Сломанные алгоритмы

— Алек стоял неподалёку и смотрел на меня, на моих друзей, и в его взгляде было столько презрения, столько брезгливости, что внутри меня разом ничего не осталось. Только страх и отвращение к самому себе, — Магнус зажимает ладони между колен и опускает голову ещё ниже. — А что было потом? — Я проснулся. Я всегда просыпаюсь на этом моменте. — Всегда? — уточняет Лидия и делает маленькую пометку карандашом. — Как часто после возвращения из тюрьмы тебе снится этот сон? — Каждую ночь, — тихо признаётся Магнус, и бездушный календарь, поблёскивая ламинированными страницами, выдаёт сухую выжимку цифр. — Ты поэтому решил вернуться к сеансам? — Нет. Просто сначала я должен был разобраться со своей жизнью, и это затянулось, но сейчас я готов продолжить. — Хорошо. Тогда расскажи, что было дальше? — Дальше? — Как ты повёл себя, после того как проснулся? — Я прижался к Алеку, он обнял меня, не просыпаясь. Просто притянул к себе. — Что ты почувствовал в тот момент? — Что я этого не достоин. Магнус замолкает, но Лидия терпеливо ждёт продолжения. Она слышала эти слова так часто, и каждый раз, когда человек их произносит, они становятся началом пути, приводящему к селфхарму и истязаниям, к самоуничижению и предельно заниженной самооценке, к разочарованию в себе и глубокой депрессии. Каждый раз, когда эти слова повисают в комнате, человек становится на край, осознавая собственную ничтожность и ненужность. Лидия ждёт. Те долгие месяцы, которые она провела в тюрьме, работая с Магнусом, начались с этих же слов. — Это было похоже на начало панической атаки, ощущение непреходящей тяжести, которая давила на грудь, не давая дышать. И я закрыл глаза. Я помнил, что на самом деле всё было совсем не так: не было ни презрения, ни брезгливости, ни пустоты. Алек тогда улыбнулся, и я пошёл прямо к нему. Магнус поднимает голову и Лидия задерживает дыхание, боясь спугнуть. — Там, в тюрьме, я никогда не представлял нашу встречу, не размышлял о том, что я скажу, просто не думал, что после всего того, что Алек узнал обо мне, он захочет меня увидеть. Но мне было уже не важно, зачем он приехал. Иногда просто нужно сделать шаг в неизвестность. В нашу последнюю встречу я так и не сказал ему, что люблю его. Он дал мне ещё один шанс, и я решил не упускать его. Лидия выдыхает и задаёт ещё один вопрос. — Как Алек отреагировал на твоё признание? — Он открыл дверь. — И ты сел в его машину? — Да. Я сел, и мы приехали ко мне. Мы сидели под потолком, который я сам спроектировал и который так понравился Александру, и молчали. Это странное ощущение, когда в тебе так много всего: слов, чувств, эмоций, переживаний, а снаружи — ничего. И эта буря внутри тебя, шторм, в котором всё смешивается, и нет никакого порядка, и тебе так страшно начать говорить, потому что ты боишься, что начнёшь не с того и упустишь ту самую возможность, а в результате теряешь ещё больше. Ты как будто чувствуешь каждую секунду, которая скатывается вниз, образуя комок в горле, а ты даже сглотнуть не можешь. Я был так близок к тому, чтобы отказаться от всего, совсем рядом с мыслями о том, что я не смогу. — Но ты не поддался им? — Не я. «Я никуда не уйду», — сказал Алек, и мне стало легче. Ведь если человек согласен тебя слушать, не так уж важно, с чего ты начнёшь, и я начал говорить. Я рассказал Алеку всё: и про Верховного Мага, и про Тень, и про слежку, про детство и про маму, и про то, как я влился в команду Рафаэля, как после смерти Элиаса, стремясь избавиться от пустоты внутри себя, я заполнял свою душу разборками и драками, в которых нам приходилось принимать участие, чтобы не дать себя смять. Я никогда так много не говорил. Я вывернул себя наизнанку, вытряхнул всё, что копил. Ночи сейчас длинные, но мне не хватило, я закончил, только когда обычные люди пошли на работу. И это была только моя история. А потом, потом всё снова пошло наперекосяк. Алек скупо и без лишних