Поймать зверя в клетку

Узнав о случившемся, Уилл едва мог в это поверить. Он то и дело косился через плечо, словно ожидая, что кто-то вот-вот скажет ему, что всё это было лишь затейливым розыгрышем. Ему уже успели позвонить Зеллер с Прайсом, оба шокированные и расстроенные, но держащиеся с тихой покорностью людей, которые смирились с происходящим. План сработал, и теперь Уилл чувствовал смесь радости с паранойей. Настроить всех против Джека оказалось почти неправдоподобно легко, учитывая, как тот себя вёл, что делал и на что давал добро. Было очень просто изобразить из себя жертву, обеспокоенного друга, согласившегося на обман, чтобы попытаться спасти Джека от него самого. * * * — Как долго вы с Джеком скрывали это от бюро? Стиснув зубы, Уилл сделал медленный выдох. Его недовольство было совершенно искренним. — С тех пор, как арестовали Чилтона, — ответил он с отчётливым ощущением, что повторяет это не в первый раз. — Джек был одержим мыслью, что Чесапикский Потрошитель — это доктор Лектер. — Интересно, почему? — сухо прокомментировала Пурнелл. У Уилла раздулись ноздри. Стоя у неё в кабинете, он чувствовал себя вызванным к директору старшеклассником. Кабинет Пурнелл был выполнен в минималистическом стиле: никаких фото или нейтральных картин. Только стопки бумаг и аккуратно разложенные ручки. Напротив её стола даже не стояло стула для посетителей, словно ей не хотелось, чтобы тем пришло в голову здесь задержаться. — Я только выздоровел от энцефалита и меня обвиняли в убийствах, которых я не совершал, — твёрдо ответил он, поскольку Прунелл, похоже, стоило об этом напомнить. — Ганнибал подходил под профиль. Я тогда был не в состоянии увидеть что-то ещё, — Уилл прикусил язык, напоминая себе, что нужно называть Ганнибала «доктором», а не по имени. — И когда же ты начал это видеть? — После того, как меня выпустили из больницы, я возобновил нашу с ним терапию… Изначально — желая доказать, что я был прав, но он помог мне увидеть мою одержимость в её истинном свете. — И что же это был за свет? — Это было отчаяние. Я так злился на доктора Лектера за его предполагаемые злодеяния, что даже слышать не хотел о том, что это мог быть кто-то другой. Джек тоже мне поверил, хоть у меня и не было никаких доказательств, — Уилл вздохнул. — Тогда всё и пошло наперекосяк. — Наперекосяк, — повторила за ним Кейд. И поднялась, излучая тихую ярость, из-за чего её хрупкая фигура выглядела намного более грозно, чем должна была бы. — То, что федеральный агент сфальсифицировал чью-то смерть и активно поощрял убийство — это, по-твоему, «наперекосяк»? — Я хотел верить, что он остановится прежде, чем успеет зайти слишком далеко, — сглотнув, Уилл уставился на свои ботинки. — Но… мне кажется, Джек хотел повесить на меня убийство Карсона Блэйка. Я насчёт этого точно не уверен, это лишь догадка, но в последнее время он вёл себя всё более и более неуравновешенно. — Тебе нужно было прийти с этим ко мне! — рявкнула Пурнелл. — Или, ещё лучше, остановить его, не дав всё это сделать. — Он был моим другом. * * * Бурлящий у Уилла в мозгу коктейль из осторожности и эйфории опьянял. Быстро шагая по стерильно-белым больничным коридорам в палату к Ганнибалу, Уилл игнорировал оба этих чувства, вместо этого сосредоточившись на беспокойстве. Разумеется, Ганнибал был в порядке, никаких серьёзных травм, но Уилл хотел лично оценить последствия его схватки с Джеком. И, как пациент доктора Лектера и его друг, чувствующий вину за случившееся, он должен был выглядеть воплощением волнения. Так что Уилл изображал именно это. Когда он вошёл к Ганнибалу в палату, тот лежал с закрытыми глазами. Одетый в больничную