***
В восемь утра в кафе было тихо и малолюдно, вкусно пахло кофе и горячей выпечкой. Винокуров, заглянувший домой только чтобы привести себя в порядок, с приготовлением еды решил не заморачиваться — было быстрее и проще перекусить в кафешке возле отдела. А после с новыми силами в бой. Точнее, на работу. Сделав заказ, он устроился за столиком в углу. Мысли перескакивали с одного на другое, с Маши — оставшейся под надежным присмотром в больнице — к работе. А точнее, поимке их маньяка или маньячки? Несмотря на приличный стаж работы ему все равно не верилось в то, что преступник все-таки женщина. Такое случалось крайне редко, если женщины и становились убийцами, то чаще это была самооборона, но никак не серия. Телефон, молчавший все это время, ожил одновременно с прибывшим к столику официантом. Молодой человек сгрузил тарелки с салатом, горячим, и чашкой чая, пузатой и белой, после чего, подпевая игравшей по радио песне, отбыл обратно за стойку. На дисплее высветилось короткое: Женя». «Доброе, блин, утро…» — Да, Жень. Привет. — Не разбудила? — Нет, что-то опять случилось? — С чего ты взял? Я просто хотела выпить с тобой кофе где-нибудь… И поговорить. — Хочешь — приезжай. Я сейчас в кафешке у отдела, завтракаю. — Как удачно, я совсем рядом. Минут через десять буду, — Евгения отключилась. Винокуров, понимая, что за разговорами он точно не поест, а замотанный постоянной суетой организм требовал подпитки, принялся за еду. Женя приехала через пятнадцать минут, когда Винокуров неспешно пил уже порядком остывший чай, успевший поговорить с Курочкиным — жаждущим подробностей, с Вадимом — новым охранником у Машиной палаты, и самим Луганским. Тот заверил, что человек, охраняющий Машу — очень надежный, не стоит бояться повторения нападения или чего-то подобного. К тому же госпиталь, в который ранним утром перевезли Швецову, хорошо охранялся. Как сами корпуса, так и территория. Это Владимир и так знал, на душе правда все равно было неспокойно. — Доброе утро, Володя. — Доброе утро. Винокуров молча наблюдал за тем, как Женя, распахнув пальто, села напротив, поправила ярко-красный палантин, потом, подумав, подозвала официанта и заказала кофе. Потом убрала сумочку и только после этого, улыбнувшись, посмотрела на него. — Я так понимаю, Маше гораздо лучше? — Жизни уже ничего не угрожает. Ты приехала сюда поговорить о Швецовой? Жень… «У нас могло бы что-то получиться с Женькой, если бы не… Если бы она не была собой, а я не был по уши влюблен в Машу, как школьник. Умная же девушка, красивая и уверенная в себе. И что-то еще пытается мне доказать, показать, что она лучше. Возможно, в чем-то для кого-то и лучше. Но точно не для меня. И она — не Маша», — согревшись, Владимир поймал себя на странных и нетипичных для себя мыслях. Самокопанием он занимался нечасто, сейчас то ли обстановка располагала, то ли интуиция подсказала, что разговор с Евгенией будет о том самом. Об их отношениях. — Ну да, и о ней в том числе. Тебя же это очень волнует… И нападение это — на самом деле страшно. Я не представляю, каково это, остаться один на один с убийцей. Хотя, тут вопрос спорный, кто кого убил. — Давай не будем это обсуждать. Убийство — это преднамеренное действие, Маша защищалась, это была самооборона. — Только вот Филонов считает иначе. Он говорит, что Маша превысила допустимую самооборону, она даже на помощь не звала. — А ты-то откуда знаешь? Ты там была? — Ну, никто ничего не слышал. Ни соседи, ни прохожие… — Жень, если ты хочешь убедить меня в том, что Швецова убийца, а Бислис — жертва, то у тебя ничего не получится. Еще вопросы есть? — Я не хочу тебя убедить, Володя. Сообщаю последние новости, чтобы ты