эмоций описал мне их расследование с Люком. Ты, наверное, уже это знаешь, да? — Да, — Лидия не собирается врать. — Я не хотела, но мне пришлось помочь и влезть в эту историю. Да, я всё знаю. Но важно не это. Что ты почувствовал? — Что если бы тогда я был смелее и сильнее, ничего бы не случилось. Я ведь мог сопоставить факты, мог найти Крэйга, мог снова поговорить с Камиллой, но вместо этого я предпочёл трусливо прикрыться щитом незнания. — Магнус. — Я знаю, что это неправильные мысли, знаю, но вот избавиться от них не могу. Прошло три недели после того разговора, а я так и не смог сходить к Рафу. Я несколько раз виделся с Рагнором и Кат, я устроился на работу, Люк помог, я даже к Басу зашёл, но не к Рафаэлю. Возможно, пока я не встретился с ним, у меня есть надежда, что всё это лишь большая ошибка, и на самом деле всё совсем не так. Как мне заставить себя? — Никак, Магнус. Ты придёшь к нему, только когда будешь готов. — А если этого никогда не случится? Если я никогда не смогу победить этот страх? — А если ты придёшь к нему, чтобы выслушать, но не будешь готов к этому? Не бойся брать для себя время, когда это тебе нужно и сколько тебе нужно. Не смотри на других, у них за плечами нет твоего опыта, твоих переживаний, они не ты. Но мы можем попробовать разобраться с твоим страхом, — осторожно предлагает Лидия, и Магнус кивает. Тихий внутренний голос подсказывает ему, что без этого разговора нельзя будет двигаться дальше. Алек присутствует в его жизни как друг, верный и преданный друг, но так отчаянно хочется больше, и впервые Магнус знает, что может это получить. *** Соррентино приветливо кивает, и Магнус выдавливает из себя ответную улыбку, а затем ускоряет шаг и практически вбегает в знакомый до боли офис. У него накопилось так много вопросов, но все они остаются за порогом этой комнаты для двоих. — Рафа, — почти всхлипывает Магнус, и Рафаэль привстаёт со своего места, делает несколько шагов навстречу и обречённо замирает рядом, когда Магнус непроизвольно отшатывается назад. Словно обжёгшись, Рафаэль делает шаг назад, и так долго копившееся напряжение выплёскивается в язвительных словах: — Долго же тебя пришлось ждать, — усмехается он и указывает жестом на старое кресло. — Почему ты пришёл? Неужели не противно? Или Бранвелл насоветовала тебе преисполниться благодати и простить меня? Магнус против воли улыбается такому привычному цинизму, тесно переплетённому с сарказмом, и ответ сам собой возникает в его голове: — Нет. Я не готов тебя простить, но я понял, что готов тебя выслушать. — А что думает о твоей готовности Лайтвуд? Он знает, что ты здесь, со мной? — Да, знает. Он ждёт меня в машине. — Опасается, что я украду тебя? Магнус прислушивается к себе, но страха нет, только желание узнать истину: — Ты мне скажи, стоит ли мне бояться тебя? Поговори со мной. Что тогда случилось? Александр рассказал мне всё, что им с Люком удалось узнать, но я хочу услышать это от тебя. — Уходи. Когда Рафаэль учил его не сдаваться, он не подозревал, что однажды Магнус сможет обратить эти умения против своего наставника: — Я не заслуживаю правды? Мы же были друзьями. Но только в сказках ученик может превзойти учителя. Рафаэль точно отмеряет слова, взвешивает каждую фразу, ни больше, ни меньше: — Мы никогда не были друзьями. Ни тогда, когда я присмотрел тебя как хакера, ни тогда, когда я забрал тебя, словно сломанную игрушку, из спортзала, ни тогда, когда влюбился. Рафаэль замечает удивление в тёмных глазах и усмехается: — Значит твой Лайтвуд ничего не рассказал тебе о моих чувствах. Как благородно. Милость от победителя. Ну что ж, ты хотел правду. Садись. Старое кресло привычно раскрывает объятия для своего хозяина, и Магнус сжимается в маленький комочек, испуганно глядя на совершенно незнакомого человека, который возвышается над ним. — Мы оба знаем, что для таких, как я, всё заканчивается либо передозом, либо пулей в голове. Для