***
— По-моему, тебе идет, — отозвался Эмиль, разглядывая узкие бедра, едва прикрытые его собственной рубашкой. На атласной коже следы от пальцев, незажившие укусы. Ведьмак довольно улыбнулся, почти что по-кошачьи. — Не в моем стиле, — фыркнул Лютик, натягивая штаны. — Но сойдет дойти до озера. Ты идешь? — он обернулся к Эмилю. — Нет, мне надо перемешать снадобье, я подойду позже, — покачал он головой и указал на пустые колбочки, где раньше были простейшие зелья, используемые ведьмаками в битвах. Бард кивнул и, взяв кусок мыла и корзину с вещами, направился к озеру. Он был не в восторге, что приходилось стирать свои вещи в застоялой воде, но это было лучше, чем ходить в грязной и потной одежде. Лютик отошел подальше от купающихся солдат и, присев на небольшом песчаном бережке, стал бережно полоскать вещь за вещью, после чего развешивал их на ближайшем суку. Он напевал себе под нос одну из своих излюбленных песен и не сразу обратил внимания на силуэт на другом берегу. Первой мыслью было бежать. Потому что обычно силуэты в воде не сулили ничего хорошего. Но, приглядевшись, Лютик понял, что это Геральт. Бард и забыл, что тот так далеко отходил, чтобы не тревожить покой людей. Эмиля никогда не волновало чужое мнение, он мылся со всеми, даже если те смотрели на него как на прокаженного. Бард поджал губы, разглядывая чужое тело получше: насколько позволяла падающая от деревьев тень. Шрамы, покрывающие спину, были знакомы настолько, что он мог прочертить их вслепую, считать по ним события, словно чародеи по звездам. Да, Лютик всё ещё помнил, откуда появился каждый из них. Но на Геральте, насколько бард мог видеть, были и новые: большой, рваный вдоль лопаток, белесый на руке и круглый, как от укуса, на плече. Шрамы-загадки. Метки, истории которых Лютику не известны... И вряд ли однажды будут. Парень коснулся единственного шрама, что был у него — небольшого, тонкого, находящегося на предплечье. Со дня, когда они с Геральтом познакомились. Он горько улыбнулся. Его метка тоже хранит целую историю длиною в несколько лет, которую он ни на что не променяет. Это важная часть его жизни, ценная, немного печальная, немного тревожащая его во сне и немного наяву. Наполненная до краев приключениями и взглядами этих глаз. О, эти чертовы глаза ведьмаков, ну кто на них не поведется. Кто за них не пропадет? Лютик улыбнулся, чувствуя, как горят щёки. Словно ему снова восемнадцать[1]. И он снова, зная, что эти глаза не сулят ничего, кроме разбитого сердца, бросается в омут с головой. Глупо, наивно, безрассудно. Плюх Лютик, слегка ошалев от неожиданности, выныривает и зачесывает рукой мокрые волосы. Эмиль, толкнувший его в воду, заливисто смеётся. Бард беззлобно ругается, что теперь у него совсем нет сухих вещей. А затем тянет Ведьмака к себе в воду, и тот, конечно же, поддается. Они плещутся вместе, позабыв про стирку. Солнце играет в золотых глазах напротив. И щёки горят.***
Они обсыхали возле костра, закатное небо обжигало, суля прохладное завтра. Солдаты делали обход, чтобы ситуация с шёлкой больше не повторилась. Геральт сидит в стороне, как и обычно. Его выражение лица нечитаемо, поза напряженная, взгляд устремлен вдаль. Он молчал целый день. В такие моменты Лютику хочется с ним поговорить. Но он не знает, о чём, и не уверен, стоит ли. Иногда ему хочется спросить, чем закончились приключения Белого Волка. А ещё хочется узнать, всё ли в порядке. Нашёл ли Геральт Цириллу? Помирился ли с Йеннифер? Счастлив ли он? Потому что по нему не скажешь, что да, но ведь никогда не знаешь наверняка. Эмиль вот всегда выглядит счастливым, хотя Лютик знает, это не всегда правда. Как же трудно с этими ведьмаками.***
