И однажды... все изменилось...

Момент мира и покоя длился ровно до того мгновения, пока родители Эммы не узнали, как именно их дочь вернулась с того света и как рухнуло проклятие. — Что?! — хором крикнули Мэри Маргарет и Дэвид. Они ожидали услышать всё, что угодно, кроме этого. Их дочь, их маленькая девочка оказалась Истинной любовью Румпельштильцхена из всех людей. Будто было мало того, что их внук был одной крови с колдуном, так теперь еще и это. — Как?! Темный иронично поднял бровь. — Серьезно? — с ухмылкой спросил он. — Вы меня об этом спрашиваете? Дэвид со злости сжал кулаки, а его супруга начала тереть виски. — Мы не это имели в виду. Просто… Разве у тебя уже не было?.. — неловко начала Мэри Маргарет. Она была знакома с Белль и слышала, что с той произошло. Включая слухи о том, что она влюбилась в Румпельштильцхена, и вроде, как оказалась его второй половинкой. — Белль — не моя Истинная любовь, — закатив глаза ответил он, втайне радуясь, что его сердце даже на секунду не сбилось со своего ритма при упоминание о Белль, а в душе ничего не дрогнуло. — И поэтому ты довел ее до самоубийства? — рыкнул Дэвид. Румпельштильцхен оскалился и сделал шаг в сторону принца. — Я этого не делал, пастух. Это сделал ее отец. А ты… Еще раз заикнешься об этом и… — Хватит! — крикнула Эмма, не выдержав этой накаленной обстановки. К счастью, Генри, спящий у нее на руках, только на секунду заворчал и вновь погрузился в свою сладкую дрему, не подозревая о назревающем в его необычном семействе скандале. — Прекратите, вы оба! — уже тише добавила она, и слегка поморщилась. Швы у нее на животе после кесарева были отчаянно против, чтобы она не то, что сидела и держала на руках ребенка, но и кричала. — Замолчите. Колдун прищурился. — Белоснежка, — твердо сказал он, не отрывая взгляда от Эммы. — А ну-ка подержи Генри. — Эй! Не смей указывать моей жене!.. — начал возмущаться Дэвид. — Ты идиот? — риторически спросил Румпельштильцхен, посмотрев на принца. — Твоей дочери сделали кесарево, и ей нужно было бы лежать, не напрягаться и не держать ничего тяжелее ложки. Это я не упоминал о яде, который циркулировал почти сутки по ее жилам. Но к счастью, как вы уже должно быть заметили, проклятие пало и магия вернулась. Поэтому я хочу вылечить Эмму, или ты хочешь, чтобы она еще пару недель здесь провалялась? — Ты можешь меня вылечить? — с искренним любопытством спросила блондинка, с неохотой передавая сына матери, которая в отличии от Дэвида, быстро сообразила на что намекает колдун, и безропотно пошла забрать внука. Румпельштильцхен хитро улыбнулся. — Я всё могу, принцесса. Белоснежка, стоящая неподалеку, закатила глаза. «Самодовольный бес. Боже, и он возлюбленный моей дочери… Чувствую в ближайшие дни будет весело… — отрешенно подумала она и с улыбкой посмотрела на внука. — Надеюсь, маленький, что ты, кроме глаз, больше ничего не унаследуешь от этого своего деда…» Надежда была слабая, но Снежка привыкла верить в лучшее. Колдун тем временем подошел к Эмме и вытянул руки над ее животом. Его руки замерцали фиолетовым светом, за которым широко распахнутыми глазами наблюдала девушка. Почти сразу боль ушла, как и противное чувство стянутости. Эмма глубоко вздохнула, более не чувствуя никакого дискомфорта и прямо села, больше не нуждаясь в подпорке в виде подушек. — Легче? — с улыбкой спросил Румпельштильцхен, наблюдая за облегченно выдохнувшей и уже куда более бодро севшей девушкой. — Да, — улыбнувшись в ответ, сказала Эмма, и не обращая внимания на родителей, наклонилась вперед. Она прикоснулась к щеке мужчины и легко поцеловала его в губы. — Спасибо. Эмма буквально могла чувствовать, как он завибрировал от