разнообразия можно, конечно, спиться или повеситься. Скольких стариков ты видел в нашем квартале? Какая у них была жизнь? Думаешь, я хотел для себя такую же? Господь не отсыпал мне талантов, пришлось выкручиваться. Я выживал, как мог. Но уже тогда мне стало понятно, что провидение ещё кое-что позабыло. Пока мои одноклассники обсуждали, кто кому присунул и как лучше дрочить, чтобы тебя не спалили, я задавался вопросом, что со мной не так. Почему все эти действия не вызывают во мне никакого отклика. Среди всех этих озабоченных подростков я был белой вороной, не такой, другой, как Элиас. Только полная его противоположность. Он яркий, смелый, а я блёклый и невзрачный, вечный трус, не обладающий никакими достоинствами, обречённый на скорую смерть или полное безнадёжности существование. Единственное, что нас отличало: я умел мимикрировать, умел сливаться с окружавшими меня людьми, а он нет. Мы начали общаться, как только он перевёлся в нашу школу. Я не выносил это общение за пределы своего дома, а ему нужен был слушатель. Элиас ведь был очень умным, наблюдательным и острым на язык. Он как-то сразу просёк, что я асексуал, и с тех пор всё завертелось. Нам нравилось встречаться и говорить о том, о сём. Так, ни к чему не обязывающие встречи. Забавно, что он постоянно рассказывал мне о тебе. Именно от него я узнал о твоих способностях. — Но он никогда не рассказывал о тебе, — голос у Магнуса дрожит, и Рафаэль подходит к нему ближе. — Потому что Элиас был весь соткан из противоречий. Он не знал, чего хочет, а ты стал его лакмусовой бумажкой. Его отношение к тебе постоянно менялось от дружбы и обожания до зависти и злобы. — Неправда! Он пожертвовал собой ради меня. — Это не было жертвой, Магнус. Это было искуплением, ведь он втянул тебя в эти разборки. Он постарался исправить то, что натворил. И я не сказал, что он не любил тебя, просто у него в душе много чего было намешано. Ты, наверное, и половины не видел. Вспомни, как вы не общались по нескольку дней. Как ты думаешь, куда пропадал твой дружок? Ответ прост. Он закрывался дома или шёл ко мне, чтобы выплеснуть всю свою ярость. — Я не понимаю... — А что тут понимать. Твой добрый и отзывчивый Элиас дружил с тобой, любил и обожал тебя, и точно так же отчаянно завидовал. Его буквально передёргивало, когда никто не обращал внимания на него, такого креативного и яркого, предпочитая тебя. Его снедало это чувство. Временами ты так сильно бесил его, малыш: своей наивностью, добротой, умением радоваться за других, особенно за него. Шайло и другие учителя в тебе души не чаяли, ребята Крэйга относились по-доброму, а сам Крэйг. Вот где было целое представление. В тот день, когда Элиас понял, что Крэйг тебя любит, он часа три описывал все твои плохие стороны. Ох, я и наслушался тогда. — Я не верю тебе. Элиас не такой. — Ты никогда не видел его таким, потому что он и сам понимал, что его поведение неправильно, вот и старался быть для тебя идеальным другом. Он старался стать лучше, но выходило плохо. Видишь ли, малыш, вся суть в том, что тебе даже стараться не нужно. Ты просто входишь в комнату, забиваешься в угол, и люди готовы пойти по головам, чтобы ты улыбнулся. Элиас мог напялить на себя кучу тряпок, нанести самый вызывающий макияж, устроить целое шоу, обзавестись толпой поклонников, но самые цельные люди, настоящие личности, выбирали тебя и только тебя, всегда. Шайло, Крэйг, директор, старик Бо. Словно они видели в тебе какую-то искру и шли к ней. Это было проклятием для Элиаса. Ему окончательно снесло крышу, когда он понял, что между тобой и им я выбрал тебя. — Мы тогда даже знакомы не были. Как ты мог меня выбрать? У Магнуса дрожат руки, и Рафаэль берёт стул и ставит его почти вплотную к креслу, а затем садится и решительно берёт тонкие пальцы в свои ладони. — Сейчас ты меня выслушаешь, не перебивая и не задавая вопросов. Обещаешь? — Да. — Я уже сказал тебе, что отличался