***
Омега не сдерживает себя и не ограничивает, полностью отдавшись нахлынувшим чувствам и эмоциям. Он поддаётся инстинктам и желанию, которое раздувают бабочки, бешено носящиеся по животу, задевая стенки и заставляя мурашки бегать по всему телу, пока мозг отключается, позволяя сердцу управлять ситуацией. Юноша с неизвестно откуда возникшей силой прижимает альфу к себе ближе, одной рукой обхватив чужую шею, а другой не позволяя отвернуть лицо и остановить происходящее. В помещении как-то слишком быстро поднимается температура, сопровождаясь грохотом каких-то вещей, что помешали ходу. Омега прерывает поцелуй, отстраняясь на миллиметры, чтобы захватить в лёгкие воздуха, что иссяк окончательно, вызывая покалывания бронхов. Чонгуку откровенно плевать на нехватку кислорода, потому он не останавливается, решая перейти на чужую шею. Ким не удерживается от совсем тихого смешка и блаженной улыбки, резко сменившихся на вскрик и теперь лежачее положение на мягкой постели. Губы вновь сталкиваются, пока руки постепенно спускаются на грудь альфы, осторожно давя и прося отстраниться. Чон не сопротивляется, немного приподнявшись нависая над красногубым парнем. Висит недолгая тишина, в которой слышно лишь громкое и глубокое дыхание обоих. Тэхён ненадолго устанавливает зрительный контакт, после приближаясь к губам альфы и шепчет: — Я люблю тебя, Чонгукки. — улыбка на его лице задерживается лишь на секунду, после которой Чонгук продолжает целовать омегу, водя рукой по его телу. Недолгое время спустя пара постепенно начинает оголять друг друга, даря мимолётные улыбки и смешки, за которыми сразу следуют достаточно долгие прелюдии. Очевидно, кто сегодня не пойдёт домой и останется ночевать с альфой.***
«Что это было? Он зол за то, что я посмотрел в его глаза? Мне следует бояться?». Чимин, продолжая задавать самому себе вопросы, на которые не получит ответа, сталкивается с Бэкхёном, что направляется спать. Старший спрашивает что-то, но Пак слабо улавливает, лишь говоря, что постоит недолго на свежем воздухе и ляжет отдыхать. Пён не возражает, отпускает, немного взъерошив волосы на голове Пака. На улице, несмотря на позднее время, совсем не прохладно, можно было бы сказать, что душно. Небо безоблачно и усыпано бесчисленным количеством ярких и не очень звёзд, сияющих и вместе создающих чарующую картину. Ветерок есть, он совсем лёгкий и тёплый, не дарящий и капли прохлады и свежести, а лишь развивающий лёгкие пряди волос омеги. Так хорошо и, кажется, должно было быть спокойно, но голова вновь и вновь показывает воспоминания о том, как император смотрел на него, словно точно знал, что Чимин поднимет глаза и лишь выжидал этого. А Пак сглупил, не смог сдержаться и поэтому рискнул, сейчас не зная, стоит ли бояться будущего или Юнги спустит ему это с рук, как делал всегда с маленькими «преступлениями» омеги, что забывал об уважении. В том, что Мин узнал его, он не сомневается, но душу царапает идея того, как за это время поменялось его отношение к младшему. Чимин стоит, рассуждая, и смотрит в небо, высоко задрав голову и скрепив руки перед грудью. Если быть честным перед самим собой, то он, как бы глупо и, быть может, самоуверенно и самонадеянно это не звучало, не отказался бы вновь взглянуть в те же глаза, пускай взгляд будет таким же пронзающим и… властвующим? Сложно описать его, утаивая тревогу и огромное волнение в груди, стоит только вспомнить это мгновение. Но испуг накатывает с новой силой, когда Пак, опустив голову от звёздного неба, видит силуэт мужчины, что идёт прямо к нему, смотря в глаза и показывая свою серьёзность. Он уверенно шагает, пугая целенаправленностью, из-за которой Чимин невольно отступает, резко опуская глаза и легко кланяясь, поджав плечи, стоит мужчине подойти достаточно близко. — Добрый вечер. — произносит он, останавливаясь. Голос спокойный, не напряжённый и чуть успокаивающий. — Добрый, господин… — тихо и крайне неуверенно выдавливает Пак, не осмеливаясь поднять взгляд. Он не знает этого альфу, судя по запаху, поэтому и понятия не имеет, есть ли у него право устанавливать зрительный контакт. — Могу поинтересоваться, почему Вы ещё не спите? Достаточно поздно. — спрашивает