***
Хайд рано утром — катастрофа, болеющий Хайд рано утром — катастрофа в квадрате, ну а болеющей Хайд рано утром, когда до этого проревел пол ночи — катастрофа в кубе. Он хмурится, зевает и кутается в одеяло, не желая из него выбираться, пока в это время на кухне "жаворонок" Лихт занимается приготовлением завтрака (самого элементарного). — Может попробуешь отпроситься с репетиции? — спрашивает Тодороки, когда ставит перед одеяльным коконом тарелку с бутербродами и чашку кофе. — С ума сошел, это почти последняя репетиция, — из вороха одеяла показывается лохматый, заспанный Лоулесс и хватается за бутерброд с арахисовой пастой, напрочь забыв про утреннюю гигиену, — Гил меня точно грохнет, — добавляет он с набитым ртом, — я во время перерыва зайду в кофейню, ладно? — спрашивает он, поглотив первый бутерброд. — Но не рассчитывай на скидку, у нас с этим строго. Хайд озадаченно кивает, приступая ко второму, пока Тодороки копошится в его шкафу — не возвращаться ведь к себе, чтобы переодеваться. — Кстати, — Лихт снимает футболку, так что Лоулесс едва ли не давится кофе, засмотревшись на точеную фигуру соулмейта — по-ангельски прекрасен, — неужели у вас настолько редко выступления, что вы к одному единственному едва ли не месяц готовитесь? Тодороки надевает хайдовскую рубашку, а сам блондин наконец вспоминает как говорить и перестает тупо пялиться. — А-а, да нет. Гил заключил какой-то сногсшибательный и невероятно выгодный контракт, — Хайд показывает пальцами кавычки, все же продолжая в открытую глазеть на застегивающего пуговицы Лихта, — за это выступление заказчик платит нехилую сумму. Это было оговорено достаточно давно, так что часть выступлений перенесли, остальные отменили, чтобы подготовиться. Ну а так, естественно, далеко-о не одно выступление за месяц. — Понятно, — Лихт кивает и поправляет воротник рубашки, — тогда удачи на репетиции. И не забудь выпить жаропонижающее. Лоулесс широко улыбается и благодарит брюнета. В сравнении со вчерашним днем и этой ночью — все просто замечательно. Тодороки уходит раньше, и у Хайда остается около сорока минут до выхода — это время он тратит на то, чтобы полежать еще. Из-за чего едва не опаздывает (а мы уже как-то оговаривали, что опаздывать это "хобби" блондина), но все же приходит к положенному часу.***
У Хайда внутри все в узел стягивается, едва он видит знакомую смазливую мордашку за одним из столиков в кофейне. Лотти спокойно попивет кофе, обводя равнодушным взглядом посетителей и бариста, ненадолго задерживает свой взгляд на только вошедшем Лоулессе, а затем снова смотрит на экран своего телефона, ничуть не поменявшись в лице, будто они совершенно не знакомы. Хайд устраивается за соседним столиком, вешает портфель на спинку стула и ждет, когда к нему подойдет Лихт, ну или на крайний случай Махиру. Подходит все-таки подросток, так как Тодороки в этот момент занимается обслуживанием какой-то пары в противоположной части кофейни. — Приветик, — улыбается Широта, — будешь что-нибудь заказывать или ты только к Лихту? — Капучино без сахара, ладно? — негромко произносит Лоулесс, мельком глянув в сторону Лихта, а после задержав взгляд на Лотти, которая теперь смотрит туда же (то есть, на брюнета). — Вы знакомы? — замечает взгляд блондина Махиру, — эта девушка что-то довольно долго говорила Лихту, пока тот не сказал, что ему нужно работать. — Вот как, — задумчиво тянет Хайд и по привычке от внутреннего волнения крутит одно из колец на пальце. На вопрос Махиру ответ он так и не дает, так что тот, пару секунд потоптавшись на месте, уходит выполнять заказ. Лоулесс ловит на себе взгляд Тодороки, смотрит на него в ответ и, получив краткий кивок в качестве приветствия, кивает абсолютно также и прикусывает губу, отворачиваясь обратно — эти жесты точно являются явными признаками того, что он о чем-то усиленно размышляет. О чем, догадаться несложно — его несомненно беспокоит-интересует разговор Лихта и Лотти. Хайд опускает голову вниз и вздыхает — что ж так плохо-то все.***
