Изображая жертву

— Иван Иваныч, можно? Мы тут с Альбиной… — Петя первым заглянул в кабинет старшего коллеги. Беляев, подготавливающий дела для сдачи, отложил ручку и внимательно посмотрел на вошедших. — Конечно проходите. Альбина, дорогая, весьма рад вас видеть. Но, Бога ради, никакой больше самодеятельности! Крутицкая закивала, соглашаясь. — Я поняла, что сделала глупость, пусть и из лучших побуждений. Но вы же почти поймали маньяка, да? Мне можно в таком виде ходить? — Ходить можно, но лучше все-таки с сопровождающим. Фёдор, на мой взгляд, весьма ответственный и серьезный молодой человек, несмотря на кажущуюся безалаберность. Альбина улыбнулась Беляеву, села на отодвинутый галантным Петей стул. — Иван Иваныч, я не уверена, что это будет ценной информацией… Мне неловко, об этом говорить. Но… Я не знаю, что Машка имела ввиду, когда делилась… Да я и слушала вполуха, если честно, — Альбина смущенно опустила глаза, машинально теребя ремешок от сумки. — Но общее запомнила — за Машей кто-то ходил, недолго, она несколько раз видела мужчину, а потом он пропал. И случилось нападение. — Можно поподробнее и с начала? Когда это примерно было? До нападения на Бислис — почти три недели назад? Или уже после? — Беляев как-то незаметно, под разговор, заполнил протокол допроса, и теперь жаждал услышать подробности. — Мы с Машкой периодически встречаемся, пьем чай, сплетничаем, ну, вот это все… Это в августе было, мы как-то собрались, мне нужно было плащик присмотреть. Пробежались по магазинам, потом к Маше приехали. И вот она между делом как-то рассказала, что ей кажется — за ней слежка. Но не наглая такая, специально на глаза ей не попадался этот человек. Пару раз только она внимание на нем остановила… Но с виду он показался ей приличным. — Она не говорила, что знает его? — Нет. Еще удивилась так, кому потребовалось… Но я так поняла, что если он ходил за ней осторожно и никак себя не проявлял, то он мог и раньше начать следить. Просто в какой-то момент у Машки чутье сработало. Буевич погрыз ручку, записал еще что-то в блокнот и задумчиво посмотрел на Альбину. — Иван Иваныч, а если… А если за Марией Сергеевной следил некто третий, связанный с Аллой и Маргаритой? — Заказчик? Возможно, но это может оказаться и совпадением. Кто-то активизировался из старых дел… — Беляев глянул на часы, чему-то вздохнул. — С Машей поговорить не получится, как я понимаю, но может Винокуров сможет чем-то помочь? — Он ничего такого не говорил, вроде спокойно все было, — Петр набрал номер Винокурова, тот отозвался сразу и судя по шуму в динамике, ехал куда-то в машине. — Винокуров, нужна твоя помощь. Ты не помнишь, МарьСергевна говорила, что за ней следят? Нет? Альбина просто важную вещь вспомнила… Говорит, в августе еще… Да. Кто-то ходил, потом перестал. Потом появился и вскоре нападение произошло… Едешь? Давай, мы у Иван Иваныча. — Не знает ничего? — Нет, — Буевич покачал головой. — Она могла ничего ему не сказать. — Ну да, чтобы не пугать и не разводить зря панику. Это же Машка, — Альбина усмехнулась, но как-то невесело. — Лучше бы сказала… — Больше добавить нечего? — Я все, что могла, вспомнила, — Крутицкая пожала плечами. — Давайте я подпишу, где нужно, и побегу — не буду вас от работы отвлекать. Петь, но если что, ты же мне позвонишь? — Конечно, — с самым честным видом пообещал Буевич, понимая, что скорее всего не сможет нарушить тайну следствия, хотя Альбина и так знала больше, чем ей положено. Но несмотря на легкомысленность, она ни разу их не подвела и информация, касаемая следствия, не ушла куда-то дальше нее. — Иван Иваныч, я побежал, мне еще на квартиру Градовой… — подхватив папку, Петя