***
— Лихт Джекилланд Тодороки. Я вам авторитетно заявляю, что если вы сию же минуту не прекратите воровать клубнику с моей половины торта, я буду вынужден принять крайние меры. И они вам ох как не понравятся. Поверьте мне на слово, до добра вас ваше воровство не доведет. Тот самый купленный вчера клубничный торт они решили съесть прямо на завтрак. Не разрезая его на куски, только прочертив ножом условную границу, разделяющую торт на две половины, и ели столовыми ложками — ну а зачем в таком деле мелочиться. И сейчас Лихт абсолютно бессовестно "заимствовал", как выразился он сам, кусочки клубники с части Хайда. Тому это, конечно же, не нравилось — что за жульничество. — Блин, ангел, ну серьезно, — отбивая очередную "атаку" ложки Лихта на клубнику, ворчит Лоулесс и стремится как можно скорее расправиться с ней, чтобы точно не досталась соулмейту. — Значит вчера про любовь мне затирал, а сейчас клубнику жалеешь? — фырчит Тодороки и в качестве мести забирает у блондина зефирную розочку, — и вообще, не забывай, в чьем доме ты живешь. — Мы поделили все по-честному, а ты пошел против правил, — возмущается Хайд и ворует у Лихта кусочек шоколада, — и вообще, — передразнивает он парня, — торт куплен на мои деньги, так что я имею на него полные права. Лихт наверняка ответил бы парню что-нибудь сердитое и очень-очень обидное о его правах и о нем самом, но его отвлекло пришедшее от Махиру сообщение. Махиру: хей, приветик, Лихт, хотите с Хайдом пойти вместе с нами в кино этим вечером? Лихт: "с нами" это с кем? Махиру: я, Куро, Мисоно и Лили Лихт заколебался, но все же ответил положительно. Лихт: ну, почему нет. На какой фильм? Махиру: я пока что и сам не знаю, выбирал Лили Лихт: если он снова взял билеты на "Пятьдесят оттенков серого", то мы с Мисоно объединимся и побьем его, пусть имеет в виду Махиру: не надо так жестоко Махиру: ладно, я напишу вам примерно за час до того, как мы подъедем. Смотрите, не убейте с Хайдом друг друга за это время, а то я вас знаю (๑•﹏•) Лихт: не думаю, что кто-то расстроится, если с ежом что-то случится Лихт: а ещё Лихт: я ведь просил тебя не использовать эти дурацкие смайлики. Разговоры с тобой из-за этого выглядят какими-то детскими Махиру: а я просил тебя не называть Хайда ежом ¯\_(ツ)_/¯ Махиру: ну все, до вечера~ Перспектива снова проводить время с Широтой (уже в нерабочие часы) с одной стороны вроде и манила, а с другой отталкивала, ведь Лихт прекрасно помнил, чем закончилось последнее предложение Махиру "повеселиться". Хотя. Что может произойти плохого при безобидном просмотре фильма? Да и глупо теперь опасаться всего, что связано с Махиру (все равно хуже чем Хайд, с ним уже ничего не произойдет). Как можно понять, не учитывая мнение Хайда, Тодороки ответил согласием за них обоих. И лишь потом оповестил соулмейта об этой новости. — Мог бы хотя бы для приличия меня спросить, — бубнит Хайд, — что за фильм-то? — Без понятия, — Лихт пожимает плечами и откладывает телефон в сторону, чтобы продолжить уничтожение торта, — вроде Лили сам выберет. Правда, я надеюсь, что мы все вместе решим это уже там. — Не доверяешь его специфичным вкусам, — утвердительно хмыкает Лоулесс и, не дожидаясь ответа, соглашается, — понимаю. Мы один раз вместе над подарком для Куро на его днюху думали, так Лили решил, что будет хорошей идеей купить ему плетку для "разбавления половой жизни с Махиру", — Хайд изображает руками кавычки, — так Махиру этой плеткой потом гонял моего братца мыть посуду и полы. Лихт насмешливо фырчит — много, слишком много у него друзей со "странными" характерами. — А вообще, — задумчиво продолжает Хайд, — плетка довольно неплохой атрибут в постели. Если ты понимаешь, о чем я, ангел. — Не хочу слушать о извращенных ежиных фантазиях. — Ежиные фантазии.. Как-будто ты не думал ни о чем подобном. — В отличии от некоторых, я не озабоченный, — Лихт пожимает плечами вновь и поднимается из-за стола, — и вообще, некогда мне с тобой болтать, я пошел на репетицию собираться. — Да-да, ангел, убегаешь от разговора, — довольно вопит Хайд ему вслед, — я по-онял, я все-е понял!***
