На ступнях и копытах

      К концу осени ночи в Шайко становились холоднее и холоднее. Подмораживало теперь не через раз, а каждый вечер. Проснувшись с утра пораньше, можно было успеть с хрустом пройтись по земле, покрытой тонкой коркой инея. Весело трещала земля под копытами. Вынужденным вставать в предрассветные часы эдакое развлечение помогало справляться с тяжёлой дремотой и казалось пустынным миром вокруг. Затем иней таял, и нужно ждать следующего утра для повторения детской забавы.       Вопреки здравому смыслу в дневное время суток продолжала стоять нестерпимая жара. Казалось, день и ночь никак не могут договориться между собой. В итоге каждый жил в своём времени года. Но ветры в Шайко стали залетать куда чаще, а дуть сильнее. Порой нельзя было выйти из дома, не угодив в самую настоящую песчаную бурю. Наверное, её можно посчитать за бурю в песочнице в сравнении с теми, что проносятся по настоящим пустыням Юга, но жители города были иного мнения. Время прихода зимы — время затыкать щели в окнах. Песок и пыль, достающие раньше приезжих, сейчас не давали покоя и аборигенам. Когда поднимается ветер, лучше не открывать двери — будешь выгребать песок из дома совковой лопатой.       Джаст с Прумом вышли из института, «напоровшись» на очередной порыв ветра. Раскалённые песчинки неприятно царапали кожу, оставляя после себя зудящие следы. Джаст ухватил попытавшуюся улететь шляпу, а Прум громко чихнул. Ветер стих, и парни начали дружно моргать, прогоняя из глаз песок невольно набежавшими слезами.       — Я начинаю завидовать Имир, — сказал Прум, утирая платком слезящиеся глаза, — как думаешь, у неё запасных очков на ремне не найдётся? Быть может, она нам их одолжит?       Джаст похлопал ладонями по карманам жилетки. Платок обнаружен не был. Зато нашлись сменные свёрла. Кентавр задумчиво почесал затылок. Интересно, он когда-нибудь начнёт носить действительно нужные вещи? Прум протянул другу свой платок. Парень критично на него посмотрел, но потом решил, что слёзы — не сопли и взял.       — Ага, мечтать не вредно! Скорее она тебе по шее даст.       — Брось ты! Имир хорошая. Она немного, эм…       — Волшебная на всю голову.       — В положительном смысле, — заступился кентавр. — Она мне всегда лекарства бесплатно давала.       — А ты уверен, что это было лекарство? — усомнился Джаст, возвращая платок. Смотреть на мир стало немного легче.       — Уверен! — кивнул Прум и скромно добавил: — Я ведь живой.       — Значит, яду пожалела. А что за лекарство-то? — друг неопределенно покрутил головой. Джаст вспомнил про специализацию аспирантки и сразу сменил тему: — Нет, просить у неё ничего не будем. Да ну их, этих ветеринаров! Потом натурой заставят отрабатывать в качестве подопытных зверюшек. Одна последнюю кровь высосет, вторая, того и гляди какого-нибудь гада к тебе подсадит и будет следить за его развитием, а третья опробует новое моющее средство, после которого ни одного микроба не останется, ровным счётом как и шерсти!       — Ты преувеличиваешь, — мягко упрекнул парня Прум, — девушки вполне адекватные люди и врачи.       — Как же! Может твоя ветеринар и адекватная, но моя… — Джаст запоздало опомнился и прикусил язык. Но было поздно.       — Ой, а я и не знал, что мы их поделили! — «удивился» кентавр, лукаво улыбаясь. — Так что, говоришь, с твоей ветеринаром?       Добрый к окружающим, а от того чрезмерно внимательный Прум давно заметил в друге то, что сам Джаст пока не до конца осознал. Кентавр не любил, когда к нему лезли в душу, копались и пытались внести неоценимый вклад. В своем бардаке Джаст предпочитал разбираться сам, будь ли то бардак в комнате, голове или чувствах. В помощники он не принимал даже Прума — единственного лучшего друга.       Парень хмуро глянул из-под полей шляпы и стукнул того кулаком по предплечью. Не сильно, но Прум ойкнул и принялся потирать ушибленное место. Джаст был поуже в плечах, но в отличие от друга драться умел и не стеснялся применять силу. В разумных пределах. Он не любил ни боли, ни крови, что совершенно не мешало следовать девизу: «если на меня напали — я утрою».       — Не зарывайся. Догадливый больно.       — Прости, — сказал Прум виновато, — я просто за тебя волнуюсь.       — Делать больше нечего? — беззлобно проворчал Джаст, махнув хвостом.       Он сам волновался. Осень подходила к концу, а вместе с ней командировка девушек. Оставались считанные дни до того момента, когда ветеринары вернутся обратно в свой город, свой мир. Он спешил. Он боялся опоздать. Боялся не догнать её. Девчонка, которая едва доходила ему до груди, была не в пример высока. Джаст едва поступил в институт, а Имир успела его закончить и перейти в аспирантуру. Не успеет кентавр и оглянуться, как она станет доктором ветеринарных наук. И это будет недостижимой высотой для того, кто только-только начал разгоняться. Парень понимал, что после отъезда их жизни вряд ли когда-нибудь пересекутся. Они безумно разные. Абсолютно во всём. Имир родилась и жила в сердце каменного зверя, изрыгающего горячий пар. Джаст всю жизнь провёл в бескрайних прериях, в которых задыхался. Чудно́. Обычно люди и нелюди сбегают из больших городов на лоно диких земель ради ощущения свободы, но с ним всё было наоборот. Он подыхал в Шайко. С самого детства. Его мечтой всегда было сбежать отсюда. Туда, где, чёрт возьми, что-то да происходит! Не важно, плохое или хорошее. Создаётся или уничтожается. Потому, что здесь жизнь стояла на месте. А Джаст не мог стоять. Внутри него бурлило, стучало и требовало выпустить наружу. Не занеси его тогда на свалку, где в разбитом металлоломе он с упоением проковырялся весь день напролёт, то сейчас бы мать с отцом не упрекали сына за чрезмерное трудолюбие в учёбе, а забирали из отделения шерифа. Пыла молодого кентавра хватило бы, чтобы разнести город, но к всеобщему счастью, парень нашёл, куда девать свою энергию в мирных целях.       Джаст видел один возможный билет на волю. Единственную попытку вырваться из ненавистного Шайко и догнать одну высокомерную занозу. И ради шанса однажды похлопать по плечу быстро идущую по улице Имир, погружённую в собственные мысли, и с издёвкой в голосе спросить: «Соскучилась, Пакля?» ему требуется приложить немыслимо много сил. Невыносимо много дней ради возможности увидеть её удивлённое лицо, ощутить на себе холодный взгляд. Она наверняка уничижительно улыбнётся и в своей обычной манере устало и презрительно хмыкнет. И в тот момент его вновь прошибёт чужое незримое превосходство. И он вновь испытает странное чувство горечи. Горечь сродни той, что можно ощутить в настоящем мёде. Она более полезна, нежели вредна.       Джаст уже не помнил, когда перестал уносить ноги, а напротив, стал целенаправленно задерживаться в том доме. Его задержки всякий раз совпадали с графиком паразитолога. Даже госпожа Финней заметила тенденцию. Стоило Джасту вернуться скоро и молча уйти к себе — значит, с Имир он не встретился. И напротив, если после длительного отсутствия парень вихрем врывался в дом, кипя от негодования и бормоча себе под нос нарезал круги — выходит, пересеклись. Потом Джаст опять же закрывался у себя в комнате, но в этот раз незамедлительно слышался звук работающего станка. Перепалки с «занудой из столицы» неизменно заставляли кентавра работать очень остервенело и, пожалуй, продуктивно. Толкали его вперёд и, казалось, не позволяли отступить или остановиться. Зря мать Джаста в своё время благодарила аспирантку за то, что она отрывает её сына от учебников. Имир действовала ровным счетом наоборот — загоняла его туда по самые уши.       «Сегодня будет очередная бессонная ночь, — с тоской подумал Джаст, невольно ощутив, как сумка с учебниками оттягивает плечо, а рот вот-вот готов вытянуться в зевке. — Три года. Три года бессонных ночей. Сделай или сдохни. Скорее сдохну».       