— Ай-й, ангел, я так по тебе скучал, — вопит блондин, "вешаясь" на Тодороки — еще чуть-чуть и завалит в ближайший сугроб, все-таки не пушинка. Лихт тихо матерится от некой неожиданности (он все же надеялся, что блондин будет вести себя взрослее хотя бы на улице — ошибся), но все же обнимает соулмейта, уже ничуть не стесняясь присутствия Махиру поблизости — ему ли не знать об их отношениях. Лихт теплый, горячий даже, и греться об него одно удовольствие, особенно если учесть, что Лоулесс дрожит от холода (и от вновь поднявшейся температуры, которую так и не вышло сбить до нормы), так что Хайд жмется еще ближе — ну точно собственник. От Тодороки пахнет кофе и немного клубничным шампунем, которым обычно пользуется тот, и для Хайда этот запах за сравнительно небольшой срок стал поистине родным. Смотрящий на них Широта чуть улыбается. Он, если честно, и подумать не мог, что два его весьма дорогих человека, сначала настроенные друг на друга несколько недружелюбно, сейчас станут настолько близкими людьми. Да и то, что Лоулесс наконец-то начнет отпускать свое прошлое после стольких лет верности одному единственному человеку, стало для Махиру неожиданной, но несомненно приятной новостью. — Братишка, я тебе покушать принес! Открывай! Это Хайд весьма активно атакует дверь квартиры Куро и Махиру, пока сам Широта шарит по своим карманам в поисках ключей. К слову, "покушать принес" Лихт — именно он тащил продукты с едой от магазина до самого дома, в то время как Лоулесс разглагольствовал о своих театральных успехах, идя впереди. Заспанный Куро с ворчанием на гиперактивного брата открывает дверь, запуская парней внутрь, и попутно потирает глаза — наверняка играл всю ночь, а весь день высыпался. Ничего другого от него ждать и не следует. Дождавшись, пока Лихт с Хайдом пройдут на кухню, мирно между собой переругиваясь (это уже дело привычное), СлиппиЭш целует Махиру в подставленную щеку, получает от него смешок, щекотно ведь, и они оба идут следом за парнями. — Бли-ин, так не интересно, — огорчается Куро, заглянув во все пакеты и обнаружив там только какие-то овощи и крупы. Ни единого намека на горячо любимый рамен, ну или хотя бы чипсы, — зачем вы вообще ходили в магазин, если не принесли ничего нормального? — Мы зашли в бижутерию, и я купил себе еще браслеты, — трясет Хайд руками с массивными украшениями на них перед лицом светловолосого, — скажи, что здорово, братец! — Здорово, — покорно соглашается Куро и вздыхает, — но все же, это не фастфуд.. — Ой, тебе лишь бы поесть. Почему никто среди вас не способен по достоинству оценить красоту моих браслетов и колец? Если Хайд начинает возмущаться именно в такой форме, то в дискуссию с ним лучше не вступать — столь драматичного актера не переиграет никто, так что дело это бессмысленное. Три присутствующих на кухне помимо самого Лоулесса человека об этом вполне осведомлены, поэтому молчат, так что блондин самозабвенно рассказывает о ценности и значении каждого своего украшения. Тодороки делает себе мысленную заметку в следующий раз купить еще и скотч, чтобы хоть как-то утихомирить ураган по имени Хайд, ну а Куро лишь отчаянно вздыхает — никакого тебе рамена, только болтливый брат. Ну что за жизнь-то такая. — И вообще, меня постоянно ущемляют, — "заводит шарманку" по-новой Лоулесс, когда они садятся за стол есть, — она была прекрасна: эмалированная, с антипригарным покрытием, — возмущается Хайд. — Ты был готов воспевать оду сковородке, — хихикает Широта, покосившись на Лихта, который продолжает есть с самым невозмутимым видом. — Я надеялся, что хотя бы ты меня поймешь. Любой человек, хоть как-то связанный с готовкой, был бы рад этой сковороде. Тем более, по скидке в сорок пять процентов, — Лоулесс опускает голову, — я считал эту сковороду своим идеалом, пока Лихт меня ею не ударил. Махиру все же не может себя сдержать и смеется в полный голос, вспоминая выражение лица Хайда в тот момент, когда Тодороки забирает предмет утвари из его рук и ударяет им (естественно, не сильно) по затылку. Удивительно, что блондин не разыграл драму с собственной гибелью посреди гипермаркета — это на него даже не похоже. Тогда Хайд лишь схватился руками за затылок, уставился на Лихта, протянул