И однажды... все изменилось...

Румпельштильцхен был поражен. Не то чувство, которое, если честно, он часто испытывает. Предвидение редко его подводило, и во многом именно благодаря своему дару ему удалось создать проклятие, при помощи которого он смог бы попасть в мир без магии, чтобы найти своего пропавшего мальчика. Это была долгая и кропотливая работа, растянувшаяся на столетия, и он был уверен, что он досконально изучил все действия и последствия проклятия. Сделка за сделкой, слово за словом, брошенное то тут, то там. Развращение бедной Реджины до состояния полного отчаяния, достаточного, чтобы наложить проклятие. Нахождение пары любящих друг друга героев и усилия, положенные на то, чтобы они сошлись и зачали дитя, дитя истинной любви, что должно было разрушить проклятие и пробудить его, освободив от оков фальшивой личности, что должно было стать Спасителем, но… Но все это должно было произойти через двадцать восемь лет после того, как было наложено проклятие! Ни раньше, ни позже! Именно так, как он предвидел. Но вот он здесь, невольно пробудившийся на десятилетия раньше срока, ждет, пока вернется его совсем еще юная спасительница! Которая, помимо того, была еще и беременна! При мысли об этом он против воли ощутил покалывание в той руке, которая буквально десять минут назад прикасалась к животу юной Эммы и под которой он ощутил пинки ее ребенка. В этом случае его собственные мысли и мысли его проклятой личности были удивительно похожи… — Мистер Голд? — вырвал Румпельштильцхена из его размышлений голос его недавней попутчицы, что уже успела вернуться после того, как ходила в уборную, где переодевалась в сухую одежду, и села напротив него. Теперь, когда он стал самим собой, Румпельштильцхен уже куда внимательнее стал рассматривать свою маленькую спасительницу. Невысокая, худенькая, если не считать живота, что теперь был прекрасно виден благодаря куда менее мешковатому свитеру, в который она переоделась, с длинной золотой гривой, которую она собрала в хвост, не считая пары прядей, что продолжали выпадать, отчего она, забавно морщась, сдувала их с лица, и слегка прищуренными зелеными, как изумруды, глазами, которые она унаследовала от матери. «У Белоснежки, что когда-то гордо носила титул «самая прекрасная на свете», явно растет конкурентка… Кажется, и в этом размышления Румпельштильцхена были схожи с его проклятым я. Наконец он встряхнул головой и вернул внимание к своей спутнице, что уже с беспокойством начала смотреть на него. — Прощу прощения, Эмма, я просто немного задумался, да и моя нога, — при этом выразительно кинув взгляд на трость, — в подобную погоду доставляет мне куда больше беспокойства, чем обычно, отчего я немного рассеян. — Оу, — понятливо протянула она, вновь сдувая надоевшую прядку с лица. — Сочувствую. Он невольно улыбнулся на ее еще в чем-то детское поведение. — Спасибо, юная леди. А теперь я думаю, вам стоит наконец приступить к своей еде, пока она не остыла, — сказал Румпельштильцхен, кивнув в сторону тарелки, которую принесла Руби (Красная…), пока она была в уборной, а он пребывал в шоке от своего пробуждения. Эмма тут же накинулась на еду, словно давно не ела. «Хотя, возможно, так оно и есть…» — подумал Румпельштильцхен, наблюдая, как молодая принцесса (не то чтобы она об этом знала) совсем не по-королевски быстро сметала с тарелки ее содержимое, как голодающий волчонок, которым она, судя по всему, и была. Если быть честным, он не особо задумывался, какая будет жизнь у дитя Белоснежки и ее Прекрасного принца в этом мире, кроме того факта, что в двадцать восемь она добралась бы сюда и поспособствовала бы падению его же проклятия. Но она уже была здесь, куда раньше, чем ей положено, что все меняло. И ее жизнь до этого момента явно была не из легких… «И это все твоя вина…» — вдруг подала голос его совесть, которую он считал давно сгинувшей из его извращенного разума и черной души. Но это все