направился к дверям первым. — С Аркадием никак связаться не могу, он обещал подъехать, опять же, по делу Лазаревой. — Ничего? — Нет. Я думаю, она ее хорошо спрятала. Быстро не найдем. — Я сама найду выход, не провожай, — Альбина улыбнулась Буевичу и тот постарался не покраснеть. — Ладно. Спасибо за информацию, мне почему-то кажется, что так оно и есть — мы поймали только исполнителей, организатор гуляет на свободе. — Я верю, что вы его найдете. Петь, столько людей занимается этим делом. — А что толку? Без МарьСергевны мы как эти, слепые котята… — Петь, Машка конечно умная очень, но опыт куда важнее, — показав глазами на дверь кабинета Беляева, Альбина чуть улыбнулась. — Машке еще работать и работать до такого уровня. — А мне — тем более. Они распрощались на дружеской ноте. Петя помчался в свой кабинет, чтобы элементарно глотнуть кофе, даже не садясь за стол, и взять кое-какие бумаги, свериться с ежедневником — в этой суете он вполне мог что-то забыть. Из собственного кабинета Буевич вышел несколько минут спустя, с кружкой в руке, автоматически захваченной со стола. Планы у них поменялись, в итоге было решено, что Кораблев «прокатится» по адресам ранее убитых женщин и предъявит родственникам портрет Аркадия, вдруг что-то да получится из этой затеи. На особенное везение он не рассчитывал, но отработать версию стоило. Действовать нужно было аккуратно и тихо, чтобы не спугнуть несчастного вдовца, если он, конечно, действительно следил за Швецовой (ну или кто-то по его поручению). Буевич, на ходу допивавший противный, давно остывший кофе из пакетика, поперхнулся и на автомате прошел еще несколько шагов, стараясь отдышаться. Прежде чем ехать, он планировал забежать доложиться шефу, который уже, судя по всему, должен был вернуться с совещания. Но Пете очень не повезло наткнуться сразу же на Филонова, вновь оккупировавшего канцелярию. — Зой, Виктор Иваныч приехал? — Нет, должен с минуты на минуту, предупредил, что едет, — Зоя Пална кинула на Филонова, снова припавшего к вазочке с ирисками, выразительный взгляд, но промолчала. — Ну, чем порадуешь, Буевич? — Работаем, Николай Петрович. Отрабатываем две версии. — Ну? — Мы предполагаем, что в деле есть третье лицо, которое управляло действиями Бислис и Градовой. У нас есть показания от Альбины Крутицкой — с ее слов Мария Сергеевна рассказывала о слежке, за ней ходил мужчина. — Петя, ты совсем, что ли?! Споришь со старшими по званию! Если я говорю, что никакого третьего лица в убийствах нет, то нет! — кипятился Филонов, хотя про отсутствие организатора он ни слова не говорил. Желание поскорее закрыть дело, «повесив» вину на двух неадекватных сестер-шизофреничек, как всегда бежало впереди здравого смысла. — Николай Петрович, мы отработаем тихонечко это версию и все. Никому хуже от этого не будет. Рано закрывать дело. — Нет, ну вы слышали? Виктор Иваныч, вы совсем распустили личный состав! Ковин, вошедший в приемную только что, слушал как всегда экспрессивные речи зонального, кивал в ответ, но думал при этом явно о чем-то своем. — Иван Иваныч тоже так считает, что надо бы отработать версию с организатором убийств. — Беляев, между прочим, работал в прокуратуре, пока кто-то под стол пешком ходил, — пробормотала себе под нос Зоя, но шеф ее прекрасно услышал и усмехнулся в ответ. — Николай Петрович, дайте мне времени до конца недели, — Петя готов был изобразить максимально жалобное выражение лица, лишь бы помогло уговорить Филонова. — Бислис ничего не подозревает, пока мы ищем его невесту, Лазареву, параллельно отработаем и его. За МарьСергевной кто-то следил, потом произошло нападение. На лицо же… — К твоему