пижаму, аккуратно прикрытый до пояса одеялом, он должен был казаться слабым и уязвимым, но вместо этого напоминал огромного льва, лениво отдыхающего после охоты. Позволив уголкам своих губ приподняться, Уилл сделал несколько шагов в палату. У Ганнибала дрогнули крылья носа и он улыбнулся. — Здравствуй, Уилл, — поздоровался он, не открывая глаз. * * * — После моего разговора с Кейд Пурнелл, она Джека отстранит — и ты сам знаешь, куда он направится первым делом. Ты будешь к этому готов? — Застёгивая пальто, Уилл смотрел на Ганнибала, и его пальцы медлили над каждой пуговицей. Он должен был уйти ещё час назад, но он стоял здесь и повторял вещи, которые они уже давным-давно обсудили. Ганнибал покосился на него с некоторым весельем. — Да. — Я не смогу здесь находиться, — уточнил Уилл, раздосадованный его легкомыслием. — Джек — тренированный агент, Ганнибал. Не недооценивай его. — Не знай я тебя лучше, я мог бы подумать, что ты за меня переживаешь. Уилл скривился. — Мы не для того всё это проделали, чтобы тебя убил Джек Кроуфорд. Ганнибал шагнул вперёд, сокращая разделяющую их дистанцию. И накрыл щёку Уилла тёплой уверенной ладонью. — Дорогой Уилл. Ты так тщательно всё продумал. Я ясно вижу твой замысел. От этих слов и этого тепла у Уилла перехватило дыхание. Он не хотел задумываться о причинах, не хотел пытаться понять, как получилось, что вид, прикосновения и запах этого человека вызывали желание попробовать его ещё и на вкус. — Точно. Э-э, хорошо. Да. Я… Ну, я пошёл. * * * Отодвинув это воспоминание подальше, Уилл сделал ещё шаг в львиное логово. Его взгляд упал на стул рядом с кроватью Ганнибала. — Ты только-только разминулся с Аланой, — прозвучало объяснение. — О, — тихонько вздохнув, Уилл сел. Какое-то мгновение он смотрел на дверь, прежде чем повернуться к Ганнибалу. И, не в силах сдержаться, расплылся в улыбке. Ганнибал ответил ему тёплым взглядом. Это мгновение было пронизано лёгкостью и свободой. Уилл чувствовал себя свободным. — Меня должны выписать через несколько дней. Они хотят ещё немного понаблюдать за моим состоянием. Уилл кивнул (он это уже знал). И ещё сильнее развернулся к Ганнибалу, снова вздохнув. — Джек действительно умер от огнестрельных ранений? — Так покажет его вскрытие. Не то чтобы Уилла это особенно волновало, но ему было любопытно. Он смирился с тем фактом, что в итоге Джек, скорее всего, умрёт. Это было самым простым решением. Самым безопасным решением. Уилл кивнул, рассеянно переводя взгляд с лица Ганнибала на его лежащую на краю кровати руку. Ему вдруг остро захотелось накрыть её своей. Вместо этого он нервно уставился куда-то в область Ганнибаловой груди. Уилл понятия не имел, куда подевалось его чувство самосохранения. Желание поцеловать Ганнибала и взять его за руку, жажда его прикосновений — в этом не было ни капли здравого смысла. Игра, в которую они оба играли, и так являлась опасной. Совсем необязательно было примешивать к ней ещё и сбивающее с толку влечение. «Влечение не вызывает желания держать кого-то за руку. Только не вот так вот», — прошептал предательский голос у него в голове, но Уилл его проигнорировал. — Уилл, — окликнул его Ганнибал, и Уилл поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Плескавшиеся там эмоции просто ошеломляли по сравнению с тем, как мало Ганнибал обычно показывал другим людям. Уилл даже дышать перестал от неожиданной возможности это увидеть, читая у Ганнибала в глазах гордость, лёгкое самодовольство и что-то ещё — невыносимо ласковое. — У нас получилось, — выпалил Уилл, потому что излучаемое Ганнибалом ликование оказалось заразительным. Ганнибалу довольно часто сходили с рук убийства, но когда он