Смена тональности

На следующее утро Геральт складывал палатку, как и все остальные в лагере, готовясь к отправлению. Солдаты сонно и нехотя запрягали лошадей, Генерал и лекарь о чём-то яро спорили за деревьями, а Лютик и Эмиль ещё спали. Ну естественно, если всю ночь заниматься непотребствами. У Ведьмака до сих пор в голове не укладывалось увиденное. Это было отвратно и шокирующе одновременно, но также он не мог перестать думать о Лютике в этой ситуации. Тот был в дураках. Без сомнения, ему дурили голову без его ведома — Эмиль был мастером говорить красивыми фразами, а бард, очевидно, падок на сладкую ложь. И, казалось бы, надо оставить их в покое, ведь благополучие Лютика более его не касается, но на душе кошки скребли при одной мысли о том, что будет, когда всё раскроется. Особенно, если будет слишком поздно, и недалекий бард будет ранен в самое сердце. «Ты тоже его чувства не поберег», — напоминал противный голосок на задворках сознания, но Геральт от него отмахивался. У него были причины поступить так, как он поступил после охоты на дракона. Он не гордится этим, да, но и не признает, что это ошибка. Им лучше порознь. Ведьмак погрузил на телегу свои пожитки и направился в тень, чтобы подождать там, пока все соберутся, чтобы не маячили перед глазами, но, развернувшись, столкнулся нос к носу с Эмилем. Тот не выглядел довольным: на губах не было привычной полуулыбки, на лбу залегли морщины. Он смотрел Геральту прямо в глаза, так же хищно и грозно, как и он. — Я знаю, ты нас видел вчера, — сообщил он вполголоса. — Вас мог видеть любой, если ты об этом, — хмыкнул Геральт, пожав плечами. — Мне плевать на других. Я к тому, что ты следил за нами, — его тон звучал настороженно, словно он ожидал подвоха. — Я заметил вас случайно, — соврал Геральт довольно убедительно. — Хотя не сомневался, что у тебя хватит наглости дурить мальчишке голову. — Он уже далеко не мальчишка, — как-то почти ревниво заступился Эмиль. — И я не понимаю, о чём ты говоришь. Геральт закатил глаза. Он терпеть не мог, когда играли в дурачка. — Ты не можешь дать ему того, что он захочет, — снисходительно пояснил Ведьмак. — Ты используешь его. Эмиль от обвинения напрягся, сцепил зубы. Выглядело так, словно ему и вправду обидно. Но Геральт не Лютик, он не поведется на чужую театральщину. Он знает этого мутанта слишком хорошо. — А кто сможет? Ты? — прорычал он. — Благодаря мне, между прочим! — Не смей говорить так, будто сделал мне одолжение! — предупреждающе прогремел Геральт. — Да ты даже не ценишь это! — всплеснул он руками. — И Лютика ты не ценил, а теперь что? Приревновал, что ли? — О нет, я до такого не опустился! — тут же напрягся Геральт. Делала дурно одна только мысль о том, что у него могут быть какие-то чувства помимо элементарного беспокойства за жизнь этого идиота. Особенно ревность. — Вот уж кто использовал его, так это ты, — вдруг заявил Эмиль, никак не унимаясь. — Он таскался за тобой, как голодная шавка за мясником, а в итоге ты его послал к чертям! — Это не так, — вставил твердо Геральт. Да и что он вообще знает об их с Лютиком отношениях? Какое право имеет вмешиваться в них? — Ты знаешь, как первые месяцы он тревожно спал? — неожиданно спросил Ведьмак. Взгляд его смягчился. Он вздохнул, словно и сам вспоминая. Словно его это действительно беспокоило. Геральт поморщился — какая наигранная ложь. — Знаешь, как он иногда трясся и прижимался, чтобы успокоиться? И как звал твоё чертово имя? Теперь уже Геральт опешил. Этот факт его немного потряс. С чего бы вдруг Лютику так страдать? Не мог же бард быть в него влюблен, за годы скитаний Ведьмак бы заметил. — Так что не смей говорить, что я не могу ему чего-то дать, — подвел итог своей тирады Эмиль, указывая на себя. — Я сделал всё, чтобы он был доволен жизнью. Я дал ему всё то, что ты не смог. Неожиданно последняя фраза вывела Геральта из себя. Он не «не смог», он просто не собирался ничего «давать» надоедливому барду. И даже если тот был влюблен в него, это ничего не меняло — Ведьмак никогда не ответил бы взаимностью, он был уверен. Потому что эмоции и чувства — это слабость, а не преимущество. Потому что даже Йеннифер, с которой, казалось, они подходили друг другу идеально, даже эта девушка не смогла стать его спутницей. Но даже если бы Геральт что-то чувствовал к парнишке, помимо нескончаемого раздражения и легкого беспокойства за его глупую голову, даже если на секунду предположить, что он мог бы быть с Лютиком, как это делал Эмиль, он был бы лучшим партнером, чем он. И Геральт знал, что тот это знает, оттого и бесится. Они даже не конкуренты. Лютик бы выбрал его. Он почти уверен. — Бард узнает! И тогда всё его лживое счастье полетит к чертям, — пригрозил Геральт уже в спину уходящего. — Только попробуй ему сказать, — бросил в ответ Эмиль, оборачиваясь, — И я клянусь, я перережу тебе горло, Белый Волк. Геральт хищно оскалился, но ничего не ответил. Что ж, если Лютика действительно устраивает жизнь с другим ведьмаком, то пожалуйста, пусть остается в своем счастливом неведении. Раз уж он злодей в этой истории, по версии парочки, Ведьмак не станет ничего делать. Ему не настолько важен этот чертов бард. Они даже не друзья.