сведению, Буевич, жить в мегаполисе опасно, никогда не знаешь, где нарвешься на психа или сумасшедшего. То ли дело деревня… Природа, красота, тишина. В лесу, знаешь ли, психи не гуляют. — Вот лучше бы вы в своем лесу и оставались. Пользы было бы больше, — прокомментировала Зоя Пална, продолжая делать вид, что работает. — Никто не спорит, это может быть обычное совпадение. Но… Вы же видели Лазареву, ну, фото? Они со Швецовой просто одно лицо. — Ладно, Буевич, копайся в этой своей версии, если тебе лучше заняться нечем. Вот лучше бы на выходные съездил куда-нибудь в область, отдохнул… Свежим воздухом подышал, а не пылью кабинетной. Вот я, между прочим, стараюсь почаще бывать на свежем воздухе. Для здоровья полезно и для нервной системы. Настоящий мужчина должен быть сильным и смелым, уметь выживать в дикой природе! Филонов предсказуемо уселся на любимого конька. — Вот я, к твоему сведению, выжил в дикой природе! Имея при себе только шорты, панаму и лыжи! Назло всем маньякам выжил! — И из ума тоже. Хотя, ума там и не было никогда… — тихонько произнесла Зоя. Распаленный мотивационными речами Николай Петрович пропустил бормотание зав.канцелярией мимо ушей. — Петр Анисич, на два слова. Ковин первым прошел в свой кабинет, Петя — за ним, стараясь не смеяться.

***

По возвращению домой Аркадий прошел в комнату прямо в ботинках, сгрузил пакет с продуктами на журнальный столик и плюхнувшись на диван, вздохнул. Поход в прокуратуру не принес должного результата. Нику не нашли и надежды на правильный исход таяли с каждым днем. Все сильнее затягивало ощущение пустоты, глухой черной тоски и безнадежности — все закончилось, никаких острых ощущений, будоражащих душу эмоций больше не предвиделось, счастье, радость, удовольствия — теперь все это было не для него. Он взял отпуск на работе без содержания, чтобы побыть наедине с собой, не для того, чтобы искать пропавшую невесту. Зная изобретательность Маргариты, просто не видел смысла носиться по дворам в поисках тела Вероники. Если Градова хотела сделать так, чтобы девушку никто не нашел, она сто процентов это сделала. А еще следовало заняться похоронами Аллы и Риты. Следователь Буевич пообещал ему, что проволочек не будет. Так и получилось — по знакомым удалось собрать денег, к тому же ему удалось побывать на квартире Маргариты раньше следователя и рабочей группы. Он забрал деньги, которые выплатил Градовой за их с Аллой работу. Не особенно доверявшая деньги банкам, она хранила крупную сумму дома, в тайнике — банальном, но надежном. В комнате, у окна, имелась ниша в полу. Там Маргарита и прятала ценности. Разыгрывать благородство не пришлось — он быстро, аккуратно, забрал все, что находилось в нише, переложил в свой кожаный портфель и спокойно, без признаков малейшего волнения, покинул квартиру. Совсем скоро он поставит точку в этой истории, когда сестер кремируют, а потом он подумает, как быть. Может быть захоронит на Пискаревском кладбище в могилы к родителям Аллы и Маргариты, а может быть развеет прах где-нибудь в тихом месте на берегу Невы. Ему, пока еще живому, деньги были несомненно нужнее. Вроде бы все складывалось хорошо, но на душе было неспокойно, тяжело и муторно. Необходимость «держать лицо», отыгрывая социально одобряемое поведение всегда отнимала у него много сил. Достав бутылку водки, ловким движением открутил крышку, неторопливо приготовил закуску — куски багета, нарезку из сыра и колбасы, салаты и горячее в пластиковых коробках из ближайшей кулинарии. Греть не хотелось, хотелось поскорее выпить, расслабиться и подумать, как дальше быть. Душа требовала «продолжения банкета», он изнывал, мучался от понимания, что