был в курсе. Многие не верят в Машину невиновность… И у меня нет основания не верить фактам. Все только и говорят о том, что Маша убила человека. Сейчас проводится служебная проверка и тот же Филонов, ты сам понимаешь, может повернуть факты в какую угодно сторону. — К чему ты клонишь, Жень? Почти бессонная ночь и прочие волнения начисто отшибли возможность адекватно соображать и воспринимать информацию. Винокуров не понял, к чему была Женина страстная речь то ли в защиту Маши, то ли с целью ее обвинения. — К тому, что ей потребуется хороший адвокат. И я, если потребуется, готова представлять ее интересы. — Машу даже толком не допросили еще, какое может быть обвинение… Но хорошо, я ей передам, что ты готова отстаивать интересы. Кофе вкусный? — Да, только очень сладкий, — Женя, сделав еще один небольшой глоток, поморщилась. Горечь от крепкого кофе сменялась приторностью сахара и карамели, все это хотелось чем-нибудь запить. — Володя, можно вопрос, личный? — Давай. — Почему именно она? Ты же видел, как она к тебе относится, к твоим чувствам. Вокруг нее — всегда слишком много мужчин, ты был где-то рядом, но в расчет явно не принимался. Разве тебя как мужчину такое отношение не коробило? Она тебя всегда считала другом, а ты готов весь мир положить к ее ногам. Почему так? Почему ты ее любишь несмотря ни на что? Винокуров, услышав все это, усмехнулся. Теперь ему стало понятно внезапное желание Евгении пообщаться. Это было так по-женски, попытаться знать, почему он выбрал не ее. Связного и адекватного ответа у Владимира не было. Потому что он не знал, как правильно выразить словами все то, что он чувствовал по отношению и к Маше, и к Жене. При этом не ранив чувства последней. — Любят не за что-то, а просто потому, что любят и не могут иначе. Прости за пошлость, Жень, но дело не в тебе и не во мне. Дело в том, что либо чувства есть, либо их нет. — Дело в том, есть ли гордость. Ты же понимаешь, что не на первом месте у нее? Швецова всегда будет выбирать работу. Потом — детей. И только потом — тебя. — Да, я это знаю. И принимаю этот факт, как данность. Если любить человека, то со всеми его особенностями и недостатками. Я Машину любовь к профессии понимаю. И раз уж мы провели параллель — Жень, а ты сама разве не выбираешь карьеру? Если гипотетически представить, что мы с тобой пара. Ты бы смогла отказаться от работы, стать домохозяйкой, заниматься семьей? Думаю, нет. — Нет. Но я бы все равно всегда выбирала тебя. — Жень, мы это уже проходили. Давай мы оба примем тот факт, что из нашей истории ничего хорошего не вышло. Нужно это пережить и идти дальше. Я — не самый лучший человек и ты заслуживаешь лучшего. «А если мне нужен только ты?» — чуть было не сорвалось, но Евгения вовремя прикусила язык. Так унижаться было совсем глупо и наивно. Она видела, что в ответах Винокурова нет какой-то позы или неискренности. Он правда считал, что их отношения восстановлению не подлежат, все в прошлом и ей нужно просто с этим смириться. Признавать это было тяжело, надежда на то, что все еще возможно, не позволяла трезво взглянуть на вещи. «Какие-то пошлые, избитые банальные истины. Но что поделать, если так оно и есть? В нашей дурацкой жизни все устроено ужасно несправедливо. Либо любишь ты, либо тебя. Совпадают эти два состояния крайне редко…», — Винокуров подозвал официанта, попросил счет. Засиживаться дальше ему было нельзя. Работу никто не отменял, к тому же Филонов, по своему обыкновению, желал всех видеть на совещании. — Тебя подвезти? — Нет, спасибо. Добегу, тут же рядом. Все тот же молодой официант, получив оплату за два заказа — Винокуров усмехнулся, заметив, как напряглась Евгения, стоило