***

Геральт весь вечер убеждал себя в трёх простых мыслях: Лютик в нём не нуждается, Лютик счастлив, Лютик ему безразличен. Это ведь было не так сложно — прекратить печься о чужой личной жизни и просто заняться тем, ради чего его сюда позвали. Какого черта он продолжал не переставая наблюдать за каждым движением пары, каждым касанием? Какого черта его передергивало от улыбки Лютика в чужую сторону — «он что, действительно влюблен в него?» — и почему, когда бард сталкивался взглядом с ним, то любой намек на радость стирался с его лица, уступая место печали, почти разочарованию — «он что, больше не влюблен в меня?». Он что, действительно проиграл Эмилю, даже не вступая в бой? «Черт, надо было отказаться от этой ебанной затеи, как только я их увидел», — сокрушался Ведьмак. Еще никогда в его голове не было столько сплетенных воедино, но при этом совершенно противоположных мыслей. Уже давно его не раздирали на части противоречивые чувства. Возможно, он ревновал. Но он этого точно не признает. Надо взять себя в руки, убеждал он, и прекратить вести себя, словно в наивной бабской балладе. Он воин, а не герой слащавой драмы с красивым и нереалистичным концом. Красивый конец — это не для ведьмаков.

***

Естественно, путешествие сквозь лес не могло обойтись без нападений чудовищ, но обычно это были мелкие монстры, что не представляли особой опасности, особенно для двух ведьмаков. Поэтому, когда они следующей ночью расположились на ночлег возле пруда, никто не ожидал опасности. Люди уже подустали, глаза слипались, и солдаты постепенно отходили ко сну, набив желудок. На посту сегодня был Генерал, так что Эмиль и Геральт тоже разошлись по своим палаткам, которые теперь неизменно стояли в разных концах лагеря. Ночь сгущалась. Всё было тихо и спокойно, пока ближе к утру не раздался пронзительный крик. Ведьмак тут же вскочил и схватил меч, плохо еще понимая, что происходит. Он выбежал из палатки, как и Эмиль, другие солдаты тоже сбежались на шум. Пред ними была шёлка, огромная и явно разозленная кем-то. Своими клешнями она крушила палатку лекаря, протыкая её вновь и вновь. Крики уже прекратились; как понял Геральт, они исходили от лекаря, которого, судя по всему, уже не было в живых. Генерал, стоящий рядом с Эмилем, трясся и что-то натужно объяснял, тыча в монстра. В общем, ничего не понятно, кроме того, что от твари надо избавиться. Геральт вздохнул и достал меч, чтобы побыстрее с этим расправиться. Всё равно никто из людей лезть к шёлке не спешил. Эмиль тоже бросился к монстру, отмахиваясь от болтовни. Ведьмаки покосились друг на друга и вздохнули. Надо действовать вдвоем. — Отгони её от лагеря. Я нападу сзади, — крикнул Геральт. Эмиль закатил глаза, но согласно кивнул и кинулся к монстру, отрубая клешню. Шёлка взвыла и бросилась за ним в лес, сквозь деревья, быстро перебирая лапами. Геральт побежал за ними, довольно быстро догоняя, и прыгнул твари на спину, втыкая меч в загривок. Та взревела и предприняла попытку сбросить его, дергаясь и пытаясь достать клешнями. Благо, ей это не удавалось. Ведьмак нанес ещё один удар, на этот раз в голову, но прежде, чем он успел пронзить этой твари мозг, шёлка догадалась, как скинуть Геральта, и резко плюхнулась на спину. Эмиль, воспользовавшись моментом, распорол твари брюхо, а затем, брезгливо поморщившись, немного оттащил тело. Геральт угрюмо смотрел на него из-под трупа. — А раньше ты подоспеть не мог? — рассерженно спросил он. — Я думал, ты справишься и сам, — ответил Эмиль, сдерживая пропитанную издевкой ухмылку. Геральт выполз из-под туши и отряхнулся. Затем забрал меч и осмотрел свою одежду. Так как спал он без доспехов, майка его не защитила от ушибов и царапин. Но особенно большая рана была на боку. Надо бы зашить. — Черт, мы потеряли лекаря, — возвращаясь в лагерь, вспомнил Геральт. — Как это, блять, вообще случилось? — Генерал сказал, что пошел к пруду, чтобы набрать воды, а там шёлка. Ну он и побежал в лагерь и привел её сюда, — объяснил Эмиль. Осуждение сквозило в его голосе, но открыто он так ничего и не сказал. — Вот трус, — высказался зато Геральт.

