На ступнях и копытах

      — Лошадиные Уши, скажи, какая у тебя цель в жизни? — невесть с чего задала вопрос Имир.       Израненная нога отмокала в ведре с холодной водой. По аспирантке носились мурашки, но отёк спадать и не думал. Мартин постарался на славу. Синяк расцветал, а ветеринар стала заметно прихрамывать. Что будет завтра, думать не хотелось, плюсом ко всему правое плечо после череды резких и непривычных замахов начало давать о себе знать.       — Цель? — не сразу понял Джаст, раскручивая на бывшем колышке-мишени повисшего зубами фокстерьера. Зарядка в собаке, казалась, и не думала кончаться.       — Она самая. Госпожа Финней говорила, что у тебя есть некая туманная цель, которую ты самозабвенно пытаешься достичь. Мне стало любопытно, что же заставляет тебя вставать по утрам?       — Когда ты с моей матерью по душам поговорить успела? — мигом напрягшись, спросил кентавр с прищуром.       — Было дело.       — Моя цель... — парень задумался. Казалось, на мгновенье он ушёл куда-то в себя. Туда, где был только он и его тараканы. Они есть у всех и у каждого в разной степени буйства. — Моя цель — после окончания института устроиться на работу инженером в столицу. Возможность, которая выпадает далеко не каждому. И далеко не всегда. Кентавр, живущий в человеческом городе и работающий вместе с людьми, да не ломовой лошадью, а в некой умственной сфере — смех, да и только! Люди хорошо к нам относятся, но не признают. Нужно из кожи вон лезть, чтобы доказать, что ты чего-то да стоишь, что ты больше, чем тягловая сила. Лучших учащихся после третьего курса институт направляет на практику в Швенто-Вису. Бесценная возможно заявить о себе и, если повезёт, застолбить место для будущей работы. Мои оценки выше среднего, и я преуспеваю практически во всех дисциплинах. Я обязательно попаду в их число по итогам рейтинга и оценкам за экзамены. Это то, к чему я стремлюсь. Это моя цель.       Мартин выдернул из рук Джаста колышек и с упоением принялся грызть. Щепки летели во все стороны. Просто-таки бобёр, а не собака.       — Понятно, — протянула аспирантка. — Я завидую тебе, Лошадиные Уши.       — Неужели? — не поверил кентавр. — Ты завидуешь моей мечте из области фантастики? Ха! Поверь, я-то в курсе, насколько она бредовая и недосягаемая!       — Не важно, фантастичная она или нет, главное, что она у тебя есть. — Девушка вытащила из ведра посиневшую ногу. — А у меня нет цели или мечты. Я не знаю, чего хочу в жизни. Никогда этого не знала. Я привыкла плыть по течению. Тут одна задача — следить, чтобы тебя не разбило о скалы и не выкинуло на берег. А больше ничего и не требуется. Знаешь, почему я поступила в аспирантуру?       — Потому что ты страх, как помешана на науке, угадал? — в шутку предложил Джаст.       — Нет, потому что я трусиха, — неожиданно серьёзно ответила ветеринар, — наука мне интересна, но по большому счёту я на неё чихать хотела. После окончания института нужно было принимать решение, что делать дальше. Леоля знала, Виви предполагала, а я боялась. Я просто боялась, того, что передо мной открылось. Десять лет в школе, пять в институте. Тебе всегда ставили задачу, нравилась она или нет, но ты её выполнял. Говорили, как и что делать, и ты не задумывался, что будет потом. Что будет после. «После» казалось слишком далёким и каким-то нереальным. Я чувствовала себя зверем, всю жизнь прожившим в клетке - и тут его внезапно выпустили на волю. Выживай сам, наслаждайся свободой. Только я не знаю, как выживать. Свобода меня пугает, а не влечёт. Я точно поняла, что работа ветеринара-клинициста не для меня. А что делать вместо, не представляла. Поэтому я ухватилась за аспирантуру. Снова закрыла себя в клетке. Будь моя воля, я бы и замок повесила.       