Вышедшая навстречу парням фигура оторвала кентавра от мыслей отсиживающего срок каторжника, а Прума - от беспокойного изучения лица друга, отражающего всю степень моральной и физической усталости.       — Господин Финней, господин Акес, день добрый. Могу я вас побеспокоить?       Друзья одновременно непонимающе уставились на госпожу Ремиз — секретаря деканата. Женщина неловко сжимала рукоять зонтика от солнца, с тревогой смотря на молодых кентавров из-под сиреневой вуали шляпки. Тёмный шёлковый хвост, заплетённый в тугую косу, напряжённо подёргивался.       — Добрый день, госпожа Ремиз. Чем мы можем вам помочь? — вежливо спросил Прум, поклонившись, а Джаст в знак приветствия снял шляпу. И что могло секретарю от них понадобиться?       — Можете, правда, не совсем вы и не мне, — госпожа Ремиз взволнованно подалась вперёд. — Скажите, господин Финней, вы ведь знакомы с теми врачами-людьми, которые приехали к нам?       У парня засосало под ложечкой. Каждый раз, когда темой для разговора становились ветеринары, ничего хорошего ждать не приходилось.       — Знаком, — с вымученной улыбкой через силу выдавил Джаст таким тоном, будто признавался в страшном злодеянии, расплата за которое - смертная казнь.       Планы не вечер рушились буквально на глазах. Началось, господи боже!       С появлением Мартина жизнь в доме изменилась. Можно сказать - кардинально. Это ураган. У кого никогда не было собаки, тому не понять. У кого были собаки, но не было фокстерьера - тому не осознать весь ужас. А у кого были фокстерьеры — те могут смело посочувствовать! Мартин, бесспорно, был «заей», «пусей» и «мохнатым крокодилом» в зависимости от того, кто к нему обращался. Пёс оказался ласковым и дружелюбным существом, исторгающим огромную любовь ко всему домашнему окружению. Он моментально признал Виви своей единоправной хозяйкой. Мартин не сводил с девушки любящий взгляд карих глаз и преследовал её по пятам. Не будь аспирантка шустра и расторопна в закрытии дверей, то он сидел бы вместе с ней в туалете или принимал ванну, разгрызая банный веник. Мартин был галантным мужчиной - и не забывал одаривать своим драгоценным вниманием и других девушек. Леоле пес позволял себя расчесывать и всячески изгаляться, а когда Виви уезжала на вызовы и оставляла «бедняжку пёсю» дома, фокстерьер приходил к Имир в лабораторию. Клал длинную зубастую морду на костлявые колени к девушке и методично буравил ту жалостливыми глазами. У Мартина была самая интересная и на удивление понятная мимика среди, наверное, всех собак. Ветеринары сразу распознавали в этой коричневой с переходом в чёрное маске и крайнюю степень внимательности, и любопытство, неприязнь, обиду, веселье, агрессию и преданность до гроба. Имир оставалось тяжело вздыхать и исхитряться одной рукой делать дела, а другой чесать псу уши. Мир, покой, идиллия, но как бы не так.       Молодой фокстерьер — не аксолотль, тихо булькающий у себя в аквариуме. Тому меняй воду, да корми, корми, корми больше-больше! «Суэ, ты лопнешь!», — ничего, вы же ветеринары — зашьёте. Тут подобная фишка не прокатит. Увы.       Утро теперь начиналось с того, что Мартин принимался носиться по дому, как угорелый. Прогулки для пса были смыслом жизни, и он еле до них доживал. Спал Мартин в одной комнате с хозяйкой. Стоило Виви ранним утром шевельнуть хоть одним мускулом, и фокстерьер тотчас расценивал сей знак за готовность идти гулять. Радость Мартина не ведала границ. Сперва он прыгал поочередно на животе Виви и Леоли. Затем, когда подруги, чертыхаясь в два голоса, спихивали десятикилограммового пёсика на пол, он в прыжке открывал дверь и несся осчастливливать Имир. «Доброе утро» от Мартина рассыпалось по тощей спине паразитолога синяками различной свежести и оттенков. Дальше Виви поспешно одевалась во что бог весть, пока пёс окончательно не разнёс дом и не перебудил звонким лаем ближайших сусликов в прериях.       