И однажды... все изменилось...

Темные глаза Реджины широко распахнулись, и она торжествующе прошептала: — Так я была права, и вы все-таки все помните. Голд закатил глаза. — Ну какая вы молодец, дать вам печеньку за сообразительность? — с сарказмом сказал он и, махнув головой в сторону вазы с фруктами, добавил: — Или яблочко? У вас их тут полно. Реджина сердито хлопнула по столу ладонями и, раздувая ноздри, со злостью сказала: — Хватит! Вы…! — Не кричите, пожалуйста, а то у меня от ваших воплей начинается мигрень, — сделав ударение на слове «пожалуйста», сказал Голд, с нескрываемым удовольствием смотря, как лицо Реджины скривилось, и все её слова так и застревают у неё в глотке, не озвученными вслух. Мадам мэр сжала челюсти, и тихо прошипела: — Чего вы хотите? Голд засмеялся, и покачал головой. — О-о-о, дорогуша, я много чего хочу, но сейчас я очень хочу, чтобы вы закончили всю эту чушь с заключением Мэри Маргарет Бланшар, ведь мы оба знаем, что она здесь не причем, — и прежде, чем та возмутилась, добавил: — «Пожалуйста». — Вы слишком много просите, — прошипела Реджина, обреченно понимая, что не может не выполнить эту просьбу. — И вообще, с чего вдруг такая забота? Неужто из-за той маленькой бродяжки, которую вы подобрали? Я же не дура, я знаю, что это девица — потомство Белоснежки! Увидев, как Темный вновь оскалился, а в его глазах сверкнула злоба, она злорадно усмехнулась. — Ха-ха, не может быть, да вы и впрямь привязались к этой девчонке… Прежде чем она закончила злорадствовать, Голд резко встал и, наклонившись к её лицу, прорычал: — Если ты навредишь Эмме, я тебя убью… Ухмылка сползла с лица Реджины, и она против воли сглотнула, увидев клубящуюся тьму в глазах Голда. Тот может как и она сейчас был лишенным магии, но это не значит, что в этом мире нет других способов, какими он мог исполнить свою угрозу, а в том, что он не лжет, она была абсолютно уверена. — …и чтобы избежать неловкостей, я вас прошу даже не думать об этом, «пожалуйста». Тут краем глаза он заметил на столе мадам мэра папку с именем Эммы. Голд прищурился, и издевательски сказал: — Дай-ка мне эту папку, дорогуша, «пожалуйста». Сегодня он на полную катушку решил воспользоваться этим преимуществом. Вид испуга за свою мать в глазах Эммы окончательно его убедил, что пора игры в «кошки-мышки» с её величеством заканчивать, и выйти, так сказать, из тени. Он не хотел, чтобы девушка, в жизни которой в последнее время и так было через чур много стрессов, переживала и волновалась еще больше, особенно сейчас, когда ей уже вот-вот рожать. Реджина медленно, словно пытаясь оттянуть момент взяла папку и отдала ему. Голд только закатил глаза на драматизм Реджины и вырвал из её рук заинтересовавший его предмет. Открыв папку, он пролистал её содержимое. Там было пару копий протоколов по задержанию Эммы Свон за мелкую кражу: не то, чтобы это его поразило. Но вот протокол об угоне машины, весьма специфичной, а точнее удивительно похожей по описанию на того монстра, что стоял под его окнами, его удивил. Хотя отчего? Эмма, которая ещё технически должна была бы находится под опекой государства, вряд ли могла бы себе позволить купить себе даже такую машину, но вот то, что об этом узнала Реджина, было не очень хорошо. Узнай об этом полиция штата, Эмму тут же арестовали бы за угон, и рожать бы той пришлось уже в тюрьме. «Как знал, что нужно было прийти именно сегодня…» — подумал Голд, продолжая просматривать информацию в папке, при этом чувствуя, как злобный взгляд Злой Королевы продолжал прожигать в нем дыры. Еще он нашел части выписок и характеристик от бывших опекунов, и соцработников, которые курировали Эмму. Все они были довольно равнодушными и безличными, больше похожими на отписки. Неудивительно, что она сбежала… Его сердце вновь пронзило сожаление, ведь он прекрасно понимал, что этого его вина, что именно из-за него прекрасная принцесса вместо замка, роскоши, и любящих родителей, не знала ничего, кроме приютов, безразличных опекунов, которые все её бросили, и холодных улиц, на которых ей пришлось выживать. Но больше всего, он удивился, когда обнаружил часть истории болезни Эммы, касающуюся её ребенка, и снимок УЗИ. Пару мгновений он просто смотрел на изображение малыша, который вот-вот появится на свет. На снимке уже отчетливо было видно крохотные ручки и ножки, маленький носик, ушки: в общем он смотрел на явно здорового и славного мальчика, которого с трепетом носила в своей утробе Эмма. Встряхнув головой, он закрыл папку, решив поподробнее изучить её содержимое в одиночестве, без дышащей ему в затылок Реджины, поднял глаза, и вдруг подозрительно спросил: — С чего вы стали столь внезапно интересоваться Эммой, а точнее её