мужчина, пока Чимин расслабляет плечи, дабы не выглядеть слишком напряжённым. — Я вот уже собирался идти, но заметил Вас. — Хорошо. Я не представился. Ким Намджун. Пока что главный, верный и единственный такой слуга Его Величества. — стоит ли описывать тот страх, который юноша ощутил, поняв, что этот господин мог прийти за ним по приказу императора? Полагаю, это и так понятно, — Вы ведь главный танцор верно? Как Ваше имя? — Да, я Пак Чимин. — Пак Чимин? — в голосе проскальзывает нотка удивления, от которой омега невольно приподнимает глаза, смотря на уровень, где располагаются ключицы, — Хорошо. Могу я проводить Вас к императору? Он пожелал увидеть Вас. Чимин наконец полностью поднимает глаза, смотря в чужие и невольно позволяя мужчине считать страх. Парень молчит продолжая смотреть и надеясь, что сейчас Намджун по-доброму улыбнётся, сообщив, что лишь захотел как-то разрядить атмосферу некой неловкости при новом и неожиданном знакомстве, но Ким продолжает молчать, решив оборвать эту уже слишком затянувшуюся паузу громким вздохом. — Вам не следует переживать. — Я повёл себя неуважительно во время выступления… — пытается обосновать свой страх парень. — Да, я знаю. Я видел. Но вряд ли Вы бы всё ещё могли стоять здесь и надеется на хорошую и спокойную ночь, поскольку будь император действительно оскорблён и задет, он бы отдал приказ сразу. Поэтому возьмите себя в руки и следуйте за мной, прошу. — слова звучат убедительно и имеют правдоподобный окрас, отчего у Чимина пропадает желание пуститься в бег и попытаться спрятаться. Он немного заторможено кивает и послушно следует за господином, как только тот начинает движение. Чимину бы очень хотелось, чтобы эта дорога до Юнги стала длиннее в два раза, поскольку, несмотря на желание увидеть чужие глаза, юноша желает оттянуть этот момент, противореча самому себе. Они доходят достаточно быстро, при этом никуда не торопясь и шагая расслабленно и даже медленно в какой-то мере. Они подходят к главным дверям, после чего Намджун отходит в сторону пропуская Пака вперёд. Омега останавливается, войдя в помещение и замирая, ибо в нос ударил знакомый запах альфы, которым пропитана вся комната. Ким кланяется — Чимин чувствует, а затем уходит, оставляя Пака одного. Тишина. Такая резкая, и Пак ощущает безысходность, словно загнан в угол и полностью обезоружен. Но кем и почему так? — Ну здравствуй. — низкий, хрипловатый голос. Тот, которого омега не слышал так давно и тот, что сейчас вызывает какую-то тяжесть в груди. — Ваше Величество. — Чимин, как и положено кому-либо при общении с императором, низко кланяется. И, кажется, снова то самое чувство неотрывного внимания на себе. Юнги осматривает юношу, стоящего перед ним, сидя на своей постели и держа не особо долгую паузу, но именно она представляется Паку бесконечной. — Подойди сюда. — омеге приходиться оторвать глаза от пола и медленно подойти ближе, опустившись на колени прямо перед императором и затаив дыхание. Мин медленно подносит руку к чужому лицу, цепляет его за подбородок и приподнимает, направив на себя. Пак снова, как всегда, ничем не удивив кого-либо, не выдерживает долго и постепенно устанавливает контакт глазами, слушая размеренное дыхание альфы, — Сказать честно, я точно не ожидал увидеть тебя во дворце. Это было бы последним, что я мог бы себе представить. — Мин замолкает. Чимин бегает по знакомому лицу, совершенно забыв какого это — дышать. В глазах мутнеет и парень резко опускает голову, тут же всхлипывая и позволяя солёной жидкости быстро стечь по щекам до подбородка. Боже, как сильно он хотел вот этого — слышать, видеть и чувствовать эти простые прикосновения. Пак тут же теряет все свои страхи, связанные с положением Юнги и тем, как правильнее следует обращаться к нему. — Я могу обнять тебя? Пожалуйста. — он смотрит прямо, поджав губы, боясь совсем разрыдаться. Император кратко отвечает, сразу после этого позволяя младшему привстать с колен и оплести руками свою шею. Юноша вновь всхлипывает, — Я так скучал по тебе. Мин на это лишь слабо обнимает в ответ, медленно и успокаивающе водя ладонью по чужой спине. Пак обнимает долго, стараясь не плакать, но выходит