Выгуливали собаку три раза в день. Пёс был любителем долгих прогулок. Очень долгих прогулок, за время которых он ухитрялся выучить несколько команд; побегать за мячиком, камушком, диском и «Мартин, я эту дубину тебе кидать не собираюсь!»; поиграть в обожаемые догонялки с любой несчастной зверушкой, попавшей в поле зрения; найти грязную вонючую лужу (в пустыне!) и искупаться в ней. Виви, сама того не подозревая, стала обладательницей неимоверно прыгучей и щедрой собаки, которая на гневные вопли хозяйки немедленно вылезти на всех порах неслась к ней делиться радостью и грязью. Девушка возвращалась домой изгвазданная абсолютно во всех местах.       За три часа насыщенной прогулки Мартин успевал абсолютно всё за исключением главного — сходить в туалет. Стоило уставшей и чумазой девушке-санитару переступить порог дома вместе с совершенно бодрой и не менее блестящей чистотой и свежестью собакой и закрыть дверь, фокстерьер мигом вспоминал о том, что не сделал и жалобно скулил, намекая, что ему бы срочно выйти. Не, ну как так можно?!       Нужно заметить, что криков Мартин не понимал. Повышенных тонов тоже. Он был высокомерный, себе на уме, и в этом плане чем-то напоминал Имир. Однако Виви смогла выработать командный голос, на который пёс неохотно, да слушался. Попробуй тут не послушаться, когда на команду аспирантки «сидеть» садились вокруг все случайные прохожие. Имир вообще едва заикой не стала, а у Леоли чай носом пошел. А Мартин ничего — клыкасто улыбается, да весело хвостом помахивает, паршивец. И как с ним жить? Но жили. И любили.       Фокстерьер — прирождённый охотник. Неважно, что Мартина никогда не водили на охоту. Инстинкт равно таланту пропить нельзя. К большому облегчению девушек инстинкт пса заканчивался с поимкой добычи. Мартину самое главное было догнать, а что делать дальше с захваченной зверюшкой добродушный пёс не знал. Испуганная, но невредимая добыча убегала восвояси, а ветеринарные врачи с облегчением прятали обратно хирургический инструменты. Мартин был псом самодостаточным. Он предпочитал в качестве компании себя самого или людей. Друзей среди зверей фокстерьер не приобрёл, зато завёл врага — неизвестного, коварного и прожорливого.       Собаку кормили в доме, а вечерами, когда Мартин любил гулять по холодку во дворе, выносили миску с кашей на улицу. Уличная порция фокстерьеру перепадала редко. Кто-то каждый раз опережал вечно занятую собаку. Мартин неоднократно принимался ревностно сторожить миску, но стоило ему на мгновение отвлечься (а пёс отвлекался по любому поводу) и каша мистическим образом исчезала. Негодованию собаки не было предела. Аспирантки и сами стали ломать голову, что за гость к ним регулярно заглядывает на бесплатные харчи. Происходи нечто такое в окрестностях Швенто-Вису, можно было бы с лёгкостью сослаться на ёжиков. Те были знатными дармоедами, а благодаря колючкам вдобавок наглыми и бесстрашными. Водились ли в прериях Шайко ежи врачам было неизвестно. Разве что какие-нибудь пустынные. На глаза, во всяком случае, ни один не попадался. Но всё тайное рано или поздно становится явным. Тайна исчезающей каши не была исключением.       Дорога до штаба ветеринаров проходила в гнетущем молчании. Джаст не знал, о чём говорить с секретарём, да и желания болтать откровенно не было. Чтобы у женщины не случилось, проблема, несомненно, личного характера и отнюдь не для чужих ушей, а то и глаз. Арка полуразвалившегося дома была пройдена и во внутреннем дворе кентавров ждал незапланированный аншлаг.       Три аспирантки и одна собака кружили вокруг банного домика. Мартин старательно что-то выкапывал, Виви помогала ему почему-то граблями, Имир с прихватками на руках раздавала ценные указания, а Леоля держала на изготовке дуршлаг. Джаст не решился вмешиваться в общее безумие. Там и без его участия актёров хватало. Опыт подсказывал парню, что самое лучшее сейчас — дождаться антракта. Госпожа Ремиз решила последовать примеру спутника и послушно остановилась в ожидании, с изумлением наблюдая за раскопками.       