***
Возле больницы ее ждал знакомый молчаливый бугай: водитель мистера Голда. Ну, кажется, меня все же не уволили… Или меня просто везут назад, чтобы я забрала свои вещи… За всю неделю мистер Голд так больше и не явился в больницу, и Эмма все больше уверялась, что она что-то все же ляпнула, пока прибывала в полубессознательно состоянии после встречи с мадам мэром. Приехав в особняк, Эмма, к своему разочарованию, не обнаружила там мистера Голда. А чего ты ждала? Фанфар и цветов? И в последующие пару дней она все больше уверялась в том, что все же как-то его обидела. В первый вечер после выписки он пришел и почти сразу ушел в свой кабинет, даже не поздоровавшись с ней. На следующее утро, когда она проснулась, на кухне ее ждал лишь горячий завтрак и никого больше. И так продолжалось последующие несколько дней. Ел он, судя по всему, вне дома, кроме завтрака, который он готовил как себе, так и ей. Не то чтобы она была против, готовил он и вправду потрясающе. Ужин и обед ей приносил курьер из закусочной. Единственной ее компанией была Мэри Маргарет, с которой она созванивалась почти каждый вечер после того, как заканчивала свои дела по дому. На третий день такого бойкота Эмма окончательно поняла, что ее работодатель был полон решимости избегать ее. Точно, я ему чем-то насолила… Ну и хрен с ним! Но в глубине души Эмме было как-то обидно… и грустно. Да, она соскучилась. Черт! Как вообще можно соскучиться по мужчине, которого она знала всего пару дней? Хотя, знала ли? Ей даже имя его было неизвестно! И вот, к концу третьей недели ее пребывания в Сторибруке, Эмма направилась в прачечную, просьбу о посещении которой ей впервые за неделю своего бойкота оставил мистер Голд и то, в виде записки на холодильнике. Аккуратную стопку чехлов с костюмами и рубашками, которые, судя по всему, и надо было отвезти в прачечную, она обнаружила в гостиной. Она позвонила водителю и, взяв чехлы вместе с сумкой, где была ее собственная одежда, и инструкцией как именно заботиться об этих предметах гардероба, которая занимала почти целый лист, она вышла на улицу. — «Это же просто костюмы, а не ракетостроение, господи боже!» — бурчала про себя Эмма, читая то, что было написано на листе, пока ждала водителя. Долго ей ждать не пришлось и уже через десять минут Эмма была на месте. Войдя в нужное ей здание и зайдя в одну из небольших комнат, где стояли машинки и где сейчас никого, кроме нее не было, Эмма начала загружать в них белье. Она, наверное, в жизни столько не нервничала, стирая белье. И неудивительно! За одну только рубашку, если она не дай бог ее испортит, ей придется бесплатно пахать неделю, если не месяц! А про костюмы она вообще и думать не хотела. Когда Эмма закончила с костюмами, она приступила к стирке рубашек, над которыми, тяжко вздыхая, она уловила приятный, но знакомый аромат, который определенно не мог быть здесь. В отличие от мощного запаха кондиционера и порошка, что витал в прачечной, этот аромат был тонкий и немного древесный. Опустив глаза, Эмма посмотрела на одну из рубашек мистера Голда, от которой этот аромат и почувствовала. Подняв ее поближе к носу, она вновь вдохнула. И тут словно вспышка, перед ее глазами пронеслось смутное воспоминание, в котором она стояла в объятиях мистера Голда и с наслаждением вдыхала именно этот запах, а потом она, кажется, стала терять сознание, и… О. МОЙ. БОГ! Я же не могла и вправду сказать, что у него красивые глаза? Ведь не могла?! Эмма со стоном уткнулась лицом в рубашку. Она наконец вспомнила, что произошло после ухода Мэри Маргарет. Как у нее все закружилось перед глазами, как мистер Голд ее поймал, когда она начала падать и… И как он навис над ней, когда Эмма, ложась на кровать и крепко вцепившись в лацканы его пиджака, притянула