Но знаешь, что самое смешное? Вопреки всем моим заклинам и паранойям больше всего я боюсь прожить пускай хорошую, может счастливую, но совершенно обычную, заурядную и бесполезную жизнь. Я боюсь умереть, будучи никем. Обычным человеком, ничего не добившимся и не оставившим после себя след. Я не представляю, что я могу изменить для мира. Что я могу для него сделать? Но я категорически против биологического предназначения родиться, размножиться и стать удобрением. Продолжить свой вид и умереть с чистой совестью. Если в этом вся цель, то зачем надо было рождаться человеком с кучей заморочек и амбиций? Родилась бы я каким-нибудь бычьим цепнем и радостно высасывала из хозяина соки и здоровье! И ни о чем бы не думала, ибо не чем.       — Пакля, ты и сейчас вылитый бычий цепень, — заключил парень, выливая воду из ведра в бочку с кактусом. Имир прекратила зашнуровывать ботинок, подняла голову и нахмурилась, — высосала из меня последние соки и здоровье! И вообще, что за слабонервное заявление ты мне вдруг выдаёшь? Тебе не идёт. Когда я начинаю заливать матери про свои грандиозные планы и тут же психую над пока несостоявшимися неудачами, она смеётся и напоминает, что мне, как бы между прочем, всего восемнадцать лет, а я уж продумал всё на несколько жизней вперёд! Сбавь обороты и снизь свою нетерпелку, Пакля! Успокойся и делай то, что нужно в данный момент. Твоё тебя найдёт, поверь. А банальной личностью, ничего не добившейся в жизни, тебе помереть точно не удастся, гарантирую! — заверил девушку Джаст. — Я знаком с тобой всего пару месяцев, но успел понять, что таких, как ты, поди поищи! К великому счастью. В противном случае, мир не устоял бы. — Кентавр положил руку на горячую макушку врача. Имир невольно втянула голову в плечи. — Не горюй, одним прекрасным или ужасным, смотря для кого, днём все узнают о несравненной зануде ветеринарном враче Имир Блесс! Ты только, если замуж внезапно соберешься, то фамилию не меняй. Пусть муж свою сам увековечивает, — на полном серьёзе посоветовал кентавр, не забыв взбить аспирантке причёску. Куда без этого.       — Уговорил, — тихо проронила девушка, в глубине души улыбаясь. — Солнце садится. Пошли в дом чай пить. Чувствую, руку я завтра точно не смогу поднять, что с ложкой, что без.       — Согнуться ты тоже не сможешь! — злорадно заметил Джаст, оттянул подтяжки на спине аспирантки, а потом резко отпустил.       Имир тихо взвыла. Физический труд, определенно, зло для её хрупкого здоровья.       Парень понял, что серьёзно прокололся, когда поведал врачу о своём таланте ходить по лестницам. Зайдя в дом, паразитолог потребовала подождать, пулей метнулась наверх, а затем слетела вниз в обнимку с фотоаппаратом. Девушка сочла за долг ветеринарного врача запечатлеть столь редкое и нетипичное для кентавров поведение и обязательно написать про него заметку в ежемесячную ветеринарно-сельскохозяйственную газету «Рога и копыта». Ага, наука ей по барабану, как же!       Бедный кентавр взбирался туда-сюда бесчисленное количество раз, пока Имир выбирала освещение, меняла ракурсы и откровенно забавлялась. На сотом подъёме Джасту надоело, и он капитулировал наверх без досрочного спуска вниз.       На чашку с чаем парень смотрел долго и с подозрением. Аспирантка пыталась намекнуть тому, что травить гостей дважды за день невежливо, но недоверчивый кентавр потребовал «испить из его кубка». Девушка испила. Она была на грани чайного фонтана из ушей, но вылакала всю чашку за один приём. Не из жажды, нужно заметить, а исключительно из вредности характера. Джаст зарычал и пошёл заваривать себе чай сам. Дело вышло не быстрым. Парень, которому хватило и одного раза, маниакально обнюхал чайник, чашку и заварку, изучил их на наличие предупреждающих надписей и засунул под нос Имир со словами: «Съедобно или нет?». После он успокоился и присел за стол рядом с врачом. Ветеринар вновь схватилась за фотоаппарат.       — Пакля, сколько можно! У меня искры в башке от твоей моргалки! Чувствую себя лосем в свете прожектора, — не выдержал Джаст, потирая глаза.       Имир и сама была бы рада снимать без вспышки, ослепленным лосем ощущал себя тут не один кентавр, но она понятия не имела, как та откручивается с фотоаппарата Виви. Узнавать экспериментальным путём, а значит - точно что-нибудь сломать, девушка не рискнула.       — Лошадиные Уши, ты себя хорошо чувствуешь? — пристально смотря на парня, подозрительным тоном поинтересовалась аспирантка.       — Да, — мигом отозвался тот, отодвигаясь от паразитолога подальше. Джаст хорошо выучил — стоит сказать Имир «нет» и домой он сегодня не вернётся.       Врач вместе со стулом придвинулась следом за жертвой.       — Ничего не болит?       — Нет! С чего ты взяла?       — Ты принял позу сидячей собаки, — продолжала наступать на кентавра девушка, — характерный для лошадей клинический признак. Возможно, у тебя острое расширение желудка. Ты легко набухающего корма утром не переедал?       — Пакля, уймись! Нет у меня ничего, кроме мигреней! И причиной им ты! — Парень успел проползти на заде половину комнаты. Имир верхом на стуле не отставала ни на ползок. — И ты вечно забываешь, что я не лошадь, а кентавр! Кентавр, понимаешь? Не все твои познания ко мне применимы! — Джаст уперся спиной в диван, отступать дальше было некуда. Попробуй докажи ветеринару, что ты не при смерти, он убедит тебя в обратном! Да так, что ты и сам сразу в гроб ляжешь! — О, изучаешь рентгены, Пакля? — с преувеличенным интересом спросил он, схватившись за валяющиеся рентгеновские снимки, точно за спасательную соломинку.       — Изучаю, — подтвердила аспирантка, прекратив свои поползновения.       Кентавр облегченно выдохнул.       — С какой радости? Не твоя специализация, вроде.       — Как посмотреть. А смотреть тут есть на что.       — Просветишь?       Сейчас Джаст готов был слушать про что и кого угодно, лишь бы предметом интереса Имир перестал быть он сам. Девушка подобрала пару снимков и посмотрела их на свет лампочки. За окном успело стемнеть.       — Паразитизм — один из древнейших видов взаимодействия различных организмов между собой, — начала паразитолог явно откуда-то издалека, — паразит всегда генетически разнороден своему хозяину, а хозяин у каждого паразита уникален. Есть паразиты, которые «специализируются» на строго определенных видах животных. Например, пироплазмоз собак. — Имир кивнула в сторону блаженно валяющегося на ковре Мартина. — Кровопаразитарное заболевание, которое сопровождается разрушением клеток крови, вызываемое простейшими кровепаразитами Piroplasma canis, которых в свою очередь переносят иксодовые клещи. Одним словом, паразит на паразите сидит и паразитом погоняет, — усмехнувшись, развела руками врач. — К пироплазмозу собак восприимчивы, само собой, сами собаки, так же и другие представители семейства псовых: шакалы, волки, еноты, лисы и прочие. И нужно заметить, что вне лаборатории и не в качестве эксперимента кошка никогда не заболеет пироплазмозом собак, ровным счётом как и человек. Piroplasma canis — паразит семейства псовых и на других зверей он добровольно не польстится. Таков закон природы. Но! — Ветеринар подняла указательный палец. — Я поняла, что природа весьма неоднозначна. Перевёртыши — странные существа. И я начинаю придерживаться гипотезы, что выведены они искусственным путём. Допустим, у нас есть перевёртыш, который может перекидываться в собаку и есть клещ, который переносит