плохо. Отстраняется омега лишь тогда, когда сам понимает, что пора остановиться, игнорируя желание остаться так на всю ночь. Чимин вытирает слёзы руками, вновь сидя перед Юнги на коленях и пытаясь успокоиться. — Ты сильно поменялся. — проговаривает Мин. Пак опускает голову совсем низко, закрывает глаза и ждёт, когда состояние придёт в норму, но, как это бывает всегда в подобных ситуациях, этого не происходит, поэтому парень решает прервать своё долгое молчание после слов старшего. — Я не могу успокоиться. Пытаюсь, правда. — омега жестикулирует руками, а затем берёт чужую ладонь и накрывает свои глаза, громко и равно выдыхая. Несколько десятков секунд и парень наконец успокаивается, решая всё-таки продолжить слабо складывающийся диалог: — Ты даже не представляешь, как сильно я переживал. Ты просто исчез и мы прекратили видеться, а потом в столице начали говорить о плохом состоянии здоровья твоего отца. Даже представить не могу и не хочу, какого это. Но ты ведь в порядке? — Пак опускает чужую руку, вновь смотря в чужие карие глаза. — Да. — Мне искренне жаль. — совсем тихо говорит младший, а затем меняет течение разговора, понимая, что Юнги вряд ли хочет говорить об этом: — Я… Поменялся? — Да. Сильно. — Но ты всё равно узнал меня. — на лице появляется лёгкая улыбка: — Я был слишком поражён, когда нас пригласили во дворец. И мне казалось, что даже при такой возможности, я всё равно не смогу тебя увидеть, хоть всё приглашение и строилось на том, чтобы встретиться с тобой. Пускай и не лично. И с запретом поднимать на тебя глаза. — Я не удивлён, что ты проигнорировал этот запрет. — произносит Мин, а Пак срывается на лёгкий смех. — Я просто чувствовал, что ты смотришь на меня. — Не я один на тебя смотрел. — Но я хотел, чтобы это был именно ты. — выходит так, словно чистосердечное признание, поэтому Чимин неловко смеётся и продолжает: — Я просто скучал по тебе. — Знаю. — кратко соглашается Юнги и осматривает лицо напротив. Говоря честно, крайне непривычно слышать неформальное обращение в свою сторону. Сложно не воспринимать это как грубость. «А ты? Скучал по мне?» — хочется спросить, но юноша молчит, считая, что это не будет звучать так просто и без подтекста, как желается. — Расскажешь мне что-нибудь? — прерывая неловкую, по его мнению, тишину, которая иногда бывает, когда вновь начинаешь общаться с человеком, которого давно не видел. — Что, например? — Что угодно. Как тебе здесь? — Относительно неплохо. — кратко отвечает Юнги без каких-либо подробностей, вызывая у Чимина уже немного уставший смешок. Он ожидал рассказа. Хотя бы небольшого, но в итоге альфа ответил как обычно, в своём стиле. — Ты, кажется, не поменялся в плане разговорчивости. Так и остался молчаливым. — Мне болтливость ни к чему. А у тебя по-прежнему талант к этому. — император не старается задеть, но говорит как есть. — Я мог бы воспринять это как оскорбление, но… — он растягивает рот в «коварной» улыбке, — …разве у меня есть право обижаться на Его Величество? — Право есть у всех, но у меня нет до этого дела. И хранить обиду — это разве не по-детски? — Да, пожалуй, ты прав. — соглашается юноша. — Как и ожидалось. — немного приподнимает уголок губ альфа, пока Пак удерживает добрую улыбку на лице. — Ваше Величество, господин Чхве ожидает приказа! — доносится из-за двери. Чимин вздрагивает от неожиданности. — Пусть войдёт. — достаточно громко произносит Мин, чтобы его услышали, а Пак сжимается, на пару секунд поднимая голову с немым вопросом на глазах: «А я? Что делать?». Мин не отвечает ему, лишь переводя взгляд на Ильхёна, входящего в его покои. Омега останавливается в паре метров от Чимина. — У Вас гости, мой император? — мягко проговаривает Ильхён, видя юношу на коленях. Юнги не отвечает, обратив достаточно большое внимание обращению омеги, и пускает смешок. — «Мой император»? — альфа приподнимает бровь. — Разве у Вас есть кто-то ещё, кроме меня? — игриво спрашивает юноша и подходит чуть ближе, — Мне нужно делить Вас с кем-то? Мин недолго смотрит и молчит, а затем опускает глаза на Пака, сидящего с опущенной головой и не издающего ни единого звука. Император вновь приподнимает его лицо за подбородок и ловит взгляд, что видно только ему и самому Чимину. — Можешь идти. Омега нервно моргает несколько раз, ибо, ох, чёртовы слёзы, аккуратно встаёт, кланяясь Юнги и Ильхёну и выходит из покоев, на пороге встречаясь с Намджуном, что после провожает его обратно, туда, откуда они пришли.***