его на себя. Вот тогда-то она и смогла поближе взглянуть в те самые глаза, в мечтания о которых она в тот день уже погружалась. Теперь она вспомнила, как в своем полупьяном, из-за сотрясения, состоянии, Эмма сумела разглядеть, что его глаза были не полностью темно-карими и что у самых зрачков радужка его глаз была цвета золота. А также она вспомнила, как ее поразил этот факт! И заворожил, о чем она — идиотка, и сообщила ему, ляпнув, как красивы его глаза! Теперь понятно, почему мистер Голд ее избегал! Он наверно подумал, что она какая-то маньячка! А-то нет? Ты уже минуты две стоишь посреди прачечной и нюхаешь его рубашку! Эмма тут же подняла голову, сердито сунула вышеупомянутый предмет гардероба в машину и резко захлопнула крышку. — О, черт! — воскликнул женский голос у нее за спиной. Кажется, погрузившись в мысли, она не заметила, что больше здесь не одна. Эмма слегка обернулась и увидела у себя за спиной девушку немногим старше нее, что со страдальческим выражением лица смотрела на порозовевшую простынь. — Сочувствую, — жалостливо сказала Эмма, помня, как она сама в одной из приемных семей покрасила подобным образом пару белых простыней и как ей за это тогда влетело. — Да, не стоит. Просто, я недотепа, как все мне всегда и говорили… — уничижительно сказала блондинка, а потом вдруг вздрогнула и воскликнула: — Ой… И опустив руки, в одной из которых все еще была зажата испорченная простыни, другую она прижала к животу. Очень большому животу. — «Кажется, я не единственная девчонка-подросток с сюрпризом в этом городе…» — подняв бровь подумала Эмма, смотря на явно очень беременную девушку. Вот только в отличии от самой Эммы, этой блондинке рожать уже скоро. — Буянит? — понимающе спросила Эмма, погладив спрятанный под широкой рубашкой собственный живот. — Еще как, — со слезами на глазах, но с улыбкой на устах сказала блондинка. — Понимаю… — протянула Эмма. — Да, что… — начала было говорить блондинка, и наконец подняла глаза на Эмму, которые стремительно приняли идеальную круглую форму, заметив, что ее невольная собеседница, как и она, весьма беременна. — Оу… Извини. — Да ничего, — махнула рукой Эмма. — Кстати, я — Эмма. — Эшли, — представилась ее собеседница. Эмма вдруг хихикнула и сказала: — Забавно, мы обе молоды, будущие мамашки, блондинки и у нас обеих начинается имя на Э… — И вправду… — согласилась с ней Эшли. После чего они переглянулись, и захихикали уже вместе. Но тут смех Эшли резко сменился слезами. — Вот только я не буду матерью… Эмма нахмурилась и сделала пару шагов в сторону теперь уже рыдающей девушки. — Эй, конечно, будешь… — попыталась хоть как-то утешить ее Эмма. — Нет, не буду. Все так говорят… — облокотившись на машинку и прижав одну руку к животу, сказала Эшли, другой вытирая все еще текущие по щекам слезы. — Да и наплевать на них, — вдруг резко сказала Эмма, вспоминая, как ее саму не раз осуждали и читали лекции о том, что она слишком юна для того, чтобы иметь ребенка, и как она вообще могла такое допустить и прочее. — Думаешь, мне с тех пор, как я узнала о том, что беременна, ни разу не читали нотаций? Пальцем не тыкали и не шушукались за спиной? Уж поверь, за последние месяцы я выслушала более чем достаточно … — А… а отец?.. — нерешительно спросила Эшли, кивнув головой в сторону живота Эммы. — Этот козел меня бросил даже прежде, чем я узнала, что беременна… — ответила Эмма, стиснув кулаки при воспоминаниях о Ниле. — А твой? — Тоже, — ответила Эшли.