О том, что снова доверять выбор Лили было ошибкой, Тодороки понимает примерно на второй минуте просмотра. Низкосортная комедия, разбавленная клишированными персонажами и "плоскими" шутками. Куро уснул почти сразу (ну, тут не удивительно), но даже Махиру, поддерживающий все и вся, к концу сеанса начал "клевать носом". Лихт равнодушно смотрел на экран, поедая попкорн, Хайд листал соц-сети, а Мисоно тоже спал — скорее всего из-за того, что сеанс был вечерним, а он привык ложиться рано. Ну, или комедия действительно была настолько неинтересной. Один только Лили был по-настоящему увлечен фильмом. — В следующий раз выбирать буду я, — шепотом сообщает Лихт зевающему Широте. — Ты поведешь нас либо на диснеевский мультик, либо на хоррор, после которого я ночи три спать не буду, — также шепотом возражает Махиру, — самое главное, что мы не доверили выбор Хайду. — Ну да, иначе сейчас смотрели бы какую-нибудь индийскую драму, пока он обливается слезами под сиденьем из-за неразделенной любви между героями. — Вообще-то, я вас слышу, — доносится возмущенный шепот Лоулесса, — могли бы дождаться момента, когда меня не будет рядом. — Я надеялся, что ты поймешь намек, — наигранно серьезно отвечает Лихт, а Махиру насмешливо фырчит — все-таки, кто бы что ни говорил, но подколы Лихта над Хайдом, а Хайда над Лихтом, это отдельный вид искусства. Хайд хочет что-то ответить, но в этот момент Сноу угрожающе шикает (мол, дайте посмотреть без шума, сволочи), так что все трое покорно замолкают. И молчат до самого конца фильма, дабы не злить Лили, а также всех остальных окружающих тоже. — Не понимаю, почему вы жалуетесь, — сонно тянется Куро, когда они уже выходят из здания кинотеатра, — мне, например, очень понравился фильм — давно я так крепко не спал. — Тебе лишь бы поспать, братец, — Хайд хмурится и разминает затекшие от долгого сидения ноги. — Он хотя бы не воровал у меня попкорн и не пинал кресла впереди сидящих, Лоу-улесс. — Ну точно "беззаконие", — кивает на слова Лихта Махиру. — Прекратите издеваться над моей фамилией, — возмущается Лоулесс, — у самих не лучше, но я же молчу. — Не переживай, Хайд, — утешает его Лили, но, кажется, тоже издевается, потому что добавляет, — ты просто как герой малокачественного романа — с говорящей фамилией. — Ну вот от тебя я такого точно не ожидал, — возмущается Хайд в последний раз — потом обиженно замолкает и не отзывается даже на примирительные слова Широты, когда они вчетвером едут в машине блондина домой. У фамилии Хайда не было какой-то далекой истории, которая неожиданно пролила бы свет на его страшное криминальное прошлое и раскрыла бы все его секреты. Просто "Лоулесс", по мнению блондина, звучало в достаточной степени неплохо. — Да ладно тебе, Хайд, мы же не хотели тебя обидеть, — продолжает извиняться и оправдываться сидящий на заднем сидении Махиру. И Хайд уже готов действительно заговорить и "помириться", как тот некстати добавляет, — все равно в вашей семье у всех фамилии долбанутые. Лоулесс вновь поджимает губы (не ценят они его, не ценят), Лихт пфыкает и поспешно отворачивается к окну, чтобы "скрыть" усмешку на лице, а Куро, тактично кашлянув в кулак, замечает: — Мне кажется, Махи, что твоя методика утешения не самая лучшая. Махиру жмет плечами: — Ну, а если это правда, — слишком просто отвечает он. Настолько просто, что становится ясно — Широта и не планирует никого обижать, просто говорит то, что думает. Глупо на него обижаться. Хотя Хайд уже и так не обижается. Ну, только если на Лихта — он продолжает подавлять смешки, что ему совсем не свойственно: улыбается редко, что уж тут говорить. — Если ты не прекратишь, то я тебя ударю, — предупреждает Лоулесс. — Ну попробуй, — в одно мгновенье Тодороки становится серьезным и поворачивается к блондину с пассивной угрозой во взгляде, мол, "ударь меня, и вот тогда тебе точно не поздоровится". У Хайда до начала (а вернее, продолжения) движения по дороге есть секунд тридцать, не меньше, так что он без долгих раздумий "ударяет" Лихта, так и не снимая рук с руля. "Ударяет", соответственно, губами. В губы Тодороки, на них и "задерживая удар" — время есть. — Можно мне выйти из машины? — умоляюще бормочет Куро, видимо, не выдерживая всех этих "прилюдных нежностей", а Махиру просто отворачивается — ну а зачем пялиться-то. "Все-таки", — думает Широта, — "Они встретили друг друга не просто так. Идиотов всегда к себе подобным тянет, а они те еще идиоты в отношениях". Махиру, если честно, ничуть не жалеет, что у него есть такие друзья. Да и Куро на самом деле тоже — только пусть, ради всех существующих и несуществующих богов, больше не целуются при нем.***