в себе пироплазмоз. Клещ кусает нашего перевёртыша, и возбудитель болезни попадают в организм. Инкубационный период длится примерно от шести до десяти суток. Возможно больше, но редко. Представим, что наш зараженный перевёртыш пробегал эти десять дней на четырёх лапах, следовательно, у него, наверняка, разовьётся болезнь и вскоре появятся характерные симптомы. В идеале. На практике, нужно признать, что вряд ли перевёртыш столько времени пробудет в одной собачьей шкуре. Он перекинется обратно в человека. Потом, возможно, вновь в собаку и таким образом бесчисленное множество раз. А что в этот момент будет происходить с паразитами в его теле? Они будут развиваться дальше, как при экспериментальном заражении? Или столь резкая смена организма хозяина пагубно на них отразится? Из собаки в человека за долю секунды, равносильно, как побывать на Севере, а потом резко переместиться на Юг. Невозможно так быстро перестроиться. Или возможно? А если мы возьмём гельминтов, которые паразитируют в кишечнике. У них вообще полный угар! Вначале ты присосался к одной пищеварительной системе, а потом бах! Кишки перекрутились, уменьшились-увеличились и во время столь чудной катавасии ты продолжаешь там болтаться, не понимая, что, собственно, здесь происходит и пусть тебя лучше выплюнут обратно!       — Слушай, это безусловно впечатляюще и тянет сразу на докторскую минуя кандидатскую, но я так и не понял зачем тебе рентгены? — осторожно спросил прибалдевший Джаст, с опаской поглядывая на непривычно возбужденную Имир. Во время своей жаркой речи аспирантка, не обращая внимания на хромоту, металась по комнате, точно тигр по клетке. — Неужели на них паразитов видно?       — Нет, не видно. — Девушка изнеможенно села на диван. — Я попросила Леолю заснять несколько своих пациентов перевёртышей во время трансформации. Мне хотелось посмотреть, что происходит с внутренними органами в момент перевоплощения.       — Ого, здорово! Ну и как? — кентавр жадно уставился на снимки, но видел в них одну фигу.       — Никак! — Раздраженно махнула рукой паразитолог. — Аппаратура оставляет желать лучшего. Хорошие рентгеновские снимки выходят, когда объект находится в неподвижном положении. А перекидывание никак нельзя назвать статическим процессом. Попросить перевёртыша замереть на середине пути тоже невозможно. Снимки получились смазанными, практически ничего не разобрать.       — Обидно.       — Не то слово. Мы возмутительно мало знаем, — с недовольством в голосе произнесла врач. — Ни медики, ни ветеринары не способны дать точных и однозначных сведений ни на ваш счёт, ни на счёт других видов. Есть всего две изученных ниши: люди и животные. Других в расчёт брать не принято. Дискриминация какая-то выходит. Но все болеют, и никто не может ответить почему, отчего, а главное, как лечить. У нас даже нет отдельной науки, специализирующейся на различных видах. Знания о вас уложены в шесть часов программы обучения. Это ни о чём. Непаханое поле. И никто не хочет в нём копаться.       — Так ты начни, — пожал плечами парень, возвращая рентгеновские снимки.       — Я? — не поверила своим ушам Имир.       — А ты видишь других претендентов? — скептически заметил Джаст. — Мне лично кажется, ты самый подходящий кандидат. Руки запачкать не боишься. Пустить любого на препараты — тоже. Что тебя останавливает? Ты ведь хочет оставить в мире что-то после себя? А чокнутых учёных первооткрывателей помнят в любые времена! Возможно не столь массово, но зато в своих кругах уж наверняка! А потом тебе медный бюст отольют или мемориальную доску на дверях родного институте повесят. Посмертно, разумеется, но какой почёт! — под конец разошелся кентавр.       