Со скоростью света

      Ребра болели почти нестерпимо. Шиори молча поджимала губы и шла впереди остальных своих коллег, стараясь делать как можно меньше лишних движений — любой неверный взмах руками или неосторожное дерганье ногой в сторону отдавалось острым импульсом, разносившимся почти по всему телу. Сейчас, когда адреналин и необходимость действовать, установленная ее мозгом, сошли на нет, усталость, раздражение и боль вернулись с удвоенной силой, как бы желая отомстить за те моменты, когда они были проигнорированы.       Удалось выудить из подсумка две последние пилюли и заглотить их на ходу, не запивая водой, но это не было панацеей ни коим образом — перемолотый и спрессованный имбирь с розмарином, смешанные со смолой и травами, сейчас не давали нужного эффекта анальгетика, потому что боль была настолько невыносимой, что хотелось выть.       Но Канэцугу до скрежета сжимала зубы, стараясь абстрагироваться от шума, производимого невыносимо громкими истребителями практически все время, но получалось плохо, поэтому девушка лишь прикрывала время от времени глаза, сердито шевелила желваками и молчала, когда чей-то пристальный взгляд время от времени утыкался ей в спину — вспоминая о том, что Танджиро мог по запаху узнать, что конкретно сейчас испытывает тот или иной человек, Шиори насильно успокаивала себя, стараясь убедить свой организм, что все хорошо, и терпела. Возможно, в другой момент она от души посмеялась бы над бессмысленными перепалками Камадо и Хашибиры, но сейчас все, что ее волновало, — это поселившаяся во всем теле страшная боль и то, что ее лимит общения на сегодня был окончательно исчерпан. Шиори была самым настоящим интровертом — любые активные длительные взаимодействия давались ей морально крайне тяжело.       От воплей двух парней проснулся и потревоженный Зеницу — признаться честно, Канэцугу плохо себе представляла, каково было ему с его чутким слухом, если даже она, находившаяся на расстоянии пяти метров впереди, глохла от глубокомысленных препирательств, в которые благоразумно не лезла. Истребитель понадеялась на то, что тишина все же возникнет после того, как проснется Агацума — и понадеялась зря. Блондин тоже встрял в перепалку и принялся орать.       Карасума сочувствующе ткнулся клювом в растрепанный пучок волос, заворковал о чем-то своем. Шиори отстраненно подумала о том, что анальгетик не действовал на ребра, но действовал на голову — если бы не обезболивающее, ее голова бы уже трещала по швам от чрезмерно громких сокомандников, — и понадеялась на то, что больше она с ними не пересечется.       Интуиция издевательски хохотнула и наигранно вежливо сообщила, что нет, так просто одиночка Канэцугу от своих новых друзей-товарищей не отделается.       Девушка громко простонала и звучно хлопнула себя по лбу. На ее действия обратил внимание Зеницу и моментально поинтересовался, в несколько больших шагов оказываясь подле нее и взволнованно заглядывая в спокойное лицо:       — Что такое, милая Шиори-чан? Что-то болит?       — Все прекрасно, — ответила она, вполоборота развернув голову к Агацуме, и уголки ее губ дрогнули в слабом подобии улыбки. — Все просто замечательно, не стоит переживать.       — Я бы так не сказал, — пробормотал себе под нос Танджиро, принюхавшись — от единственной девушки в их истребительских рядах сильно пахло сладкой мятой; ей определенно было очень и очень больно. Камадо смерил обеспокоенным взглядом чужую естественно прямую спину и мягкую поступь — Канэцугу вообще не выглядела так, словно у нее были хоть какие-то проблемы со здоровьем, но, приглядевшись, можно было понять, что все ее движения были максимально выверенными и плавными, ни единого резкого действия, и одновременно — донельзя экономичными, такими, чтобы ими нельзя было причинить себе еще больше боли.       