Дорога домой

— Ты думаешь, она ему подходит? — с сомнением вопросила Жанна, — не похоже, что она к нему хорошо относится. — А ты бы как относилась к иноземному захватчику? Нет, он ей нравится, но ее злит этот обман… Похоже, Глеб совсем отчаялся, раз решил получить таким путем, — ответила ее сестра, расплетая косы, — коль его обычные действия с соблазнением не сработали… Аббатикова пожала плечами. Глеб был упертым; к своей цели он шел всегда и любыми путями — и только достигнув ее, становился добрым, милым и пушистым. В голове Свеколт что-то щелкнуло. — А ты ей сказала, что Глеб сегодня приезжает? — А нужно было? — А ему отправила записку, что она у нас? — А ты разве нет? Тартарианки обменялись долгим взглядом. Затем Лена ухмыльнулась и продолжила расчесывать разноцветные волосы — а сестра принялась изучать один из ее проектов… — Мда. Не будем мешать, подытожила Свеколт.

***

Загородное имение Гроттеров по праву считалось самым роскошным в округе — но, безусловно, безнадежно меркло рядом с поместьем господина Бейбарсова… Бейбарсов никогда и никого не приглашал в свой дом: это было бесполезно — еще до войны, будучи тартарианцем, он не пользовался популярностью соседей, брезговавшими общением с «двурушником». И единственным, кто из соседей регулярно отправлял ему приглашения на вечера и званые ужины, являлся Леопольд - только Лео и удостоился чести пару раз получить ответное приглашение к чаю... Разумеется, Гроттер-старший в разговоре с дочерьми упоминал, что особняк тартарианца намного богаче — но не пояснял, что тот представляет собой настоящий дворец. Имение Бейбарсова было в три раза больше Гроттеровского, а особняк превосходил их дом размерами как минимум в три раза… Все здесь покрывал белый мрамор. Огромная мраморная лестница, резные перила, высокие потолки, ковры, старинные вазы с черными цветами… Солнечный свет, льющийся из огромных окон, заставлял белоснежный камень светиться. Зачем такая роскошь для одного человека? — не понимала Таня. Здесь было красиво… Но слишком пусто. Особняк стоял в глухой тишине… И это и привлекало, и отталкивало. В поместье обнаружилась куда более совершенная и продуманная система водопровода и канализации, а также электрическое освещение: научные достижения Тартара всегда опережали Буян на несколько шагов — чего удивительного, пожалуй… За окном располагался сад с небольшим прудиком и множеством статуй и беседок. Пользуясь отсутствием хозяина, Гроттер с интересом осмотрела бы особняк и прилежащую территорию намного подробнее — но сказывалась проклятая слабость и побаливавшее ребро. Часы пробили одиннадцать, а Тане все не спалось. Рядом с гостевой комнатой, выделенной ей, располагалась огромная библиотека, которой ей любезно разрешили пользоваться — при условии, что она не полезет на верхние полки или при необходимости позовет кого-то из прислуги. В библиотеку Таня и пришла. Пожалуй, Буяну будет не так уж и плохо под властью тартарианцев, неожиданно подумала она, щелкнув выключателем. Небывалый технический прогресс, который принесут их ученые, не мог являться злом… Пока буянцы пользовались свечами и керосиновыми лампами, Тартар наслаждался всеми прелестями науки. Отличная коллекция книг — и такая разносторонняя… — Как приятно и неожиданно увидеть Вас в своем доме, — услышала она мужской голос за спиной. Таня обернулась. На Бейбарсова, стоящего в дверях, она старалась не смотреть, отлично зная, что он созерцает ее излишне откровенный наряд. Домашняя одежда его сестер не отличалась целомудрием, а другой у тартарианок не водилось. Ночная сорочка с широким воротом обнажала ключицы и безбожно просвечивала… Халат скорее выполнял роль накидки, нежели служил по назначению — а уж эти кружевные укороченные рукава! — Во время охоты я упала с лошади и ушибла ребро, а Ваши сестры меня подобрали, — вздохнув, пояснила Таня, — как только смогу сесть на коня, то покину Ваш гостеприимный дом. Прекратите жрать меня взглядом так, будто в жизни не видели полуголой женщины! — Вас — нет, — парировал мужчина, — значит, мне повезло беседовать с Вами, когда Вы лишены возможности сбежать… Если бы могли нормально передвигаться — уже ушли бы пешком в свое имение, не так ли? Между ними стоял широкий стол, и Таню это отлично устраивало. Глеб шагнул ближе, она двинулась в противоположную сторону — и, совершив с ней вокруг стола этакий полукруг, он рассмеялся. — Успокойтесь, дорогая. Если таково Ваше желание, я больше не сделаю попытки вторгнуться в Ваше личное пространство. — С Вами нельзя быть полностью уверенной в этом, — резонно заметила Таня. — Разумеется. Отчего такая перемена, любовь