***
Кофейня, в которой работали Лихт и Махиру, уже несколько долгих лет носила название "400 ежей". Что было тому причиной не знали ни посетители, ни оба бариста, ни даже сам владелец заведения, которому, к слову говоря, эта кофейня досталась в подарок от покойного дедушки. Но, так или иначе, на протяжении всего этого времени название не менялось, даже больше: на коричневых фартуках бариста появились небольшие вышивки ежей (конечно же, идея и исполнение Махиру). Лихт со своим "колючим" характером был названию заведения подстать. По большей части в эту кофейню заходят только всякие парочки или просто группы девушек. Последние, сидя за столиками негромко хихикают, общаясь между собой, заказывают карамельный латте или ванильный пудинг и частенько косятся на кофейную стойку — одни отправляют мысленные сигналы, чтобы их заказ принесли быстрее; другие — в надежде получить ответный заинтересованный взгляд оттуда; ну а третьи, чтобы случайно не пропустить какие-нибудь милые взаимодействия двух парней — суровый брюнет и солнечный шатен ведь так восхитительно дополняют друг друга. Надежды последних не оправдываются, потому что парни выполняли заказы, лишь изредка перекидываясь какими-то нейтральными фразами. Вообще, везло только "первым" — заказы выполнялись действительно быстро, ну а вот "вторым" и "третьим" рассчитывать было не на что.***
Начало января не баловало хорошей погодой, так что, если бы Хайд стоял на одном месте, а не кружил бы перед запертой дверью с табличкой: "Закрыто на обеденный перерыв", точно превратился бы в большой и очень недовольный жизнью снеговик. Кончики пальцев рук неприятно покалывало (ну да, Лоулесс, ты же такой крутой, зачем тебе варежки), да и вообще он дрожал от холода, не имея возможности в полной мере согреться в своей короткой тонкой куртке, пригодной разве что на осень, но никак не на снежную зиму. Он же не думал, что задержится на улице. Ожидание затянулось на непозволительно долгий срок, а Хайд даже не имеет возможности позвонить Широте, чтобы тот его впустил — аккумулятор на морозе решил спокойненько так сдохнуть. Спросить режим работы у Махиру, когда Хайд был еще дома, ему и в голову не пришло. А сейчас он чувствует себя замерзшим воробьем — к слову, скачет Лоулесс практически также, стараясь хоть немного согреться. Внимание неожиданно привлекает стоящая на другой стороне улицы и внимательно рассматривающая витрину магазина девушка — в белом пуховике и с хвостом пшеничных волос, забранных в высокий хвост, она невообразимо сильно похожа на Офелию. Словив очередной флешбек, Лоулесс замирает на месте, тупо глядя перед собой, будучи не в силах пошевелиться и уже не обращая внимания на сковывающий холод. В себя он возвращается лишь когда девушка скрывается за поворотом череды домов, а его самого весьма агрессивно трясут за плечи. — Хватит спать, Хайд, очнись! — видимо, уже не в первый раз повторяет выполняющий вышеуказанное действие Махиру. Выдавив из себя подобие улыбки, Хайд здоровается с ним и идет следом за подростком, по пути выслушивая тираду о том, что таким безответственным быть нельзя. Хотя нет, не выслушивая — пропуская мимо ушей, ведь наваждение не особо желает уходить. В теплом помещении уютно, тихо и пахнет кофе — ну просто рай для Лоулесса, особенно если учитывать, что тут и пара ангелов имеется: Махиру-ангел-потому-что-помогает-всем-и-вся-Широта и Лихт-я-ангел-потому-что-я-так-сказал-Тодороки. Если прикинуть, то вполне даже неплохо, Хайд тоже может вписаться в эту компанию ангелом (падшим, правда, но ведь не это главное). Блондин занимает столик у окна и садится на мягкий диван. Вместо Широты, который пошел вешать свою куртку на место, к нему неожиданно подходит Лихт. — Какой кофе желаете? — с легкой (и совсем не свойственной) полуулыбкой спрашивает он, протягивая Хайду меню. — Двойной эспрессо, ангел. И побольше сахара. — Отлично, ваш заказ принят, я с превеликим удовольствием вылью его вам на голову, — не меняя этой "дружелюбной" интонации, отвечает Лихт и добавляет, — что насчет десерта? Хайд смотрит Тодороки в глаза, пытаясь что-то прочитать по ним. А потом понимает, что такая хрень работает только в романтических поэмах: "В ее глазах плескалось озеро обожания и любви ко мне", в реальности же (по крайней мере, у Лихта) ничего подобного не "плескалось" — глаза были простыми, хоть и довольно красивого ультрамаринового цвета. — Нет, я не буду десерт, — со вздохом отвечает Лоулесс и отворачивается, устремляя свой взгляд в окно. Лихт же уходит выполнять заказ. А за окном идут люди, множество людей. И у каждого из них в голове своя причуда, своя проблема, своя задача. У них у всех свои потери и новообретения, свои заморочки, сложности, неудачи и много-много чего еще, о чем редко рассказываешь даже близким людям — у тех ведь и у самих дел выше крыши. Хайд находился в одиночестве никогда, но в то же время практически всегда. Ему было месяца четыре, не больше, когда его нашли возле дверей детского дома в большой коробке из-под обуви, кричащего без умолку, голодного и ледяного на ощупь. Годы жизни в приюте шли, а последняя особенность не менялась, будто