Танджиро сердито взглянул на источник всех проблем, Иноске, который все время пер напролом, по-прежнему дубасил своей башкой каждое дерево, мимо которого он проходил, бросался на землю, делая перекаты, обзывался, видимо, стараясь спровоцировать его на агрессию, и вызывал на поединок, который был нужен ему одному. Истребитель был диковатым и очень шумным, а также обладал специфической пассивной способностью делать других тоже шумными — ну или, по крайней мере, это Камадо открыл в себе новые возможности или же просто приспособился к манере поведения Хашибиры подобным дурацким образом. Каждый раз, когда их препирательства переходили на новый виток, от Шиори остро пахло имбирем, ярким признаком раздражения, но почему-то Танджиро не мог прекратить ругаться с Иноске, хоть и понимал, что это ни к чему хорошему не приведет.       В нескольких шагах впереди маячила идеально выпрямленная спина в темно-синем хаори с веселыми солнышками и широкие плечи, обтянутые желто-рыжей тканью. Зеницу о чем-то втолковывал Канэцугу, но, однако, не порывался схватить ее за руки или приобнять, потрогать, как пытался делать до этого — видимо, даже лучше самого Камадо понимал, как сильно ей досталось при стычке с Иноске, поскольку был свидетелем происходящего. В очередной раз отпихнув настырного Хашибиру от себя и поморщившись от вспышки боли, Танджиро тяжело вздохнул и для себя решил, что отныне будет его игнорировать.       Получалось плохо, но Камадо искренне старался.       Они шли несколько часов без перерыва, и чем дольше они шли, тем бледнее становилась Шиори. Несмотря на то, что она была приучена терпеть боль и всяческие лишения, была тренирована физически и морально, это не отменяло того факта, что, если у нее имелась возможность отдохнуть и набраться сил, она этой возможностью пользовалась. Вымотанная психологически таким огромным количеством беспрерывной болтовни девушка, тем не менее, умудрилась представиться диковатому Иноске — я обязательно найду способ, как одолеть тебя, верткая козявка! — оказаться единственной, чье имя он почему-то умудрился запомнить правильно — не чета Гонпачиро Камабоко и Моницу Нукагуме, — хотя все же Канэцугу казалось, что подобным образом кабан просто издевался над всеми вокруг. Почему она избежала этой участи, ей было неведомо — когда об этом зашла речь, она просто отрешилась от всего мира и отключилась окончательно.       Поначалу все трое — Зеницу, Шиори, Танджиро — были уверены, что их отправили сразу же на следующее задание, однако по мере продвижения девушка все же поняла, что их ведут не на новую миссию, а в один из ближайших Домов Глицинии — уютного местечка, одного из многочисленных, раскиданных по Японии, где истребители могли зализать ранения и отдохнуть. Девушка выдохнула почти облегченно — ей не улыбалось встревать в еще одну драку со сломанными ребрами, а сейчас, когда она обнаружила, что имеет законное право расслабиться ровно до того момента, пока травма не исцелится до победного конца, волей-неволей стало дышаться легче от осознания того, что ей не придется совершать над собой насилие.       Хоть что-то хорошее в этой жизни произошло, устало подумала Канэцугу, видя знакомые большие двери, ведущие на территорию поместья. Трое других истребителей изумленно разглядывали выжженный символ на деревянной поверхности. Карасума прощально ткнулся головой в щеку Канэцугу и вспорхнул с насиженного места.       — Герб цветущей глицинии, — недоуменно пробормотал Танджиро и схватил Иноске за руку прежде, чем тот побежал на таран.       — Дом Глицинии, — невнятно отозвалась Шиори и поплелась ко входу, тяжело шаркая ногами; только сейчас Камадо подумалось, что девушке их поход до этого места дался тяжелее всего, в то время как с уничтожением демонов она справилась наиболее успешно. — Это клан, который служит организации истребителей с незапамятных времен, поскольку истребители когда-то давно спасли их от демонов, — Зеницу, кажется, хотел что-то уточнить, но Канэцугу уже перестала обращать на него внимание — из открывшейся двери показалась миловидная бабушка с огромной пушистой гулькой на голове.       — Кто пожаловал? — прошамкала она беззубым ртом, поднимая голову.       — Привидение! — взвизгнул Агацума и спрятался за спину растерянного Танджиро, одним глазом пугливо выглядывая из-за его плеча.       — А ты еще кто? — громогласно поинтересовался Иноске и не иначе как подкрался поближе, с любопытством наклоняя голову вперед и пытаясь ткнуть в чужую прическу пальцем, но не тут-то было: Шиори перехватила его конечность и с силой сжала, не давая совершить затеянное. Хашибира дернулся было назад, но девушка не отпустила.       — Здравствуйте, Хиса-ба-сан, — поздоровалась истребитель, предупреждающе царапнув ногтем чужой палец, и, кажется, в ее голосе послышалась улыбка, а сама девушка немного воспряла духом. — Вы как обычно вышли на улицу без шали, ну что же вы так? Ночи нынче очень холодные, не боитесь заболеть? Вы, конечно, еще молоды и сильны, но я бы на вашем месте побеспокоилась о своем здоровье.       — Да что ты, Ши-чан, — хихикнула старушка, застенчиво прикрывая рот рукавом хаори. — Ушла моя молодость, куда уж мне? Это ты молодая и здоровая, вон, сколько женихов за тобой бегает! — пожилая леди обвела троих истребителей рукой, и в ответ на это, Танджиро был готов поспорить, Канэцугу только закатила глаза.       — Нет, Хиса-ба-сан, к сожалению, это мои коллеги, — ответила Шиори и пожала плечом. — Пустите переночевать даже при этом раскладе? — поинтересовалась она, и в этот же момент Иноске все же умудрился выдернуть свой палец из захвата и, бурча, отошел обратно к Камадо и Агацуме, недобро поглядывая на девушку — кажется, готовил какую-то ответную подлянку.       — Ну ладно, так уж и быть, — лукаво прошамкала бабушка. — Проходите, проходите. Все уже готово к вашему появлению, — старушка отодвинулась от прохода, пропуская поочередно девушку и троих парней, закрыла за собой дверь и первая неспешно двинулась по направлению к самому поместью. Канэцугу шла рядом с ней; Танджиро успел увидеть, как Хиса-сан мягко положила свою сухонькую ручку на локоть Шиори, повернулась к ней лицом и, подслеповато щурясь, шепнула пару слов — девушка в ответ покачала головой и что-то произнесла в ответ. Что именно это было, Камадо не услышал — именно в этот момент Зеницу приспичило заорать особенно громко, когда куст справа от них шевельнулся, выпуская из своих недр зевающего кота.       — Что?.. О, Курохимэ, — обернулась на вопль Агацумы девушка и тут же наткнулась взглядом на большую грациозную представительницу семейства кошачьих. Животное лениво и придирчиво осмотрело истребителей, проигнорировало ор Иноске по поводу того, что «какого черта ты смотришь на меня с таким вызовом?», и, задрав хвост, бодро потрусило к Канэцугу. — Привет, милая. Как твои дела?       — Все замуррчательно. Возьмешь меня на ручки? — ответно замяукала кошка и потерлась об чужие ноги, преданно заглядывая в жемчужно-белые глаза.       — Прости, моя хорошая, я не могу взять тебя на ручки. Меня немножко потрепали на задании, давай попозже? — сожалеюще произнесла Шиори и, отойдя чуть в сторону, чтобы не мешать идущим позади нее парням, присела на корточки и ласково погладила лоснящуюся черную шерстку. — Я обязательно навещу тебя, но сначала чуточку отдохну, ладно? — Курохимэ затарахтела, с наслаждением щурясь при почесывании подбородка и спинки, и промурчала что-то наподобие «ну ладно, так уж и быть».       Девушка догнала их несколькими секундами позже, заходя в поместье следом. Хашибира покосился на нее с подозрением, но ничего не сказал.       — Сначала вам нужно будет посетить онсен, — размеренно произнесла Хиса-сан, пряча перед собой ладони в широких рукавах кимоно, — затем вы сможете поесть, вас осмотрит доктор, а уже после вы сможете расслабиться. Ваши юката уже готовы.       Старушка протянула Танджиро, Зеницу и Иноске тщательно сложенную одежду. Камадо неуверенно глянул в сторону Шиори, которая стояла с независимым видом, но прислонялась к стеночке; от нее все еще пахло болью.       — А как же… ты, Шиори-чан? Может быть, тебе стоит первой посетить онсен? — поинтересовался Камадо.       — Я присоединюсь к вам позже, — отмахнулась девушка. — Мне нужно уладить кое-какие дела.       — П-присоединишься? — почти испуганно переспросил Танджиро. — Это как это?       — А вот так, — устало ответила Канэцугу. — Онсен здесь один, а ждать, пока вы накупаетесь, я не хочу. Задерживать я вас тоже не хочу, так что придется купаться вместе, увы, вам придется терпеть вид моего обнаженного тела. Не говори мне только, что ты крайне стесняешься и голых женщин раньше никогда не видел.       — Н-не видел, — подтвердил ее слова Камадо. Зеницу за его спиной схватился за сердце.       — А я видел! Видел! Мухахаха! — злорадно загоготал Иноске, тыкая в Танджиро пальцем. — Я победил! Я оказался круче тебя, удачливее и сильнее, ты понимаешь это, а, лобешник?       — Причем здесь сила? — возмутился Камадо, сердито глядя исподлобья на Хашибиру и стараясь не смотреть в сторону безучастной Шиори; кончики его ушей предательски алели, показывая всю степень смущения, которое парень испытывал на самом деле. — Это здесь вообще не причем!       — Причем, причем! — радостно зафырчал истребитель, косясь на Танджиро блестящим глазом кабаньей маски. — Я — победитель, а ты никто!       — Может, мы пойдем уже в онсен? — заныл Зеницу, явно больше всех жаждущий оказаться в воде и отмыться от грязи, которую успел насобирать на себе во время миссии — он осторожно держал в руках стопку с одеждой, стараясь не прижимать ее к запачканному хаори и униформе, и мечтательно вздыхал, думая о чем-то своем и загадочно блестя желтыми глазами; несложно было догадаться, о чем конкретно. Танджиро кинул взгляд в то место, где еще недавно стояла Шиори, но ее там уже не было — видимо, ушла по тем делам, о которых говорила первоначально.       — Прошу за мной, — прошамкала беззубым ртом пожилая леди и неторопливо посеменила впереди них, парни пошли следом.       Онсен был не очень большим, но выглядел достаточно уютно. Непосредственно сам горячий источник, обнесенный крупными камнями по периметру, находился на улице, от него пахло пряной солью и чем-то горьковатым; от воды исходил пар, клубящийся в воздухе крупными клочьями и частично застилающий пространство.       За спиной Танджиро возились раздевающиеся — и почему-то проникновенно молчащие, либо попросту уставшие от болтовни, либо прочувствовавшие моменты, — Зеницу и Иноске. Парень, заранее оставивший коробку с Незуко в самом темном углу комнаты, которую им выделили, отстраненно смотрел в темно-синее небо и наслаждался этим коротким моментом покоя. Кто знает, когда в следующий ему выдастся так спокойно постоять, разглядывая полную луну и совершенно ни о чем не думая?..       Нагретая заранее вода для омовения растеклась приятным теплом по усталому и до предела вымотанному телу, а горячий источник, в который Камадо неспешно опустился несколькими минутами позже, только лишь усилил эффект. По онсену несинхронно раздались облегченные вздохи — все трое истребителей оценили мгновенно проявившийся эффект. Не зря же такие источники называли «целебными» — они оказывали крайне полезное воздействие на организм, а в связи с полученными ранениями у всех троих это было более, чем просто необходимо.       Говорить не хотелось, что-то делать — тоже, но Танджиро, прогревшись, силой заставил себя выйти из воды, дойти до большой бочки с горячей водой, находящейся при входе в сам горячий источник, и сесть на низенький табурет, лениво, но от этого не менее тщательно намыливаясь добротным куском мыла, душисто пахнущим луговыми травами.       — Зеницу, Иноске, вам тоже не помешало бы хорошенько помыться, — произнес Камадо, отплевываясь от воды и до конца промывая волосы. Агацума зароптал что-то невразумительное, но с доводами согласился, поэтому начал медленно подниматься из купели, Хашибира же, откровенно расплавившийся в тепле, но все еще не желающий проигрывать, выскочил из горячего источника куда быстрее и бодро поскакал к Танджиро, отобрал у него ушат, из которого тот поливал себя, и, нагло ухмыльнувшись, стал ждать реакции. Камадо в ответ лишь улыбнулся ему светло-светло и, поднявшись с табурета, похлопал Иноске по плечу.       — Да, пожалуй, тебе этот ушат нужнее. Хорошо тебе помыться, Иноске, — сказал он, не переставая улыбаться, и пошел обратно в купель. Позади раздался разъяренный рык Хашибиры, но Танджиро уже не обращал на него внимания, с наслаждением опустившись в горячую воду. Спустя некоторое время один за другим вернулись и Зеницу, и Иноске, уже немножко ожившие, а оттого и негромко препирающиеся друг с другом. В голову стукнула мысль, что стоило бы уйти, пока не пришла Шиори — нечего смущать ее, да и самому Танджиро было как-то даже неловко представлять, что они будут делить онсен с девушкой…       Но было поздно. Дверь, разделявшая раздевалку и предбанник, распахнулась, являя миру абсолютно обнаженную Канэцугу. Зеницу взвизгнул — то ли испуганно, то ли восторженно, — и закрыл лицо руками, впрочем, одним глазом подглядывая сквозь пальцы. Иноске протяжно хмыкнул и подался вперед, с каким-то исследовательским интересом изучая женское тело. Танджиро закрыл ладонью глаза наглому Хашибире, пнул подсматривающего Агацуму и сам зажмурился, а после очень громко попросил, неистово полыхая ушами:       — Шиори-чан, прикройся, пожалуйста!       — Чего? — послышался приглушенный недовольный голос из предбанника, затем — плеск воды и негромкое фырканье. — Зачем?       — Пожалуйста, — не сумел ответить доходчиво Танджиро, продолжая жмуриться до пятен перед глазами и не давая Иноске отвести свою руку от его лица.       Судя по звукам, девушка тяжело вздохнула, потом прошлепала босыми ногами куда-то в сторону, а затем приблизилась к онсену и осторожно опустилась в воду, вздохнула еще раз — определенно, от удовольствия.       — Можете открывать глаза, — негромко произнесла она. Камадо осторожно убрал ладонь от глаз Хашибиры, уже готовившегося ее укусить, и сам несколько раз моргнул. Шиори встретилась с ним взглядом, и на ее лице читался очевидный вопрос из разряда «ну и что это было?». — Не понимаю, зачем, ну да ладно, как пожелаете.       Девушка фыркнула, поправила полотенце, прикрывающее переднюю часть тела, сползла чуть ниже в воду и устало вскинула бровь, будто спрашивая: «Доволен?» Ее радужки были чуть темнее, чем обычно, возможно, из-за освещения — они имели цвет добротного металла, и эта смена оттенков выглядела несколько необычно, но интересно. Танджиро скованно, но благодарно кивнул, волей-неволей окидывая девушку беглым взглядом — сказать, что она притягивала взгляд, означало ничего не сказать. Канэцугу вздохнула еще раз, смежая веки, закинула обе руки на крупные камни позади себя и запрокинула голову назад, расслабляясь.       Плечи Зеницу, сидящего сравнительно недалеко от Камадо, дрогнули, а рот приоткрылся в ужасе. Иноске приподнял брови и недоверчиво прищурился, разглядывая ни о чем не подозревающую девушку.       Танджиро их, в принципе-то, понимал.       Потому что изящную шею ободом опоясывал широкий зарубцевавшийся шрам — не как от клинкового оружия, не как от царапины, а как будто бы… от ошейника, жесткого и тугого, такого, который надевают на диких животных. Камадо спешно отвел взгляд в сторону — негоже было разглядывать чужие ранения, — и тут же наткнулся на такой же широкий браслет на одном запястье, а затем — и на втором. На коже Шиори все рубцы были видны очень хорошо, даже несмотря на то, что шрамы были застаревшими и, кажется, предпринимались попытки эти шрамы удалить, потому что полосы выглядели достаточно бледными; тем не менее, это «украшение» все равно очень сильно выделялось.       Канэцугу неожиданно глубоко вздохнула и, опустив подбородок ближе к груди, приоткрыла глаза; ее радужки посветлели до уже знакомого Танджиро жемчужно-белого оттенка и выражали крайнюю степень усталости.       — Вы меня сожрете взглядами, — вяло произнесла она, не просидев и пяти минут, и начала подниматься из купели, прижимая одну руку к груди так, чтобы намокшее полотенце под своей тяжестью не упало в воду. — Не буду вам больше мешать. Я пойду первая.       — Но ты нам не мешаешь, милая Шиори-чан, — попытался остановить девушку Зеницу, но осекся на полуслове, когда истребитель развернулась, чтобы подняться по каменным ступенькам онсена, и закусил губу, почему-то виновато вжимая голову в плечи. Вся спина девушки была перевита длинными бурыми рубцами самых разных форм и толщин, гораздо более яркими и свежими, чем те, которые были у нее на руках и на шее.       — Откуда это у тебя? — громогласно спросил Иноске прежде, чем Танджиро успел его одернуть. — Кто тебя так?       — Иноске, это совершенно неприлично, — шикнул он сердито, пихнув товарища локтем. — Шиори-чан, не обращай внимания, ты не обязана отвечать на его вопрос.       — Все в порядке, — ответила девушка, и, судя по тому, что ее запах не изменился, лишь до чуткого носа Танджиро донеслась горьковатая нотка грейпфрута, все действительно было в порядке. Канэцугу полуобернулась через левый бок — на ребрах, спрятанных под покровом полотенца, игриво показался уродливый темно-лиловый, почти черный синяк с редкими вкраплениями синего, — и спокойно пожала круглым плечом, растягивая губы в легкой улыбке — почти искренней, почти настоящей. — Свобода — слишком дорогое удовольствие, чтобы оно могло достаться за бесценок, Хашибира-кун. За все нужно платить, даже когда другого выбора не остается.       В полном молчании истребитель проследовала в предбанник, где, скинув с себя полотенце, села на низенький табурет, предусмотрительно развернувшись спиной, и, закинув руки за голову, расплела большую растрепанную гульку на голове. Волосы скользнули по спине тугой волной, скрывая некрасивые, страшные шрамы — почему-то крайне удивительным оказался тот факт, что концы чернильно-черных прядей были золотисто-желтыми.       — Я ничего не понял, что она сказала, — произнес сердито и глухо Иноске и приподнялся из купели, Танджиро едва успел его дернуть за руку и насильно усадить обратно. — Я должен пойти и выбить из нее все ответы в честном бою! Верткая козявка остается верткой, даже отвечая на мои вопросы!       — Иноске, не надо, — покачал головой Зеницу, исподлобья рассматривая товарища. — Я не думаю, что Шиори-чан захочет эту тему продолжать.       — А я захочу! Она меня бросила на землю, а кто-то неизвестный ее так ранил, если я одолею того, что оставил ей эти шрамы, значит я буду сильнее нее! — упрямо ответил Хашибира и снова попытался встать. — Отвали от меня, лобешник!       — Меня зовут Танджиро Камадо! — возмутился он.       — Мне без разницы! Хочешь подраться, Конбадиро? — тут же взъярился Иноске, который, кажется, еще недавно растекался безвольным желе по нагретым водой камням.       — Не хочу! Мы все устали, можно не надо? — недовольно ответил Танджиро и ушел от хука справа. — Да отстань ты от меня! Дай спокойно отдохнуть! Прекрати, Иноске!..       Он и не старался скрыть, что по факту отвлекал своевольного истребителя от проявления ненужного интереса по отношению к Шиори — вряд ли с такими шрамами могли быть связаны исключительно хорошие воспоминания, и спокойное выражение на ее лице, когда она говорила те слова о свободе и цене, которую нужно за нее заплатить… Танджиро не хотел бередить лишний раз чужие раны.       Если они останутся командой-друзьями-товарищами, Канэцугу всегда будет иметь добровольную возможность поделиться с кем-то тем, что ее тревожило или беспокоило, что терзало ее душу, а сейчас же, будучи знакомыми не больше дня, было бы странно пытаться разворошить проблемы, шедшие откуда-то из далекого прошлого.       Уличив момент в потасовке с Хашибирой, Танджиро кинул беглый взгляд в сторону бесшумно уходящей девушки, залитой лучами искусственного освещения.       На стройных ногах сильно выделялись широкие зарубцевавшиеся темные полосы, окольцовывавшие голеностоп целиком.       На руках и шее у Шиори были такие же.       И это, пожалуй, тревожило больше всего.