моя? В Тибидохсе Вы не особо были против моих объятий. — Я была испуганной и уставшей… — Вы? — усмехнулся Глеб, — испуганы?! Сколько моих солдат Вы застрелили от страха, милая испуганная девочка? Гроттер тяжело вздохнула, прежде чем ответить. — Восемнадцать. — Я помню Ваши глаза, дорогая, — мужчина оперся руками о столешницу, — и, поверьте, чего-чего, а испуга в нем не обнаружил. Но знаете, ЧТО я видел? Сосредоточенную решимость холодного убийцы. Когда Вы наставили на меня мою же винтовку, я мысленно аплодировал. Если бы такие глаза были у всех буяновских бойцов — Тартар никогда не взял и пяди этих территорий… — Вы… — В Тибидохсе… — Вы СОЖГЛИ Тибидохс! — выкрикнула Таня. — Да. Мужчина вновь двинулся вперед — но в этот раз Гроттер не делала попыток отодвинуться… Он остановился всего в двух метрах — а в отношении него это была непозволительная близость. — В оправдание могу сказать лишь то, что исполнял приказы своего кайзера. Таня молчала. — Гроттер… Вы знаете, СКОЛЬКО договоров мы предлагали Сарданапалу? Аренда земель, покупка территорий, обмен на предприятия… Не верите мне — спросите Лену, она прибыла сюда как раз для дальнейшего законотворчества. Мы испробовали все варианты, прежде чем прийти с войной. Если хотите кого-то винить — вините своего свергнутого князька, свихнувшегося на абсолютной власти над Буяном… Мы не хотели весь Буян, но теперь получим его полностью, и виновник один. Но Вы ведь ничего не знаете о проектах договоров, не так ли? Это скрылось, и безоговорочным агрессором объявлен Тартар. Тартар, которому для жизни необходимо развитие. Правда у каждого своя, моя дорогая. Именно поэтому Ваш отец так либерально относился к нашей власти. — Отец никогда не… — Разве? — мягко перебил тартарианец. Девушка вспомнила реакцию Леопольда на ее отказ Бейбарсову. В глазах Гроттера-старшего читалось искреннее сожаление… — Зачем Вам было это нужно? Жить здесь, изображать помещика… все это, — она махнула рукой, — шпионили? — Да, Таня, — ответил тартарианец, — я хотел вникнуть в дела Буяна до вторжения. Понять, что и кого буду завоевывать, какие города ни к чему, какие целесообразнее оставить. Кто из высшего света Буяна выгоден, кого можно отодвинуть… Узнать истинное состояние дел в экономике. Как вести войска, чтобы избежать наибольших разрушений и потерь. — Как бы то ни было, Вы стали причиной разрушения и потерь моего мира. Многие мои друзья мертвы, изуродованы или пропали без вести по Вашей вине. — Ваши друзья так искренне желали стать патриотами, что им было сложно помешать. Кому мог, помешал. Я вытащил со Скаредо Тузикова, запер Пуппера и Валялкина. Отправил Эссиорха, чтобы он помог не только мирным жителям, но и солдатам — потому что они были невиновны в нашей потребности жить. — Мой мир… — Ваш мир останется прежним. Мир вашей высшей аристократии — нет. Следовало вовремя поделиться… Для чего Вы остались в Тибидохсе, Таня? — Я хотела заплатить, — помедлив, ответила рыжеволосая красавица. — Вот как… Бейбарсов понял. — «И за предательство свое я жизнью заплачу покорно…». Почему Вы не смотрите мне в глаза, Таня? — спросил Бейбарсов, — что Вы боитесь в них увидеть? Это случилось: черный взгляд, наконец, столкнулся с изумрудным. Я боюсь утонуть в них, — прочитал мужчина, — и, вновь увидев полыхающий Тибидохс, сгореть в нем. — Вот поэтому, дорогая Татьяна, я и хотел жениться на Вас до вторжения. И поэтому просил не покидать имение, когда Вы отказали… Если бы я увез Вас в Тартар до того, как Вы насмотрелись на полыхающие здания, все было бы намного, намного проще. Девушка вновь отвела взгляд. Да, пожалуй… Было бы намного проще. — Вы обманули меня, привязали к себе. С чего Вы взяли, что я буду соблюдать какие-то средневековые обычаи? — С той, что я был и остаюсь победителем, Гроттер. И от Вашего добровольного согласия зависит благополучие всех Гроттеров. — Угрожаете? — вспылила Таня. Как давно она этого ждала! — Язык силы Вам милее, разве нет? — А если я откажусь — что сделаете? — Ваша семья узнает все прелести гонений и средневековой тирании, — ухмыльнулся Глеб, — знаете, я могу просто запереть Вас здесь, по праву завоевателя. Как понравившуюся игрушку. И, поверьте, какое-то время спустя Вам бы понравилось быть таковой… Мужчина шагнул ближе. Одна его рука легла на ее полуобнаженное плечо, другая — на талию. — Гроттер, я желаю Вас с того самого момента, как впервые увидел. Первоначальным моим желанием было сделать Вас своей любовницей — но Вы слишком горды, чтобы согласиться на такое предложение. Вы нужны мне вся. Без остатка. — Бейбарсов! Руки Тани уперлись в его грудь; она попыталась отстраниться, но