Интерес взял своё на следующее утро, когда бард пошёл на утренние водные процедуры. Геральт сидел на корточках и умывался. Опять же подальше от места, где делали это прочие. Лютик покачал головой, но решил подойти. Ему даже казалось забавным, что они могут оказаться наедине лишь в такие короткие моменты, когда Эмиля нет рядом. При нём, бард уверен, он не стал бы тревожить Ведьмака. Это казалось каким-то неправильным. — Как твоя рана? — начал Лютик с самого очевидного, хотя вчера видел, что от неё не осталось и следа. Геральт обернулся. Он выглядел удивленным, но не недовольным. — Прошла, — ответил он коротко. Лютик тоже присел, и теперь казалось, что они прячутся за кустами от всего лагеря. — Ты как обычно подальше от… всех, — подметил парень, неловко улыбнувшись. Он и сам не знал, что говорить. Геральт так и не извинился. Их перемирие было сомнительным. И разговаривать спустя год было странно, всё казалось чуждым. А ещё Эмиль и Геральт конфликтовали. Это считалось предательством? — Так лучше, — хмыкнул Геральт. — Ты не должен быть с Эмилем? Геральт тут же мысленно ударил себя по лбу. Отличная идея — отпугнуть и оскорбить парня, который подошёл к тебе впервые за два дня, чтобы поговорить. — Мы не один человек, — фыркнул Лютик, благо, не обидевшись. — Иногда так кажется, — пожал он плечами в попытке отшутиться. — Нет, мы… скорее как вишня! — Вишня? — Да, мы раздельны, но связаны. Понимаешь? Как вы с Йеннифер, — плавно, как он считал, вывел он на интересующую его тему. — Мы с Йен не связаны, — пробормотал Геральт. — Ну, уже нет. Она рассеяла желание, конец истории. Лютик поджал губы и опустил взгляд. Что ж, теперь ему было немного стыдно за то, что он вывел всё к этому. Но должно же быть что-то хорошее, верно? — А дитя Предназначения? — спросил он, надеясь, что Геральт ответит. Тот тяжело вздохнул. — Тренируется. Не видел ее уже… полгода, должно быть, — прикинул он. Лютик сглотнул просившееся «блять». Воцарилось неуютное молчание. У Геральта никого нет? Он бродил один всё это время? «Согласился за смешную цену», — зазвучало в ушах. Очевидно, он искал работу лишь чтобы занять себя, ну и, возможно, поесть. И это вся великая история, которую он собирался воспевать? Это конец приключений? Любовь оказалась заклятием, а ребенок отдан на воспитание в Каэр Морхен? Это было… удручающе. Конечно, Геральт сам виноват, что прогнал его, но у Лютика был Эмиль. Они путешествовали вместе уже около года, каждый божий день. Барду не было одиноко, он не был в опасности с тех пор, у него всегда был собеседник, друг и любовник. Геральт не имел никого эти два года. Конечно, он говорил, что ему никто и не нужен. Но Лютик не верил ему ни на йоту. — Мне жаль, — в итоге мягко произнес Лютик. — Что? — не понял Геральт. Лютик подобрался ближе к воде и оглядел свое отражение. — Ну, что так вышло. И с Йеннифер, и с Цири. — Но с ними всё хорошо, — голос Геральт всё ещё звучал растерянно. «С ними да», — подумал про себя Лютик. Ведьмак исподлобья поглядывал на барда. То ли искал подвоха, то ли просто не понимал, к чему это все. — Я думаю, скитаться одному по Континенту всё же слегка, — «одиноко», — скучно. — Да уж, не так насыщенно, как с тобой, — усмехнулся краешком губ Геральт. Лютик покосился на него и тоже улыбнулся. Он понимал, что большего признания от Ведьмака и не дождётся — никогда не мог, но это было что-то близкое к извинению. Возможно. Кто знает, что у Геральта на уме. Но хотелось верить, что тот искренен. — Лютик, — вдруг позвал Ведьмак. — С вишней. — М-м? — Пирог с вишней. Бард помедлил, после чего заливисто рассмеялся, вспоминая тот день у речушки. — Ты ужасен в комплиментах, — заявил он, глядя в воду на чужое отражение. Золотые глаза искрились лёгкой насмешкой. Лютик плеснул воды в чужое лицо. Геральт закатил глаза, вытирая его рукавом. Бард посмотрел на себя в отражении. Щёки горели.