Дорога домой

Что он себе позволяет?! Как может судить о ее не перегоревших чувствах к Ваньке? Она просто любила этого парня, и ничего не требовала взамен. Быть может, следовало рассказать ему о своих чувствах — тогда бы он не женился на Лизе, но… Но для этого Татьяна была слишком гордой. Провожая уходящего мужчину взглядом, Татьяна чувствовала в груди странный холод. Холод — и сожаление… — Папа!!! Для приличия девушка побарабанила в дверь и вломилась в спальню родителей. — А… Что? — Лео не поспевал за ее словами, — война… Какая война… Какой Бейбарсов… Таня, да объясни уже! Рыжеволосая затравленно взглянула на Софью, и мужчина махнул рукой. — Идем в кабинет. Потом, Софи. Я расскажу… Таня сидела в мягком кресле, безостановочно теребила подол собственного халата и пересказывала содержание разговора с тартарианцем. — А потом он сделал тебе предложение, — утвердительно повторил Леопольд, — и ты отказала. — Он же враг! — воскликнула девушка, — как я могла ответить согласием… Как я могла согласиться, если не люблю его?! Если люблю другого человека… — Меня радует твой патриотизм, Таня, — помолчав, ответил Лео, — но, возможно, ты поступила неверно. — Что?! — Здравый смысл, дочка. Это был бы всего лишь здравый смысл… И к черту осуждение окружающих. Лео подошел к столу и начал спешно разбирать бумаги. Завтра следовало перевести деньги отсюда… Вложить сюда… Продать это… — Он мне не нравится, пап, — качнула головой младшая Гроттер. — Будучи тартарианским офицером — а, полагаю, это так — он предупредил нас о готовящемся событии. Потому что уже завтра многие акции окажутся обесценены и начнется полная экономическая неразбериха. Надеюсь, ты поблагодарила его? Девушка промолчала. Из груди мужчины вырвался тяжелый вздох… — Твой характер принесет тебе еще много проблем, дочь. Лео успел предпринять некоторые действия по сохранению своих капиталов — что бы не случилось, они не потеряют многое. Осознав, что он для них сделал, Таня чувствовала раскаянье за сказанные в сердцах слова. «Убирайтесь». Бейбарсов не только помог спасти средства, но и пытался ее защитить… Зачем? Теперь, когда все были заняты военными сборами и не докучали девушке, она могла вдоволь предаться размышлениям. Почему Бейбарсов дважды делал ей предложения руки и сердца, почему дарил подарки? Он был не похож на человека, потерявшего голову от ее внешности: все ее поклонники пали жертвой, прежде всего, ее яркого облика. Возможно, его привлекал буйный нрав — недаром он несколько раз упоминал о гремучести ее характера. Предлагать брак, лишь чтобы спасти в случае победы Тартара… Это было СЛИШКОМ гуманно — гуманность же не входила в число добродетелей тартарианца. Он был слишком порочен и расчетлив для гуманности. Нехорошие слухи о нем ходили не зря — и, пообщавшись с ним, она уверилась в их правдивости. Она не будет выходить замуж за человека, только чтобы спасти шкуру. Пользоваться вожделением этого зрелого мужчины, который всего-навсего захотел хорошенькую девку в постель — пусть на «законных основаниях»… Нет. Она не будет его игрушкой. Никогда. Естественно, Таня вышла провожать своих товарищей. Элегантно одетая, с уложенными волосами… Если с кем-то не удастся свидеться вновь, она желала, чтобы они запомнили ее такой: яркой, красивой, приветливой. Она сегодня даже не язвила. Пуппер подошел к ней одним из первых — и, краснея, вежливо спросил, будет ли она ждать его. — Я буду ждать вас всех, — громко ответила девушка, ставя крест на его надеждах. — Я бы хотел писать вам. — Пишите, Гурий. Разве могу я игнорировать