от других. Мной управляли не гормоны, а мозг, пока другие школьники тратили время на подростковые забавы, я пытался выбраться, пытался найти выход. Крэйг сидел на самом верху, а я понимал, что мне нужно больше, гораздо больше. Мне нужно выбраться из этого мира, и я начал собирать команду. Познакомился с Кат, которая на тот момент еле пробилась в престижный колледж, а через неё и с Рагнором, но мир вокруг изменился. Все только и говорили о цифровом господстве, и это означало только одно — мне был нужен человек, мне был нужен ты. Видишь ли, если экономиста и юриста найти было сложно, но выполнимо, то вот с хакером эта задача тянула на невыполнимую. Поэтому я так в тебя вцепился, ты был единственным, кого я знал, и ты должен был работать на меня. Но сначала нужно было избавиться от Элиаса. Я понимал, что если дать ему волю, то он утянет тебя в бездну. Не качай головой. Не только Элиас был умным и наблюдательным. Я тоже многое подмечал. Элиас был не вполне нормальным, что ли. Иногда его можно было принять за сумасшедшего. Что-то нездоровое было в его тяге быть всегда в центре внимания. Сначала я хотел просто поговорить с тобой, особенно, когда узнал, что ты взломал департамент образования, но наткнулся на Шайло, который отчитывал тебя за это, я видел, как тебе не хотелось с ним соглашаться, я наблюдал за тобой, когда он ушёл. Помнишь, как ты молча плакал? Я чувствовал твою обиду, твою злость. И я понял, что если Шайло исчезнет, то ты получишь немного свободы, чтобы быть собой. Рафаэль видит, что Магнус хочет возразить, но не позволяет прозвучать ни единому слову: — Ты обещал дослушать меня, малыш. Я поспособствовал его уходу, потому что понимал, что без Шайло уговорить тебя будет легче. К тому времени, мы с Элиасом уже не общались, он не простил мне тебя. Когда Крэйг поговорил с тобой, ты поделился опасениями с Элиасом, и мне пришлось навестить его, чтобы предупредить. Я сообщил ему, что ты под моей защитой, и ему стоит хорошо подумать, прежде чем что-то предпринимать. Но этот идиот, я даже подумать не мог, что на следующий день он поцелует тебя перед всей школой, чтобы бросить вызов и Крэйгу, и мне. За меня тогда мало людей готовы были вписаться, Кат и Рагнора я не хотел втягивать, понимая, что их нельзя вмешивать в дела подобного рода. Я опоздал, и тебе пришлось пережить всё то, что ты пережил. Я забрал тебя, надеясь, что ты сможешь мне помочь и не сломаешься, а Элиас... Рафаэль замолкает, и Магнус продолжает за него: — Ты оставил его там, как улику, как вещь, чтобы сместить Крэйга, так? — Магнус неосознанно повышает голос. — Я прав? И этот последний вопрос звучит так надрывно, что Рафаэль не выдерживает всей той боли, что Магнус обрушивает на него, и срывается в крик. — Да, именно так я и сделал! Я хотел выбраться из этого ада, и ты был билетом, ещё одной частью пазла от красивой картинки, от другой жизни, где больше не будет ни презрения, ни страха, ни нищеты, ни голода. Между Элиасом, просто знакомым, и собой, я выбрал себя. Хочешь, можешь назвать это эгоизмом. Я никогда этого не отрицал. Но я не монстр и не чудовище. Я не хотел, чтобы так вышло, не думал, что всё зайдёт так далеко, не рассчитывал, что Элиас втянет тебя. Крэйг должен был проучить его, не более, а Элиас должен был рассказать о том, что Крэйг — гей, а потом их двоих просто бы исключили из школы. Но когда ребята сообщили мне о том, что творится в спортзале, я взял всех своих друзей и пришёл туда. Я опоздал. Элиасу я уже не смог бы помочь, но ты, ты другое дело. Я забрал тебя, и с тех пор я ни разу не пожалел об этом. Тогда, тот месяц после, наблюдая, как ты постепенно оттаивал, как шаг за шагом позволял мне становится ближе, что-то произошло, незаметно сдвинулось, поменялось. Ты стал мне дорог, не как полезный человек, и даже не как друг. До тебя я не предполагал, что могу испытывать что-то подобное. Ты вписался в дело, чтобы отплатить, и