новых девушек уже не будет, находить подходящих красавиц просто некому. А он сам, пожалуй, не готов испачкать свои руки. Ему всегда нравилось именно наблюдать. Смотреть. Наслаждаться молча, в стороне, получая удовольствие и потом, прокручивая в голове яркие картинки в мельчайших деталях. Аркадий давно имел проблемы с алкоголем. И за последние пару лет запои становились более продолжительными, а паузы между — все короче. Он умел держать себя в руках, прилично одевался, следил за внешним видом, не шумел, выпивал исключительно дома, за закрытыми дверями. Коллеги подозревали, но молчали и делали вид, что все в порядке. Верили его синякам, ссадинам и периодическим переломам. Только вот не знали настоящую историю их возникновения. А он вдохновенно играл затюканного интеллигента, которого в порыве ревности избивала собственная жена. Таковым он себя никогда не чувствовал, понимая, что выгоднее и лучше притворяться никчемным тюфяком, чем показать миру свое истинное лицо. Когда ему было тринадцать, они с семьей жили в коммуналке в районе Токсово, о том времени у него остались смешанные воспоминания. С одной стороны — шумные пьющие соседи, простые работяги, бесконечная малышня, развешанные по коридору пеленки и ползунки, кошки, недовольные всем и вся склочные соседки, постоянно занятый туалет и тяжелый, смешанный запах из огромной кухни… Он часто уходил из дома, гулял с друзьями. При этом успевал хорошо учиться и заниматься музыкой — играл на скрипке, к удовольствию матери и насмешкам тетки. В ее понимании нормальный парень должен был заниматься спортом, уметь драться и постоять за себя. Аркадий это все умел, но кулаками пользовался редко. А с другой — лето перед его четырнадцатилетием изменило для него все. В один из дней они как обычно гуляли до самой ночи, его друг Пашка, семнадцатилетний, тощий, загорелый и очень обаятельный — на него постоянно вешались девчонки, — однажды перебрал. Лиза, его подружка, не оценила его пьяные приставания, сказала что-то резкое и обидное. Случилась беда. Пашка сначала связал ее, кинул на самодельный топчан, собранный из хлипких деревянных ящиков, заткнул рот, чтобы не кричала. Особенно запала в душу ее темная помада, размазанная по лицу, гладкие темные волосы, зачесанные назад и стройное, аппетитное тело. Короткие джинсовые шортики валялись на земле, топик на тонких бретельках ничего не скрывал, а белье Лиза не носила принципиально. Потом в жесткой, грубой форме изнасиловал, а когда устал — сомкнул на ее тонкой шее руки. Они с друзьями пили пиво и смотрели на то, как Пашка безумствовал, почти не нарушая тишины. Потом долго сидели у костра, курили, Пашка договорился с двумя друзьями, что тело они вывезут сами и спрячут в ближайших заброшках. Аркадий то и дело поглядывал на тело, застывшее в неестественной позе, лицо Пашка прикрыл куском картона, остальным тоже запретил ее трогать, да желающих в общем-то и не нашлось. С тех пор для него как-то соединилась та история с Лизой и получение собственного сексуального удовольствия — он любил жесткий секс, со связываниями, легким удушением, и чтобы у партнерши непременно были темные волосы и бордовая помада на губах. Только вот с Аллой поначалу доминировать не получалось — не тот типаж. Но со временем он ее заставил подчиниться ему. Она боялась, терпела, а потом он нашел Нику и она, более отзывчивая на его ласки и страстная в постели, разом перечеркнула все хорошее, что было у них с Аллой. До Вероники случались встречи на одну ночь, некоторые из девушек остались в памяти и на фото, но большая часть из них прошла мимо души и сердца. Убивать ему не понравилось, каждый раз после этого эйфория от