тем морозным утром из Лоулесса выстудили все тепло. Днем Хайд бегал и веселился со своими друзьями, а ночью тщетно пытался согреться, кутаясь в несколько одеял, заботливо выданных воспитательницей. Потом появились "родной дом" и "любящая семья". И в этом насквозь промерзшем особняке, где из каждой щели, из каждого угла тянуло могильным холодом, Хайд по-прежнему не мог согреться даже в кругу своих братьев и сестры. А потом Лоулесс встретил Офелию, которая всегда почему-то была теплой. Она грела ледяные ладони Хайда в своих и часто просыпалась ночью, чтобы накрыть парня одеялом. А ещё Офелия грела своей нескончаемой заботой и лаской, которую Хайд не получил в детстве. Девушка для него всегда была вровень с нежным прекрасным цветком. И этот цветок, в обмен на всю ту любовь, что он отдавал, Лоулесс был готов защищать всю свою жизнь.***
— Хей, ангелочек, — Лоулесс облокачивается об стойку и с еле заметными искорками в глазах смотрит на бариста, — а ты случайно не строитель? — Нет, — Тодороки отвечает напряженно-раздраженно и с мысленным недоумением косится на блондина. — Тогда как ты одним взглядом возвел мою башню? Вместо Лихта смущается и даже давится воздухом стоящий рядом и не специально слушающий этот разговор Махиру — уж слишком неприличным оказался намек, который только что озвучил Хайд. — А ты случайно не пожарная сигнализация? Иначе почему ты такой же шумный и раздражающий, — не остается в долгу Лихт, цокнув языком и невозмутимо посмотрев на блондина. Тот, впрочем, меньшего от него и не ожидал. — Неплохо-неплохо, ангелочек, — усмехается Хайд и наконец "отлипает" от кофейной стойки, за которой он вот уже около сорока минут донимал Тодороки, — считай, что мы квиты. Ну а раз так, то я пойду. До встречи, ребята! На последок махнув рукой, Лоулесс покидает помещение. Лихт же не удерживается от того, чтобы снова цокнуть языком и закатить глаза — за это время блондин своим присутствием успел знатно потрепать ему нервы.***
Лихт привык всего добиваться сам: будь то признание и уважение или же последняя коробка бисквитов в супермаркете — до своей цели он готов добираться всеми мыслимыми способами (о немыслимых история умалчивает). У Тодороки очень малый круг общения, он привык поздно ложиться спать, зачитываясь всевозможными книгами, и проводить жизнь в своей "сычевальне", ни с кем не контактируя (за это ему, конечно, Махиру знатно пилит мозги, но речь сейчас не об этом). Он не привык полагаться на людей (сказались десятки десятков судов, на которые ходили его родители из-за невыплаченных им гонораров за концерты). А еще он не привык, что его вот так просто может поцеловать почти незнакомый парень. Ментоловые сигареты неплохо отгоняют лишние мысли — этой бессонной ночью не помогают даже они. Тодороки абсолютно не хочет влюбиться в своего***
Горячие руки на холодной коже обжигают, но не согревают ничуть. Громкие признания в любви кажутся пустыми, а тихий шепот незначительным. Бардовые и синие метки на шее слишком жестокие, а царапины на стройных бедрах — пошлые. Алая помада чересчур вульгарна, нежно-розовые оттенки же признак отсутствующей невинности. — Тобой пленяться издали Мое все зрение готово, Но слышать боже сохрани Мне от тебя одно хоть слово. Иль смех, иль страх в душе моей Заменит сладкое мечтанье, И глупый смысл твоих речей Оледенит очарованье... Хайд тихо фырчит, ну а девушка, находящаяся подле него, и не понимает смысла вышесказанных слов. Лоулессу симпатична ее глупость — играть с подобной намного интересней. Пустые, не наполненные смыслом фразы и жаркие поцелуи. А после возвращение в собственную одинокую квартиру.***
В комнате тихо, не слышно даже тиканья настенных часов — все в доме будто знает, что Лоулесс сейчас занят разучиванием своей роли, а значит любой лишний звук может привести к неминуемому концу света (ну или к уничтожению источника звука точно) под напором неконтролируемой агрессии блондина. Не то чтобы Хайд был каким-то тираном или полным психом, но отвлекать его лучше не стоит. Тем не менее, на телефон приходит сообщение. Хайд честно старается его игнорировать, но чувство любопытства (кто такой бессмертный и кому потом выкрутить руки) оказывается сильнее. К удивлению, к огромному удивлению Хайда этим человеком оказывается Лихт — ну ему выкручивать руки Лоулесс все же не будет. Сообщение от "Ангелок": С момента твоего последнего прихода в кофейню прошла уже неделя, а ты вроде плел какую-то хрень про то, что будешь меня добиваться и бла-бла-бла. Широта рассказал о твоих мазо-наклонностях, но если ты еще не сдох (а я надеюсь, что ты сдох, раз не подаешь признаков жизни), то приглашаю тебя на этих выходных куда-нибудь сходить. Место выберешь сам, но не жди, что я буду этому рад. До встречи, уебок. Хайд перечитал сообщение еще раз и едва ли не расхохотался — все же, Лихт невероятно странный в своеобразной любви-ненависти-чем-то-еще. Но общение с ним от этого становится только интереснее. Да и развеяться с ним Лоулесс не прочь. Осталось только выбрать место для этого "свидания", но с этим вряд ли возникнут проблемы. Усмехнувшись еще раз, блондин начал набирать ответ.