я не стал тебя отговаривать. Ты нырнул со мной на самое дно, а я не смог отказаться от тебя. Ты навёл пистолет на того утырка, чтобы спасти мне жизнь, и я понял, что люблю тебя. Вот моя история, которую ты так жаждал услышать. Стоило её тебе услышать? Что это сейчас меняет? — Сейчас — ничего. — И всё? Это всё, что ты можешь мне сказать? — У меня больше ничего нет внутри, Рафаэль. Мне нужно время. — Для чего? Магнус встаёт, и Рафаэль тут же поднимается на ноги. — Когда Алек рассказывал мне всё, что они с Люком накопали про тебя, он был очень спокойным, даже безэмоциональным, но внутри была злость на тебя, почти ненависть. Он описывал то, что ты натворил, а я видел тот покосившийся дом, больше похожий на лачугу, твою мать, которая постоянно пила, совсем как мой отец, ребят постарше, что бродили в поисках дозы, я всё это помню. Моя жизнь без тебя пошла бы по совершенно другому пути, я бы не согласился помогать человеку, который отчасти виновен в смерти моего друга, что бы ты о нём сейчас мне не рассказал. Но ты ошибся в главном. Тогда, когда Шайло отчитал меня, я плакал не от злобы, не от обиды, а потому что увидел себя его глазами, и мне совершенно это не понравилось. Я разочаровал не его, а себя. Я хотел стать лучше, хотел, чтобы мама, будь она жива, мной гордилась, чтобы я сам мог собой гордиться, чтобы видел в зеркале достойного человека. А потом, когда я очнулся у тебя, во мне ведь ничего не было, прямо как сейчас. Я думал, что будет больно, что я буду кричать, а вместо криков была тишина, как будто всё выгорело. Мне было всё равно, я словно наблюдал за собой сквозь мутное стекло. И мне так хотелось разбить эту тишину, наполнить пустоту, что я окунулся с тобой во все эти разборки. Из нас двоих у тебя была мечта, и я решил, что должен заставить себя вставать ради неё, ради тебя. Потому что больше в моей жизни ничего не осталось. Я был недостоин своих надежд и мечтаний, они были для того, кто смог бы защитить друга, кто не побоялся выступить с ним заодно, не для труса. — Это тебе Бранвелл рассказала? — Нет, Раф. Это рассказал я. Сам себе, когда начал посещать психотерапевта. Роза помогла принять мне факт, что у каждого из нас есть второй шанс, и я ушёл от тебя. А потом вернулся. После измены Камиллы, мне казалось, что ты единственный человек, которому я был дорог. Были, конечно, Кат и Рагнор, но ты совершенно другое дело. — Я не буду просить прощения за эту суку. — Ты так и не понял, да? Я вернулся не из-за Камиллы, а из-за полной уверенности в том, что кроме тебя, Кат и Рагнора у меня больше не может быть близких друзей. — Сеансы с Бранвелл пошли тебе на пользу, и ты понял, что это не так? — Нет. Просто оказалось, что у меня всегда будет человек, который будет меня любить. — Думаешь, Лайтвуд никогда не бросит тебя? — Я говорю не об Александре, Раф, я говорю о себе. Я возвращаю себе жизнь, капля за каплей, мгновение за мгновением, я учусь любить себя, без оговорок и условий. И я не хочу впускать в эту жизнь тебя, во всяком случае, не сейчас. И я не могу обещать, что приду к тебе в будущем. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал. Но на этом я хочу закончить. Я не могу простить тебе ту ложь, — Магнус запинается, но тем не менее решительно продолжает. — Нет, не так. Я не хочу тебя за это прощать, даже пытаться сейчас не хочу. Я надеюсь, что ты сможешь исполнить свою мечту и стать счастливым, Раф. Магнус кивает и выходит за дверь, оставляя прошлое в старом офисном здании. У него нет денег, нет перспектив, нет планов, но Соррентино, который задумчиво смотрит ему вслед, видит перед собой самого счастливого человека на свете. *** Магнус просыпается ровно в семь — последствия тюремного распорядка всё ещё напоминают о себе, даже спустя полгода. Те самые полгода, наполненные длинными, неторопливыми разговорами и короткими, жаркими спорами, совместной готовкой и раздельной работой. Каждое утро похоже