полученного удовольствия тонула в ощущении грязи, испорченности и неправильности происходящего. Поэтому он придумал, как можно добиться нужного ему результата, используя бывшую жену и ее сестру. Психически-нестабильные, они были очень внушаемы, к тому же Маргарите нужны были деньги на содержание дочери — ее зарплаты едва хватало на необходимое. Аркадий гордился своими организаторскими способностями, пусть по итогу все пошло немного не так. Алла в процессе совсем потеряла голову и зачем-то кинулась на следователя Швецову — этого он не планировал и когда стало известно, что все обошлось и Мария Сергеевна выжила, с неподдельным облегчением выдохнул, надеясь, что ее коллеги не начнут копать дальше, а остановятся на неадекватных, зацикленных на мести сестрах. К тому же не только у Аллы был повод для ревности. Рита, как более рациональная, но при этом не менее ожесточенная, чем сестра, тоже имела в Швецовой пару вопросов. Выпив еще рюмку и доев салат, Аркадий достал из потайного отделения в барсетке бумажный помятый конверт. В нем он хранил фотографии девушек. Сейчас он дошел до того состояния, когда хотелось снова на них посмотреть, оценить красоту и совершенство каждой. А потом мысленно повторить все то, о чем мечталось и убить повторно.

***

От тщательного осмотра квартиры Маргариты Градовой Буевича отвлек звонок телефона. Понятые скучали, пока они с Федором методично, но быстро осматривали комнаты. Из более-менее пригодного нашелся небольшой альбом с фотографиями, по большей степени старыми, черно-белыми, но в хорошем качестве. Рассматривать подробнее Петя не стал, решив, что займется этим попозже, в более комфортной обстановке родного кабинета. Вообще квартира Маргариты вызывала странные ощущения — минимум мебели, никаких безделушек, приятных мелочей, все практически по-спартански, аккуратно, чисто, но весьма скромно. — Петруша, танцуй! — довольный голос Панова прозвучал как-то обнадеживающе. — Что еще случилось? — Да вот, похоже, супруга моя драгоценная нашла вам дочь безвременно погибшей Маргариты. — Как? — У птички моей ненаглядной подруга есть — врач-психиатр, Эмма Серафимовна Кулакова. Сейчас она в преподавание ушла, а год назад работала в ПНИ №9, в Красном селе. У нее там коллега, бывший однокурсник остался — Николай Николаич. И у этого Николая Николаича есть пациентка, Градова Диана Ильинична, возраст совпадает с нашей девицей. — Обалдеть! А туда можно подъехать, поговорить с этим врачом? Или он не работает? — Петя, конечно был еще молод, но уже не настолько наивен, чтобы верить в такие чудесные совпадения и удачу. — Запросто. Свидания в этом богоугодном заведении с трех до семи вечера. Я тебе смс-кой номер Эммы скину, договоришься уже с ней. — Спасибо огромное! — Ну, что там? — вернувшийся из кухни Курочкин заглянул в комнату. На кухне ничего ценного для дела найти не удалось. — У жены Панова есть подруга-врач, психиатр, у подруги бывший однокурсник — психиатром работает в ПНИ, так вот у него имеется пациентка — Градова Диана Ильинична, что-то около тридцати лет. — Нам подходит, по крайней мере на первый взгляд — наша клиентка, — Федор почесал в затылке. — Ну что, погнали туда? — Погнали. Дурдом как-то, а не день… — пожаловался Буевич. — Работа такая, ничего не поделаешь. Ну, поехали? А то пока мы до этого интерната доберемся, ночь наступит… — Тут недалеко, — Петя собрал собранные вещдоки, документы сложил в папку и зажал специальной резинкой. Понятых они быстро отпустили, местный участковый, засыпающий на ходу, был отправлен в опорник, а Федор и Буевич погрузились в служебную машину, растолкали дремавшего водителя и направились в Красное село.