— Правда, с той лишь разницей, что мой бывший в курсе моей беременности… — Ясно, — вздохнув, сказала Эмма. — У тебя семья хоть есть? Эшли только стиснула челюсть, и Эмма поняла, что эта больная тема. — Я вообще сирота, — сложив руки на груди сказала Эмма. — И что ты собираешься делать? Ну, с ребенком? — тихо спросила Эшли. Эмма вздохнула. Честно говоря, этот вопрос постоянно крутился в ее голове. Долгое время она подумывала о закрытом усыновлении, чтобы таким образом дать ребенку шанс иметь полную семью, крышу над головой, но в глубине души ее продолжали мучить сомнения. А вдруг его не будут любить? А вдруг его вернут, как когда-то Своны вернули ее? Да, она очень мало может дать ребенку. Но в тоже время, она хотела оставить его. Этот мальчик буквально был всем, что у нее есть. И чем ближе было время его рождения, тем сильнее было желание оставить малыша себе. А когда ее мальчик впервые начал шевелится, это желание стало твердой уверенностью. Особенно, когда она встретила мистера Голда, который дал ей шанс самой подарить ребенку пусть не самую обеспеченную жизнь, но все же достаточно достойную. И она решила, во чтобы то ни стало, не упустить этот шанс. — Честно? — посмотрев в глаза Эшли сказала Эмма. — Я хотела отдать ребенка в приемную семью. Но… — Но?.. — спросила Эшли, чьи глаза печально заблестели, когда Эмма упомянула о усыновление. — Но я решила оставить его себе, — выпятив подбородок сказала Эмма. — Знаешь, мои собственные родители бросили меня на обочине, а моя первая приемная семья, та, которую я изначально считала своей, вернула меня в приют, потому что у них неожиданно родился свой ребенок. Я не хочу, чтобы моего сына постигла та же участь. Может, я и не знаю, как быть матерью, но я хочу попытаться ею стать, — и положив руку на собственный живот, почувствовав, как малыш начал толкаться с улыбкой добавила: — Он ведь единственная семья, которая у меня есть. — Ты сильная, я уверена, ты справишься, — со вздохом сказала Эшли. — Спасибо, — сказала Эмма, ободряюще добавила: — Я уверена, ты тоже сможешь справиться. — Не знаю… — растеряно сказала Эшли. — Ты любишь своего ребенка? — требовательно спросила Эмма. — Да, — с легкой улыбкой сказала Эшли, погладив живот. — Ну, так борись за него и ради него, — сказала Эмма, сжав ее плечо. — Ведь кроме тебя самой, никто этого делать не будет. — Наверное, ты права, — с новым блеском в глазах сказала Эшли. На том они распрощались. Эшли нужно было вернуться к работе, а Эмме было нужно вернутся в особняк, как только она закончит стирку.***
*** — Ну ты даешь… — пораженно сказала Эмма в трубку. Вернувшись и закончив уже привычные домашние дала, она как обычно позвонила Мэри Маргарет. Сегодня у той голос был какой-то особенно взбудораженный, и Эмма принялась выпытывать в чем дело. Бедная учительница долго мялась, пока в конце концов не сдалась и не выпалила, что ей нравится Дэвид Нолан, который, как выяснилось, женат. — «Нравится? Да ты влюбилась в него, подруга!»— удивленно думала Эмма, слушая, как Мэри Маргарет сначала печальным голосом рассказывала, как это неправильно, а потом ее голос приобрел мечтательные нотки, и в последующие минут десять Эмме пришлось выслушивать насколько прекрасны его голубые глаза, и какой он хороший. — Мэри Маргарет, я ни в коем случае не собираюсь тебя осуждать. Да и куда уж мне. Но… Ведь он женат… — наморщив нос и стараясь не обидеть учительницу, сказала Эмма. — В этом городишке все друг друга знают. И если… — Я знаю, — со страдальческим стоном ответила Мэри Маргарет и со вздохом добавила: — Но просто, он… Он будто моя родственная душа… — «Или истинная любовь…» — неожиданно проскользнула мысль в голове Эммы. Она вновь вспомнила, как же сильно Мэри Маргарет и Дэвид напомнили ей персонажей в той сказке, которую она, кстати, так и не дочитала, совершенно забыв о книжке, сначала из-за побега Джона Доу, а потом из-за возвращения в особняк, где ее ждала куча дел и игнорирующий ее существование хозяин вышеупомянутого жилища. — Я понимаю, но все же… Будь осторожна, — тихо