Дорога домой

Ранним утром Таню разбудил стук в дверь. — И кого только черт принес, — пробормотала девушка, открывая, — о. Доброе утро, Пипа. Доброе утро, тетя Нинель. Доброе утро, Геннадий… — Помоги, — почти взмолилась Пенелопа, — ты же работала в госпитале… Женщины с трудом удерживали пошатывающегося Бульонова, и Гроттер отодвинулась, пропуская их в дом. На шум выскочил Кузя с револьвером. Извинившись, он тут же отложил оружие и помог перетащить старого знакомого на диван… — С роты Поклепа, — пояснила Пенелопа, — они с тех… идиотов, что отказались сдаться и продолжили удерживать тот перевал на юге. Арей прорвался, перевал отставлен. Таня слушала вполуха. — Почему не в госпиталь? Я не врач. — Там раненых слишком много. Посмотри хоть… — пока Пипа мялась, Гроттер уже стаскивала с Бульонова мундир. — Да не стой столбом! — прикрикнула она на Тузикова, — придержи его… Пипа… В серванте, в самом низу, водка. Сверху швейный набор — ножницы, нитки, иглы, а в правом ящике бинты. Кузя, теперь проводи тетю Нинель в гостиную и сделай ей чай. Три кружки. У нас, кажется, еще оставались конфеты… И воды кипяченой прихвати! С чистой простыней. Отдавать команды было легко и просто — а кроме того, все чувствовали себя при деле и не мешались. Когда сестра принесла требуемое, Таня попросту разрезала бульоновскую рубашку — рана уже запеклась и ткань прилипла намертво. Генка постанывал. Прикусив губу, девушка плеснула немного алкоголя себе на руки и принялась с осторожностью отлеплять материю. — Не дергайся, — рявкнула Гроттер — а тем временем, подоспел Кузя, — режь на тряпки. — Я нарежу, — вызвалась Пипа, и Таня только дернула плечом. Промыть рану… — Порез, просто очень глубокий. Зато не пуля, — пояснила она, — хорошая рана. Заражения, как ни странно, тоже нет. Я страшнее видела. Продезинфицировать… Иглу тоже. — Сейчас будет неприятно, — пообещала Гроттер, — Пипенция, а тебе какой цвет больше нравится — черный или зеленый? — Что?! Зеленый… — Зеленый, так зеленый, — пожала плечами Таня, вдевая нить указанного цвета и принимаясь шить. Лицо Дурневой-младшей начало плавно приобретать похожий оттенок. — Отвернись лучше. Пенелопа покачала головой. …Рана была зашита и перебинтована. Бульонов, напоенный остатками алкоголя, спал, Пипа сидела рядом, Таня мыла руки. Рубашку придется выбросить, — с жалостью отметила она, — что ж, с собой еще есть… Но эта была любимая. Плюнув на этикет, девушка продолжала расхаживать в мужском одеянии. На нее и так смотрели неодобрительно — какая разница? — Иди к себе, я с ним посижу ночью и бинты поменяю. Вечерело, а Пипенция все еще дежурила у Бульонова. — Не стоит. — Это ТЕБЕ не стоит задерживаться у тартарианской подстилки. Иди, косо смотреть будут. Как ему полегчает, я пришлю Кузю. — Ты действительно любовница этого… Бейбарсова? — поинтересовалась Пенелопа, не двигаясь с места. — А если и да, то что? Дурнева пожала плечами. — Я под его защитой. Понимай, как хочешь. — Я останусь. — Тань, — окликнул ее мнущийся Кузя, — началась эвакуация госпиталей. Гроттер кивнула, и направилась к Нинель. Они долго шептались — даже скандалили, а потом женщина увела дочь. — Ночью пойдешь к ним, дадут повозку, — сообщила Таня Тузикову, — наш экипаж забрали на нужды госпиталей еще на прошлой неделе. Спрячешь в конюшне. Сразу, как мама и Бульон окрепнут, мы уедем. Пипа с Нинель отбывают сегодня. Когда Тузиков отвернулся, девушка вытащила из кармана небольшой пузырек. «Поставит на ноги и мертвого», — вспомнила она слова Эссиорха. Неизвестная микстура, чудо тартарианской военной медицины. Наверное, это и есть тот крайний случай… В городе продолжалась эвакуация мирного населения, военные занимали оборонные позиции. Тибидохс ждал — а тартарианцев все не было… Напряжение нарастало. Ожидание было ужасно, но Таня благодарила мироздание за каждый час подаренного времени: чем больше времени, тем лучше матери. Через два дня Бульонов уверенно встал на ноги, а на третий день, наконец, они дождались. За стенами загремели батареи, схлестнулись две кавалерии. — А может, дождаться тартарианцев? — произнесла Таня, из окна глядя на мерцающее в другом конце города зарево, — я под защитой Бейбарсова… Уверена, мои близкие тоже… А жив ли он? — Таня, нам пора, — Кузя тронул ее за плечо, — дольше нельзя оттягивать. Нам еще утром следовало уехать. На Таню снова нашла полнейшая апатия. — Таня, говори, что нам делать. Таня! Девушка взвилась. — А чего — Таня?! Почему я должна решать, кому и что выполнять?! Кто здесь мужчина, кто хозяйка дома?! Я тоже хочу быть слабой… Хочу подчиняться… Ее