— Я так сильно переживаю за Чимина. Не могу перестать думать о том, как он и всё ли там в порядке. Даже сейчас. — тихо произносит Тэхён, дыша в грудь Чонгука, который уткнулся в макушку омеги, уложив руку на талию. — Вы лучшие друзья, почти братья друг другу. Я бы тоже без передышки переживал за родного человека. За тебя, например. — так же тихо отвечает Чон, поглаживая рукой юношу. — Но, Чонгукки, мы тут… Эм… Детей… Делаем… — заторможено и с огромными паузами говорит Ким, немного краснея и пряча лицо от стеснения. Чонгук тихо смеётся, а затем сильнее прижимает к себе парня, с улыбкой шепча куда-то на ухо: — У нас небольшая пауза, данная тебе на осмысление всего происходящего. Ах, к слову, она подошла к концу. По комнате разносится хихиканье, в конце-концов сменяющееся чем-то более взрослым и приватным, пока уже поздняя ночь медленно течёт своим течением, усмирив столицу и погрузив в глубокую тишину, не считая шумных выпивох, что до сих пор празднуют появление нового императора.***
Утро кажется спокойным, ничем не примечательным и самым обычным. Оно таким и является, не считая того факта, что это первое утро танцоров во дворце. На данный момент у них есть достаточно времени до обеда, после чего они вновь начнут готовиться ко второму дню празднования. Сейчас им разрешено пройтись по некоторым частям дворца, насладиться природой и просто прогуляться, а также, возможно, немного порепетировать перед новым танцем. Парочка парней и Бэкхён, без каких-либо вопросов схвативший Пака под руку, первым же делом покинули место своей ночёвки, дабы со всех возможных для них сторон рассмотреть место жительства и пребывания Его Величества. Постоянные ахи и охи, хихиканье и мечты о чём-то прекрасном, но недостижимом сопровождают всю прогулку, продолжаясь без каких-либо пауз. Парни идут парами: одна спереди, другая позади. Бэкхён с Чимином шагают вслед за двумя красивыми и взволнованными омегами, указывающими пальцами то туда, то сюда и попутно шепчущимися о чём-то своём. На улице свежо — погода за ночь успела немного смениться. Духота ушла, легкий ветерок сменился более сильным и прохладным, а голубое небо местами скрыто за серыми тучами. Дождь они не обещают, но порой закрывают солнце, мешая ему ярким светом освещать тропинку, ведущую прямиком в, по-видимому, сад. Здесь красиво и беззаботно, невольно хочется улыбнуться и прикрыть глаза, глубоко вдохнуть свежий воздух и остаться надолго. Бэкхён так и делает периодически, доверяя вести себя молчаливому Чимину, который утром его не слабо напугал немного припухшим лицом и видом, будто он заболел. Но Пак уверил, что всё в порядке, после около часа игнорируя подозрительный взгляд заботливого хёна. — Правда тут просто прекрасно? — проговаривает Пён, вновь прикрыв глаза. — Да. Замечательно. — выдержав небольшую паузу и оглянувшись, отвечает юноша тихим и отчего-то уставшим голосом. А ведь и правда просто замечательно. Всё вокруг сообщает, что прекрасно и лучше, кажется, не бывает: они во дворце, выступают перед императором, едят вкусную еду, принимают ароматные ванны и наслаждаются природой. Но даже так… Тяжко. «— У Вас гости, мой император? — нежный и мягкий голос слышится позади.» «— Разве у Вас есть кто-то ещё, кроме меня? — выражает игривый интерес, — Мне нужно делить Вас с кем-то?» «Да уж…» — только так сейчас Чимин может реагировать на произошедшее и услышанное: неопределённое и непонятное «да уж». «И почему мне обидно? В конце-концов он не отвечал мне никогда взаимностью, не проявлял интереса. Я для него просто друг, безответно влюблённый и, наверняка, жалко выглядящий из-за дурацкого неумения сдерживать эмоции. Он император — главная причина, которая с самого начала должна была дать понять, что даже будь у него хоть какие-то чувства ко мне, мы бы не смогли с этим ничего сделать. Ему нельзя со мной. Ах, да и с какого чёрта он должен что-то питать ко