И однажды... все изменилось...

При въезде в город, Грэм увидел, что Румпельштильцхен уже ждет его, прислонившись к капоту своего кадиллака. На первый взгляд могло показаться, что тот спокоен, но уже выйдя из машины и подойдя ближе, он понял, что это не так. Темный был бледен, челюсти напряженно сжаты, глаза черны, правая нога его то и дело постукивала по асфальту, а руки изо всех сил сжимали рукоять трости. Встав перед ним, Грэм тут же спросил: — Есть новости о?.. — но Румпельштильцхен его перебил, требовательно произнеся: — Ты достал его? Грэм прищурился, но все же достал из-за пазухи яйцо. — Так что с Эммой? — Слаба, — не отрывая взгляда от золотого яйца, резко ответил Румпельштильцхен. Грэм кивнул. — А?.. — вновь начал было шериф, но Румпельштильцхен, и так поняв о чем он хочет спросить, сказал: — Ребенок, к счастью, здоров. А теперь давай сюда шкатулку, — и выхватив протянутую ему вещицу, поставил ее на капот. Достав из кармана небольшой ключ, он с замиранием сердца вставил его в скважину и повернул. Прежде чем откинуть крышку, он, как никогда сильно взмолился всем высшим, чтобы проклятие все еще висящие над городом достаточно ослабло, и зелье вернуло хотя бы часть своих свойств. Он не был идиотом, и прекрасно осознавал, что полностью вернуть магию в город, пока проклятие не пало, не было возможно. Но ему много и не надо. Маленькой толики волшебства, чтобы ненадолго вернуть нужным ингредиентам для противоядия их свойства — это всё, что ему было нужно. К своему удивлению, факт того, что он сейчас возможно потратит единственный шанс на полноценное возвращение магии в город, нисколько его не пугал. Он вообще внезапно понял, что столкнувшись с перспективой потерять Эмму, его страх перед собственной смертью, страх остаться без магии, как и отчасти его трусость, растворилась словно дым. Ведь по сути, что еще ему могло быть нужно? У него была Эмма, его драгоценная принцесса, которая, как он надеялся сможет его простить, когда очнется. У него появился внук, нежданный, но уже ставший дорогим, его сын тоже был где-то здесь, так что… Конечно, магия была его спутником, его костылем, почти три столетия, но в последние восемнадцать лет он прекрасно жил и без нее, и даже когда воспоминания пару месяцев назад к нему вернулись, он не очень-то страдал без волшебства. Да, его нога порой его убивала, да, иногда он сожалел, что не мог что-то сделать без помощью волшебства, как и скучал, по ощущению, текущей по его жилам силы, но… Цена за нее была слишком высокой. Из-за нее я потерял Бейя… И из-за нее выгнал Белль… Конечно, он и сам был виноват в том, что наделал, и как обошелся с дорогими ему людьми, то глупо винить лишь магию, но впервые в жизни он почувствовал, что может переступить через свою трусость, поступить правильно. Хоть раз в жизни. К тому же, Румпельштильцхен не думал, что сможет заплатить за нее такую цену. Возможно так и ощущается Истинная любовь?.. Если судить по Прекрасным, то да. Он не настолько оптимистичен, чтобы думать, что он мог бы быть настоящей любовью Эммы, однажды, он уже так считал, и оказался не прав. Но все же… Хватит! Однажды он уже позволил себе так подумать и не к чему хорошему это не привело. Давно пора понять, что такой как ты этого недостоин… Цени то, что у тебя есть, и будь этим доволен… И он ценил, впервые в жизни, он ценил то, что имел, и не хотел потерять, даже если цена тому — волшебство. Наконец распахнув крышку, он увидел лежащий на дне шкатулки флакон с тускло светящимся темно-розовым зельем, и с облегчением выдохнул. Пусть оно явно и не имело свой полной мощности, но этого могло хватить. Должно было хватить… — Дальше-то что? — спросил Грэм, переминаясь с ноги на ногу. — А дальше, Охотник, ты отправишься в больницу, и будешь меня ждать там, а заодно присмотришь за ребенком, которого жаждет прибрать своими загребущими ручонками Реджина, — ответил Румпельштильцхен, бережно достав пузырек и, не смотря на шерифа, развернулся, пошел к едва видимой в темноте леса тропе, которая вела к Фонтану Желаний, воды в котором исходили прямиком из озера Ностос, чьи свойства он наделся хотя бы отчасти пробудить.