Девушка слушала парня внимательно, но с явным недоверием. Рассуждения Джаста звучали воистину бредово, но заразительно.       — Вывод неожиданный, но не лишенный логики, — подумав изрекла аспирантка, протирая очки. Она пыталась согнать розовый туман, навеянный чужими фантазиями. — Но это трудно, Лошадиные Уши. Очень.       — Ха, Пакля, а когда ты боялась трудностей! — усмехнулся кентавр. — Ты их сама себе создаешь, когда не встречаешь, разве нет?       — Разве да, — согласился ветеринар. — Лошадиные Уши, будешь моим подопытным? Возможно и тебе памятник достанется.       — Нет уж, увольте! — открестился Джаст. — Могу служить исключительно моральной поддержкой и вдохновляющим пинком! Главное, направление задать не забудь, а я уж постараюсь, чтобы ты долетела до цели!       Имир тяжело вздохнула. Выискались помощники. Пинка-то дать она и сама не дура. Что за нелюди...       Около девяти вечера парень спохватился, что засиделся. Будучи хорошим сыном, он позвонил домой сообщить родителям о своём местонахождении, пока те не организовывали его поиски. Но они и не собирались. Госпожа Финней была осведомлена почище разведки Правителя. Она точно знала, что её сын может находиться всего в трёх местах: институте, своей комнате и дома у ветеринаров. Первое и второе исключалось, оставалось третье, что и было правдой.       Мать уверяла Джаста не торопиться, а на заднем фоне помехами что-то хлюпало и протяжно вздыхало. На расспросы кентавра по поводу странной акустики, госпожа Финней небрежно ответила, что это — его отец. Он жаждет поделиться с сыном своей жизненной мудростью и дать отеческие наставления, но находится сейчас в слишком растерянных чувствах, как и последние несколько месяцев, поэтому разговор переносится на более эмоционально стабильное состояние родителя.       Первый и единственный приход Имир в гости к Джасту вызвал у главы семейства неоднозначную реакцию. Девушка приняла её за неприязнь, но она ошиблась. В тот момент, когда аспирантка висела на воротнике в руках парня, а вода крупными каплями скатывалась с обветренных скул мужчины, он на мгновенье перенёсся в прошлое. В то прошлое, где в доме его семьи впервые сделали шаги на ступнях, а не копытах. Он вспомнил перекошенное отвращением и гневом лицо отца. Рыдание матери. Злые слова, кинжалами вонзающимися в ту, что словно ребёнок стояла и держала его за руку. С их разницей в росте и ширине плеч будущую госпожу Финней и правда с легкостью можно было принять за школьницу. Мужчина видел, что та готова расплакаться, но она не проронила ни слезы и глаз не опустила тоже, лишь крепче сжала его руку. Тогда он понял, что её ничего не сломит и они справятся. Справятся со всем и всеми.       Господин Финней твёрдо решил: какой бы выбор ни сделает его сын, он его примет. Но мужчина никак не ожидал, что выбор будет таким… семейным, что ли? Посторонних Джаст в дом не водил. К ним наведывался один Прум и никогда никаких девушек на копытах или без. Приход ветеринара был как снег на голову, и господин Финней просто-напросто растерялся. Растерялся и растрогался. Он вдруг увидел своего сына невероятно взрослым, а себя - совершенно бессильным. Скоро у Джаста появятся проблемы, с которыми родители не смогут ему помочь, как бы они ни хотели. Мужчина хотел верить, что сын был к ним готов.       Прежде, чем повесить трубку, мать добила парня контрольным в голову, заявив о том, что, что бы он не решил, они будут на его стороне и всегда поддержат.       Наверх кентавр возвратился будто прибитый пыльным мешком с полной прострацией во взгляде.       — Без меня меня женили, — сокрушенно пробормотал Джаст, закрыв лицо руками.       — Сочувствую, — безучастно отозвалась Имир. — А на ком?       