неважно. Самое главное, что сейчас нужно было сделать, так это решить, как быть дальше. То, что все его планы сбились с намеченного им курса благодаря раннему прибытию юной Эммы, не меняет того факта, что ей все еще предстоит разрушить проклятие. Но она еще была не готова. Слишком юна и уязвима. Он не мог вот так запросто бросить ее бродить по городу, особенно учитывая ее состояние. К тому же он был уверен, что уже к утру Реджина пронюхает, что в ее маленький идеальный мирок проник чужак, да еще какой. Но и ее отъезд из города он теперь допустить не мог, ведь если уже произошел такой сбой, то вдруг если Эмма покинет город сейчас, то не вернется не только в двадцать восемь лет, а вообще никогда? Нужно было что-то решать, и быстро. Тут ему пришла в голову одна идея. Одна опасная, но пока единственная жизнеспособная идея. Воплотить которую будет трудно под подозрительным оком Реджины, которую он пока не хотел ставить в известность о своем пробуждении, да и для него самого это будет… странно. Но если все удастся, то его спасительница, которая явно была в бедственном положении, по крайней мере, первое время, пока он не придумает что-то еще, будет под его контролем и неподалеку, чтобы он мог за ней следить в случае чего, и к тому же юная Эмма будет находиться подальше от загребущих ручек Реджины. Чем дольше он об этом думал, тем больше уверялся в правильности своего решения. Обычно он не повторялся в условиях своих сделок, но это был особый случай, к тому же сейчас были другие обстоятельства. Тем временем Эмма съела все, что перед ней было, и с удовлетворением откинулась на сидении, поглаживая живот. — Опять буянит? — с легкой усмешкой сказал он, кинув взгляд на ее живот. Ее щеки покраснели, и Эмма тихо пробормотала: — Есть немного. — Наелись? — довольно участливо спросил он. — Да, спасибо, — закусив губу, ответила Эмма, исподлобья глянув на него зелеными и печальными глазищами, явно растерявшись и не зная, как дальше себя вести. «Возможно, реализовать мой план будет легче, чем я думал…» — Идти, я как понимаю, вам некуда, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Румпельштильцхен, сцепив перед собой руки. — А… — открыла было рот Эмма, но потом просто опустила голову, отчего светлые пряди вновь упали ей на лицо, и отрицательно помотала ею из стороны в сторону. — Ясно, — сказал он. — Что вы умеете? — То есть? — нахмурившись, спросила Эмма. — Убираться, готовить, и все такое прочее… — А какое вам до этого дело? — подозрительно спросила она, выглядя так, словно вот-вот сорвется с места и кинется к двери. Он вздохнул. — Вам работа нужна? — подняв бровь, спросил он, при этом выразительно посмотрев на ее скудный багаж. — Работа? — заинтересованно спросила Эмма, теребя рукав свитера, и, с тяжким вздохом увидев его взгляд, добавила: — Да, нужна… Но кто меня такую, — указав на живот, — возьмет? — Я — человек занятой, мисс Свон. И мне совершенно некогда заниматься бытовыми проблемами, коих довольно много накопилось у меня в доме. Возможно, нас просто судьба свела… Мне срочно нужна горничная, а вам нужна работа. Комнат у меня много, и одну из них, если вы согласитесь, я предоставлю вам, как и ежедневное питание с достаточным жалованьем, для того чтобы вы могли подкопить на предстоящее событие в вашей жизни, — сказал Румпельштильцхен, беря в руки трость и поднимаясь со стула. — Ну так как, вы согласны принять мое более чем щедрое предложение? Только учтите, я дважды предлагать не буду. Эмма только и могла, что пораженно сидеть и хлопать глазами, удивленная его внезапным предложением о работе. Он тем временем развернулся и пошел к выходу. Выйдя на улицу, он спустился с крыльца, но не успел пересечь последнюю ступеньку, как услышал звон колокольчика на двери закусочной, после чего ему вслед донесся взволнованный голос Эммы: — Подождите! Я согласна. Румпельштильцхен, стоявший к ней спиной, довольно ухмыльнулся. Отчаянную душу видно сразу…