***

Остаток утра они провели, возясь в лагере с разгромленной палаткой. Оплакивать лекаря было некому да и некогда — были дела поважнее: спасти уцелевшие медикаменты, бинты, отвары. Лютик помог собрать всё в авоськи, после чего вернулся к Эмилю, чтобы убедиться, что тот не ранен и переоделся в чистую одежду. Ведьмак улыбался в ответ на эту заботу, трепал барда по волосам и уверял, что в полном порядке. Лютик чмокнул его в щеку. Геральт поморщился. Зашивать самого себя было делом не из приятных. Опять выйдет криво, останется уродливый шрам. Руки были липкие от крови, рана толком и не промыта. Так всегда, он не слишком пекся о своем здоровье, считая, что регенерация спасет его. Довольно беспечно с его стороны. Лютик издали смотрел на весь этот ужас самолечения, после чего тяжело вздохнул и поднялся с земли. «Вот дурак, он так еще долго провозится. Еще и инфекцию занесёт. Он хоть иглу обработал? Боже, что за горе луковое», — думал про себя бард, наблюдая за дерганными, неосторожными движениями и хмурым, напряженным лицом. — Пойду помогу ему, — сдался в итоге парень. Смотреть на эти потуги было невыносимо. Эмиль поджал губы, но кивнул. Не может же он чего-то запретить из-за своих опасений. Бард подошел к Ведьмаку, и опустился перед ним на корточки. Геральт удивленно посмотрел на него. Немой вопрос застыл в его глазах. Лютик цокнул языком и мягко отстранил чужие руки от раны. — Давай лучше я, мм? — предложил он, впрочем, не дожидаясь ответа. Он разрезал ножиком неровные стежки и, открыв зубами флягу со спиртом, обильно полил на руки, рану и иглу. Так-то лучше. — Я мог и сам справиться, — пробормотал Геральт, внимательно следя за чужими действиями. «Как-то же справлялся всё это время», — подумал он. Признавать, что справлялся он из рук вон плохо, не хотелось. Да, возможно, никто ему не готовил бадьи с горячей водой, чтобы расслабить мышцы, никто не штопал раны и не обрабатывал даже мелкие, никчемные порезы, но он ещё был жив. Это ли не показатель? Лютик скептически посмотрел на него. — Мне уйти? — спросил он. Геральт тяжело вздохнул. Затем молча мотнул головой. — Тогда будь добр, не веди себя как мудак хотя бы десять минут, — произнес Лютик и осторожно сделал первый стежок. Ровный, аккуратный, безболезненный. Ведьмак послушно замолчал, следя за длинными пальцами с ухоженными ногтями, что бережно, почти заботливо зашивали рану. Геральт мог бы закрыть глаза и представить, что не было этих лет разлуки. Что всё как обычно — он пришёл после боя, а Лютик уже ждёт его, весь горящий в предвкушении новых подробностей схваток. И он мурчит что-то, пока обрабатывает рану. Болтает про свой день, про то, что сегодня, благодаря балладам, они смогут позволить себе принять горячую ванну. А его глаза светятся от восхищения. Сейчас Ведьмак понимает, насколько очевидной была чужая влюбленность… И, видит бог, Геральту не хватало её. И его не хватает. — Постарайся резко сегодня не двигаться, а то шов порвётся, — предупредил Лютик и погладил кончиками пальцев рану. На его лице буквально на мгновение появилась грустная улыбка. Геральту хотелось верить, что тот тоже вспоминал их дни вместе. — Лютик, — тихо позвал он хрипло. — Спасибо тебе. Парень поднял на него взгляд и выдавил иную улыбку, какую-то фальшивую, натянутую. — Пожалуйста, Геральт. Его имя звучало неправильно, горько, но хотя бы без отвращения. Бард поднялся, чтобы уйти, но Геральт поймал его за запястье, остановив. Лютик удивленно посмотрел на него. Ведьмак собрал мысли в кучу и выдал: — Эмиль, он… — Нет, — вдруг вырвал руку парень. — Что бы ты ни хотел сказать, я не хочу это слышать. Если он захочет, он сам расскажет, почему вы так ненавидите друг друга. Но от тебя мне никаких объяснений не надо. Геральт помрачнел, но не стал перечить. Если у Лютика такая вера в Эмиля и его чувства, то его слова и вправду не сыграют роли. Но это не значит, что он готов всё так оставить. Что он просто бросит барда в чужих лапах, зная, что того ждет сплошное разочарование впереди. «Ты просто захотел его себе», — прозвучала мысль на задворках сознания. Ведьмак поспешно отмахнулся от неё, зная, что это горькая правда. — Хорошо, — согласился Геральт. — Но если что, ты можешь ко мне обратиться. Лютик слегка смягчился, снисходительно улыбнувшись. — Да. Хорошо, — кивнул бард. Он будто бы хотел добавить что-то ещё, но проглотил слова и направился к возлюбленному. Геральт прикрыл глаза, оглаживая пальцами шов. Не к добру все это.