***
Выпроводив Охотника, который согласился уйти лишь тогда, когда он рассказал, что нападавшим был Мо Френч, Голд позвонил Фредерику и приказал тому найти цветочника, прежде чем это сделает шериф, а сам, стараясь не смотреть на разгром и лужу крови в гостиной, поднялся наверх. Каждый сделанный им шаг был словно подвиг. От всё ещё стучавшей в висках крови он почти ничего не видел, ноги плохо слушались, а мысли разбегались. Он знал, что должен что-то делать, нужно найти Френча как можно скорее, а главное Эмму, и убедиться, что с той все в порядке… Ты думаешь? А как насчёт лужи крови? Как по-твоему с ней может быть все в порядке? Лучше той крови принадлежать Френчу, иначе он его убьет каким-нибудь особенно изуверским способом. Но ему было так плохо, даже подъем на второй этаж дался с большим трудом, так какой из него может быть спаситель? Добредя до комнаты Эммы, он, еле переставляя ноги, дошел до кровати, и словно подкошенный рухнул на неё, уронив при этом трость, не то что бы он обратил на это внимание. Подняв подрагивающие руки, Румпельштильцхен зажмурился, и что есть силы сжал пальцами виски. Головная боль буквально разрывала его голову, он не мог мимолетно не подумать, что возможно у него вот-вот случится инсульт. Глубоко вздохнув, настолько насколько позволяли его внезапно сопротивляющиеся легкие, он уловил неповторимый запах Эммы, который витал в воздухе ее комнаты. Открыв глаза, перед которыми все плыло, он положил одну из рук на постель и слепо провел по ней ладонью, пока не наткнулся на подушку, которую взял и поднес к лицу. Уткнувшись в неё носом, он поглубже вдохнул этот пьянящий аромат и вдруг заплакал. Только не Эмма… Я не могу и её потерять… Слезы, полные отчаяния и страха за Эмму буквально душили его, безжалостно сотрясая все тело. В последний раз, когда он так рыдал, был в тот день, когда Реджина сообщила ему о гибели Белль. Хотя нет. Даже тогда ему не было так плохо. В тот раз ему было просто горько и больно от очередной потери, а сейчас… сейчас он был вне себя от страха за белокурую девушку, его буквально выворачивало наизнанку от ужаса. Отчаяние сдавило его горло, да так сильно, что он не мог элементарно дышать. Подобное с ним творилось только, когда солдаты пришли в деревню, где жил он с сыном, которого призвали на войну с Ограми. Сделав над собой просто гигантское усилие, Голд загнал свою истерику поглубже, по крайне мере до того момента пока он не найдет Эмму, и в последний раз вдохнув легкий цветочный аромат с примесью корицы, положил подушку на место. Сделав пару неглубоких вдохов и выдохов, он вытер ладонями лицо и постарался взять себя в руки. У него было все время в мире, а вот у Эммы и её ребенка — нет. Стиснув челюсть, Голд наклонился за тростью, но его рука наткнулась на что-то другое. Наклонив голову, он посмотрел на пол и увидел торчащий из-под кровати угол… книги? Упершись костяшками левой руки в кровать, он опустился на колени и достал из-под нее кожаный, прямоугольный, довольно тяжелый фолиант, на обложке которого было написано: «Давным-давно…» Открыв книгу, он быстро пролистал пару страниц и остановился на первом же изображении. Судя по всему, как раз на том, на которое наткнулась Эмма. Там была изображена Белоснежка с искаженным от страдания лицом с ребенком на руках. Значит, это и есть та самая книга… Но как бы ему не хотелось подробнее изучить фолиант, у него были дела поважнее и, захлопнув книгу, он взял трость с пола, после чего встал и вышел из комнаты. В конце концов, не мог же он заставлять ждать Мо Френча, который столь страстно желал умереть…***
Уже под вечер позвонил Фредерик и сообщил, что нашел Френча, но девушки с ним не было. Чёрт! Но к тому моменту Голд уже настолько перепсиховал, что на него вместо отчаяния снизошло спокойствие, под которым кипела дикая ярость, да такая, что он был уже на грани убийства, причем всех, кто попался бы ему в этот момент на пути. Довольно быстро он добрался до заброшенных шахт, около которых условился встретиться с Фредериком, своим безропотным слугой, который на протяжении всего проклятия верно ему служил. Выйдя из машины, он тут же направился к фургону, тому самому, который еще утром конфисковал у цветочника за долги, и который он позволил взять своему слуге, чтобы незаметно вывести Френча из города. Молчаливый бугай, как только его босс подошел, распахнул перед ним заднюю дверь фургона, где лежал связанный извивающийся цветочник. Едва завидев Голда, мужчина еще больше начал дергаться, безумно вращая испуганными глазами. — Оу, мистер Френч, какая встреча, — издевательски начал он, на что тот только замычал. — Что-что? Говорите сами поражены этому? Не поверите, сам в шоке. Последние слова Голд уже прорычал, и чувствуя, как в глубине души начинает подниматься волна злобы, отрывисто махнул головой Фредерику, на что тот, все так же молча, резко схватил мужчину за шкирку и без труда вытащил из кузова, после чего бросил цветочника под ноги босса. — А теперь, раз уж мы закончили с любезностями, я задам тебе вопрос, ублюдок, один, всего один, за каждый неправильный ответ на который, я буду ломать