***

Тишина вокруг настраивала на умиротворяющий, созерцательный лад. Владимиру совершенно точно требовалась пауза, возможность несколько минут спокойно посидеть, собраться с мыслями и никуда не бежать. По крайней дорожке небольшого больничного скверика прогуливалась очень пожилая женщина с ходунками, закутанная в огромную теплую куртку и клетчатый шарф, завязанный сзади — эта картина почему-то заставила Винокурова улыбнуться. Ему в детстве так же завязывали шарф, колючий и теплый, он постоянно лез повыше и мешал дышать. Он снова полез за сигаретой — любимые крепкие в последнее время как-то быстро заканчивались, — и едва успел прикурить от старой, как услышал за спиной странный звук, похожий на несильный хлопок. Позади скамейки, на которой он сидел, имелся небольшой газон, покрытый опавшими листьями. Женский крик заставил Владимира поднять голову — он снова погрузился в свои мысли, выпав из реальности. Мимо него пробежала молодая девушка, то ли медсестра, то ли инструктор, выгуливающая старушку с ходунками. Девушка кинулась через газон к чему-то лежащему на земле, закрывая спиной от окружающих предмет своего интереса. — Что же это?!.. Господи! Вместе с недокуренной сигаретой Винокуров кинулся к ней, постепенно «включаясь» и злясь на себя за медленную реакцию, в его профессии это просто непозволительно. Его никак не извиняли полубессонные ночи, постоянная нервотрепка и большое количество работы. Девушка куда-то звонила, объясняла, что срочно нужна скорая, потом разговаривала явно с начальством. Но это все прошло фоном — для Владимира пазл сложился и стало очень, просто невыносимо страшно. На самом деле частью разума он понимал, что все заняло несколько секунд, но в его восприятии все растянулось, воздух вокруг словно сгустился, а планета замедлила свой ход в несколько раз. Двойное окно палаты на четвертом этаже было распахнутым, жалюзи отодвинуты, а на земле лежала женщина, в короткой больничной рубашке, босая, раскинув в стороны руки, в неестественной позе. Несколько метров, разделявшие их, показались вечностью — из-под руки медработницы он смог различить темные волосы, завивающиеся на концах. Рост, фигура, стройные ноги… Он не мог поверить в то, что из окна выпала Маша. Этого просто не могло быть! Он склонился над телом, лежавшим вниз лицом, боясь проверить свою догадку. Руки действовали отдельно от головы — автоматически снял куртку, накинул на лежавшую девушку, не понимая, что делает, потом попытался найти пульс на шее, не чувствуя за гулом собственного, громко стучащего сердца, тонкого биения под пальцами. Кто-то дернул его за плечо, резко и настойчиво, потряс, заставляя выругаться и отмахнуться. Окружающая картинка как-то резко потеряла фокус и поплыла неровными размытыми пятнами. — Это не Маша, это не Маша… Нет… — Шеф! Шеф! Просыпайся давай. Винокуров! Настойчивый голос Курочкина совсем рядом заставил все-таки проснуться и открыть глаза. В первые секунды он даже не понял, где находится, что происходит и какой сейчас день. — Ну ты и спать, шеф. Еле добудился. Аккуратнее надо, тут конечно публика приличная, но мало ли… Винокуров оглянулся, соображая, что он находится в том самом больничном сквере, на который выходят окна Машиной палаты. На газоне, разумеется, никакого тела не оказалось, а окна на четвертом этаже никто не открывал. — А… Черт. Надо же было так отрубиться. — Ты к МарьСергевне ходил, или уже от нее? — Нет, собирался только, — Винокуров глянул на часы. Прошло около двадцати минут, но он успел отключиться настолько, что