, и молил о милосердии и быстрой смерти. И Шиори-чан…       — Хватит об этом, — со вздохом оборвал его Танджиро; светловолосый истребитель пах сочувствием и печалью — ему явно было не очень радостно видеть, как его товарищи по команде ссорились. Камадо сложил руки в молитвенном жесте перед трупом мужчины и склонил голову. — Я обязательно похороню Вас позже, простите меня.       Он полуобернулся к Зеницу и произнес уверенно:       — Зеницу, пойдем! — парень неожиданно задрожал, затрясся всем телом и судорожно замотал головой, обливаясь потом. — Как нет? Но ведь только мы можем помочь! И Шиори-чан там одна внутри, и она ждет нас! — добавил он, предполагая, что это повлияет на Агацуму сильнее, чем все его увещевания, но блондин-истребитель продолжал лишь нервно клацать зубами и смотреть на Танджиро испуганными глазами; и куда делся тот Зеницу, который меньше минуты назад отчаянно защищал девушку-истребителя?       Мысленно Камадо закатил глаза, но вслух сказал лишь:       — Ладно. Я все понял, оставайся здесь, я пойду один, — не то чтобы он ожидал, что это сработает, но эта тактика оказалась куда более действенной, чем любая из примененных ранее, поскольку Агацума внезапно взвыл дурниной и вцепился в боковые стенки коробки, тащась следом по земле.       — Ну ты чего? Ну зачем ты смотришь на меня с таким лицом, искаженным от ярости, зачем такую страшную рожу строишь? Я пойду с тобой, я пойду, слышишь, я пойду!       — Я не собираюсь тебя заставлять, — процедил Танджиро сквозь зубы.       — Я с тобой, я пойду с тобой! — был ему ответ. Камадо обернулся с яркой улыбкой на губах и снисходительно потрепал Зеницу по голове.       — Вот и молодец. Я надеюсь, что ты в дальнейшем не откажешься от своих слов, — мягко произнес он, но почему-то блондин-истребитель зашелся в еще большем приступе дрожи и снова завопил что-то нечленораздельное про «страшного Танджиро-ну-почему-ты-так-себя-ведешь», катаясь по земле. Воробушек виновато зачирикал слова утешения; Камадо вздохнул и снял с плеч ящик, ставя его перед детьми, спрятавшимися в ветвистых кустах в полумраке.       — Я оставлю эту коробку здесь на тот случай, если вам будет угрожать опасность, — серьезно произнес он, взглянув мельком на небо — солнце уже зашло достаточно для того, чтобы Незуко, в случае чего, могла вылезти наружу. — Она защитит вас, хорошо?       Оба ребенка судорожно закивали, с подозрением косясь на безмолвный деревянный ящик в непосредственной близости от них, и Камадо ласково улыбнулся им.       — Мы скоро вернемся, — пообещал он и поднялся на ноги, разворачиваясь в сторону дома. — Пойдем, Зеницу, — позвал Танджиро товарища, и тот, всхлипывая и негромко подвывая, поплелся следом за ним.       В прихожей особняка было сухо и мрачно, пахло застарелой кровью; судя по тому, как морщился время от времени Агацума, раздражавший его слух звук барабанов не прекращался и продолжал его нервировать, из-за чего истребитель ныл и непрерывно жаловался на свою жизнь. Шиори нигде не было видно, ее запах вел по коридору дальше и заворачивал в одну из бесчисленных комнат.       — Танджиро, Танджиро, ты же меня слушаешь? Ты же защитишь меня, правда? Ты ведь обязательно меня защитишь? — проскулил Зеницу, вцепившись в рукав хаори Камадо.       — Зеницу, — негромко произнес истребитель, полуоборачиваясь к сокоманднику. — Мне не хотелось бы говорить об этом, но на прошлом задании мне сломали ногу и ребра, и они пока что срослись не до конца.       — Что?! И ты говоришь об этом только сейчас? Откуда у тебя трещины в костях? Почему у тебя трещины в костях? Если у тебя до сих пор не зажили переломы, то кто же меня защитит? Я же умру, я обязательно умру, и никто меня не спасет! — заплакал Агацума и вцепился руками в волосы, оттягивая пряди в разные стороны. — Переломы — это уже слишком! Мне конец, мне конец на девяносто девять процентов, я умру, я точно умру!       — Подожди, Зеницу, не шуми ты так! — недоуменно моргнул Танджиро и шагнул к Агацуме ближе, стараясь его успокоить. — Все с тобой будет в порядке, слышишь? Ты не умрешь!       — Не ври мне! — взвыл блондин и начал кататься по полу из стороны в сторону. — Зачем ты обманываешь меня?!       Нос уловил еще два запаха, смутно знакомых; Камадо напряженно вскинул голову и увидел в конце коридора детей, бегущих к ним.       — Нет! Я же сказал сидеть вам снаружи, почему вы не послушались? — обреченно спросил он, подаваясь детям навстречу. Зеницу притих и не менее настороженно уставился на малышей; как бы придурковато и истерично он себя не вел, он все равно осознавал четко и ясно, что брату и сестре здесь определенно было не место.       — Братик, твоя коробка… она внезапно начала шевелиться! — напуганно ответил мальчишка, не выпуская из рук маленькую ладошку сестры. Девочка судорожно закивала, подтверждая слова старшего родственника.       — Но даже так! Она очень ценна для меня, вам не следовало оставлять ее просто так, — грустно вздохнул Танджиро. — Ладно. Вам следует вернуться назад. Сейчас мы выведем вас наружу.       Камадо потянул носом воздух; след Шиори обрывался именно около той комнаты, рядом с которой они сейчас стояли, но в самом помещении почему-то отсутствовал хоть какой-либо намек на ее присутствие, и это было более, чем странно. Истребитель принюхался, небезосновательно предполагая, что нос мог хотя бы раз в жизни, но дать сбой, но не нашел и намека на запах Канэцугу, ушедшей в дом незадолго до них.       Танджиро мотнул головой. У него никогда не было проблем с понятием, принятием и дальнейшим разрешением ситуации в любых конфликтах, и уже сейчас ему стало неловко и стыдно за то, что он повел себя так некрасиво. Наверняка у девушки была причина так себя вести, да и то, что рассказал Зеницу, определенно накладывало отпечаток, не стал бы владелец сверхчеловеческого слуха врать ему? В конце концов, даже так Канэцугу не выглядела злой, жестокой или безумной, когда добивала того мужчину, наоборот, от нее пахло бергамотом — верным признаком сожаления. Значило ли это, что Шиори, по сути-то, не была виновата в том, что он поставил ей в упрек?       Значило ли это, что сострадание могло проявляться и подобным образом? Значило ли это, что Канэцугу имела куда больше силы духа, которая и помогла ей милосердно оборвать человеческую жизнь, когда ее владелец умолял дать ему умереть быстро и безболезненно?       Танджиро махнул головой и тяжко вздохнул. Жгучий стыд с размаху ударил его пыльным мешком по голове; он машинально погладил приблизившуюся к нему девочку по голове и положил руку к ней на плечо, собираясь было осторожно подтолкнуть ее в сторону выхода, но как только он шагнул было вперед, неожиданно согнувшийся пополам Зеницу своей филейной частью впихнул и Камадо, и малышку в раскрытые сёдзи.       — Прости, задел, — неловко пробормотал Агацума и выпрямился.       Послышался звук удара в барабан — первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Комната вокруг изменилась шесть раз, и только тогда неприятное слуху треньканье-бульканье прекратилось.       — Неудивительно, что запах Шиори-чан обрывался именно около входа в комнату, — растерянно произнес Танджиро и крепче прижал маленькую девочку к себе.