на предыдущее и каждое утро отличается: цветом стен, что неуловимо меняется в угоду предрассветным сумеркам, свежестью воздуха, прокрадывающегося в комнату с улицы, шумом города за окном. Магнус потягивается и пытается осторожно выбраться из-под тяжёлой руки, которая удерживает его за талию. Но сон у Алека очень чуткий. — Суббота, — бурчит он, утыкаясь носом в шею Магнуса. — Спи. — Не могу, — честно признаётся Магнус и переворачивается на спину. — Нервничаешь? — Алек приоткрывает один глаз, и Магнус сводит брови к переносице, сморщивая нос и поджимая губы. — Какой выразительный ответ. Я знаю один хороший способ, который позволит тебе отвлечься. Два ярко блестящих глаза таят в себе вызов и обещание, но Магнус только фыркает в ответ. — Вчера ты не был так категорично настроен. Алек проводит пальцами по выступающим ключицам, и Магнус задерживает дыхание. Каждое утро, каждый вечер, каждую ночь, когда Алек прикасается, Магнус отпускает свои страхи, зная, что они вернутся. Станут слабее, съёжатся, растеряют былую мощь, но всё равно найдут дорогу обратно к его душе. Поэтому для него всегда есть здесь и сейчас, есть только настоящее, стирающее прошлое и не претендующее на будущее. И даже сегодня. Магнус легко выворачивается и оказывается верхом на Алеке, а затем внимательно разглядывает каждую чёрточку. — Красивый? — улыбается Алек, переплетая пальцы. — Да. — Хм. Значит, у меня есть шанс уговорить тебя на утренний секс? — Есть. — Чувствую себя самым прекрасным мужчиной на свете. Магнус? — Ты ведь позволишь? Я хочу попробовать. Алек позволяет: раздеть себя, развести свои ноги и устроиться между них. Алек позволяет тонким пальцам осторожно дотронуться до плоского листа лобковых мышц, отдаёт себя во власть ладони, что своим теплом согревает внутреннюю поверхность бедра. Алек готов ко всему, но не к невесомому прикосновению горячих губ к головке. Магнус быстро отстраняется, мгновенно реагируя на тихий вскрик, и его почти чёрные глаза пытаются отыскать малейший намёк на причинённые им дискомфорт. — Тебе неприятно? — Скорее наоборот, совсем наоборот. Совсем наоборот — это тягучий поток нежности, заполняющий вены и артерии, когда Магнус на пробу проводит кончиком языка по всей длине члена. Совсем наоборот — это перехватывающее дыхание удовольствие, которое крадёт кислород у лёгких, стоит ярким губам сомкнуться на члене. Совсем наоборот — это острое ранящее чувство чужого наслаждения, что берёт в плен его тело, пока Магнус позволяет члену скользнуть чуть глубже. Магнус — неловкий соблазнитель, заставляющий Алека терять голову, неопытный партнёр, который каждый день учит Алека чему-то новому, неумелый любовник, чья власть над Алеком неоспорима. Слова теряются в складках смятых простыней, и лишь отрывистые стоны рассыпаются по постели, вплетаясь во вдохи и выдохи. Магнус осторожен и нетороплив, сосредоточен и увлечён, и не оставляет ни единого шанса. Оргазм настигает Алека внезапно, смешивает эмоции и чувства, опустошая голову и сердце. И только Магнус рядом, смотрит расширившимися глазами, не скрывая любопытства. Порочный в своей невинности исследователь. «Иди ко мне», — просит Алек одним взглядом, и Магнус укладывается рядом, прижимается всем телом, чтобы успокоить заполошно бьющееся сердце, трётся щекой о кожу плеча и улыбается. — Спасибо, — доносится до него хриплый шёпот. — Спасибо, что ты со мной. Утро снова возвращается, когда аромат свежеиспечённого хлеба пробирается в спальню и принимается дразнить обоняние всё ещё спящего Магнуса. — Если ты не встанешь, то всё достанется исключительно мне. Угроза оказывается действенной, но больше всего Магнуса подстёгивают цифры на часах, которые сменяют друг друга секунда за секундой. — Мы успеем, — говорит Алек, садясь за руль, и Магнус согласно кивает. Встреча назначена на одиннадцать, они уже успели обговорить все нюансы, и остались пустые формальности, но для Магнуса — это