сказала Эмма. Ей было жаль женщину, Эмма искренне привязалась к мягкой и добросердечной учительнице и не хотела, чтобы той разбили сердце. Но, что-то глубоко внутри ей подсказывало, что именно так все и будет. Распрощавшись с подругой, Эмма решила сегодня все же дождаться мистера Голда и поговорить. Но, ни в привычное время, то есть в семь, ни в восемь и даже в девять он не явился. Отчего Эмма против воли заволновалась. Ведь мистер Голд никогда не задерживался. К одиннадцати ее нервы уже были на пределе, и она не знала, что уже и думать. Эмма никак не могла избавится от странного чувства тревоги, что с каждым часом становилось все сильнее, а своей интуиции она привыкла доверять. Поэтому, Эмма решила позвонить водителю, чтобы он отвез ее в ломбард, ведь сама она ни разу там пока еще не была. Это иррационально! А вдруг у него встреча? Или какие-нибудь дела? Может у него есть… любовница? Он все же еще не настолько старый мужчина, в конце-то концов… На последней мысли Эмма замерла, с все еще протянутой рукой к ручке входной двери, и закусила губу. Может, так и есть?.. — «Я же просто горничная. Какое я право вообще имею вмешиваться в его дела?..» — уныло размышляла Эмма, но ее тревога была сильнее. И, стиснув зубы, она вышла на улицу, закрыла дверь особняка, после чего направилась к уже ожидавшей ее машине.***
За эти пару недель Румпельштильцхен обзавелся дурной привычкой. Ведь, как выяснилось избегать белокурую девицу, живущую с ним под одной крышей, в принципе, не сложно. А вот самому держатся подальше оказалось труднее… И вот, каждое утро, выходя из своей спальни, он на несколько минут задерживался у двери, за которой спала Эмма, и, немного приоткрыв ее, любовался спящей девушкой. Каждый раз он себя за это ругал, и все же на следующие утро, не сдержавшись, делал это вновь. Если честно, он не знал, за что именно ему больше было стыдно. За то, что он подглядывал, или за то, что тем самым он предавал свои чувства по отношению к памяти Белль. Но в этом-то и дело. Белль — всего лишь память! А Эмма здесь — живая, красивая… И даже неважно, что беременная… Ей даже это идет… И это было правдой. Девушка буквально светилась. И явно уже любила своего ребенка, ведь почти каждое утро, наблюдая за ней, он мог видеть, как ее руки бережно обнимали живот. И не только утром. Порой, вечерами, он видел, как она, маясь от скуки, болтала с проклятой версией своей матери по телефону, сидя на диване в гостиной, при этом рассеяно гладя живот. К счастью, после аварии и своего променада по лесу, посреди ночи, в поисках своего папаши, Эмму больше пока на приключения не тянуло, и она тихо-мирно сидела дома, исправно выполняя свои обязанности. Принц же чудесным образом наконец вернулся в мир живых, но скорее всего, это произошло благодаря его дочери, которая, как узнал Голд, незадолго до того, как тот очнулся, сидела около него и читала вслух книгу сказок. В один из вечеров, когда он вышел из ломбарда и был уже на полпути домой, в лавке вдруг сработала сигнализация. Вернувшись назад и уже подходя к ломбарду, он понял, что в городке нашелся-таки идиот, который додумался его ограбить, судя по разбитому стеклу входной двери. Войдя внутрь, он медленно стал проходить в глубь торгового зала, настороженно оглядываясь вокруг. Когда он подошел к одной из витрин, неподалеку от которой находился сейф, Голд почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие, и, резко развернувшись, увидел перед собой растрепанную Золушку, известную в этом мире как Эшли Бойд. Но прежде, чем он что-либо успел сказать, девушка прыснула ему в лицо какой-то жгучей дрянью из баллончика, отчего он со стоном прижал ладони к глазам, выпустив из рук трость, а потом почувствовал удар в висок, и его разум заволокло тьмой.