возвращался домой, там не было кому порадоваться этому факту. Эйфория бурлила у Уилла под кожей, и он ухмыльнулся в ответ, позволив себе сосредоточиться на чувстве победы. Время застыло. Уиллу подумалось, что он мог бы просидеть здесь весь свой визит, ведя немой разговор с глазами Ганнибала. А потом карий взгляд метнулся куда-то за его плечо. — Кажется, пришёл ещё один твой сюрприз. — Уилл? Этот голос! Уилл резко моргнул, не сомневаясь, что ему померещилось. Услышав, как в комнату кто-то вошёл, он обернулся. Каштановые волосы, слегка обветренная кожа… Уилл застыл. — Уилл? — Эбигейл, похоже, нервничала, но у неё на лице была слабая улыбка. Она подошла ближе, и Уилл понимал, что таращится, разинув рот, но просто не мог с собой совладать. Эбигейл неуверенно переступила с ноги на ногу. — Я не знала, что мне делать, так что... я просто сделала то, что он сказал. Едва дыша, Уилл продолжал на неё глазеть. Эбигейл тоже оказалась одета в больничную пижаму. Её волосы были собраны в хвост, и Уилл мог разглядеть шрам на месте её уха и тонкую линию на шее там, где её чуть не убил Гарретт Джейкоб Хоббс. Она стояла прямо перед Уиллом: живая, из плоти и крови. Переведя взгляд на Ганнибала, Уилл с облегчением обнаружил, что тот тоже смотрит на Эбигейл (на секунду Уилл успел втайне испугаться, что это ещё одна иллюзия из глубин его разума). Эбигейл помрачнела. — Ты злишься? — Нет! Нет, — Уилл сглотнул. Ему было тяжело говорить. — Но что?.. Как?.. — он снова покосился на Ганнибала, который выглядел непередаваемо довольным. — Не только ты склеивал чашки. Эбигейл была жива. Уилл сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и повторил свой вопрос. — Как? — Чилтон, — удовлетворённо сообщил Ганнибал, — всё это время держал её в живых и не смог осуществить свои на неё планы, когда его поймали. Джек нашёл её в убежище Чилтона, когда поехал туда в поисках новых зацепок, но никому ничего не сказал, потому что Эбигейл подтвердила бы то, что он пытался опровергнуть. Что Чилтон — Чесапикский Потрошитель. Уилл потрясённо и восхищённо уставился на него, всерьёз пересматривая своё решение его не целовать. Ганнибал не мог знать, как Уилл поступит, что он выберет, когда выйдет из тюрьмы, но он оставил Эбигейл ждать. В живых. Для Уилла. Для них. «Теперь мы — её отцы», — пронеслось у него в голове. Уилл часто спрашивал себя, сможет ли он когда-нибудь простить Ганнибала за то, что тот отнял у него Эбигейл. Теперь в этом больше не было необходимости. То, что Уилл в этот момент чувствовал, невозможно было передать взглядом, но он всё-таки попытался, тепло воззрившись на улыбающегося Ганнибала. Тишина тянулась, пока её не нарушила Эбигейл. — Оставить вас наедине? — судя по её тону, ей было весело. Уилл отвёл глаза и вперился в больничные простыни в попытке отрезвить себя разглядыванием однотонной ткани. — Нет, что ты. Извини. Расскажи лучше, чем вы двое на самом деле занимались? — Я учил Эбигейл играть на клавесине, — явно гордясь собой, объявил Ганнибал. Эбигейл подошла и села к нему на кровать, прислонившись бедром к его ноге: уютно, без тени страха. Она знала, кто он — кто они, — но сидела рядом и улыбалась. Какая-то часть Уилла — та, которая становилась всё тише и тише с тех пор, как он решил предать Джека, — гадала, не проделал ли Ганнибал что-то с сознанием Эбигейл, чтобы вызвать подобную преданность. Но оставшиеся части отмахивались от этой идеи с твёрдой уверенностью, что это не имело значения. У Ганнибала вполне хватало для чего-то подобного и навыков, и беспринципности. Тьма внутри Эбигейл вполне могла оказаться недостаточно чёрной, чтобы смириться с их чудовищностью. Но могла и