— Это ты такой чертовски горячий или просто кухня горит из-за твоей кулинарии? — усмехается Лоулесс, чуть щурясь и глядя на готовящего Тодороки — непривычного и какого-то слишком домашнего. Лихт нарезает морковь, но, кажется, совсем скоро вместо нее под ножом окажется Хайд за свои глупые и неуместные (а вообще, вполне уместные, это одному только Лихту не нравится) подкаты. — Да ладно, ты действительно сердишься на то, что я поцеловал тебя в присутствии братца и Махиру? — продолжает говорить с ним Хайд, так и не дождавшись хоть какого-нибудь ответа на свой первый вопрос. Ответа на второй он не дожидается тоже — Тодороки с молчаливой угрозой (отражающейся во взгляде и резкости движений) переходит с моркови на лук. Блондину остается лишь обреченно вздохнуть и вернуться в спальню, чтобы "смиренно" ожидать там момента, когда Лихт сам пойдет на контакт. Тодороки до сих пор не до конца ко всему этому привык. Бессмысленно отрицать, что Хайд нравился ему, ведь невозможно не чувствовать хоть какой-то симпатии, когда ведут себя так — Лоулесс нежно выцеловывал чужую шею, ключицы, плечи, поцелуями спускался по руке к запястью, а затем к ладоням и пальцам, аккуратно касаясь их губами — Хайд просто потрясающий "любовник", что невозможно не заметить. Но вот губы Лихта по-прежнему были для поцелуев "запретной зоной", только если он не делал к этому первый шаг. Привычка — куда угодно, только не в губы. Привычка, основанная на страхе случайно поцеловать своего соулмейта, через год не найти взаимности и в конечном итоге умереть — так себе перспектива. Всего один раз Лихт изменил этой привычке, и вот к чему это все привело. Какая тут мораль? Не пейте на Новый Год, иначе свяжете свою жизнь с белобрысым недоразумением, которое будет таскать ваши шмотки и упиваться кофе круглыми сутками. Хотя. Это не так уж и плохо. Лихт не один раз задумывался о том, что бы могло быть, если бы он не согласился тогда на уговоры Махиру — они с Хайдом все равно оказались соседями (слишком много совпадений, что аж подозрительно), а значит обязательно пересеклись бы в последствии. Только вот при каких условиях — неизвестно. Может, стали бы типичными соседями-врагами, которые друг друга люто ненавидят и воруют коврики из-под двери. А может просто игнорировали бы существование друг друга, как это и бывает чаще всего.получается, что где-то на задворках созвездий есть такие версии нашего мира, где мы с тобой либо уже не вместе, либо изначально прошли друг друга мимо
Ну, а если говорить о Лоулессе, то он даже не задумывался о возможном варианте их "не-встречи" — и без этого мыслей много. Слишком много. Они роятся в голове наподобие неприятного пчелиного скопа, гудят, зудят и не дают спокойно жить ни днем, ни ночью, заставляя раз за разом возвращаться к какой-нибудь идее или воспоминанию, будто это самая важная вещь во вселенной. На деле же, совсем наоборот — все эти мысли только тормозят, заставляют оборачиваться назад, замирать на месте, а после тянут куда-то вниз, делая все хуже и хуже. Даже сейчас, вместо того, чтобы ждать Лихта с ужином, например, за просмотром телевизора, ну или за прочтением книги, он бесцельно смотрит в противоположную стену и думает о чем-то очень (не)важном. Все у него в жизни не так, как надо, не как хотелось бы. Неожиданно пришедшее на телефон сообщение заставляет вздрогнуть Хайда и вырывает его из долгого цикла воспоминаний. Отвечать сейчас как-то действительно не хочется. Тем более ей. Но Лоулесс все же решает ответить — игнорировать сообщения как-то неудобно. Лотти: привет, Лоулесс, как настроение? Хайд: все отлично, если ты действительно хочешь знать, как мои дела Лотти: м-м, а Лихт как? Хайд: тоже в порядке. С какой целью интересуешься? Лотти: да мне тут одна птичка напела, что Тодороки цвета не видит, вот и решила узнать побольше Хайд: и откуда же такая информация? Лотти: ты не поверишь, но разговорить Широту, с которым вы хорошо общаетесь, не составляет сложностей Лотти: и я уверена, что ему вполне можно верить Лотти: что на это скажешь? Ты ведь вроде его "соулмейт", как ты сам сказал? Хайд сдавливает мобильник в руке, набирает ответ, стирает его, набирает вновь и снова стирает. Ну а что он в действительности может сейчас ответить. Лотти: молчишь. Значит понял, что я права Лотти: а представляешь, каково ему? Думает, что проблема в нем, загоняется по этому поводу Лотти: да и не нужен он тебе на самом деле, ты не заставишь себя избавиться от похождений по девушкам, я-то знаю Лотти: хей, Лоулесс, если ты решил снова вскрыть вены, то это плохая мысль Хайд: во-первых, не лезь в свое дело Хайд: а во-вторых, то же самое. Как тебя вообще это касается? Лотти: не хочу, чтобы Лихт страдал из-за какого-то придурка Хайд: он тебя даже не знает, какое тебе дело Лотти: это почти ничего не меняет. Я предлагаю тебе оставить его в покое, то есть решить вопрос по-хорошему Лотти: а если ты не согласен, то я просто скину ему кое-какую информацию, так что он сам от тебя сбежит Лотти: подумай над этим,только недолго Это плохо. Чертовски плохо. Лоулесс вообще не ожидал, что девушка, с которой он случайно пересекся в библиотеке, будет иметь какие-то связи с Тодороки. Так еще и обладает какой-то информацией о нем самом. Блондин не знает, что такого ужасающего можно о нем рассказать, но, раз Лотти пишет об этом с такой уверенностью, то явно не приходится ждать чего-то хорошего. И совершенно непонятно, как ко всему этому отнесется (или уже относится) Лихт. Лихт. Хайд ведь действительно не задумывался о том, а что испытывает Тодороки по всему этому вопросу — беспокоится ли он, может даже ищет проблему в себе. Хайд ведь даже не особо спрашивал об этом и обходился односложными ответами: — видишь цвета? — нет — ну ладно, жалко. Он даже не пытался разговорить его на эту тему, хоть и считал себя полноправным членом жизни Лихта. Лотти, к огромнейшему сожалению блондина, была права почти во всем: он, Хайд, действительно тот еще эгоист, беспокоящийся только о себе. — Эй, еж, если ты заблудился, то экран телевизора с другой стороны, можешь перестать гипнотизировать комод. Лихт в комнату заходит совершенно неожиданно, можно сказать, заставая Лоулесса врасплох со всеми его переплетающимися мыслями, которым места в голове уже не хватает, так что они вот-вот вырвутся наружу. — Ты есть-то будешь? — спрашивает Тодороки, опираясь об дверной косяк. — Лихт, ты со мной только из-за того, что я сказал, что вижу цвета после поцелуя с тобой? — все-таки вырываются. Хайд спешит зажать ладонью рот, чтобы не сболтнуть еще чего-нибудь лишнего, и поспешно выбегает из комнаты, на ходу бормоча, — да, я уже иду есть, прости, пожалуйста.***
— Ну так и что это все значило? — все же считает нужным поинтересоваться Лихт — поведение Хайда его ощутимо напрягало. Да и всерьез по имени он его называл едва ли не первый раз в жизни, что тоже не могло не удивлять. — Не бери в голову, ангел, — Хайд пожимает плечами — контроль над своим языком он вернул вполне, — просто от неожиданности ляпнул какую-то ерунду, вот и все. Лихт выжидательно молчит, будто Лоулесс сейчас продолжит говорить. Этого, соответственно, не происходит, так что продолжить приходится самому Лихту: — Тебя так сильно беспокоит, что я до сих пор не различаю цвета, раз ты только о подобной теме и думаешь? — Да нет, не то чтобы.. — Хайд смотрит в наполовину пустую тарелку и нервно двигает кусочки овощей вилкой, "ковыряясь" в еде, только бы случайно не посмотреть брюнету в глаза — мало ли, — просто в голову пришла мысль о том, что я совершенно не знаю твое мнение обо всем это. — Вряд ли я стал бы терпеть твое присутствие рядом с собой, если бы ты был мне просто недо-соулмейтом. Лихт отвечает не прямо, но ясно дает понять: к Лоулессу он неравнодушен. — Тогда.. Скажи, что любишь меня. — Ты мне нравишься. — Нет, ангел, это не то, — Хайд вновь опускает голову вниз, — тебе могут