***

Когда казалось бы бесконечный поток слез утих, а успокоительное, которое ей дала медсестра подействовало, Мэри Маргарет, с трудом переставляя ноги, добралась до палаты Эммы, и рухнула на стоявший неподалеку от кровати стул. Она дрожащими руками коснулась ладони девушки и стала её рассеяно гладить, находясь мыслями далеко отсюда. Это все моя вина… Это абсурдно, но именно так она и думала. Почему-то ей казалось, что состояние Эммы — ее личная неудача. Просто чувствовала, и все. С тяжким вздохом, Мэри Маргарет размышляла, когда ее жизнь стала такой. Ведь долгое время она даже, честно говоря, не могла сказать сколько точно, ее жизнь была простой и скучной. Одна и та же работа, привычный вид городка, который словно застыл, знакомые лица, встречавшиеся ей каждый божий день на улице… Пока несколько месяцев назад все стремительно не изменилось. Внезапно в их городке появилась девушка, с таким прелестным именем — Эмма. И все изменилось. Эта блондинка с серьезными зелеными глазами, в которых часто отражалась недетская грусть, сама того не зная, притягивала к себе взгляды, и дело было даже не в том, что она была подростком, которая вот-вот родит. Нет. Просто рядом с ней будто все выглядело иначе. По крайне мере, так случилось с самой Мэри Маргарет. …и Грэмом, и мистером Голдом, Эшли, да даже с Лероем… Последний, кстати, стал меньше пить, после той злополучной аварии. А Эшли наконец смогла устроить свою жизнь подальше от своей токсичной мачехи и сводных сестер. Хотя, мистер Голд явно попал под влияние юной блондинки сильнее всех. Мэри Маргарет была может и застенчивой серой мышкой, но не глупой. Она до сих пор без изумления не могла вспоминать тот эпичный и довольно жаркий поцелуй, свидетелем которого она, да и весь Сторибрук стал на фестивале. До этого момента она, конечно, как почти все здесь живущие думала, что у мистера Голда был довольно черствый характер и каменное сердце, но все же не могла помыслить о… о таком. Все же тот был довольно холодным человеком, и она не могла не испугаться за девушку, к которой прикипела всей душой, на миг подумав, что он мог просто воспользоваться молодой особой. Хотя… Будь это так, вряд ли бы он пришел к ней с просьбой помочь устроить детскую для ребенка Эммы в своем доме, стоило только вспомнить, какие деньги он в это вложил. Но все же, в тот момент Мэри Маргарет думала, что это просто жест доброты, так сказать, а не романтический поступок. Мистер Голд и романтика… Боже мой, неужели я связала эти два понятия вместе?.. Но так или иначе, все это было сюрреалистично. Голд и Эмма… Два последних человека, которых она ожидала увидеть вместе. Прямо как ты и Дэвид… От мысли о Дэвиде, она вновь тяжко вздохнула, ненавидя себя за то, что желала, чтобы он был здесь. Тряхнув головой, Мэри Маргарет вернулась к Эмме и Голду. Как не крути, необычная пара. Зачерствевший, жесткий и хитрый ростовщик и молодая, красивая девушка, пару часов назад ставшая матерью… …Его внука. Господи! Пару месяцев назад, никто и не догадывался, что у мистера Голда есть ребенок! Никто и помыслить не мог, чтобы он кого-то воспринимал большим, чем кучу арендаторов, в страхе благоговеющих перед ним, или что кто-то мог переспать с ним, разве что только за деньги. Бывают и такие дурочки или отчаявшиеся, кто мог на подобное согласиться. Но Эмма явно не из таких девушек, и с сыном Голда та познакомилась, судя по-всему, не зная, кто тот такой. К тому же… К странному неудовольствию, Мэри Маргарет, девушка, кажется, тоже неровно дышала к ростовщику. Учительница не могла избавится от мыслей, что Эмма достойна большего. Кого-то моложе, красивее, ну умнее, чем Голд вряд ли найдется, так что это пункт отпадает, вообщем кого-то, кроме… кроме него. Но, как говорится, любовь зла… Смогла же Красавица в той старой сказке полюбить Чудовище? Вот и Эмма, судя по всему, смогла. Тут ее мрачные думы прервал звук открывшейся двери. — Как ты, Мэри Маргарет? Как Эмма? — тихо спросил вошедший Грэм. Он был все еще немного зол, что его словно собачонку отправили сюда, но знание того, что Реджина хочет украсть маленького принца, немного помогли избавится от этого чувства. Честно говоря, он хотел сразу пойти к палате, где находится ребенок, но все же не удержался и заглянул к Эмме в палату, где и нашел заплаканную Белоснежку. — Я-я нормально, — сипло ответила Мэри Маргарет. — А Эмма… так же. Но тут гул мониторов изменился с нудной и монотонной трели на пронзительный писк. Не прошло и пары секунд, как в комнату стремительно вошли доктор Уильям с доктором Вейлом, и еще пару медсестер. Застывшую в ужасе учительницу, как и шерифа, сразу же попросили на выход. Вытолкав их в коридор, одна из медсестер закрыла прямо перед их лицами дверь, и задернула штору перед стеклянной стеной, так что они не могли видеть, что происходит в палате, но все еще могли слышать приглушенные голоса, выкрикивающие те или иные команды. — …пропал пульс… — …несколько кубиков… — …массаж сердца!.. — …один, два!.. С каждым доносившимся словом сердце Мэри Маргарет билось все сильнее, а стальной обруч все сильнее начинал стягивать ей голову. В какой-то момент, она поняла, что не может дышать, и перед тем, как потерять сознание, в ее голове мелькнула странная мысль: Она победила…