тебе кости, понял? — прорычал Голд, нависнув над перепуганным мужчиной, который лихорадочно начал кивать. — Отлично, — сказал он, и выдернул изо рта того кляп, после чего указав ему в лицо пальцем, с оскалом добавил: — Мой вопрос: Где Эмма? — Кто? — прохрипел Мо, облизав пересохшие губы. Голд глухо рыкнул и со всего маху врезал тростью по боку цветочника. Тот взвыл от боли. Секунду полюбовавшись перекошенным лицом мужчины, Голд приставил конец трости к плечу Френча и, прижав того к земле, вновь сказал: — Повторю свой вопрос: Где Эмма? — Какая еще Эмма? — пролепетал мужчина, за что получил еще один удар по ребрам. — Беременная блондинка, которая должна была быть в доме, когда ты туда вломился! — крикнул Голд, и опять ударил Мо, но уже по лицу. Послышался треск сломанного носа, от чего мужчина на земле застонал, и начал выплевывать кровь, что стала забивать ему глотку, а потом вдруг засмеялся. — Аааа… Та, которой ты заменил мою дочь? Голд замер. В этом мире не было какой-то конкретной прописанной истории о нем и Белль, но смутные факты Реджина все же вплела в проклятие, чтобы только досадить ему. Например, что между ним и дочерью цветочника что-то было, но они расстались, а её отец, не желая принимать по его мнению порченную дочь, выгнал её из дома, а та покончила с собой. — Не смей… Ты виноват в смерти своей дочери не меньше, чем я, — зловещим шепотом сказал Голд, надавив тростью на горло Мо. — А теперь у тебя есть последний шанс сказать мне, где Эмма, потому что иначе… — тут он вытащил пистолет, и направил дуло в лоб побелевшего мужчины, — …я тебя убью. Френч задрожал, ему ведь вовсе не хотелось умирать, но сейчас он наверно впервые полностью осознал, что именно это с ним и случится, если он не расскажет этому психу, где девчушка. — Ладно! Ладно, — закрыв лицо руками, гундосо воскликнул мужчина. — Она в подсобке моего магазина! — Молодец… — убрав пистолет, с усмешкой сказал Голд, и было развернулся, чтобы пойти к своей машине, но вдруг остановился, и еще несколько раз ударил цветочника, после чего нависнул над хрипящим от боли мужчиной, добавил: — А насчет Белль: это ты выгнал её, несмотря на то, что она была твоей единственной дочерью… И это из-за тебя она покончила с собой… — Как и из-за тебя… — невнятно прошепелявил Мо, сверля его злобным взглядом. Голд только поджал губы и, развернувшись, пошел к машине, на ходу говоря Фредерику выкинуть этого ублюдка где-нибудь неподалеку от города.***
Когда Эмма пришла в себя, первое, что она почувствовала — уже знакомую адскую головную боль, правда в этот раз её главным источником был правый висок, а не затылок. Моя бедная голова… А ведь я только отвыкла от этой боли… Открыв глаза, она поняла, что находится в какой-то кладовке. Кругом были железные полки с лентами, бумагой и прочими украшениями, какие обычно используют флористы. Также здесь очень сильно пахло цветами, правда точный запах было невозможно разобрать. Я что, в цветочном магазине?! Ну, в принципе её и не должно это удивлять, ведь теперь она вспомнила, как могла сюда попасть. Грабитель, влезший в особняк, как раз носил куртку с эмблемой цветочной лавки. С трудом сев, Эмма поняла, что она на полу, и что одна из её рук привязана к столу, что был приварен к стене, на котором вероятно собирали букеты. Она безнадежно дернула рукой, от этого движения в её голове взорвалась боль, словно петарда в День Независимости. Эмма застонала и прикоснулась к виску, где наткнулась на что-то влажное и, отняв пальцы от головы, посмотрела на них. Чёрт! Кровь… Не то, чтобы Эмма боялась крови. Просто в этот момент вкупе с невыносимым запахом цветов, боли в голове, да боли в принципе во всем теле, еще и вид собственной крови вызывал у неё тошноту. Почти сразу её руки рефлекторно легли на живот, в котором, к большой радости Эммы, тут же зашевелился ребенок. Прости меня, малыш… Невезучая тебе досталась мамаша… Окон здесь не было, поэтому хотя бы примерно определить сколько времени она провалялась без сознания Эмма не могла. Ещё раз оглядевшись в поисках чего-нибудь острого, чтобы попытаться разрезать свои путы, ну или чтобы воткнуть в того козла, который её похитил, если он сюда войдет. К сожалению, даже элементарных ножниц, казалось бы незаменимого инструмента флориста, не было в поле её зрения. Чёрт! И что мне теперь делать? Вдруг, она услышала звук разбитого стекла. Эмма вздрогнула и посмотрела в сторону двери. После пары напряженных мгновений ручка стала поворачиваться, и наконец открылась дверь. — Румпель… — выдохнула Эмма, увидев в проеме знакомый силуэт. Голова мужчины тут же дернулась в сторону её голоса. — Эмма… — с облегчением сказал Голд, и удивительно быстро для хромого, подошел к ней. Схватив лежащие на одной из верхних полок ножницы, он встал на колени перед девушкой и разрезал толстую веревку, которой она была привязана к столу. Откинув путы, он тут же прижал к себе девушку и уткнулся носом ей в шею. — Живая… — едва слышно прошептал он и, зажмурившись, поглубже вдохнул аромат её кожи. Эмма просто вздохнула, зарылась пальцами в его мягкие волосы, и покрепче прижалась к мужчине. Нашел…