Со скоростью света

      У Танджиро болело все, начиная от ссадины на щеке и заканчивая выбитой коленной чашечкой. На голову демона, глаза которого суматошно вертелись из стороны в сторону, и вывалившийся изо рта на землю сизый язык смотреть не хотелось. Шиори дышала рвано и неровно и еле-еле стояла на ногах, ее колотило мелкой дрожью от пережитого адреналина. Одной рукой она остервенело сжимала рукоять катаны, а вторую прижимала ко рту, явно стараясь не дать содержимому своего желудка выйти наружу.       — Сожру, — прохрипел демон на последнем издыхании, пока его голова, начиная с шеи, медленно рассыпалась в пепел. — Глаза эти проклятые, проклятые, глаза вкусные, белые, серые, как кровь, как кровь сладкая, медовая, тягучая, по языку кап-кап-кап, капелька раз, капелька два, капелька три, света нет, нет, света в глазах не!..       — Да замолчи уже! — Шиори вывернулась из объятий Танджиро и с силой пнула раздражающую голову, а после, не удержавшись на ногах, с размаха рухнула на землю, едва успев выставить перед собой руки. Она громко вскрикнула и внезапно замолчала, словно и не произносила до этого ничего. Танджиро рванул следом за ней, упал рядом и попытался помочь Шиори нормально сесть. Она шумно втянула носом воздух и стиснула зубы, принимая вертикальное положение и утыкаясь обеими руками перед собой, а после бросила на Танджиро острый взгляд и процедила:       — Если не отойдешь, я запачкаю твои штаны и дзори.       Танджиро непонимающе моргнул, все еще поддерживая Шиори за локоть, но она уже отвернулась, небрежно откинув клинок ничирин подальше, и снова склонилась над землей. Ее плечи крупно вздрогнули, и Шиори издала странный задыхающийся звук; только тогда Танджиро понял, что ее организм решил спешно избавиться от всего лишнего.       Что делать с человеком, которого выворачивает переваренной пищей, Танджиро не знал, но каким-то шестым чувством решил тактично уставиться поверх головы Шиори, не переставая, впрочем, ее придерживать. Из тугого пучка выбились несколько длинных двухцветных прядей, и для того, чтобы они не запачкались, Танджиро постарался как можно более осторожно заправить их за уши.       Когда Шиори перестала содрогаться и готова была завалиться вперед, прямо в лужу рвоты, Танджиро, игнорируя собственную боль и через силу заставляя себя двигаться, аккуратно перехватил ее за плечи и медленно потянул назад, оттаскивая на более-менее чистый участок земли. Лицо Шиори было красным от натуги, со следами от слез и окровавленной раной на подбородке, с полопавшимися капиллярами под глазами. Она обмякла в руках Танджиро и равнодушно уставилась в небо, когда он усадил ее около единственного уцелевшего на поляне дерева и грузно опустился рядом.       По всей поляне, раскуроченной, как после взрыва, хаотично раскатились в разные стороны демонические глаза — желтые, серые, светло-карие, ясно-голубые, жемчужно-белые, такие же, как и у Шиори. Разум, до сих пор работавший в ускоренном темпе и не собиравшийся замедляться, сам собой начал прокручивать в голове те странные и казавшиеся нелогичными на первый взгляд фразы, которыми плевался демон в промежутках между своими приступами. Что-то про запах, вкус крови и то, что съел множество людей единожды и больше не смог найти ничего похожего. Да и Шиори, чиркнув по подбородку — с легким недовольством Танджиро подумал, что у нее наверняка останется шрам, — смогла вмиг привлечь внимание неуправляемого демона, почти загипнотизировать его…       Значит, люди с такими же жемчужно-белыми глазами, как у Шиори, были… ее родственниками, которых сожрал демон? Танджиро нахмурился и уставился на свою ладонь, по-прежнему напряженно сжимавшую рукоять клинка ничирин, а после принялся старательно отгибать по одному непослушному пальцу, сведенному судорогой. Ему не нравился ход собственных мыслей, но проверить свои догадки в данный момент он не мог и не хотел — у них обоих не осталось для этого ни сил, ни желания.       