самодовольства, ухмылка на его губах стала еще шире, а в глазах заплескали озорные искры. «Вреднючий засранец. Зато мой…» — с нежностью подумала Эмма, напоследок проведя большим пальцем по его щеке и вернув внимание к своим родителям. Дэвид аж посинел от злости, а Мэри Маргарет обреченно вздохнула и вдруг сказала: — Стойте-ка. Раз магия вернулась… То Реджина… Румпельштильцхен незаметно напрягся, но почти сразу расслабился. — Скорее всего прячется. Технически он и не врал. Бесконечный лес — место опасное, и Ее Величество наверняка сейчас где-то там прячется. — Но как надолго? — обеспокоенно спросила Мэри Маргарет и приглянулась с мужем. — Твой дружок — Охотник, здесь шериф, а с учетом послужного списка королевы, к ней наверняка скоро отправится разъяренная толпа, жаждущая мести, так что советую его найти, он вроде здесь ошивался, и пойти искать ее первой, раз так беспокоишься, — резковато сказал Румпельштильцхен. — И оставить тебя с Эммой и Генри наедине? Да как бы не так, — холодно сказал Дэвид, сложив руки на груди. Он, конечно, беспокоился о находящейся где-то на свободе бродящей Реджине, к которой вернулась магия, но не настолько, чтобы оставить свою дочь и внука на попечении явно никуда не торопящегося Темного. — Стоп, — резко прервала вновь назревающий скандал Эмма, и ткнула пальцем в сторону Румпельштильцхена. — Раз уж ты меня вылечил, то я могу уйти. Поэтому сейчас кто-то из вас ищет врача, чтобы тот убедился, что Генри можно оставить больницу, и мы идем домой. — Домой? — довольно спросил Румпельштильцхен, понимая, что она имела ввиду его особняк. Эмма закатила глаза. — Да, домой, в то розовое чудовище, в котором мы живем, — сказала она и, развернувшись, свесила ноги с кровати, намериваясь встать. — Эмма… — тихо начала Мэри Маргарет, против воли покрепче прижав к себе Генри. Она ведь только нашла дочь и внука, и не хотела с ними расставаться. — Мэри Маргарет… — сказала Эмма, смотря в жалобные глаза женщины. — Мама… От этого слова из её уст Белоснежка аж расцвела, но от следующих слов поникла. — Ты же понимаешь, что я не могу пойти к тебе, твоя квартира не резиновая, — рационально сказала Эмма. — К тому же, у Румпеля мы с Генри будем в безопасности, да и там уже есть детская… И… Я уже привыкла там жить. Румпельштильцхен утомленно вздохнул и поймал умоляющий взгляд Эммы. — Белоснежка, твоя дочь не в другой мир хочет перебраться, а всего лишь через несколько кварталов от тебя. Ты всегда можешь прийти в особняк, — раздраженно сказал он, желая уже как можно скорее покинуть больницу и оставить воспоминания о пережитом им здесь ужасе. — И вообще, ты вроде хотела убедиться, что Реджина ничем никому не навредит — так вперед. Я уверен, местным в данный момент как никогда нужно ваше с супругом чуткое направление. Здесь наверняка скоро поднимется паника. А Эмме нужно отдохнуть, как и маленькому Генри, и безопаснее, чем в моем доме, им нигде в этом городе не будет. С трудом, но родители блондинки согласились, что им нужно проверить горожан, и найти Реджину. Но они довольно угрожающе пообещали прийти вечером в особняк, навестить Эмму и ее сына, и наверстать упущенное. — И почему я на это согласился? — вредно сказал Румпельштильцхен, провожая взглядом Прекрасных и давая Эмме момент уединения, чтобы она могла переодеться. Эмма усмехнулась и, поправляя одежду, вышла из-за ширмы. Она подошла к насупленному колдуну, поцеловала его в щеку, после чего игриво сказала: — Потому что ты меня любишь. — Эх, — преувеличено печально вздохнул он, и обреченно добавил: — Веревки из меня вьешь и даже не стыдишься. — Неа, представляешь, — без колебаний сказала Эмма. — Мне вот совсем не стыдно, — и уже