мужчина лишь сильнее привлек ее к себе. — Заткнитесь, упрямая идиотка, я пытаюсь признаться Вам в любви! — Ваши слова не очень-то похожи на признание, — прошипела она, — сначала Вы обманываете, потом угрожаете, теперь уговариваете… Бейбарсов усмехнулся. — А как еще?! Извините, не имею опыта. До Вас у меня проблем с женщинами не было — скорее, наоборот: у них со мной были. — Теперь Вы МЕНЯ обвиняете?! — возмутилась Гроттер. — Прежде ни одна женщина не сопротивлялась более десяти минут — и то, скорее для проформы. Вы самая своенравная молоденькая стерва из всех, кого я знаю. И я Вас люблю. Таня молчала; мысли в ее голове путались. Если она свяжется с этим мужчиной, никто и никогда не простит ей этого греха. Бейбарсов командовал армией, спалившей Тибидохс. Он говорил, что лишь исполнял приказы — но именно он стал причиной огненного кошмара, преследовавшего ее по ночам… Стал причиной того, что она испачкала руки кровью. Причиной полной экономической и политической неразберихи, творящейся на Буяне. Никто и никогда не простит ей связи с захватчиком — это она отчетливо поняла еще в Тибидохсе, когда против нее ополчился весь свет. В ней что-то рвалось и рушилось. Она всегда была изгоем. Всегда презирала окружавшее ее общество, стояла в стороне или над ним. Какое ей дело до чужого мнения? Почему оно должно мешать ей жить? Она все равно будет принадлежать ему — это коробило, но… Пусть это выглядит добровольно хотя бы в ее мыслях. Какая разница, кто что скажет, если ее семья пострадает меньше всех, а она при этом получит то, что хочет? Сплошная выгода. Век рыцарства прошел. Чего постыдного в том, чтобы выйти замуж за победителя? У женщин нет чести. Она всего лишь хочет быть счастливой — насколько это возможно. Она желала этого мужчину, и ничего не могла с этим поделать. — Вы нравитесь мне, Бейбарсов, — наконец, разомкнула губы первая красавица Буяна, — с Вами интересно — и Вы не смотрите, как на дуру, когда я рассуждаю о тех вещах, интересоваться которыми не свойственно женщинам… Вы не смеетесь надо мной. Ваши попытки всячески… смутить, безусловно, продиктованы физическим интересом, но Вы не смотрите на одну лишь внешность. Я не знаю, как отношусь к Вам, но чувствую силу, перед которой хочется склониться. Я выйду за Вас — не потому, что спасаю благополучие семьи, а потому что не встречу другого такого же человека. Еще… там, в лесу поняла, что выйду. А с каждой последующей встречей лишь убеждалась в этом. Я сдаюсь на милость победителю, — усмехнулась Таня. — Даже соврать не попытаетесь, что любите? — криво усмехнулся тартарианец. — Это было бы бесчестно — врать, когда я еще не определилась в своих чувствах. — Вот как? А мне кажется, Таня, что Вы меня любите — причем, довольно давно. — Вы путаете с любовью… влечение, — покраснела Таня. — Разве? Дорогая моя… Влечение может быть без любви — но любовь без влечения никак. А раз Вы желаете меня не меньше, чем я Вас… Прежде, чем она успела возразить, тартарианец подхватил ее на руки, опустился в ближайшее кресло и усадил на себя «верхом». И Таня вновь вспомнила, в КАКОМ виде находилась перед ним. — Бейбарсов! — Я женюсь на Вас через две недели. Успокойтесь… Дайте немного пораспускать руки, я вполне удовлетворюсь этим. Неужели Вы думаете, что я хочу лишить себя всех прелестей первой брачной ночи? Гроттер вновь покраснела. — Тем более, что у Вас, кажется, больное ребро… Видите, даже о боли забыли. Так и будете утверждать, что это не любовь? Не нервничайте. Расслабьтесь, — шепнул он на самое ее ухо, — Вам понравится. Уж в этом-то Таня не сомневалась… ...Они целовались, и Таня была пьяна от его поцелуев. Его язык проникал в ее мягкий податливый рот, горячие пальцы сновали по тонкой талии, заставляя дрожать… Бейбарсов осторожно приспустил ворот ее сорочки, обнажив небольшую грудь — и, пока она не успела возразить, коснулся ее соска губами. Нежные поцелуи чередовались с легкими укусами и посасываниями; если бы это не оказалось так приятно, то Таня уже отодвинулась. Она и так ощущала себя не в своей тарелке от смущения. Одно дело — когда подобные ласки исходили от собственного мужа, и другое — от жениха… Как тартарианцы позволяют себе такое?! Несмотря на все метания, Таня чувствовала себя… счастливой и спокойной. Душа перестала рваться. Дай она ему согласие еще в первый раз, не пришлось бы искать утешения в уходе за ранеными и отстрелах врагов государства. Ее руки все так же обнимали его плечи… Они снова целовались — и теперь это был поцелуй-«знакомство»: медленный, исследующий, нежный. Страсть грозила перерасти в нечто большее, и потому ее порывы были подавлены.