возмущенное "ангел" и, грозно (но это только на свой взгляд) топая, пошел в продовольственный отдел — то ли избавиться от компании дерущегося Тодороки, то ли выбрать себе самый дорогой сыр в качестве компенсации за полученные физические и моральные ущербы, но, по всей видимости, все и сразу. Сейчас зато он отложил вилку, сложил руки на груди и вперся в брюнета недовольным взглядом человека, которому не дали восхищаться сковородой. Лихт закатывает глаза, но продолжает есть и упрямо игнорировать соулмейта. Куро негромко фырчит себе под нос и мысленно соглашается с недавними словами Широты — когда встречаются два идиота, обязательно что-нибудь происходит, ибо спокойно они друг с другом жить не могут.***
Хайд и Лихт, вообще, на самом деле любили и умели "дурачиться" — как в тот Новый Год на время выпадать из реальных событий и попросту наслаждаться компанией друг друга, коротая время за какой-нибудь ерундой, будь то просмотр диснеевских мультфильмов, видеоигры, сбор пазл или готовка легких десертов. В этот раз они возле самого дома устраивают битву в снежки. Хайду просто мало температуры, он хочет еще кашель и насморк получить, чтоб уж совсем отлично было. По итогам этого "сражения" очки Хайда и шарф Лихта оказываются где-то в снегу, сам Тодороки валяется в одном из сугробов, а блондин, переводя дыхание, нависает над ним сверху. И по тому, как к нему тянется Лоулесс, Лихт понимает, что сейчас будет — он, черт возьми, прекрасно знает, что тот его поцелует, так что поджимает губы заранее. Хайд, на удивление, целует исключительно в щеку. — Я не буду целовать тебя в губы, если тебе это не нравится, ангел, — улыбается Лоулесс, замечая несколько удивленный взгляд соулмейта, — все-таки, нужно уважать мнение своего партнера. Звучит как удар по совести, если честно. — Думаю, ты прав, — соглашается Тодороки, тянется вверх и целует Хайда в губы, — я знаю, что для тебя это важно, — добавляет он какое-то время спустя. И Хайд на это не может и не хочет сдержать улыбки. — Ну а сковородку то купим? — спрашивает он в лифте, за что получает от Лихта подзатыльник, — ну она же действительно крутая и удобная! — Ты невыносим, еж..***
— Господи, голова так болит.. — страдальчески тянет Хайд и опускается на стул, взглядом великого мученика глядя на Тодороки, — такое ощущение, что конец мой близок.. Лихт старается игнорировать жалобы соулмейта, перемешивает еду на сковороде (увы, не на той потрясающей и со скидкой в сорок пять процентов) и гадает, сколько это будет продолжаться — со слов Махиру, болеет Лоулесс часто и достаточно продолжительное время, так что брюнету придется страдать вместе с ним. — Поешь, выпьешь таблетки и ляжешь спать. — Поверить не могу, что я умру столь молодым, — вздыхает Хайд, ковыряясь вилкой в еде — желания ужинать нет абсолютно, — а меня ведь до сих пор не успели признать всемирным талантом в театральном искусстве. Все мои труды пропадут напрасно. — Если не поешь, то точно умрешь. — От голода? — От того, что я тебя побью за напрасно переведенные продукты. Лоулесс вздыхает вновь и с трудом осиливает половину содержимого тарелки, после чего вновь начинает капризничать — ну точно дитя малое. Лихт заставляет его выпить все необходимые лекарства, вручает еще одно толстое одеяло, включает возле кровати обогреватель, а сам уходит спать в соседнюю комнату, чтобы, во-первых, не лежать в такой жаре, в которой нормально только Хайду, а во-вторых, чтобы, конечно же, от него не заразиться. Пробормотав что-то вроде "доброй ночи", Хайд послушно ложится спать в непривычные для себя девять вечера. Вроде бы было тепло, но мурашки по телу так и не желали исчезать. Хайд скрещивает ноги, подкладывает руки под голову и прижимает подбородок к груди, чтобы хоть как-то согреться об еле ощутимое тепло своего тела, а затем снова вздрагивает от чуть пробежавшего по нему холодка. Пустая постель очень неуютна. Лихт какое-то время остаётся пребывать на кухне, наводя там порядок, а потом попросту листая ленту в Инстаграме, потому что ложиться еще рано. Но в итоге уходит и он. Лоулесс в это время уже спит, бормоча во сне что-то невнятное.