обращаясь к проснувшемуся Генри, который тихо ворковал, лёжа на подушках, пока его мама приводила себя в порядок, добавила: — Нам ведь не стыдно, мой сладкий? На это малыш звонко чихнул. — То-то же, — довольно сказала Эмма, сжав маленькую ладошку. Тут пришел доктор Уильямс, чтобы осмотреть малыша. Через полчаса тот констатировал, что Генри, несмотря на недавнее происшествие, абсолютно здоров. Прям как Эмма в день её рождения, — сказал расчувствовавшийся доктор, который оказался одним из семи гномов, а конкретнее Доком, как раз принимавшим все эти годы назад роды у Белоснежки. Кое-как распрощавшись с гномом Эмма и Румпельштильцхен, которому доверили нести ценную ношу, пошли на выход из больницы. Сначала колдун предложил их перенести, но Эмма хотела просто сделать глоток свежего воздуха после своей недосмерти. Идя по большей части пустым коридорам, Эмма краем глаза поглядывала на колдуна, который кажется был очарован Генри, лежавшим его объятиях, и тихо улыбалась. Румпельштильцхен, несмотря на свою грозную репутацию, весьма гармонично, по личному мнению Эммы, смотрелся с ребенком на руках. Помимо всего прочего, девушка так же наслаждалась непривычной легкостью в теле и способностью рассмотреть собственные ноги. Она так привыкла за это время к огромному животу, что его отсутствие даже немного напрягало. Тут им на пути встретилась медсестра, которая попросила подписать Эмму некоторые бумаги. Они оба были отвлечены: Эмма расписыванием в бумагах о выписке сына, а сам Румпельштильцхен был увлечен юным Генри, поэтому никто из них и не заметил, как из-за угла за ними наблюдала голубоглазая шатенка.

***

Очнувшись в каком-то замкнутом пространстве, Белль была напугана. Тут дверь открылась и какая-то женщина выпустила ее, радостно объявив, что проклятие пало, и она может быть свободна. Белль не стала ничего уточнять и вышла из темного помещения, смущенно кутаясь в кофту, которая на ней была. Она имела смутное понятие, где была, хотя и не понимала откуда, ведь в Заколдованном лесу всего того, что встречалось ей на пути не существовало. Белль медленно выбралась из подвала и оказалась в светлом коридоре, отчего она против воли прищурилась. Ведь ее глаза так отвыкли от света… И все из-за Реджины. Эта проклятая ведьма заперла ее здесь. Теперь, когда воспоминания вернулись, она припоминала, что порой в комнату, где ее держали, палату для психбольных, вновь словно из ниоткуда всплыло знание, приходила эта женщина и с довольным видом заглядывала в небольшое окошко, явно наслаждаясь ее страданиями. «Боже, как же здесь все отличалось от привычного ей мира…» Она знала, что это место называется Сторибрук и находится оно в штате Мэн в Америке. Но что такое Мэн, и где эта Америка находилась, она понятия не имела. Мимо нее то и дело пробегали люди, но им явно было не до нее. «Радуются возвращению своей памяти и ищут близких…» — печально подумала она. Ей самой спешить было не к кому. Разве только к отцу, если он конечно здесь и… И Румпельштильцхену. В том, что он здесь, Белль была уверена, но в том, что он может захотеть ее видеть очень сомневалась. Они расстались весьма плохо и более не виделись. Если верить все той же Реджине, он вообще считал, что она мертва. — …вы так хорошо смотритесь, что мне аж на слезу пробивает, — вдруг неподалеку произнес игривый девичий голос. Белль отчего-то шмыгнула за угол и затаилась. А уж когда она услышала второй голос, отвечающий девушке, замерло еще и ее сердце в груди. Ведь голос принадлежал Румпелю! Ну или очень был на него похож. Она облизнула вмиг пересохшие губы, робко выглянула из-за угла и вновь прислушалась. — Да, мы такие, — тем временем довольно сказал