Натуралы — это не мое

Бакуго вышел из душа, вытирая волосы полотенцем, и офигел: на его кровати сладко дрых Киришима, а на полу валялись две пустые и почему-то помятые банки пива и пачка недоеденных чипсов. «Блядь, этот мудак опять мое пиво выпил. И чипсы мои открыл. И снова бардак устроил!» — Бакуго недовольно скривил губы и посмотрел на лужицу пива на полу, начиная закипать. Подобные неожиданные «сюрпризы» — когда он натыкался в своем доме на пьяного друга, который после очередного разрыва с новой пассией приходил «излить душу и получить дружескую поддержку», бесили Бакуго до невозможности. Давно надо было проявить твердость и отобрать у него ключ от квартиры, оставшийся после переезда. Бакуго уставился на улыбающегося во сне Киришиму и невольно начал вспоминать, как вообще до такого докатился. Познакомились они у риэлтора полтора года назад, когда оба искали жилье. Идея снимать одну квартиру на двоих тогда ему показалась достаточно разумной: оба студенты одного универа, пусть и на разных отделениях, расписания плюс-минус совпадают, и главное — за аренду выходить будет меньше. Да и Эйджиро Киришима тогда показался ему вполне себе нормальным — стоял там и улыбался, демонстрируя острые, как у акулы, зубы. Бакуго сразу показалось, что этот Киришима туповат, но он себя тут же одернул — можно, конечно, поискать себе соседа-интеллектуала и отказаться от готового решения, идущего прямо в руки, но рационально ли это? Решив, что по ходу дела он со всем успеет разобраться, Бакуго подписал договор со своей стороны и получил свой ключ от их нового дома. Квартира, хоть и однокомнатная, была достаточно просторной и уже обставленной для жизни двоих человек — до этого здесь тоже жили два друга-студента. Бакуго сразу же занял себе единственную кровать, а Киришиме достался футон, но тот ни капельки не расстроился. Бакуго думал, что Киришима — да, да, он упорно продолжал звать его по фамилии, хотя было предложено называть его Эйджиро — будет возмущаться, качать права, но тот, похоже, был не особо прихотлив, в отличие от него самого — любителя комфорта, вкусных запахов, домашней еды и тишины. В первый же день Бакуго выставил очень и очень жесткое условие — никакой личной жизни в их общей квартире. Киришима на такое заявление удивленно на него посмотрел — в смысле никакой личной жизни в квартире? Вроде оба парни, чего по мотелям-то шарахаться, если квартира есть? На что Бакуго лишь угрожающе улыбнулся и пояснил, что он таки парень, но совсем не по девочкам, и если Киришима притащит девок, то он будет водить парней и мало никому не покажется. Киришима достаточно спокойно переварил такую новость и только поинтересовался, стоит ли ему бояться за собственную задницу — ну, а вдруг? На такой вопрос Бакуго демонстративно фыркнул, что натуралы — это вообще не его и не к нему, да и внешность Киришимы вообще мимо, так что тот может преспокойно жить себе дальше — он Бакуго даже в голодный год не сдался. Киришима почесал затылок, поворчал, что он бедный студент, которому придется теперь платить за отели, но тут же поспешно закивал, когда Бакуго рыкнул, что, если не нравится, может съезжать прямо сейчас. И вот так началась их совместная жизнь под одной крышей… Кто ж знал, что они абсолютно разные? Бакуго с его перфекционизмом во всем и любовью к тишине и Киришима — любитель творческого беспорядка, громкой музыки и постоянного драйва… Как Киришима умудрился выжить в первую неделю, Бакуго до сих пор понять не мог. Разочарованный всей ситуацией в целом и Киришимой в частности, Бакуго материл соседа последними словами, читал нотации не выбирая выражений, бесцеремонно пинал, как щенка тыкал носом в раскиданные вещи и бесился до звездочек в глазах. Киришима был просто непрошибаем — он послушно убирал вещи, согласно кивал, демонстрируя повиновение, переключал музыку в наушники и клятвенно обещал больше так не делать. Однако на следующий день все повторялось по-новой: раскиданные вещи, незакрытая зубная паста