не оказаться. И Уиллу было всё равно, как всё получилось. Эбигейл была жива, и в порядке, и рядом с ними. — У меня не очень-то получается, — скромно заметила она. Ганнибал наклонил голову. — Думаешь, у меня всё «очень-то» получается с первого раза? — У меня мелькали такие мысли, — съязвила Эбигейл. Уилл негромко и беззаботно засмеялся. Семья. Это была семья. * * * «Когда хорошие парни становятся плохими Фредди Лаундс Один из самых больших страхов современного общества — это страх невозможности довериться «большим игрокам», заправляющим игрой, которую мы зовём жизнью. У них ведь столько власти… что, если кто-то из них вдруг сочтёт себя превыше закона? По мнению автора этих строк — убийство. Джек Кроуфорд, глава отдела поведенческого анализа в ФБР, недавно был застрелен насмерть небезызвестной доктором Аланой Блум во время попытки убить Ганнибала Лектера, бывшего подозреваемого на роль Чесапикского Потрошителя. В своих предыдущих материалах я описывала Лектера, как человека, способного на гораздо большее, чем он показывает (что немалое достижение само по себе, поскольку он отнюдь не страдает от лишней скромности). Моё мнение на этот счёт не изменилось, однако нет никаких доказательств, которые бы уличали его в чём-то большем, чем эксцентричный нарциссизм. Джек Кроуфорд считал иначе. Становясь всё более одержимым поимкой Чесапикского Потрошителя, он не успокоился после ареста и успешного опознания свидетельницей Мириам Ласс другого подозреваемого, Фредерика Чилтона. Подключив к делу невротичного ФБР-профайлера Уилла Грэма, Кроуфорд принялся мастерить ловушку для того, кого считал настоящим Потрошителем. Эта ловушка включала в себя, помимо прочего, фальсификацию смерти вашего любимого репортёра, умышленное содержание молодой женщины, которую считали погибшей, в изоляции и одиночестве — чтобы подпитывать иллюзии Кроуфорда, — и попытки спровоцировать Лектера на убийство. По мере того, как проходило время, но никаких доказательств вины Лектера не появлялось, измочаленный канат разума Кроуфорда начал рваться. Учитывая, что его жена страдала от последних дней своей борьбы с четвёртой стадией рака лёгких, неудивительно, что горе Кроуфорда стало сказываться на его профессионализме. Согласно свидетельствам его подчинённых, он сделался взвинченным, вспыльчивым и склонным к скоропалительным обвинениям. При посмертном обыске дома агента Кроуфорда обнаружились доказательства его ответственности за смерть убийцы Маттелов, Карсона Блэйка. Сколько бы людей ни были возмущены действиями последнего, убийство убийцы — это всё равно преступление. Как рассказал мне Уилл Грэм, когда нашли тело Блэйка, на шее трупа оказались его отпечатки, хотя Грэм провёл всю ночь убийства в Балтиморе, в запертой комнате в доме у Ганнибала Лектера. Не будем углубляться в сомнительные (и, несомненно, сексуальные) отношения, связывающие эту парочку — но данное алиби подтвердилось. Вот только Джек Кроуфорд полагал, что Грэм той ночью будет у себя дома в Вирджинии, — и увидел идеальную в этом возможность нанести удар, подставив своего предполагаемого друга. Кроуфорд хоть отдавал себе полный отчёт в своих действиях? Или это убийство стало его эмоциональным срывом из-за невозможности поймать человека, которого он считал убийцей, в то время как его жена медленно умирала в кровати? Смертельно больная миссис Кроуфорд — самая ужасная часть этой истории. Ей, теперь уже госпитализированной, приходится выслушивать ужасные новости о том, что её супруг убил и изувечил кого-то в их собственном доме, когда она не могла пошевелиться из-за болезни. Трагическая история, но Джек Кроуфорд — не первый и не последний федеральный