Наверное, для Шиори эта схватка эмоционально была значительно тяжелее, чем для него. Танджиро взглянул на Шиори, которая по-прежнему неотрывно таращилась в небо и тяжело дышала. Ее глаза в полумраке казались темнее обычного. Пожалуй, он бы тоже испытывал страх, если бы демон смотрел на него множеством глаз, часть из которых имела точно такую же радужку, как у него. Безусловно, сражаться с демонами, тварями, лишенными всего человеческого и ведомыми лишь желанием сожрать людей, было страшно, но Танджиро знал, на что шел, равно как и Шиори. Однако привыкнуть к некоторым вещам было невозможно, и демоны время от времени умудрялись крайне неприятно удивлять. Как, например, сейчас.       Рука, в которой Шиори сжимала клинок ничирин, мелко, но заметно дрожала. Танджиро поверхностно вздохнул, стараясь не тревожить несчастные ребра и ушибленную спину, и потянулся к узкой ладони. Когда он коснулся теплой кожи, Шиори крупно вздрогнула и с нескрываемым удивлением уставилась на него, словно видела впервые.       — Я просто разожму твои пальцы, Шиори-чан, — мягко произнес Танджиро и успокаивающе погладил Шиори по тыльной стороне ладони. Некоторое время она в непонимании смотрела в ответ, а после коротко кивнула и снова уставилась в темное небо. Танджиро тихо вздохнул, осознав, что с лету преодолел некий этап, разделявший его и Шиори, и принялся осторожно отцеплять тонкие, очень сильные пальцы от рукояти.       Когда Танджиро начал отгибать средний и указательный пальцы, Шиори сдавленно зашипела, закусывая нижнюю губу, — в двух местах суставы были припухшими, скорее всего, их выбило во время боя. Танджиро тихо извинялся каждый раз, когда Шиори было больно, но продолжал максимально осторожно освобождать меч.       — Ну вот и все, — облегченно выдохнул он, когда клинок Шиори упал на землю. Танджиро мельком взглянул на черно-синюю плетеную рукоять, фигурную цубу и светло-желтый клинок с рисунком в виде искр света и для себя отметил, что катана выглядела красивой. Стоило только пальцам Шиори разжаться, как разжалась и ее внутренняя пружина, которая делала из нее сломанную куклу. Она резко и шумно вздохнула и тут же подавилась вдохом, болезненно скривившись, а после потянулась к подбородку, приложила к нему ладонь и тут же отвела ее на свет, рассматривая кровавое пятно.       — Шрам будет, — тихо и сожалеюще сказал Танджиро, и Шиори бросила на него быстрый взгляд. — Жаль.       — Ага, — легкомысленно кивнула она и, медленно опустив руку к краю хаори, небрежно вытерла об него разводы. — Бывает.       По тону ее голоса Танджиро понял, что ей, в общем-то, все равно — Шиори вообще была крайне равнодушна к своему телу и должным образом о его сохранности не заботилась, зато очень любила мыться — этот ответ в лоб он получил, когда ненавязчиво попытался узнать ее поближе.       — Ты как? В порядке? — спросил Танджиро. Шиори невесело фыркнула и забавно мотнула головой, как потревоженное животное.       — Спорный вопрос, — нехотя ответила она, все еще не отрывая взгляда от неба. — Спроси что-нибудь попроще.       — О, — глубокомысленно сказал Танджиро, ощущая полнейшую растерянность — по идее, уже следовало бы привыкнуть к тому, что иногда Шиори ведет себя не так, как можно было от нее ожидать, но это давалось Танджиро с трудом. — Тогда, эм, как твои ребра?       — Сломаны, — лаконично бросила Шиори. — А твои?       — Тоже, — со вздохом ответил Танджиро. Переглянувшись с Шиори, он фыркнул одновременно с ней. Их смешки, вырвавшиеся скорее от безнадеги, нежели от реального веселья, вымученные и усталые, должны были разрядить атмосферу и дать им обоим понять, что они живы и справились с заданием.       Шиори вяло закопошилась в своих подсумках, перебирая что-то в выбитых пальцах, а после не иначе как уронила себе на колени моток чистых бинтов, какие-то крупные листья, несколько небольших баночек и крохотный бутылек. Неловко устроив нерабочую руку на бедре, она принялась медленно раскладывать свои пожитки, видимо, облегчая себе работу на будущее, а после, закончив, подняла на Танджиро усталый взгляд.       — Надо обработать раны, — сказала она. — Из самого серьезного что болит? Показывай.       — Может быть, сначала ты? — мягко осведомился Танджиро и тут же понял, что вступил на опасную тропинку, когда глаза Шиори раздраженно сверкнули исподлобья. — Хорошо, я понял.       