приснился кошмар. — А я че примчался-то… У нас тут такие дела вытанцовываются! — Давай-ка пройдемся, а то холодно сидеть. Что за дела? — Мы ж вышли на дочь Маргариты Градовой, Диану. Живет девушка в ПНИ. Нам ее доктор много интересного рассказал. — Федор, не тяни резину. — Девушка у нас тоже с психическими сильными отклонениями, там много всего — и шизофрения, и умственная отсталость, и… В общем, я тебе простыми словами объясняю. Девчонка в интернате с четырнадцати лет, сейчас ей двадцать семь. Красивая — ты не представляешь! И так жалко ее… Всю жизнь там проведет, в четырех стенах палаты. У нее трое детей, один умер, двое — в детском отделении. — И тоже больные? — Да, нам Николай Николаич объяснил, что когда оба родителя с такими заболеваниями, вероятности рождения здорового ребенка почти нет. То есть двоих она родила от олигофрена какого-то, изнасиловал он ее… А первый ребенок, который умер, от другого был. Вроде как здоровый, но точно не скажет никто — на учете не состояла, в больницу ребенка не водила, об отце ребенка ничего не известно. — А Маргарита приезжала к дочери, навещала? — Да, передавала продукты, вещи, лекарства если нужно. Внукам тоже помогала… Но с самой Дианой не общалась. И это еще не все, шеф, — с видом фокусника Федор вытащил из внутреннего кармана куртки фотографию, заботливо обернутую в прозрачный пакетик. — Вот! Я как увидел, думал сам крышей поеду. Не бывает же так! Винокуров сделал последнюю затяжку, выбросил в урну окурок и взял фото. На старом черно-белом фото явно угадывалась Маргарита, а рядом с ней молодой человек с ужасно знакомым лицом — в джинсовке с закатанными рукавами, в трениках и с широкой улыбкой на лице. — Так может изначально мотив был у Маргариты, а она уговорила в этом участвовать сестру? Может она ревновала Перевалова к Маше, тот же никак в жизни их дочери не участвовал? — Тут еще большой вопрос, его ли она дочь. Взять бы материалы для экспертизы… — мечтательно произнес Курочкин. — Таких фоток у нее достаточно много, а потом раз — и все. Может он и не знал, что ребенок родился? Маргарита обиделась на что-то и ему не сказала, что беременна. Тут же сзади вон, дата. А Диана у нас родилась… Месяцев через семь. Федя сверился с записями в замусоленном блокноте. — А соседи? Вы с ними поговорили? Может Перевалова видел кто? — Там новоселы одни, но вроде мужчин никаких не видели. Правда соседка одна видела Аркадия, он заходил и быстро ушел. Старушка, божий одуван, сидела у окна, увидела, запомнила. Почаще бы такие свидетели попадались. — Вот как. Занятно… — Винокуров убрал снимок обратно в пакетик. — Надо Маше фото показать. Если это правда Перевалов… — Хуже точно не будет. Может он и не отец Дианы, но амуры они с Маргаритой крутили в далекой молодости. Если на фото Маргарита беременна, то все сходится. Узнал, не захотел ребенка, расстались, а она от обиды решила скрыть. А потом воспитывала сама, как умела. — И сдала в интернат, — Винокуров невесело усмехнулся. — А Петя куда подевался? — Поехал к Аркадию, а уже от него — в контору. Мы как раз освободимся к тому времени. — Пошли, че стоишь? — Шеф, давай сам как-нибудь. Оценив деликатность коллеги и друга, Винокуров направился ко входным дверям в одиночестве. Дурацкий сон все-таки выбил его из остатков душевного равновесия, хотелось увидеть Машу и убедиться, что с ней действительно все в порядке. Но пообщаться не удалось — после очередной капельницы Маша спала, температура держалась около тридцати восьми с небольшим и будить ее было попросту жалко. Зачем-то