ему оплатить ее кофе — и чаевые, отбыл куда-то вглубь помещения. — Ну… Пока. Если что, звони. И береги себя, — неожиданно для себя добавил Владимир. Имея в виду то ли характер самой Жени, то ли ситуацию с непойманным пока маньяком. Условно, конечно, но Евгения подходила под типаж всех имеющихся жертв. Винокуров вышел из кафе, быстрым шагом направился к отделу. Небольшой перерыв и правда подействовали на него благотворно, появилась энергия и желание работать. Женя проводила его раздраженно-растерянным взглядом. Она всегда добивалась того, чего хотела, и с Винокуровым была ее первая и большая неудача. Она быстро оделась, столкнулась в дверь с зашедшей то ли студенткой, то ли школьницей, от души ей нахамила. Настроение было испорчено напрочь. «Я, конечно, все понимаю, но надеюсь, что на свадьбу они меня не позовут», — Женя раздраженно хлопнула входной дверью, а хотелось заехать по влюбленной Винокуровской физиономии.***
Вероника, совершенно не выспавшаяся — вчерашний допрос в прокуратуре выбил ее из колеи, — торопливо собиралась на работу. Как всегда не рассчитала время и теперь приходилось выбирать между макияжем и завтраком, выбрала, по традиции, первое. Аркадий всего неделю назад сделал ей предложение, и сегодня, в обеденный перерыв, она хотела забежать в ближайший к работе салон свадебных платьев. Пышное торжество решено было не делать, так, самый близкий круг, торжественная регистрация, прогулка по городу и ужин в уютном ресторане. Тем не менее, Ника мечтала о красивом платье, возможно, даже и не белом, таком, чтобы можно было потом носить в театр или выставки. На ходу допивая чай, собрала нужные документы, проверила сумку — все ли взяла, и стала обуваться. Любимый мужчина давно уже отбыл на работу, Ника по старой привычке добиралась на маршрутке. Она поправила темно-алый палантин, улыбнулась отражению и вышла из квартиры. В голове крутились слова Аркадия, сказанные перед уходом: «Будь осторожна, береги себя. И вечером обязательно меня дождись, я приеду за тобой». Эти слова ее тронули и заставили счастливо улыбнуться, но в целом Вероника не понимала встревоженности мужа — она не боялась нападения, ведь на улицах по вечерам, а уж тем более днем, так много людей. Да и Алла, виновница всех преступлений, уже была мертва. Так что на работу Ника отправилась со спокойной душой, не думаю о неприятностях. И, как выяснилось спустя несколько часов, очень зря.***
«Идеальное место. Идеальное утро, чтобы все закончилось», — Маргарита с брезгливой гримасой на лице стащила перчатки, переводя дыхание. Она по-настоящему успокоилась, поставив точку в их с Аллой плане. Точнее, планировала всегда она, Алла, умная, но все-таки очень ведомая, была хорошим исполнителем. Рита продолжала злиться на сестру — та, ослепленная ревностью, посмела так глупо подставиться и не довести дело до конца. Но при этом внутри разливалось приятное тепло от осознания, что она отомстила за сестру. И за себя — с личной жизнью все было очень непросто, стать по-настоящему счастливой так и не получилось. Только вот сейчас это не имело никакого значения. Смерть расставила все по своим местам. — Ве-ро-ни-ка. Чужое ненавистное имя, произнесенное почему-то шепотом, доставило удовольствие, Маргарита ощущала себя всемогущей, очень ловкой, хитрой и умной. Ей удалось выманить невесту Аркадия с работы и под невинным предлогом увести во дворы. А дальше — дело техники. Сильный точный удар по голове, потом, для верности, немного придушила и подождала. Руки связала спереди поясом от плаща, а лицо прикрыла палантином. Пакета или какой-нибудь картонки поблизости не нашлось. Медицинские перчатки Маргарита убрала в карман, еще раз