пробрала истерика. Господи, как она устала… Как ей хотелось оказаться дома, с папой… — Таня, ты тут самая сильная. Я не… Я всегда только слушался, ты же знаешь! Лиза беременна, леди Софья все еще слаба… Кто, если не ты?! — Я не хочу!!! Не хочу, — и девушка бессильно опустилась на пол. — Таня… Вздохнув, Тузиков отвесил ей две крепких пощечины — в третий раз она перехватила его руку. — Пришла в себя? — обрадовался парень. — Готовь повозку и выводи маму с Лизой, — процедила Таня, потирая щеку. — Я помогу, — заявил из дверей Генка. Пару часов назад они имели с Бульоновым достаточно бурный разговор. Возлюбленный Пипы наотрез отказался покидать город. Сражаться он не собирался — все еще был слаб, но кто-то должен был спасать остатки города, когда штурм закончится… Тартарианцам было не выгодно сжигать столицу дотла — и это все отлично понимали. Отчего они не сдали его сразу?! Кому уже нужна эта честь?! Пока все собирались, Гроттер прошла в свою комнату и вытащила из-под кровати винтовку, подареную ей Бейбарсовым. Слава богу, патроны подходили самые обычные… Патронов достаточно, так… Они были у самого порога, когда дом сотрясся до основания, а с верхних этажей донесся грохот. У Тартара было лучшее вооружение — их дальнобойное орудие палило огнем на такие расстояния, что после их нашествия города оставались наполовину сожженными. Внезапно Зализина вскрикнула. — Медальон… Он Ваньке принадлежит, фамильный… Я забыла его в комнате, я сняла! — Зализина, ты дура, — прошипела Таня, буквально выталкивая блондинку из дома, — о себе подумай и о ребенке! Ванька простил бы утрату фамильной ценности. Ты чего, хочешь как память о нем оставить какой-то медальон, а не ребенка?! Очнись уже! Девушка с силой тряхнула Лизон за плечи, и та присмирела — даже позволила проводить себя к повозке. — Но ведь Ванька жив, Таня. Он в плену, но он жив! — спешно зашептала Зализина, — что же я ему скажу?! — Тем более, — холодно отозвалась Гроттер, — если сейчас погибнешь, то уже ничего не скажешь. Как я буду смотреть ему в глаза, если он узнает, что я не уберегла его беременную жену? В повозку, Лизон! Быстро! — Если… со мной… Ваньку не бросай, хорошо? — отрывисто попросила Лиза, — ты его любишь, я знаю… Таня закатила глаза и сунула ей под нос руку с обручальным кольцом тартарианца. — Никак, Лизон, никак. Придется тебе самой, — с горькой злобой ответила она. Вечернее небо осветили огненные залпы… Снова грохот, снова вспышки. Таня оглянулась. Го­род го­рел. Девушка пос­мотре­ла на полыха­ющий особ­няк, в котором прош­ло ее детс­тво. Воз­вра­щения к преж­ней жиз­ни не бу­дет, зна­ла она: дом уже не вос­ста­новить. Да и к че­му ду­мать о ка­ких-то сте­нах? Ку­да важ­нее убе­речь собс­твен­ные жиз­ни. Ес­ли есть жизнь, осталь­ное при­ложит­ся. — Та­ня! — ок­ликну­ла ее мать. Мес­то в по­воз­ке еще бы­ло, но де­вуш­ка пред­почла зап­рыгнуть на ко­ня. — Быс­трее, — по­торо­пила Софья. Толь­ко бы Лео до­гадал­ся встре­тить их, хо­тя бы на границе име­ния… Знал ли он об ата­ке на Ти­бидохс? Дош­ли ли до не­го но­вос­ти о нас­туплении? Ах, как Софья корила себя за слабое здоровье! Если бы не она, они с девочками давно были в имении… Ли­за зас­то­нала и от паники закати­ла ис­те­рику, и Та­ня помор­щи­лась: эта стер­возная блон­динка не вы­зыва­ла у нее ни­чего, кро­ме неп­ри­яз­ни — вот толь­ко она обе­щала Вань­ке заботить­ся о его не­наг­лядной же­нуш­ке. Сле­дова­ло спе­шить, да по­ос­то­рож­нее, а то вы­кинет не­наро­ком. Здо­ровь­ем-то Зализи­на ни­ког­да не отличалась… И че­го он на­шел в этой бес­цвет­ной ов­це? Нет, этого ей никогда не понять — пусть за время, проведенное в Тибидохсе, она и стала относиться к ней намного терпимее, чем прежде. — Уй­мись, Ли­за! — прикрикнула Грот­тер, — си­лы бе­реги. Ку­зя приш­по­рил ло­шадей, и по­воз­ка дви­нулась прочь. Многие тоже бе­жали, по­тому как ни­чего дру­гого не оставалось… Не бы­ло в этом бегстве ни­чего пос­тыдно­го. Они и так задержались в городе до последнего. — Тань­ка! — крик­нул Бульонов. Де­вуш­ка при­ос­та­нови­ла лошадь и обер­ну­лась. Ген­ка наг­нал ее и про­тянул ей вин­товку. Она и забыла, что в какой-то момент отдала ее парню — вроде бы, когда помогала Зализиной… — Ска­жи Пи­пе, что я вер­нусь к ней. Объясни, что по-другому не получилось. Как ба­наль­но и дра­матич­но, мыс­ленно про­из­несла де­вуш­ка, но вслух от­ве­тила дру­гое: — Ко­неч­но, пе­редам. Я все объясню… Будь ос­то­рожен. Буль­он и так про­водил их даль­ше, чем дол­жен был. Ему по­ра воз­вра­щать­ся… Спа­сать го­род. Ин­те­рес­но, а ос­та­нет­ся, что спа­сать?