Пришлось раздеваться по пояс, демонстрируя глубокие рваные раны на спине и груди, подставляться под осторожные прикосновения и давать себя подлатывать. Лицо Шиори было спокойным и сосредоточенным, когда она вправляла выбитые суставы, промывала ранения и заклеивала их какой-то прохладной массой, обкладывала листьями и заматывала бинтами в случае необходимости. Для нее это явно было не впервой — даже будучи поврежденными, ее руки не дрожали, наоборот, действовали слаженно, как единый механизм, словно и не болели вовсе.       Травничество и врачевание нравились Шиори, это было видно по едва заметной умиротворенной улыбке и довольному блеску жемчужно-белых глаз. Каждый раз, перемалывая какие-то травы, общипывая кусты, изготавливая пилюли и мази, Шиори выглядела практически счастливой. Когда она задумывалась и уходила глубоко в свои мысли, можно было услышать нескладное мурлыканье — петь Шиори не умела, судя по всему, но иногда из нее пробивались легкомысленные мотивчики, застать которые было практически нереально.       В таком случае Танджиро иногда завидовал Зеницу — тот со своим уникальным слухом мог слышать гораздо больше.       — Теперь ты мне помоги, пожалуйста, — сказала Шиори, когда Танджиро накинул на себя пиджак и начал медленно застегивать пуговицы непослушными пальцами.       — Конечно, чем? — спросил Танджиро.       — Мне нужно перевязать плечо, — ответила Шиори, вынула из мешочков какие-то две пилюли и бесцеремонно запихнула их Танджиро в рот. — На, жуй. На вкус — редкостная гадость, но помогает неплохо.       Танджиро раскусил шершавую пилюлю и скривился, когда на языке разлилась ошеломляющая горечь. Пронаблюдавшая за метаморфозами его лица Шиори глухо хмыкнула, на ее лице расплылась кривая усмешка.       — Что это? — кисло произнес Танджиро, медленно пережевывая невкусную массу, в которую превратились пилюли.       — Ты точно хочешь это знать? — вопросом на вопрос ответила Шиори и начала аккуратно стягивать хаори с одного плеча.       — Нет, — честно признался Танджиро. — Я тебе верю.       Шиори на секунду замерла, но после продолжила раздеваться. Это нехитрое, казалось бы, действие давалось ей с ощутимым трудом — прекратив подлатывать Танджиро, она снова стала скованной и зажатой и явно испытывала неподдельную боль. Когда Шиори начала расстегивать круглые пуговицы на пиджаке, Танджиро вспыхнул, отводя взгляд, стоило только показаться тонкой полоске кожи на ключицах.       — Очень мило, спасибо, — пробормотала Шиори и бросила на Танджиро сомневающийся взгляд, словно не зная, правильно ли она реагирует на подобные откровения. — Я должна быть… благодарна?       — Это не обязательно, — мотнул головой Танджиро. — Я просто хочу, чтобы ты знала, что я считаю тебя своим другом, Шиори-чан.       Шиори ничего не ответила, а давить Танджиро не стал — для него достаточно было того, что жемчужно-белые глаза вспыхнули мягким светом, а уголки тонких губ дернулись в подобии улыбки. Почему-то в большинстве случаев Шиори думала, что если она спрячет себя настоящую за восковой улыбкой, то никто не заметит, что у нее на душе. Однако от чувствительного носа Танджиро было не утаить запахов, от острого слуха Зеницу — звуков, а от восприимчивости осязания Иноске — ауры, так что любые старания Шиори скрыть свои чувства пропадали втуне.       Но сейчас, хоть и на долю секунды, ее улыбка была искренней, а сквозь запах солнца и свежескошенной травы пробивались тонкие медовые нотки.       Под чутким руководством Шиори Танджиро, старательно не глядя на обнаженную грудь, вправил ей плечо, сделал плотную повязку на пояснице и обработал глубокие раны на спине, а также на подбородке — с приклеенным к лицу листом какого-то растения недовольная Шиори выглядела очень забавно.       Напоследок Шиори впихнула ему еще какую-то пилюлю, только на этот раз Танджиро прежде, чем съесть, внимательно ее обнюхал. Пахла она приятно — чем-то свежим, кислым и пряным, — но на вкус, как и все обычные лекарства, была отвратительной. Шиори, запихивавшая утягивающие бинты в подсумок, снова усмехнулась, закинув себе в рот увесистый кругляш.       — Лимонник применяется для восстановления организма после физических нагрузок, а женьшень оказывает тонизирующее воздействие и препятствует возникновению усталости, — задумчиво проговорила она, накидывая на плечи хаори.       — Удивляюсь, сколько всего ты знаешь о всяких растениях, — покачал головой Танджиро, поднимая катану с земли и вытирая ее о штанину, а после прошелся по клинку тряпкой, которую специально носил в кармане.       — Ага. Я знаю только о травках и их правильных соотношениях, о том, как убивать демонов, а также людей. Отличный набор знаний и интересов, очень помогает выжить в мире, — неожиданно мрачно произнесла Шиори, и Танджиро почувствовал, как от нее потянуло озоновым ароматом обиды и грейпфрутовым — горечи.       — Почему так получилось? — осторожно поинтересовался Танджиро. Шиори отчетливо хмыкнула и чуть дрожащими пальцами взялась за клинок ничирин, подняла на уровень глаз и прошлась по нему взглядом, а после, стиснув зубы, принялась осторожно подниматься на ноги.       Танджиро не знал, будет ли Шиори отвечать на его вопрос, и торопить ее не собирался, да даже если бы она проигнорировала его, он бы счел это за нормальный исход событий. Он взглянул на Шиори — она медленно поковыляла по поляне, какие-то глаза она топтала ногами или пронзала клинком, какие-то осторожно обходила, не решаясь трогать.       — Понимаешь, — неожиданно отозвалась Шиори, когда Танджиро уже успел смириться с тем, что этот вопрос так и останется загадкой для него. Он тоже поднялся на ноги, перебарывая боль и теперь стоял, слушая мерзкие чавкающие звуки. Танджиро проследил за маршрутом, по которому двигалась Шиори, и обнаружил, что все жемчужно-белые глаза она методично уничтожала, а глаза любых других цветов аккуратно обходила стороной.       — Понимаешь, — зачем-то повторила она, и Танджиро встрепенулся, чуть хмурясь, — не бывает так, чтобы все вокруг были хорошими. Тебе повезет, если ты родишься в любящей семье, если твои родственники замечательно относятся к тебе и друг к другу, тебя, твои желания и увлечения уважают, у тебя есть свобода действий, а твой наставник — адекватный человек, находящийся при здравом уме и твердой памяти. Ты растешь, тебя учат жить, разбираться в людях, продолжать семейное дело, ну или, если хочешь, ты можешь выбрать то, что тебе по душе. Никто не может делать за тебя выбор, тебя искренне поддерживают, а в ответ ты искренне любишь и заботишься. Это здоровые отношения, возведенные в абсолют, — идеал семьи и связей между ее членами.       Шиори, ходившая по поляне и тщательно выверявшая, куда ступает, выглядела тонкой и хрупкой, практически беззащитной, когда с особой жестокостью давила глазные яблоки, когда-то принадлежавшие живым людям, и не испытывала при этом ни малейшего сожаления. Танджиро смотрел на нее — и чувствовал, как сильно от нее пахло полынной горечью, смешанной с тяжелым дымом и перечной мятой.       — Но везет не всем, понимаешь? — Шиори снова хмыкнула и резко развернулась к Танджиро, он встретил ее взгляд со всей возможной серьезностью. Она улыбалась спокойно и вежливо, но этой ее улыбке Танджиро не верил ни на грамм, потому что чувствовал ее запах — ненависть, боль и ярость клокотали под тонкой кожей, но не просачивались наружу.       Шиори качнула головой и сделала шаг вперед, опустилась на колени перед тем самым деревом, под которым они сидели, а после принялась голыми руками разгребать землю.       — Надо похоронить то, что осталось от жителей. Хотя бы так, по-человечески, — глухо произнесла она, не прекращая своего занятия.       Несмотря на все свои странности, Шиори старательно оберегала людские жизни и была готова отдать свою взамен на жизнь гражданского. Носителей тех жемчужно-белых глаз, которые Шиори так старательно уничтожала, она не считала за людей.       Танджиро растерянно опустил взгляд на глазное яблоко, бездушно таращившееся на него из комьев взрытой почвы и клочков вырванной травы. Внутри металось что-то, что невозможно было описать словами.       По-человечески.       В повисшей на поляне тишине его нога наступила на землю с особенно мерзким чавканьем.