агент, сорвавшийся под давлением обстоятельств. Если вам интересно моё мнение, ставлю на то, что следующим станет Уилл Грэм». * * * — Уилл, — поприветствовала его Эбигейл, когда он зашёл проведать её на следующее утро. Смущённо улыбнувшись, Уилл поставил на полочку у неё над кроватью купленный по дороге подарок с пожеланиями скорейшего выздоровления. — Доброе утро. Э-э, в смысле день. Я тебе кое-что принёс. Так, ничего особенного. Её сияющие глаза заискрились от веселья. — Я занижу свои ожидания, — заверила она и взяла подарок в руки, тут же принявшись нетерпеливо разворачивать обёртку. — Сборник песен? — Эбигейл перелистнула несколько страниц. Уилл откашлялся. — Ну, я вспомнил твои слова насчёт обучения игры на клавесине и, хотя я не сомневаюсь, что у Ганнибала впечатляющая коллекция нот, мне подумалось, что тебе может понравиться научиться играть что-то более современное. Эбигейл расхохоталась. — «Впечатляющая» — не совсем точное слово. Они обменялись понимающими взглядами. Эбигейл отвела глаза первой, уткнувшись в оглавление своего сборника. Уилл притащил из угла стул и устроился на нём, немного нервно разглаживая брюки. Спинным мозгом он всё ещё чувствовал отголоски напряжения и беспокойства с толикой неловкости. Он поморщился. — Ну так как оно? Снова общаться с другими людьми, кроме Ганнибала? — Снова быть живой хорошо, — откладывая книгу, призналась Эбигейл. — Я не знала, как всё сложится, но знала, что могу Ганнибалу доверять, — секунду помолчав, она пожала плечами и улыбнулась. Её проницательный взгляд поймал Уилла, который почувствовал себя пришпиленной к доске бабочкой. — До определённого предела. Ты думал, что он меня убил, так ведь? Но всё равно его простил. Сглотнув, Уилл уставился на свои колени. — Я… Эбигейл засмеялась. — Да всё нормально, Уилл. Я понимаю. Я тоже смогла простить своего отца. Со временем, — на мгновение её взгляд устремился куда-то вдаль, но потом она, похоже, обуздала свои мысли и снова повернулась к Уиллу. — Любовь побуждает нас на подобные поступки. Уилл чуть не задохнулся. — Э-э... Мы с Ганнибалом… у нас с ним не такие отношения. Эбигейл фыркнула. — А у меня с моим отцом, по-твоему, были «такие»? Любовь бывает самых разных видов. — О!.. Ну да, точно, — Уилл сгорбился на своём стуле. Из-за еле заметной ухмылки Эбигейл он практически не сомневался, что она это подстроила нарочно. Она определённо слишком долго общалась с Ганнибалом. С Ганнибалом, который учил её играть на клавесине и, разумеется, не мог допустить, чтобы она начала отставать по другим своим предметам. Который готовил ей еду, пытаясь развить её вкусовую палитру, и каждый день небрежно информировал, какие именно шаги они сегодня предприняли с Уиллом Грэмом из тех, что могли впоследствии привести к её будущему перерождению. Если говорить об извинениях, то это было чертовски хорошим. Возможно, он и впрямь любил Ганнибала Лектера. Уилл напомнил себе, что он любил многих своих друзей. Ну, вообще-то, нет — но большинство людей любило, а значит, это оправдание вполне годилось. Уилл тряхнул головой, призывая себя сосредоточиться на главной причине его сегодняшнего визита к Эбигейл. Ну, одной из причин. — Эбигейл, — начал он, отчасти чтобы привлечь её внимание, а отчасти — чтобы она уловила его серьёзный тон и могла морально подготовиться. Уилл уставился на металлический каркас больничной кровати. — Ты же знаешь, на что способен Ганнибал. Всё это время Эбигейл общалась с одним только Ганнибалом — и тем не менее, она выглядела вполне нормально. Разумеется, Ганнибал должен был научить её, как играть на публику. Как создать личную коллекцию слепков человеческих эмоций, чтобы