ребенком? Реджина сжала зубы, не желая отвечать, хотя и знала, что если он вновь скажет это чертово слово, выбора у неё особо не будет. Голд вздохнул на её ребячество, и утомленно сказал: — Ответьте мне, «пожалуйста». — Потому что он мне нужен, — с трудом выдавливая каждое слово, произнесла Реджина, обозленная тем, что кажется одним своим визитом Голд разрушил все её планы, и в очередной раз жалея, что согласилась повиноваться, стоит ему лишь сказать это дурацкое слово. Тот поднял бровь. — Нужен? Для чего вам понадобился этот ребенок? Неожиданно в нем проснулись защитные инстинкты, которые, как он думал, исчезли, растворились в темноте его души после того, как он потерял Бея. Реджина покраснела, а потом побледнела, но сопротивляться как все прошлые разы не могла, поэтому с неохотой ответила: — Вы что, забыли, как сами советовали мне усыновить ребенка?.. Оу, это он помнил, но вот что Реджина и впрямь прислушается к его словам и решится взять ребенка, Голд и подумать не мог. Стоит только вспомнить ту деревню, которую по её приказу вырезали, чтобы только уколоть Белоснежку… А ведь значительная часть её жителей были как раз детьми. А теперь такое… Стоп! Протоколы полиции, характеристики из приюта… — Ты что, решила лишить Эмму родительских прав? — рявкнул он, ощущая, как в нем стал нарастать ослепительный и неконтролируемый гнев. — Отвечай мне! «Пожалуйста». Реджина опять от злости стукнула ладонями по столу, и сердито зашипела: — Да! Она его не заслужила, понятно? Да и что эта бесполезная девчонка может ребенку дать? Ничего! А я могу! У меня есть дом, деньги, власть, а у неё? Только машина, и то угнанная!.. — А вы думаете, что всех ваших перечисленных владений будет достаточно для ребенка? — подняв бровь, спросил Голд. Правда, он и сам верил в подобное, когда-то давно, и едва ему выпал шанс, окружил всем тем, о чем говорила Реджина, своего мальчика, но Бей ясно показал, что их простая прежняя жизнь, до того, как он стал Темным, ему была куда милее. Реджина усмехнулась и, обойдя стол, насмешливо спросила: — Да вам-то что? Вам и самому даже если и приглянулась эта девица, вряд ли нужен её «груз». Прежде чем она успела понять, что происходит, Реджина оказалась лежа на спине на собственном столе, а её горло было зажато в стальной хватке Голда. Она захрипела и попыталась разжать его руку, но тщетно. — А теперь слушай меня, дорогуша, — склонившись над стремительно краснеющей Реджиной, угрожающе сказал Голд. — Во-первых, как я уже сказал освободи Белоснежку, и мне плевать как. Ты эту кашу заварила — тебе и расхлебывать. «Пожалуйста». Во-вторых, не трогай своими ручонками Эмму или её сына. «Пожалуйста». В-третьих, не лезь в мою личную жизнь. «Пожалуйста». Я достаточно доходчиво тебе всё объяснил? Красная Реджина только судорожно закивала, жаждущая лишь вдохнуть хотя бы глоток драгоценного кислорода. — Молодец, — с притворным одобрением сказал Голд и, напоследок слегка стукнув её об стол, брезгливо отпустил. — До свидания, мадам мэр. Женщина тут же начала быстро вдыхать и выдыхать, подобно выброшенной на берег рыбе, с яростью смотря в спину уходящего Румпельштильцхена. «Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!.. — в бессильной злобе думала она, осознавая, что все тщательно выстроенные планы были разрушены и растоптаны всего одним ненавистным ей словом «Пожалуйста» из уст её бывшего учителя, который всегда и в любой ситуации оказывался на шаг впереди неё. — Ненавижу…»

***

Вернувшись домой, Румпельштильцхен первым делом увидел взволнованно бродящую по коридору и закусившую губу Эмму, которая бессознательно потирала поясницу. — Эмма… Эмма! — несколько раз позвал её он, прежде чем она его заметила. Девушка остановилась, и посмотрела наконец на него. — Румпель… Я не заметила, как ты вернулся, — рассеянно сказала Эмма. Теперь, когда она посмотрела на него, он смог увидеть, что глаза девушки были красными и слегка припухшими, словно она плакала. — Это я уже понял, — приподняв бровь, сказал Голд и, подойдя к Эмме, приподнял её лицо за подбородок, после чего нежно спросил: — Ты плакала? Эмма только поджала губы, а он и не ждал ответа, и так зная, что плакала. Румпельштильцхен вздохнул и прижал девушку к себе, и тихо сказал ей куда-то в макушку: — Не плачь. Все будет хорошо с твоей матерью, я обещаю. — Ты ей поможешь, правда? — еле слышно с надеждой пробормотала она в ткань его пиджака. То, что она так верила в него бесконечно согревало его черное сердце. — Да, моя принцесса. Только ты не волнуйся, в твоем состояние это вредно, хорошо? — слегка отодвинувшись, что посмотреть ей в глаза, сказал Голд. Эмма нахмурилась. — Как я могу не волноваться? Мне недавно звонил Грэм и сказал, что арестовал Мэри