проверила, не осталось ли рядом с телом каких-нибудь ее вещей и, поправив ремень сумки, перекинутый через плечо, направилась к арке. Двор был проходным, а все ближайшие дома расселенными и давно заброшенными. Из крайне неуютного места ей хотелось сбежать как можно быстрее, пришлось ускорить шаг. Теперь, когда все задуманное свершилось, она чувствовала пустоту. Что делать дальше, она не знала, ей даже было все равно, придут за ней прямо сегодня или через пару дней. Мысль уехать, появившаяся как будто сама собой, заставила резко остановиться — в этом был смысл, особенно, если бежать в соседнюю Финляндию, а не в Москву. И бежать прямо сейчас, пока горе-следователи не успели подобраться к ней совсем близко. До ближайшей остановки оставалось несколько десятков метров, Маргарита, спохватившись, достала из кармана мобильник. Номер Аркадия, непутевого бывшего мужа своей сестры, она помнила хорошо. «Она должна была умереть. Ее никто никогда не найдет. Она это заслужила» Отправила сообщение, затем, совсем как в дурацких детективных сериалах, вытащила сим-карту из телефона, согнула и бросила на землю. Теперь она точно была свободна. «За сестру отомстила, Швецовой тоже… Еще бы, конечно, до Аркадия добраться, но это было бы слишком легко. Пусть живет и мучается», — подумала Маргарита, мстительно улыбнувшись. Подошла нужная ей маршрутка, она вошла в салон, заплатила за проезд и, устроившись на свободном сидении у окна, прикрыла глаза.***
Курочкин мысленно похвалил себя за хорошее чутье, едва заметив в толпе прохожих женщину, ужасно похожую на Альбину. «Вот сумасшедшая! А если бы наш маньяк нашел ее первой? Героиня, тоже мне…», — он, мысленно чертыхаясь, набрал номер Крутицкой, продолжая идти за ней на почтительном расстоянии. Она не отвечала на звонок, это удивило и заставило насторожиться. «То ли отключила звук, то ли забыла дома», — оба варианты не слишком нравились, да и звучали странно. Без телефона в наше непростое время даже на помощь не позовешь, а рассчитывать на прохожих — себе дороже. Федя прибавил шагу, налетел на прогуливающуюся неспешным шагом парочку, и, оказавшись возле «шпионки», схватил ее под локоть, заставив остановиться. — Да что вы себе позволяете!.. — Спокойно. Альбина, я правильно понял? — Да, Федор, это я. Что-то случилось? С Машкой? — А ты не догадываешься? С МарьСергевной все так же, зачем было устраивать этот маскарад??? Ты не понимаешь, какой это риск! Все, поехали, отвезу тебя домой. Работы и так хватает! — Я хотела помочь, к тому же Машка — пострадавшая… Курочкин, кипевший от негодования, махнул руками. — Нельзя так рисковать, ладно мы, у нас такая работа, но мирным людям… — Федь, так я не понимаю, вы нашли преступника? — Нет, — буркнул Курочкин, продолжая тащить Альбину буквально за руку к наспех припаркованной машине. Телефон завопил так некстати — ему еще многое нужно было сказать легкомысленной подружке Швецовой. — Да, шеф. — Федя, тебя где носит? Опаздываешь уже на час с лишним! — Ты не ругайся, я сделал важное дело, приеду и расскажу. А у тебя-то какие новости? — Вот приедешь и узнаешь. Давай в темпе, — Винокуров усмехнулся и сбросил звонок. Альбина, испуганная, виновато хлюпающая носом, села на пассажирское сидение, не зная, как начать разговор. Ей хотелось объяснить мотивы своего поступка, она же знала, что такое работа под прикрытием и думала, что у нее получится поймать маньяка на себя. — Почему на звонок не отвечала? — Не слышала… Машка меня убьет, когда узнает, да? — Альбина смотрела на Федю, как обиженный ребенок, у которого родители отняли интересную, но очень опасную игрушку. — Мы ей не скажем, пока. Сначала пусть подлечится, восстановится.