проверив окна и наличие ограничителей, поправил одеяло, осторожно поцеловал в щеку, коснулся холодной руки — уходить отчаянно не хотелось, но работу никто не отменял. Посидев еще пару минут в палате, Владимир ушел, надеясь, что Машино состояние вскоре улучшится. Короткий разговор с врачом вселил надежду на лучшее — медики ожидали более тяжелого развития событий, учитывая травмы и переохлаждение. Федор нашелся прогуливающимся у входа со стаканчиком кофе в руках. — Ну? — Спит она, температура снова держится, не стал будить. Слушай… У нас же Перевалов есть, нафига нам Машу дергать? — Думаешь, согласится? — А куда он денется? — хмыкнул Винокуров и, забрав у коллеги кофе, допил сам. Набрал номер бывшего Машиного мужа, заранее готовый к воплям и возмущениям. — Андрей? Винокуров беспокоит… Да, ты нужен. Срочно. Машу? Нет, не могу. Где? Хорошо, жду. — Ну, че там? — Едет с детьми сюда, минут через двадцать будет. Решили Машу проведать, дети соскучились… Заодно и фотку ему предъявим. — Раз еще столько времени ждать, пошли за кофе. Тут ларек недалеко… Владимир кивнул, убирая телефон в карман. — Кстати, а в блокноте Маргариты есть что-то стоящее? Может контакты Андрея, ну или еще какая-то инфа? — Этим Кораблев занялся. Он дотошный, найдет. — Еще бы Лазареву найти… — Хорошо, что Бислис не стала так заморачиваться с сокрытием. — Даже думать не хочу об этом. — А ты и не думай. Думай лучше, что брать будешь. Тут вполне съедобно, — Курочкин первым кинулся к окошку ларька, как будто его не кормили по меньшей мере сутки. — Красавица, нам два кофе, пожалуйста, две сосиски в тесте, и…два пирожка с капустой. Получив горячие выпечку и кофе, расплатившись, Федор довольно зажмурился. — Держи. Тут столиков нет, лучше на скамейке устроимся. Перекус занял пятнадцать минут, Винокуров успел выкурить очередную сигарету, прежде чем у входа в больничный корпус появился Перевалов со Златой и Костиком. — Здрасьте! А мы к маме! — заявила девочка, прижимая к себе помятый альбом. Они с братом явно старались сделать открытки как можно лучше — у Кости на носу виднелась полоска от зеленого фломастера, а Златины пальцы украшали красные и фиолетовые точки и полоски. — Сейчас пойдем. Что ты хотел? — Узнаешь? С недоумением и явной готовностью к отрицательному ответу Перевалов посмотрел на снимок. Во взгляде читалось узнавание и недоумение, при чем здесь это? — Ритка. Ритка Градова. Но это было сто лет назад? — Маргарита и ее сестра Алла организовали нападение на Машу. Мы разрабатываем версию, не связанную с тобой, но показания твои нужны в любом случае. У Маргариты не спросить, у Аллы тоже. — Прямо сейчас поедем? Завтра я не смогу. — Да. Это времени много не займет, допросим под протокол и все. — Мы быстро, — то ли потрясенный увиденным, то ли просто решивший вести себя более-менее адекватно, Андрей не стал спорить. Дети прошли за ним, наперебой споря, чей рисунок маме понравится больше — Златин, с красивыми цветами и солнцем в половину листа, или Костика — с рекой, кораблями и их семейным портретом. — Дурдом какой-то. — Федь, да всякое в жизни бывает… Только вот Маша в этой истории — ну никаким боком. Случайная жертва. Курочкин вздохнул и прислонился к стене. — Тебе бы домой, отоспаться. — Потом отосплюсь, когда все выяснится наконец. Винокуров отправил в ближайшую урну очередной окурок. Ему казалось, что они скоро выйдут на финишную прямую в этом деле. Но больше всего, конечно, он ждал, когда Маша пойдет на поправку и морально готовился к тому, чтобы сделать ей предложение.