важный шаг к мыслям о будущем. Будущем, в котором существует шоколадного цвета пёс, прихрамывающий на заднюю лапу и едва видящий левым глазом. — Я рада, что вы его берёте, — волонтёр из приюта протягивает стопку документов, и Магнус, ни секунды не сомневаясь, записывает своё имя в графе «хозяин». — Таких очень редко замечают, а для них любовь тоже важна, а, может, даже важнее, чем для остальных. К тому же, он начал вам доверять. Позаботьтесь о Тео, и никто не будет любить вас больше, чем он. — Я бы поспорил, — шутит Алек, и Магнус грозит ему пальцем, не переставая заполнять бумаги. — Ну что ж, теперь вы полноправный хозяин Тео. Магнус слышит эти слова, но они обретают для него смысл только когда большая голова с ясными карими глазами и чёрным носом оказывается у него на коленях. Дрожащие руки с третьей попытки застёгивают поводок, и Тео тихо выдыхает, словно понимая, что нашёл свой новый дом и новых друзей, которые никогда не причинят ему боли. Огромный парк возле дома страшит и пугает, но Магнус присаживается рядом и успокаивающе поглаживает шелковистую шерсть, шепча что-то на ухо. Очаровательная девушка показывается из-за угла, а вместе с ней мелкий лохматый монстр, который, завидев новичка, с громким лаем бросается вперёд. Тео сразу ложится, и Магнус лихорадочно продумывает методы защиты, когда мелкое чудовище подлетает и с наслаждением начинает облизывать крупную собачью морду. — Великан, перестань немедленно. Простите, пожалуйста, он просто обожает новых собак и ещё больше обожает их облизывать. Ну вот, кажется, он собрался вылизать вашего пса полностью. Напряжение, витающее в воздухе, распадается на мелкие частицы, которые тут же испаряются, когда Тео решает оказать ответную услугу. Секундное молчание сменяется громким хохотом хозяйки Великана при виде его недоумевающей мордочки, и Алек с Магнусом присоединяются к общему веселью. Магнус чуть откидывает голову назад, жмуря глаза от яркого солнечного света, и чувствует себя совершенно свободным. То же солнце настойчиво стучится в приоткрытое тонированное окно безликого, припаркованного неподалёку автомобиля, но все его попытки тщетны. Рафаэль сидит, не сводя острого взгляда со своего бывшего друга, и тоска по былым временам дробит стены, которые всегда надёжно охраняли любые чувства и эмоции. Телефонный звонок отвлекает его от наблюдения, и собственный холодный тон кажется пронизанным не ледяным спокойствием, а безэмоциональной пустотой. — Сантьяго слушает. Собеседник на том конце что-то рассказывает, а в нескольких десятках метрах от машины Магнус, оживлённо жестикулируя, пытается донести до Алека свою мысль. Но объяснения обрываются, когда Алек, поддавшись уловкам ускользающей красоты, целует его. Тонкие пальцы, привыкшие часами выстукивать по клавиатуре, путаются в чёрных волосах, большие ладони привычным жестом ложатся на талию, созданную для них, а высокопоставленная персона заканчивает монолог. Рафаэль молчит, обдумывая и размышляя. Никто не может увидеть его за этими стёклами, ни одной душе не будет известно об этом разговоре. Ключ поворачивается в замке зажигания, мотор начинает тихо урчать, Алек смотрит Магнусу в глаза, утопая с головой, и время замирает, даря двум любовникам драгоценные моменты счастья на двоих, а одинокому мужчине несколько мгновений для самого важного решения в его жизни. Громкий лай возвращает всех троих в реальность. Алек выпускает Магнуса из объятий, берёт его за руку, и они уходят, скрываются за поворотом, оставляя после себя пугающую тишину. — Тень? — переспрашивает Рафаэль, пока сплетённые руки так и маячат перед глазами, а в голове одна за одной мелькают картинки прошлой жизни и сегодняшнего Магнуса. Воздух наполняет лёгкие, возвращая мыслям ясность. Рафаэль выруливает на проезжую часть, и в зеркале заднего вида ловит отражение своих чёрных глаз. — Да, у меня есть информация об этом хакере. Возможно, я смогу помочь вам.