В это время самопровозглашенные археологи что-то откопали. Между ног девушек юрко проскочило нечто непонятное, напоминающее камень с хвостом и на всех парах припустилось прочь. Мартин первым заметил побег и с воинственным лаем кинулся в погоню. За ним запоздало спохватившись ринулись ветеринары.       — Держи! Он в ту сторону рванул!       — Марти, ату его!       — А вдруг он его сожрёт?!       — Марти, не, ату, не, ату!       Собака не обращала внимания на хозяйку, которая никак не могла определиться в собственных желаниях, и продолжала целенаправленно настигать жертву, оказавшейся при лучшем рассмотрении броненосцем. Когда нос фокстерьера начал настойчиво тыкаться зверьку в спину, тот быстро смекнул, что убежать не выйдет и шустро свернулся в панцирный клубок. Зря он понадеялся таким способом спастись от пса. Мартин любил играть в мячик ничуть не меньше, чем в догонялки. На удивление осторожно взяв броненосца в клыкастую крокодилью пасть, пёс, радостно сияя, обернулся. Девушки с сумасшедшими лицами неслись на Мартина со всех ног, завывая в один голос:       — Мартин, фу!!!       В голове у собаки щёлкнуло. В тёмных смышлёных глазах загорелись шаловливые искорки. Мартин припал передними лапами к земле и, когда аспиранткам оставалось до него пару скачков, резко рванул с места.       — Мартин!!!       Фокстерьер разобрался в ситуации по-своему. Теперь водили девушки и настал черёд Мартина убегать. Гневные вопли ничуть не смущали пса и не наводили на мысль, что игры закончились, не успев начаться. Для Мартина вся жизнь была игра. Для подруг вся жизнь была борьба. Борьба с непутёвой собакой, у которой на всё имелось собственное мнение! Проблема в том, что оно редко совпадала с мнением аспиранток.       Мартин с эффектной пробуксовкой пронесся мимо разгневанных врачей и издевательски потряс зажатым в пасти трофеем. Девушки развернулась с куда меньшей грацией, но с удивительной синхронностью.       Джаст неподдельно поразился бесстрашию собаки. Ему и со стороны жутковато смотреть на трёх взбешенных ведьм, размахивающих на бегу граблями, прихватками и дуршлагом. Имир задушит, Виви нашинкует, а Леоля просеет то малое, что останется после. Мартин был иной точки зрения. Пёс не сомневался в своей неприкосновенности и казалось следовал кредо: «Живём один раз, погнали!».       Виви широким жестом отбросила мешающие грабли в сторону, едва не прибив ими вовремя пригнувшихся кентавров, и вырвалась вперёд. В прыжке пантеры она метнулась на фокстерьера. Санитару почти удалось схватить непутевого пса за задние ноги, но тут Мартин вспомнил, что тоже умеет прыгать. И получше некоторых. Пёс взмыл ввысь. Виви упала вниз. Упиваясь победой, собака излишне резко мотнула головой и выпустила броненосца, чей день определенно не задался. Живой снаряд, крутясь вокруг своей оси, пролетел по небу и стремительно начал снижаться. Леоля с Имир вскричали одновременно:       — Я поймаю!       Поймала Имир, не иначе, как случайно, обычно у неё всё сыпалось из рук. Мартин, заметив, что его «игрушкой» завладел кто-то другой, ловко перемахнул через ругающуюся хозяйку и на всех парах устремился к паразитологу. Громко лающий пёс с пастью, полной белоснежных клыков каждый длиной с палец, несущийся в лобовую атаку — зрелище не для слабонервных. Имир знала наверняка — фокстерьер её не загрызет, может разве что зализать до смерти. Но от подсознательного пещерного страха здравомыслие образованного человека спасало слабо.       Девушка внутренне содрогнулась, но броненосца не отпустила. Напротив, прижала сильнее к груди. Мартин в порыве игры и чувств запрыгнул на хрупкую аспирантку и попросту снес её с ног. С падением Имир повезло куда больше, чем Виви. Упала она на мягкую Леолю, маячившую позади. Леоля не будь Леолей умудрилась накрыть подругу дуршлагом. Врач стала напоминать рыцаря в сияющем шлеме. К куче-мале, состоящей из двух ветеринаров, собаки и одного броненосца, подскочила Виви не зная, кого от кого оттаскивать.       — Поймали? — задыхаясь от беготни, спросила она, изловчившись подхватить крайне возмущенного фокстерьера на руки.       — Поймали, — пропыхтела Имир, пытаясь плечом поднять дуршлаг с глаз, а очки с носа.       — Дайте посмотреть! — кричала Леоля, вылезая из-под лёгкой, но ужасно костлявой подруги. — Я читала у них резиновые пи…       — Алё, доктора! К вам пациент.       Аспирантки разом оторвались от броненосца и его интригующе резинового места, и воззрели на нежданных гостей. Имир поправила очки, правда, теперь они были поверх «шлема». Дырявому обзору предстал Джаст с крайней степенью негодования на лице и неизвестная кентавриха тоже с крайней степенью чувств, но то больше походило на удивление.       — Опа! У нас гости, — протянула Виви, уворачиваясь от лизучего пса, пробившего на нежности после пробежки.       — Девчонки, вам не кажется, что мы немного подмочили свою репутацию? — шёпотом спросила Леоля у подруг.       — Серьёзно? — скептически бросила Имир. — Мне казалось, мы и не просыхали.       Броненосец опасливо развернулся, покрутил розовым носом-пяточком и шумно чихнул. Значит, правда.       — Итак, попрошу зачитать дело предполагаемой жертвы, — велела Виви, гордо восседая во главе стола. Вид у той был крайне деловой. В руках девушка сжимала деревянную ложку, заменяющую ей молоток судьи.       — Ты имела в виду историю болезни потенциального пациента? — протирая стёкла очков о подол рубашки, педантично поправила её Имир.       — И её тоже! — размахивая ложкой, согласилась аспирантка.       Паразитолог устало вздохнула, надела обратно очки и принялась зачитывать:       — «Вид животного: кентавр. Кличка: господин Закор Ремиз. Пол: конь», наверное. Слушайте, когда у нас появятся нормальные бланки? — Ветеринар возмущенно щелкнула пальцем по листкам. — Это несерьёзно!       — Нормально, нормально. Ты читай. Мы разберёмся, — заверила Леоля.       — Не сомневаюсь, — буркнула Имир, но продолжила: — «Масть: рыжая. Возраст: 42 года.». Господи, «порода: барб. Кому принадлежит: госпоже Рэме Ремиз»?       — Она его жена, думаю, имеет законное право быть хозяйкой, — почёсывая ложкой затылок, кивнула Виви.       — Рабовладельческий строй какой-то, — не унималась занудная девушка, — «Дата поступления: не поступил. Диагноз первоначальный: а чёрт его знает»!       — Очень профессионально!       — Учусь у наших пациентов корректному поведению, — возмущенно скрестив руки на груди, огрызнулась аспирантка.       — Да что с тобой в старости будет, если ты сейчас такая занудная тётка? — задумчиво прикинула Леоля, отбирая у подруги историю болезни.       — Не переживай, я до неё не доживу, — равнодушно отозвалась та.       — Боюсь, именно такие вредные как раз и доживают, — покачав головой, авторитетно сказала терапевт и принялась читать дальше: — «Anamnesis vitae: кентавр содержится в домашних условиях, имеет свободный доступ на улицу. Хозяйка кормит…» Много чем она тут у нас кормит, меню прилагается дополнительно. Так-с, поехали дальше: пациент является преподавателем высшей математики в шайском…шакийсом…шайкийском… Блин, а Шайко вообще склоняется?       — Вроде нет. Ну мы поняли, он преподает в институте, где учатся Джаст с Прумом.       — Подфартило, — фыркнула Имир, едва не схлопотав по лбу ложкой. Повезло, успела вовремя нырнуть под стол. Ложка раскололась об столешницу надвое. Виви обиженно взывала. Несостоявшаяся жертва осторожно выглянула. — Давай, переходи к Anamnesis morbi. Рискуем скоро мой писать.       — Перехожу. — Леоля, невозмутимо смахнула с руки щепку. — «Неделю назад у пациента было отмечено увеличение мошоночной части семенника с левой стороны. К врачу не обращался. Лечения не проходил». Жена пациента беспокоится, что, возможно, это опухоль, — закончила девушка и, заметив надломанный ноготь, достала из валяющейся рядом косметички пилочку.       