Парень кинул в сторону аспирантки до такой степени испепеляющий взгляд, что та сразу передумала лезть в чужое горе.       — Пойду домой, — засобирался он. Кентавру хотелось появиться там прежде, чем родители начнут писать друзьям и знакомым радостные письма. — Кстати, Пакля, ты чем там успокаивалась?       — Пустырником?       — Ага, отлей-ка мне его.       — Нервишки пошаливают?       — Пошаливают, — мрачно ответил Джаст, надевая шляпу, — да не у меня.       Лекарство было перелито, лошадь, в смысле, кентавр запряжен. Оставалось сказать друг другу «до свидания» и пожелать «спокойной ночи». Жаль, что спокойная ночь вовсе не вознамеривалась становится спокойной.       Зарычав Мартин подскочил с места. Обежав по периметру комнату, он упёрся носом в смежную с разрушенной частью дома стену. Пёс заскрёб лапами и залаял, призывая обратить на него внимание.       — Чего он? — удивился парень.       Ветеринар подошла к фокстерьеру, цыкнула на него и прижалась ухом к стенке.       — Вернулись, — известила аспирантка, отступая.       — Кто?       — Не знаю, — проговорила Имир. — Я быстро. Постой на стрёме, — велела она кентавру, сбегая на первый этаж.       — Пакля, притормози! На каком стреме? Кого сторожить? Блин, — выругнулся Джаст и кивнул Мартину: — Ты-то в курсе ситуации?       Собака согласно облизнулась.       — Повезло. А я нет.       Девушка вновь вернулась обратно, держа в руках молоток. Вернее, не молоток, а форменную кувалду, коей впору ковать мечи или забивать сваи. Где она её нарыла, а главное, каким чудесным образом допёрла, кентавр понять не мог. По всей видимости, когда перед аспиранткой стоит цель, она не видит преград.       — И что ты удумала? — насторожился парень.       — А на что, это по-твоему похоже?       — На то, что ты окончательно рехнулась!       — Пф, тоже мне новость! — презрительно фыркнула Имир. — Мне надоела неизвестность и бессонные ночи. Пришло время познакомиться с соседями. Лошадиные Уши, двинь молотком по стенке, будь другом.       — Чего?! Я не буду сносить стены! — запротестовал Джаст, негодующе размахивая хвостом. — Пакля, твоя паранойя перешла границы! Тебе не кажется, что разносить дом, мягко говоря, перебор?       — Не кажется, — и глазом не моргнула паразитолог, — я убеждена. Но полезно иногда идти на поводу у собственных причуд.       — Если бы иногда… — тоскливо отозвался парень. — Послушай, я уверен, там шуршит какая-нибудь мышь, крыса или прочая дрянь! И я категорически отказываюсь принимать участие в твоём безумии! Очень надо — сама дырки делай!       — Я не могу, — призналась девушка, — замахнусь и тут же лягу. Кувалда весит тонну.       — От силы до шестнадцати килограмм, — машинально поправил студент-инженер, профессионально окинув инструмент.       — Больше Мартина. А я и его еле поднимаю. Лошадиные Уши, — внезапно вкрадчиво заговорила Имир, приближаясь к кентавру, — я настоятельно рекомендую тебе оказать помощь слабой, хрупкой девушке, а по совместительству ужасно злопамятному ветеринарному врачу, имеющей ключ от ящика с препаратами из списка А. Твоё решение?       Джаст решил, что наилучшим доказательством чьей-то правоты является взвешенный аргумент и свободный доступ к ядам. Обреченно вздохнув он забрал кувалду и замахнулся.       — За-а-а-чем вы де-е-е-вочки кра-а-а-сивых… — завывая в два голоса пошатывающейся походкой в комнату ввалились Виви с Леолей. Сказать, что аспирантки были навеселе - значит, ничего не сказать. Лица у обеих подруг горели алкогольным румянцем, а взгляды плохо фокусировались, бесцельно скача по комнате. Губы у Леоли были выкрашены в красную помаду и, судя по залихватской полоске, переползающей на щеку, красилась она, будучи в неадекватном состоянии. Волосы Виви же собраны в два высоких хвоста на манер тех, какие делают маленьким детям, и подпрыгивали в такт пружинистой походке владелицы. Ветеринары сделали неоднозначное круговое движение корпусом, едва не опрокинувшись через перила и воззрели на Имир с Джастом. Лица девушек осветились. — А чем это вы тут занимаетесь, а? Признавайте! Не иначе чем-то неприличным, небось пока нас нет!       — Разумеется неприличным! — подтвердила Леоля. — Посмотри, у них тут ведро с цементом, кирпичи, кувалда…. — Врач замолк по всей видимости немного протрезвев. — Ребят, серьёзно, а чем это вы занимаетесь?       Кентавр темнее тучи с засученными рукавами и вооруженный шпателем заделывал самолично проломленную дыру. Имир в то время предпринимала тщетные попытки отмыть фокстерьера, которого угораздило опрокинуть на себя ведро с цементом. Выходило с трудом. Цемент смываться отказывался, к тому же Мартин, приметив обожаемую хозяйку, не мог усидеть на месте.       — Разгребаем последствия навязчивой идеи, да, Пакля? — раздражённо пояснил парень, приступая к следующему ряду кладки. Девушка лишь закатила глаза, прищелкнув языком. — Не цокай мне тут, лохундра! Если бы кое-кому не приспичило, мы бы не занимались сейчас ремонтными работами!       — Ты кирпич криво положил, — пропуская гневные тирады кентавра мимо ушей сообщила Имир, ткнув пальцем. Кирпич шлёпнулся на пол. Джаст взвыл. — Упс!       — Как думаешь, может с ними что-то не так? — спросила Леоля у Виви, поглядывая на орущего парня и игнорирующую его аспирантку.       — Если не брать в расчёт, что с ними по умолчанию всё не так?       Подруги переглянулись и громко захохотали, согнувшись пополам.       — И над чем они ржут в этот раз? — скептически поинтересовался Джаст невольно отвлекшись на истеричное кудахтанье.       — Они всегда ржут. Не обращай внимания, — равнодушно отмахнулась Имир. — Упс.       — Пакля, ё мое! Руки в карманы! А лучше выйди погулять! Если я сегодня ночью не вернусь домой, и родители черте-что надумают, тогда я точно замурую тебя прямо в этой стенке, честное слово!       — Упс…       Оставшуюся ночь паразитолог коротала, читая книгу. Детектив - не лучший способ успокоить расшатанные нервы, но чужие выдуманные беды отвлекают от собственных реальных. Да и Леоля через каждые десять минут пробегала мимо на улицу в туалет. Проще было захватить в комнату ведро или тот же опробованный кентавром тазик, но, наверное, поход по морозному воздуху немного облегчал страдания девушки. Кто знает.       За стенкой были крысы. Никаких сомнений. Стоило полететь первым кирпичам, как серая тень с писком выскочила в комнату. Фокстерьер оперативно её поймал, а ветеринар потом, уворачиваясь от подпрыгивающего выше головы Мартина, взяла крысу за хвост и вынесла во двор.       Помимо самой крысы во плоти на грязном полу среди непролазных завалов были цепочками рассыпаны маленькие следы крысиных лап. И свежий след человеческого ботинка. Имир не сказала Джасту. Он гневался и ничего не замечал вокруг, а она на секунду позабыла как дышать. Странные сны перестали казаться снами. Девушка не могла прийти к какому-либо логическому заключение, а только внаглую потребовала кентавра заделать «пробоину». И вовсе не из-за того, что дуло, и другие крысы могли забежать в жилую часть. Аспирантке нужно было задержать Джаста. Она не хотела оставаться ночью одна. Уж точно не теперь.       По возвращение подруг дом наполнился уютными звуками жизни. Леоля постанывая закрыла дверь в общую с Виви комнату. Ничего. Скоро опять выйдет. Имир зевнула и перевернула страницу. Нужно было дождаться рассвета. Будет не страшно заснуть. И будет куда спокойней дышать. Не считая боли от межрёберной невралгии, конечно же. Кстати, куда она там положила пузырёк с пустырником?