в ванной, крошки на кухонном столе, грязная кружка в раковине и невинные красные глаза, в которых читалось неподдельное непонимание, какой же смертный грех он совершил, что Бакуго так бесится? Бакуго, не поспав нормально пару ночей, пытаясь решить неожиданно возникшую проблему, понял, что одним кнутом Киришиму явно не взять — требуется и пряник. Искать новую квартиру он не собирался — не в его правилах было отступать перед лицом проблемы и признавать свое поражение, поэтому он решил Киришиму тупо перевоспитать под себя. Зная, что сосед ещё тот любитель пожрать, — ага, он видел, как Киришима исходил слюной на приготовленную им еду, — и вспомнив пару реплик о его вкусно пахнущих вещах, Бакуго приготовил обед, навел порядок в квартире, даже вещи этого мудака постирал, и сел делать домашнее задание, ожидая прихода Киришимы. Расчет оказался верным, по-хорошему получилось намного эффективнее: Киришима съел обед, потом долго ходил и восхищался, как вкусно пахнут его вещи. А когда Бакуго, хоть и ругая того матом, помог ему с домашним заданием, восторгу Киришимы не было предела и он клятвенно пообещал измениться во что бы то ни стало. После того знаменательного дня и правильных мотивирующих слов: «ведешь себя хорошо, поддерживаешь порядок, не мешаешь мне — ешь домашнюю еду и ходишь во вкусно пахнущих вещах», Киришима начал преображаться прямо на глазах: и музыку внезапно полюбил слушать в наушниках, не трогал Бакуго, когда тот занимался, рвался выполнять мелкие домашние дела и, действительно, поддерживал порядок по мере своих сил. Драматично корпел над заданиями вечерами, иногда хватая себя за черные волосы и вздыхая, что он не такой умный, как Бакуго, но за помощью старался не обращаться, видя, что Бакуго занят. В такие моменты Бакуго отрывался от очередного реферата, беззлобно обзывал его дебилом и требовал показать, что не ясно. Быстро объяснял, в чем прикол, и только хмыкал на горячие слова благодарности и счастливую улыбку, снова возвращаясь к тому, чем занимался. С подачи Бакуго, Киришима стал усерднее учиться, начал одеваться по-другому, даже прикупил себе «вкусный парфюм», чтобы соблазнять девок. Бакуго уже думал, что и в тренажерный зал вместе ходить придется, раз уж Киришима настолько его накачанным телом открыто восхищается. Однако Киришима в зал ходить отказался, дескать нет времени — он же еще на скейте с друзьями катается — хватит с него физических нагрузок, но восхищаться и высказывать откровенно двусмысленные для натурала комплименты при виде Бакуго без майки не перестал. Бакуго понаблюдал за этим абсолютно странным для гетеросексуального парня поведением какое-то время, а потом задал вопрос прямо в лоб: почему Киришима каждый раз на слюни исходит, стоит только ему появиться из душа в одних штанах, ведь его больше должны интересовать женские сиськи и задницы? Киришима тогда покраснел и тихо признался, что завидует идеальному телу Бакуго. Он бы и себе такое тело хотел, но, наверное, не получится — немного другое телосложение. Бакуго растерялся, ведь ему мерещилась совсем другая причина подобного поведения, но разрешил Киришиме потрогать свои кубики и даже не язвил, когда тот прижался к его прессу щекой и сообщил, что у Бакуго шикарная бархатистая кожа. Уяснив, что это просто некий эстетический пунктик на красивые мужские тела, Бакуго расслабился, ведь в действиях соседа, оказывается, не было никакого сексуального подтекста, и с того дня позволял себя полапать и поприжиматься щекой к кубикам — внезапно обнаруженный «пряник» был ему только на руку. Следующим этапом трансформации Киришимы стала новая прическа и новый цвет волос. Одним вечером он пафосно вплыл в комнату и встал перед Бакуго, уперев руки в бока и ожидая его комментариев. Тот оторвался от подготовки к контрольной и долго рассматривал красные, залитые лаком и торчащие в разные стороны, словно иголки ежа, волосы Киришимы. Бакуго поймал себя на мысли, что новая прическа его соседа уж больно смахивает на его