***

Само противоядие к столь опасному и смертоносному яду, как тот, что воспроизводила трехглавая гадюка из Аграбы, было до смешного простым. Он смог его создать буквально за пятнадцать минут, пока был в лавке перед встречей с Охотником. Но без волшебства, это было лишь бесполезное варево, которое он надеялся начнет действовать, когда вода из колодца, впитав в себя зелье, вернет часть своих свойств, и исполнит его самое заветное желание. Исцелит Эмму. Превозмогая боль в колене, он добрался до колодца, к счастью даже не свернув себе шею в этой беспросветной тьме, и подойдя к нему заглянул внутрь. Пару минут, Румпельштильцхен просто всматривался в эту бездонную яму, замечая смутные отблески воды на самом дне, и подняв кулак, с зажатым в ней флаконом, он сделав глубокий вздох, пожелал от всего сердце того, что ему сейчас так нужно и отпустил. Услышав тихий бульк, он стал ждать. Прошла одна минута, а потом вторая, и когда его уже начало охватывать отчаяние, он увидел, как на дне замерцало еле заметное фиолетовое сияние. Выпустив дыхание, которое сам не заметил, как задержал, он быстро скинул стоящие неподалеку ведро, прицепленное к цепи с крюком на конце. Услышав еще один всплеск, Румпельштильцхен, прислонив трость к колодцу, стал быстро крутить рычаг, поднимая ведро назад. Подняв тару с бесценной жидкостью, он достал из кармана пальто небольшую спринцовку и флакон с готовым, но пока бесполезным противоядием. Открыв крышку на пузырьке, он набрал воды из ведра, и на секунду прикрыв глаза, решительно кивнул сам себе. Вылив воду в флакон, противоядия тут же засияло глубоким сапфировым цветом, и увидев это, Румпельштильцхен торжествующе ухмыльнулся. Сработало… Теперь лишь осталось добраться до Эммы…