переписку с таким добрым другом, как Вы? — вогнала девушка еще один гвоздь в гроб с его любовными чувствами. Внезапно Таня ощутила укор совести. — Черт с Вами, — пробормотала она, — Пуппер, мне нравилось с Вами кокетничать, но иначе как товарища я Вас никогда не воспринимала. Понимаете? Юноша печально кивнул. — Идите ко мне, я Вас поцелую. Но только один раз! Плюнув на приличия, Таня на несколько секунд прижалась к его губам своими — и осчастливленный Пуппер воспрял духом. — Не фантазируйте себе, — достаточно громко произнесла она, приобняв его за плечи, — а если вернетесь целым и невредимым, я даже с Вами потанцую. Может быть. Вдруг передумаю… Девушка хихикнула. Пришлось целоваться и с Ургом. С его стороны поцелуй был более страстным — и Таня даже стукнула его веером за нахальство… — А со мной Вы потанцуете? — ухмыльнулся Ург. — И с Вами тоже. Если вернетесь. Буду ждать Вас всех, — повторила Таня. — И тартарианца тоже? — раздался за ее спиной язвительный голос. Обернувшись, Таня увидела Лизу. Она стояла в объятиях Ваньки, и в сердце Гроттер болезненно кольнуло… — Иди к черту, Лизон, — поморщилась девушка, и переключила внимание на Ягуна, с которым некогда играли в одной песочнице. Ненадолго отстранив Катю, она тепло обняла товарища — и почти разрыдалась… Если что-то случится с Ягуном, как... как же?!.. За спиной Гроттер ожесточенно шептались местные «девы на выданье» и главные сплетницы округи — Вера Попугаева и Дуся Пупсикова. Несостоявшиеся отношения с Бейбарсовым они осуждали и презирали. Это же было скандально! Что бесило больше — что даже язвительный и сдержанный Глеб «пал жертвой» рыжей стервы и предпочел ее им, или что он был тартарианцем — а это непатриотично! — они не знали, но прекратить поливать грязью не могли. Чего такого сделала эта потаскушка, чтобы понравиться этому красивому и завидному мужчине?! Война поставила крест на их отношениях, и это очень понравилось сплетницам. Они злорадствовали. Гроттер впервые проявила искренний интерес к мужчине, а он возьми, и обломись! Разговор с Ванькой состоялся час назад — перед началом коллективного прощания. Валялкин поджидал ее в саду — на том месте, где вчера стоял Бейбарсов, и образы этих абсолютно разных людей отчего-то переплетались в ее голове. — Что, Лизон наскучила после первой же брачной ночи? — зло поинтересовалась Таня, и во взгляде парня возникла укоризна. — Не надо о ней таким тоном, — примиряюще ответил он. — Ты знал о моих чувствах. — Знал. Голос Валялкина звучал утвердительно и уверенно. — И выбрал Лизу, но не меня. — Таня… — Я избегала разговоров с тобой, но давай, наконец, объяснимся! — разъярилась девушка, — не будь трусом и мямлей. Ты знал о моих чувствах… Даже отвечал на них, все наше детство… Но интерес к Лизе отчего-то всегда перевешивал интерес ко мне! Что не так, Ванька? Чем я заслужила такое отношение — выбросить меня, как ненужную старую тряпку?! Иван мягко коснулся ее руки. — Таня, в тебе говорит оскорбленное самолюбие. Ты никак не можешь вырасти… — Не переводи на меня стрелки! — Ты сама сказала — все детство… Но детские игры остались в прошлом, Таня. Ты всегда мне нравилась — и сейчас нравишься. Нравлюсь?! Ты же любишь меня, упрямая ты голова, почти кричала Гроттер, но вслух не произносила. — Я люблю тебя. Как подругу. Как мечту, которую лучше оставить в прошлом. Ты слишком… живая для меня, у нас слишком разные характеры. — А истеричная Лизон, значит, тебе подходит больше?! — Лиза хорошая, просто не умеет себя контролировать. С ней… проще. Я всегда знал, что женюсь