мужчина, в котором Белль с трудом узнала Румпеля. «Так вот как он выглядел до того, как им завладело темное проклятие…» — с теплотой подумала Белль. У этого мужчины был приятный глубокий голос с волнительным протяжным акцентом, его кожа была слегка смуглой, в отличие от золотисто зеленой, которая была в Заколдованном лесу, волосы не вились, а лежали аккуратной волной, а глаза… Они были темно-карими, в которых сейчас светилась такая теплота и любовь по направлению к… свертку в его руках. Она так засмотрелась на его человеческий облик, что не сразу обратила внимание на его компанию или на что-то еще. А стоило бы. Рядом с ним стояла молодая на вид блондинка, которая то и дело бросала на него, как с ревностью заметила Белль, любящие взгляды, отчего ее зеленые глаза сверкали. «Красивая…» — с недовольством подумала она. Золотая длинная грива, зеленые глаза, светлая кожа, правильные черты лица, немного вздернутый носик… Да, девушка определенно была красавицей. Но не только это поразило Белль, а… дитя. Дитя, которое с такой нежностью и любовью укачивал на своих руках колдун. Тут девушка отошла от женщины с которой разговаривала и подошла к Румпелю. Она прислонилась к его плечу и тоже с любовью посмотрела на ребенка. Вытянув руку, блондинка ласково погладила щечку малыша и дразняще сказала: — Ох, все-таки какие же у Генри хитрющие глазища… Чувствую проблем у меня будет много из-за них… Румпельштильцхен посмотрел на девушку с такой же теплотой, с какой смотрел на ребенка, но вот любовь, а это была именно любовь, в его глазах была иной, более требовательной, горящей и страстной. Так мужчина может смотреть только на любимую женщину. Белль ощутила, как у нее внутри все оборвалось. Он никогда так на нее не смотрел. — Нормальные у него глаза, — с притворным недовольством сказал он и, вернув внимание к свертку, ласково сказал: — Всё твоя мама врет, мой маленький. Не слушай ее. После чего поцеловал ребенка в лоб, а потом нежно провел носом по щечке ребенка. Из глаз Белль потекли слезы. Она буквально могла чувствовать, как ее сердце ухнуло куда-то вниз и разбилось на сотни осколков. Румпель выглядел явно счастливым и судя по всему у него появилась своя… семья. Без нее. Ей было жутко больно, но в то же время, как она могла его судить? Ведь он ее выгнал, и ничего ей не обещал. Они расстались в расстроенных друг другом чувствах. Но все же чувство зависти не оставляло ее. Неужто эта девица смогла сделать то, что не смогла она? Приняла его таким, каков он есть? Вероятно да, раз родила ему дитя. «Это несправедливо!» — все же продолжало кричать ее сердце. Тем временем блондинка, не зная, что своими словами еще больше ранит сердце Белль, продолжила: — А я и не говорю, что плохие, — и с любовью коснувшись щеки мужчины, с улыбкой добавила: — В конце концов, я в эти самые глаза в первую очередь и влюбилась. И он унаследовал их в полной мере. Белль закрыла рот и тихо всхлипнула. Если и нужные были другие доказательство того, что Румпель бережно держал свое дитя, то больше этого не требовалось. Она с каким-то садомазохизмом наблюдала, как когда-то любимый ее мужчина наклонился и нежно поцеловал свою новую любовь, явно не боясь, что это может ему навредить. В отличие от первого и последнего поцелуя с ней. Разомкнув уста, Румпельштильцхен преданно глядя в глаза блондинки сказал: — Я люблю тебя, моя принцесса… Это был словно смертельный удар в истекающие кровь сердце Белль. Как же она когда-то жаждала услышать эти слова в свой адрес от Румпельштильцхена… Но не судьба. Белль рвано вздохнула и кинув последний взгляд на счастливую маленькую семью, бросилась прочь отсюда, от Румпеля, от своей боли. Прочь.