мне. Уж я то точно не сравнюсь с тем господином». Чимину приходится часто моргать, чтобы избежать излишнего волнения со стороны Бэкхёна и ребят спереди. Но, правда, больно и неприятно. Тем не менее, самоугнетение — не лучшее решение. — Чимин-а, а вот как думаешь, кто-то из нас мог бы охмурить Его Величество? — мечтательно спрашивает старший, воодушевлённо дёргая Пака за руку. Чимин лишь грустно хмыкает, отворачивая голову в сторону. — Нет. С чего ему вообще смотреть на нас? — Ну, а вдруг кто-то из нас западёт ему в душу? Хотя лучше в сердце. Я бы не сказал, что у нас нет красавцев в команде. Верно, ребята? — Пён вовлекает в беседу парней спереди: — Мы ведь все красавчики, да? — Думаешь во дворце нет своих красавцев? Да и как мы можем запасть ему в сердце, если нам и глаза поднимать нельзя? — Э-эй, ты чего такой нудный? — расстроено интересуется Бэкхён. — Разве я говорю что-то неправильно? — задаёт риторический вопрос Чимин, шмыгая носом и отворачиваясь чуть сильнее, когда старший предпринимает попытку заглянуть в глаза, — Он и смотреть на нас не подумает, потому что во дворце есть омеги, предназначенные только для него. Они лучше и опытней каждого. Как-никак их с детства готовят к тому, чтобы быть с императором. А мы обычные и простые, по сути ничем не отличающиеся друг от друга, так что мы просто выступим и уедем. После о нас и вспомнят вряд ли. — Что с тобой? — Пён останавливается и дёргает младшего, разворачивая к себе. Юноша видит мокрые глаза, словно стеклянные, но лишь наполненные слезами, и низко опущенные уголки губ, — Эй, ты чего? Что случилось? — Ничего. — выговаривает омега, прикрывая глаза и вытирая их маленькими ладошками, — Мне просто не нравится здесь. Бэкхён тут же лезет обнимать, прижимая младшего к себе и стараясь успокоить, но лишь ухудшает ситуацию своими внезапными нежностями, пускай и направленными на улучшение ситуации. Чимин будто совсем срывается, теперь абсолютно не в силах прекратить реветь, хоть и делает это практически бесшумно, стараясь не привлечь внимание ребят, что шли с ними, а сейчас, не заметив, что происходит, постепенно продолжают отдаляться. Сейчас Пак лишь думает, что ему было бы куда проще, если бы он не начал танцевать, не смог поехать во дворец, не поднимал глаз и никогда не встречал бы Юнги. Он бы не испытывал тот букет эмоций, что есть с ним сейчас. Этот букет давит слишком сильно, прибивая к земле и стараясь обездвижить, но Чимин продолжает двигаться, изо всех сил предпринимая попытки игнорировать практически нетерпимую боль где-то внутри, в районе сердца, и безмерную обиду, словно он не человек. Хочется запечатать эмоции в себе и не показывать, потому что он прекрасно знает, что это вызовет у всех слишком много вопросов, на которые он отвечать не хочет и вряд ли когда-либо в своей жизни захочет. А ещё, так или иначе, хочется выкинуть Юнги из своей головы. Полностью. Очистить память, забыть, словно этого альфы и не было никогда, словно он и не общался ни с кем такое долгое время, словно не любил впервые в жизни и не хотел стать любимым именно этим человеком, что сейчас правит страной. Просто хочется забыть совершенно всё, связанное с императором и его персоной. Пён продолжает успокаивать, гладя парня по голове, по спине и шепча что-то банальное, будто такие простые слова вроде «всё хорошо», «не переживай» смогут чем-то помочь в этой ситуации. Нет, всё тщетно. В конце-концов Бэкхён вместе с Паком опускается на колени, немного отстраняя его от себя и своими ладонями вытирая чужие слёзы, что без перерыва скатываются по щекам, по подбородку и падают на землю, моментально пропадая и оставляя от себя лишь мокрые следы. У Чимина истерика, как и у Бэкхёна, потому что он не понял в какой момент всё пошло слишком не так, чересчур плохо. Что настолько ужасного успело произойти за всего одну ночь во дворце, что это привело к такому состоянию младшего. Парни, что шли спереди, уже пропали из виду, поэтому вокруг никого, а по саду, до которого они всё же успели дойти, разносятся громкие и рваные вздохи и выдохи, а также нервный и напуганный шёпот Бэкхёна, непрерывно пытающегося наконец утешить Чимина и привести в обычное состояние.