В комнате повисла тишина. Имир задумчиво покачивалась на стуле. Виви сосредоточенно соединяла половинки ложки пластырем. Закончив с починкой, санитар осторожно помахала «инструментом» и убедившись, что тот держится, откашлялась и строгим тоном произнесла:       — Ваши предложения, коллеги?       — Усыпить, чтобы не мучился.       — Имир больше слово не даём. У неё одно лекарство от всех болезней!       — Зато эффективное. Нет жизни — нет болезни, — с гадкой улыбкой философски развела руками аспирантка.       — У кого-нибудь есть другие гениальные и гуманные предложения? — с ударением на слово «гуманные» спросила Виви.       — Резать, к чертовой матери! — кровожадно заявила Леоля, подпиливая ногти.       — Понятное дело, раз опухоль, то резать! А если нет?       — Смотреть нужно, — пожала плечами врач-клиницист.       — Как? Нас он к себе не подпустит. Хм.       — А может попросить госпожу Ремиз фотки сделать? — Имир с Виви одновременно уставились на подругу точно на больную. — А что такого? Но лучше всего увидеть собственными глазами и пощупать.       — Щупать, говоришь, — печально протянула Виви, постукивая ручкой ложки, — мы снова упираемся в «как»?       — Пускай жена пощупает и доложит. Да что вы всё на меня так смотрите?! Они же женаты или как? От вас я что-то предложений не слышу, — обиженно надулась девушка.       — Предлагаю махнуть рукой, — внезапно заявила Имир.       — В каком смысле?       — В прямом. Чего мы тут сидим голову ломаем? К нам обратилась жена больного, который категорически отказывается проходить лечение и попадаться на глаза врачам. Его право. Не хочет лечиться, пускай что угодно у него там отрастает или отваливается. Или пусть подорожник приложит, авось поможет.       — Здесь не растут подорожники!       — Ему конец.       — Имир, а как же врачебная клятва?! — в сердцах вскричала Леоля.       — Какая ещё врачебная клятва? — поморщилась паразитолог. — Ты путаешься. Это у медиков. А мы никакие клятвы гиппопотамам не даём. Ровным счётом, как и гарантий.       — И что! К нам обратились за помощью, и мы не можем отступить! — не на шутку разошлась подруга. — Это наш священный долг! Госпожа Ремиз любит своего упёртого мужа и что бы там ни было мы должны сделать так, чтобы господин Ремиз был живой, здоровый и с полным комплектом того, чего надо! Кстати, а дети у них есть? Ну, мало ли…       — Господи, боже. — Имир устало помассировала виски. — Да придите вы в себя, ненормальные! Мы не можем насильно заставить кентавра пройти медицинский осмотр и уж тем более лечь под нож!       — Почему не можем? — искренне удивилась Леоля. — Мы всё можем! И насильно!       — И бессильно! — поддакнула ей Виви. — И бессознательно!       — Точно, а это мысль!       — Я сразу предупреждаю, что бы вы не задумали — это плохая идея и наверняка незаконная, — обреченно проговорила аспирантка, прекрасна зная, что означают танцующие черти в глазах подруг.       — Закон добру не помеха! — пафосно заявила Леоля, которую ничто не могло остановить на святом и тернистом пути ветеринарного врача. Леолю, верно, не смог бы остановить и конец света. Чего уж говорить об уголовном кодексе?       Имир издала вздох сродни предсмертному. Виви бегло глянула на часы.       — Скоро вернётся госпожа Сытклю. — Руководителя практики заранее было решено в планы не посвящать. Женщина наверняка предложит нечто действительно разумное, тем самым лишив девушек всего развлечения. — Предлагаю перенести наше собрание. А пока нужно раздобыть побольше сведений о жертве, то есть пациенте, и разработать план, как незаметно затащить его в клинику. Всем в ближайшие дни мозговать, ясно! — щёлкнула пальцами девушка, словно произнесла заклинание, а не отдала команду.       — Легко сказать, — фыркнула Имир, вставая из-за стола.       — Очкастая, ты ведь с нами?       — А у меня есть выбор?       — Нет! — сияя радостными улыбками, заявили коллеги.       Паразитолог многозначительно хмыкнула и поняла, что ей срочно нужно что-нибудь придумать. Иначе они придумают. И тогда держись, Шайко!