именно на ней. Извини меня. — О чем ты хотел поговорить, Ванька? Уж явно не извинения пришел приносить, — прошипела первая красавица Буяна. — Таня, — Иван осторожно сжал ее руку. Его глаза смотрели так мягко и любяще, что девушка растаяла… Ванька, милый Ванька… Как же она любила этого доброго и светлого парня, как бы она хотела… — Таня, я хотел попросить тебя позаботиться о Лизе. Его слова точно окатили девушку ведром ледяной воды. — Что? — повторила она. Ты просишь позаботиться о ней МЕНЯ? Меня?! — Ты сильная, смелая, умная. Если я кому и верю, то только тебе. Ты со всем справишься, а Лиза… Лиза не сможет, как ты. Позаботься о ней, хорошо? Больше всего Татьяне хотелось послать Валялкина к черту — а с ним и его драгоценную Лизон. Нет, Ванька был намного хуже Бейбарсова! Тот, хотя бы, не скрывал, что просто вожделеет ее, а этот… Этот играл на ее чувствах! Более всего ей хотелось отвесить ему пощечину, облить его ушатом ругательств… Проклясть их обоих. Вот только Таня знала, что после будет корить себя за несдержанность и длинный язык. — Я позабочусь, Ваня. Возможно, по возвращению, он изменит свои чувства. Возможно, для них еще не все потеряно. Возможно, если она будет добра к Лизе и окажется лучше… Окажется достойной… Гроттер отогнала эти глупые мысли. Право, она считает себя взрослой и умной особой — вот только куда исчезает ее здравомыслие, когда дело касается Валялкина?! Ей было противно от себя самой, вот только поделать с этим ничего не выходило. Она зациклилась на Ваньке и розовых мечтах о нем. Девушка смотрела, как кони и люди отбывают на фронт. Ничего нет гордого и почетного в войне, думала она. Ничего.

***

Через три месяца после начала военных действий ей принесли письмо с уже знакомым вензелем на конверте и завернутую в мокрую ткань черную розу. «Моя дорогая соседка, — писал Бейбарсов, — сожалею, что не имею возможности беседовать с Вами лично. Сожалею, если при нашей последней встрече нанес Вам оскорбление или покоробил Ваши чувства. Я не прошу прощения — не в моих правилах извиняться, но знайте: менее всего в этот вечер мне хотелось Вас задеть. Ради Вашего же блага прошу Вас не покидать имение. Если Вы желаете написать пару строк в ответ, передайте письмо гонцу. Будьте уверены, оно дойдет до адресата — это дипломатическая почта, являющаяся неприкосновенной. С уважением, Г.Б.». Чтобы ОНА писала Глебу Бейбарсову? Врагу?! Тартарианскому офицеру?! Да что он о себе думает… Господи, какая она дура и что делает! Еще кучу раз об этом пожалеет! На секунду прикрыв глаза, Таня отрезала от своей гривы прядь непослушных волос, перетянула ее кусочком шпагата — и, положив все в крохотный мешочек, отдала парню. — Для… Вы знаете, кого. Его внимание льстило — ей приходило множество писем: от Пуппера, Урга, даже Горьянова, и на все она отвечала приветливым дежурным тоном. Каждый писал о надежде на встречу, описывал солдатские будни или рассказывал о новостях на фронте. Они писали потому, что Таня ассоциировалась с прежней жизнью, из которой они оказались выдернуты: желанная война и подвиги обернулись тоской по дому, пожаром и кровью. Они писали из ностальгии. Бейбарсов — по другой причине. И Таня обрадовалась этому письму, в котором не было ни комплиментов, ни грусти, больше всем остальным. А еще потому, что присутствовало еще какое-то чувство, похожее на сожаление или тоску от Его отсутствия. Господи, что она натворила, — пронеслось в голове у Тани. Что теперь будет думать этот мерзавец после ее спонтанного поступка… Она хотела окликнуть гонца, но он уже исчез.