мгновенно изображать нужную. Эта мысль была почти болезненной. — Ты… ты действительно не прочь снова жить с ним? Ты же теперь «живая», ты можешь уехать куда угодно. С юридической точки зрения ты в этой стране полностью совершеннолетняя. Когда Уилл рискнул осторожно покоситься на Эбигейл, та задумчиво его изучала. Её взгляд скользнул выше и она пожевала губами. — Я знаю, что Ганнибал не… — она нахмурилась и покосилась на дверной проём. — Я знаю, что он неправильный. Но… может, это из-за моего папы, а может, со мной тоже не всё в порядке, но какой-то части меня на это просто наплевать. Я не пытаюсь найти замену своему отцу или что-то в этом роде, — на какое-то мгновение она замолчала, ища нужные слова, а потом повторила: — я знаю, что это неправильно, но какой-то части меня кажется, что его поступки — лучше. По-своему. Уилл сделал медленный выдох, и глаза Эбигейл на секунду встретились с его собственными. Её голос звучал очень тихо, превратившись в почти шёпот, чтобы их не услышал никто посторонний — и Уилл наклонился ближе, ловя каждое слово. — Мой отец убивал девушек, которые выглядели, как я. У Ганнибала речь не идёт о тяге, он убивает не из-за какой-то навязчивой потребности — он просто убивает. Уилл задумался, были ли это её собственные наблюдения, или они с Ганнибалом обсуждали такие вещи. — Значит, убивать просто потому, что тебе это нравится — лучше, чем потому, что ты не можешь заставить себя не убивать? Эбигейл от души расхохоталась, и остаткам порядочности Уилла стало искренне жаль ту девушку, которой она могла бы стать — до всего этого сумасшествия. — Для социума? Не знаю. Для меня… да, — она принялась играть с ногтями на своей левой руке. — Он как-то раз взял меня на охоту. — Он… — Уилл резко втянул воздух. Ну конечно, Ганнибал взял Эбигейл на охоту. Он хотел опустить всех до собственного способа жизни. Или возвысить? — Я его об этом попросила, — твёрдо уточнила Эбигейл. — Я хотела увидеть, на что это похоже. Он разрешил мне выбрать. Уиллу хотелось спросить, кого она выбрала. Кого Эбигейл Хоббс сочла заслуживающим смерти. — Я не смогла, — Эбигейл подтянула колени к груди, но она не выглядела испуганной или запутавшейся. Уилл чувствовал исходящую от неё лёгкую досаду и некое восхищение. — Ганнибалу пришлось мне помочь. И когда я за ним наблюдала… — она сглотнула. — Когда я наблюдала, как он это делал, я поняла, что это значило. Что он действительно обо мне заботится. О нас. Когда он вот такой, кажется, будто он совсем ничего не чувствует, — она слегка наклонила голову. — Но, знаешь, ему тоже бывает одиноко. Он переборчив в выборе компании, но это не значит, что она ему не нужна. — Не думаю, что я хоть раз слышал, чтобы кто-то говорил о Ганнибале Лектере с такой уверенностью, — и Уилл этому завидовал. Неважно, была ли она права в своих предположениях, или нет. У Эбигейл приподнялись краешки губ. — Думаю, что в следующий раз, — сказала она, — я смогу сделать все сама. — Ганнибал будет тобой очень гордиться. Её улыбка стала шире. Мысль о том, чтобы Эбигейл лишила кого-то жизни, должна была вызывать отвращение. Это же было так неправильно. Уилл должен был советовать ей бежать без оглядки. Но он не мог огорчаться от её слов, хоть и говорил себе, что должен. Он не мог списывать её желание порадовать Ганнибала на Стокгольмский синдром*, потому что такая Эбигейл просто идеально вписывалась рядом с ними двумя. «Теперь мы — её отцы». Уилл мог научить её рыбачить и забивать человека до смерти голыми руками, а Ганнибал научил бы её играть на клавесине и хирургически удалять органы из человеческого тела. Замечательно разностороннее образование, это уж точно.