нравится макароны, но это не значит, что ты готов есть только их, до конца своих дней отказавшись от другой еды. — Никто не ест только одно блюдо, но это не значит, что он не любит макароны, — Лихт жмет плечами. Объяснить свои чувства на макаронах даже проще, чем обычным способом, — можно есть все, что угодно, не наслаждаясь потреблением в должной степени, зато макароны навсегда останутся любимым блюдом в независимости от того, в каком виде их подадут, — ладно, это начинает звучать странно, — да и вообще, я ведь тебя не есть собрался. — Ладно, не будем о макаронах. Я просто хочу быть уверенным в том, что ты считаешь эти отношения серьезными. И что ты не бросишь меня, если я окажусь не твоим соулмейтом, — третье предложение он добавляет уже тише и через короткую паузу. — Если бы это было единственным связывающим фактором, то я бы тебя уже бросил. Я ведь не вижу цвета, с чего бы мне было тебе верить о родстве душ. — Слу-ушай, — тянет Лоулесс, а его глаза загораются привычным блеском, — а может у тебя дальтонизм*? Лихт вздыхает скорее облегченно, нежели разочарованно — наконец-то от Хайда снова начали поступать тупые мысли, а то его серьезность действительно в какой-то степени пугала. — Ну или еще какая-нибудь хрень. Упал с дерева и повредил себе какие-нибудь глазные пузыречки. — Пузыречки?.. Ты имел в виду колбочки*? — Ну да, да. Главное, что ты понял, о чем речь. Естественно Хайд сказал так намеренно — чтобы разбавить нагнетенную им же обстановку — потому что забыть эту тему из курса биологии абсолютно невозможно, чем бы ты не занимался по жизни: можно забыть ключи, дату дня рождения собственной бабушки, текст важного доклада, но эти чертовы палочки да колбочки будут неизменно всплывать в памяти, в любой ситуации напоминая, что это они в какой-то степени отвечают за твое зрение. Лихт качает головой: — Ни один мой мед-осмотр не выявлял нарушений. Не думаю, что проблема в этом. — Хмф, ясненько.. Знаешь, Лихт, — Лоулесс слегка наклоняет голову в сторону и смотрит на брюнета, — я просто хочу сказать, что вне зависимости от того, соулмейты мы или нет, ты первый человек, к которому я чувствую что-то действительно серьезное с момента смерти Офелии. И я хотел бы сохранить это, хоть ты и считаешь, что рано говорить что-то, раз мы знакомы так мало, и.. — Я понял, — серьезно кивает Лихт, — у нас есть на это время. — Д-да, спасибо.. Хайду от этого разговора, если честно, легче не становится ничуть: ощущение обоюдной недосказанности лишь усиливается, начиная давить еще сильнее — как-будто Лихт с ним только из-за какой-то жалости, поэтому все оттягивает. А может Лоулесс просто действительно торопит события. Так ещё и эта Лотти со своей компроматирующей информацией омрачняет события. В последнюю встречу обещала не мешать, а сама. Скорее всего думала, что Тодороки от Хайда сам будет рад поскорее отвязаться, а вышло почти наоборот — вот и решила посодействовать этому процессу. Спасибо ей, блять, большое, а то Хайд сам-то не справляется. Лоулесс очень надеется, что в этот раз все обойдется.***
— Знаешь, ангел, — Хайд устраивает голову на груди брюнета, — в нашей паре я актив. Хотя бы потому, что я выше тебя. — Во-первых, это решает не рост. А во-вторых, мы вроде одного роста, разве нет? — Не-ет, нет, нет, нет, не одного! — Лоулесс подскакивает с едва занятого места и тащит за собой и Лихта, — ну-ка, давай сравним, ангел, стой прямо. Тодороки послушно выпрямляется и равнодушно смотрит на то, как Хайд максимально близко встает напротив него, заставляя соприкасаться носами, и машет рукой над их головами. Хайд все же оказывается выше: — Во-от, — довольно тянет он, возвращаясь на кровать, — целый сантиметр. Большая разница, знаешь ли. — Может еще сравним, у кого член длиннее? — Лихт это произносит с ощутимой иронией в голосе, которую блондин благополучно не замечает, ну или специально игнорирует. — Давай, — оживляется Хайд вновь, — я хоть сейчас готов доказать себе свое абсолютное превосходство. Лихт закатывает глаза, мысленно взывая ко всем известным богам, вздыхает и плюхается к соулмейту на кровать. Ну и за какие только грехи ему досталось это горе по имени Хайд?