Маргарет, и теперь пока это все не разрешится, она будет оставаться в камере, а сколько это все продлится? Вдруг ей придется там пробыть не один день? А то и не одну неделю?.. — с каждым сказанным словом её голос становился все громче и громче, пока под конец не сорвался. Она закрыла лицо руками и тихо всхлипнула. Ей не хотелось вновь плакать, но её бунтующие гормоны вкупе со всем этим стрессом были иного мнения, и слезы ручьем потекли из глаз. Румпельштильцхен внутренне обругал этого идиота-шерифа, которому хватило ума позвонить эмоциональной и беременной девушке, чтобы сообщить, что он арестовал её мать. Болван. — Не реви, — строго сказал Эмме он и уже мягче добавил: — Подумай сейчас лучше о своем сыне… Эмма усмехнулась сквозь слезы, и печально сказала: — Оу, вот о нем я думаю почти постоянно, особенно о том, что я ничего не могу ему дать… Мужчина покачал головой, и взяв ее за руку, сказал: — Пошли, я кое-что хочу тебе показать. После чего повел её за собой. Возле нужной двери он попросил её закрыть глаза и открыл перед Эммой дверь. Девушка робко сделала шаг вперед, открыла глаза, не зная чего ждать, и удивленно ахнула. Она стояла в детской. Причем довольно шикарной. Сама комната была небольшая, но уютная. Посередине лежал круглый бордовый плюшевый ковер, стены были кремового оттенка. По левую сторону от Эммы стояла красивая резная кроватка из красного дерева с белым балдахином, а напротив кроватки было три окна, на которых висели бордовые шторы в тон ковру и кроватке, и белый тюль, выходящих во двор, там же стояло кресло-качалка и пеленальный столик, ещё прямо напротив двери здесь стоял комод и небольшая тумбочка. Пройдя глубже в комнату, она увидела, что недалеко от кроватки была еще одна дверь, но Эмма заметила её скорее мимоходом, слишком уж она была поражена самой комнатой. Она все еще не верила в то, что видела. Детская была прекрасна. Эмма не верила во всю ту чушь, что детская непременно должна быть либо розовая для девочки, либо голубая для мальчика, и эта комната была именно такой, в какой она бы и хотела, чтобы жил её сын. Она медленно подошла к кроватке, и неуверенно прикоснулась к полированному дереву. Было видно, что она была ручной работы, и наверняка стоила дороже, чем её жук. Тут она заметила лежащие на еще пока не застеленном матрасе пинетки: те самые, которые она купила в день похищения. Она бережно взяла их в руки и прижала к груди, чувствуя, как её глаза вновь наполняются слезами. — Нравится? — негромко спросил Румпельштильцхен, который тихо подошел к ней сзади. Она слегка вздрогнула, и посмотрела на него блестящими от слез глазами. — Она чудесна, — слабо улыбнувшись ответила Эмма, вновь оглядевшись и поглаживая вязаные пинетки. Румпельштильцхен поднял бровь, и спросил: — Тогда почему ты плачешь? Эмма смутилась. — Я… я просто не могу поверить, в то, что это для меня, то есть… — Ты думала, что я тебя выгоню? — оскорбленно сказал он. — Нет! — воскликнула Эмма, а потом тише добавила: — Просто никто для меня раньше не делал подобного, к тому же… Я не знаю. Просто я в такой растерянности. Я не думала, что ты захочешь, чтобы я здесь осталась, особенно, после того, как ребенок родится… Да и от меня столько неприятностей… И толку никакого… И… Кажется, я бормочу, уже что-то совсем несвязное, да? — под конец совсем смутившись, спросила Эмма, чьи щеки были залиты румянцем. Румпельштильцхен еле слышно засмеялся, и приобняв девушку, с улыбкой сказал: — Да. Ты бормочешь. Хотя это и довольно мило, но ты совершенно ни в чем из того, что сказала, не права. Увидев, как девушка непонимающе заморгала, он прижался губами к её виску, и ласково пояснил: — Принцесса, изначально я предложил тебе работу лишь потому, что хотел держать тебя до поры до времени, подальше от Реджины. А теперь и подавно хочу тебя уберечь от неё, и… не только от неё… Может это конечно и было немного поспешно с моей стороны, но я просто хотел, чтобы ты знала, что у тебя и твоего сына всегда будет место, где вам рады… А насчет неприятностей… — с усмешкой протянул он. — Так я думаю, у тебя это наследственное. Эмма в притворном возмущении открыла рот и слегка стукнула его по руке, на что он только вновь рассмеялся. Если он пытался её приободрить, то ему удалось. Ей и впрямь стало немного легче. А эта комната… Боже, ей никогда в жизни еще не делали такого подарка. Эмма чувствовала, как сердце в её груди буквально разрывается от благодарности и… любви (?) к этому мужчине. Она глубоко вздохнула, положила голову ему на плечо, и со всей искренностью, на которую была только способна, сказала: — Спасибо. И утомленно прикрыла глаза, тайно радуясь, что нашелся человек, который её оберегает и защищает ото всех невзгод.