собственную, с той разницей, что у него и цвет, и торчащие в разные стороны волосы — это естественное, а у Киришимы — нет. Поэтому смену имиджа не одобрил, обозвал жалкой копией, выглядящей как дерьмо, и продолжил готовиться дальше. Киришима, хоть и надул обиженно губу, что кумир не оценил его прическу по достоинству, но ничего в своей внешности менять не стал — каждое утро усердно начесывал и заливал лаком свою сложную конструкцию, не давая Бакуго почистить зубы тогда, когда ему того хотелось. Пришлось Бакуго смириться с новым внешним видом и занятой с утра ванной — в этом вопросе Киришима проявил несвойственную ему в остальном жесткость. Зато, когда Киришима забывал убирать свои волосы из сливного отверстия в ванной или душе, ему прилетало по полной программе — Бакуго тут же орал: «Дерьмоволосый, убери свои патлы за собой!» и отмахивался от вполне обоснованных замечаний, что можно было и подипломатичнее выражаться и угрожал, что больше не позволит потрогать пресс. Срабатывало безотказно — Киришима на всех парах сразу же мчался убирать волосы, а Бакуго довольно улыбался. Одним словом, несмотря на всю свою непохожесть, они притерлись друг к другу достаточно хорошо: Киришима не реагировал остро на взрывной характер Бакуго и его постоянный мат, не обижался подолгу, как прочие знакомые — первым шел мириться или просто заводил разговор на отвлеченную тему, уже сообразив, что извинения для его соседа смерти подобны. Бакуго же, со своей стороны, позволял Киришиме лапать свой пресс, помогал с домашними заданиями, все равно готовил на соседа еду, даже если они пять минут назад поругались, стирал вещи Киришимы и наводил порядок даже в его части комнаты. Если с практическим проявлением заботы у Бакуго не было проблем, то вот с сопереживанием и моральной поддержкой дела обстояли из рук вон плохо. Киришима был не только жизнерадостным созданием, неспособным долго на него обижаться, что Бакуго очень и очень в нем ценил, но и очень эмоциональным парнем, которому требовалось постоянное внимание и дружеское участие, ведь он был не настолько уверен в себе, как Бакуго. Бакуго, понимая, что сам отнюдь не подарок, а Киришиме за его терпение и понимание надо, на самом деле, памятник ставить, старался изо всех сил стать нормальным другом: пил с Киришимой, позволял лапать свой пресс, кормил вкусняшками и осторожно выражал слова поддержки, когда расстроенный Киришима из-за чего-то в очередной раз убивался… Тут на улице запищала автосигнализация, Бакуго вздрогнул, отвлекаясь от своих размышлений и посмотрел на спящего Киришиму — разбудил ли его звук, но тот, как ни в чем ни бывало, продолжал безмятежно сопеть на его кровати. «Надо будет поменять наволочку, перед тем как спать лягу», — подумал Бакуго — ему не нравилось, когда та пахла лаком после Киришимы, просто сейчас она пахла реже, чем раньше, когда они жили вместе. «Да, многое изменилось после того, как этот мудак нарушил наше правило…» Все шло обычным чередом, до появления у Киришимы первых серьезных отношений. Поначалу Бакуго даже порадовался, что теперь Киришиму будет поддерживать девушка вместо него и он сможет вздохнуть посвободнее, но не тут то было… Вот тогда он на собственной шкуре прочувствовал, что до этого были только цветочки: с появлением девушки Киришима начал серьезно заебывать его вопросами, страхами и прочими «пиздостраданиями», как это ехидно окрестил Бакуго. Привычный уклад и тишина пошли прахом — теперь Киришима или страдал после какого-то недопонимания, размазывая пьяные сопли по майке Бакуго, лапая его пресс — это его, видите ли, успокаивало, или без умолку трещал о том, как у него все замечательно. Бакуго изо всех сил терпел, вытирал сопли, поддерживал, укладывал спать, утешал, убирал бардак, ведь они же друзья, а про себя материл гетеросексуальные отношения, в которых каждый день все не слава богу, но продолжал утешать, укладывать, успокаивать — личный бесконечный «день сурка». Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы в один прекрасный день не отменили две пары в универе и Бакуго не заявился домой раньше обычного. Открыв дверь, он так и застыл — вопреки заведенному правилу, Киришима не просто притащил домой свою пассию, а еще и занимался с ней сексом, на его, Бакуго, кровати! Бакуго выдохнул сквозь стиснутые зубы, тихонечко закрыл за собой дверь и пошел подышать свежим воздухом, чтобы этого идиота не прибить там же на месте. Давно его так не накрывало: Бакуго был готов разнести все к хуям — Киришиму, квартиру, девку, прохожих… если бы было возможно, он сжег бы все дотла. Несколько часов он пинал все, что попадется под руку, рявкал на прохожих, идя по улице, когда они его задевали. Люди в шоке отшатывались от него, как от прокаженного, и испуганно шептались за спиной. Бакуго старался даже не думать — любая мысль бесила сейчас просто непередаваемо, он старался вообще отключиться от происходящего, но проклятая картина увиденного так и стояла перед глазами, что бы он ни делал. Ещё через час, уже устав беситься и сам не понимая, какого хрена его так сорвало, Бакуго присел на скамейку и уставился в асфальт. «Даже, если я не понимаю причины, почему меня сорвало — меня сорвало. Хватит. Это последняя капля». Бакуго со всей силы шарахнул кулаком скамейку, как будто это лицо Киришимы, и аж задохнулся от захлестнувшей его боли. Взвыв и матернувшись, он посмотрел на свою руку с содранными костяшками и оскалился — на смену агрессии пришла вымораживающая злоба. «Все, допрыгался ты, Киришима. Сейчас я тебя и ту твою сиськастую мразь выкину к хуям. Да вот — к хуям, но вежливо и даже мило. Да, побуду милым для такой мрази, как ты, выпившей столько моей крови и чем потом отплатившей?!» Бакуго резко вскочил со скамейки — пора валить, пока не приехала полиция, а то он тут в общественном месте ломает городское имущество. Отметив, что сломал две доски в скамейке, Бакуго почувствовал странное удовлетворение и пошагал домой: пора заканчивать этот балаган. «Так, надо будет похлопать этого мудака по плечу, порадоваться за него с очередной бабой, пожелать счастья в семейной жизни и прочей херни, как это обычно полагается, и пошел он нахуй из моей квартиры и жизни!» Когда он вернулся под вечер, радостный Киришима привычно кинулся к нему, затрещал о том, как шикарно прошел его день, начал заглядывать в глаза, явно предвкушая предстоящий ужин, но осекся, разглядев застывшее лицо Бакуго. Бакуго все еще был зол, но уже лучше держал себя в руках, чем два часа назад. — Я все видел, Киришима! — выплюнул Бакуго в лицо этому мудаку, оставаясь при этом внешне спокойным. Как ему это удалось, когда внутри все бушевало и горело — хрен его знает. — Я рад, что у тебя с твоей дамой все хорошо и, так как мы оба нашли подработку, то теперь ты уже можешь позволить себе снять собственнное жилье и жить счастливо со своей девушкой, а я могу один платить за эту и тоже устраивать свою личную жизнь. Я тоже живой и мне тоже надо, ведь так? Киришима, со слезами на глазах неловко оправдывался: он не хотел и пока не готов на такой важный шаг как совместное проживание с девушкой — это же совсем по-другому, не так, как с другом. Просто сегодня он не смог ей отказать — он же мужик, и привел ее домой, надеясь, что Бакуго не узнает. Бакуго с ледяным спокойствием выслушал сбивчивые объяснения Киришимы и снова повторил, что ему тоже нужна личная жизнь и, похоже, время пришло ее налаживать. У Киришимы началась нешуточная истерика, когда он понял, что сегодня своим поступком поставил жирный крест на всей его налаженной жизни: вкусной домашней еде, чистой квартирке, уюте и комфорте, постоянной поддержке и внимании со стороны Бакуго. Киришима разревелся как девчонка, прося прощения и умоляя передумать, но Бакуго был неумолим… Бакуго очнулся от воспоминаний, когда живот настойчиво заурчал, и решил, что сначала надо поесть, а уже потом будить Киришиму — сейчас понадобятся все силы, чтобы снова слушать, как у того не срослось на личном фронте.