Однажды в оккупированной Франции

Бедро Альдо жгло неимоверной болью, казалось, она жесткими тёмными нитями сковывает и проникает во всё его существо, горько отравляя те жалкие клочки жизни, что были отпущены Альдо судьбой. Отхаркнув кровь с губы, смятой падением, Альдо кое-как перевернулся на спину на прошитой пулями земле, корчась и матерясь, прижимая руку к простреленной ноге. Меж пальцев его тоже выступила кровь — алая, а не чёрная, уже хорошо. Будь у него прострелена кость или артерия — кровь обязательно была бы чёрной, Альдо помнил это по внятным объяснениям старого дока, прибывшего с Ублюдками из Америки, из гористого Вашингтона. Кажется, у него была повреждена связка, а не сухожилие, как Альдо предполагал ранее: сильно или легко, он так и не разобрал — пуля прошла навылет, будто бы сквозь масло, но, главное, не задела кость. Альдо попытался было подняться, помогая себе руками и всем туловищем, но страшная боль вновь пронзила ногу. Светловолосый фриц — тот, что стрелял, с довольной улыбкой опустил пистолет. — Kommt schnell alle her! ¹⁾ — закричал он, обращаясь к своим товарищам. — Los, ich hab ' s gesagt! ²⁾ На звучный зов краута из-за куриных домов выбежало ещё двое осиротевших фрицев с оружием наперевес — погон одного представлял собой погон рядового, у второго на плечах виднелись две раздельные узкие лычки. За некоторыми распахнутыми ставнями мелькнула пара-тройка крайне заинтересованных французских голов. — Was ist passiert, Tom? ³⁾ — проорал во всю свою тяжёлую горланистую глотку невысокий немецкий младший сержант, подбегая ближе, весь потный и запыхавшийся. За этот тяжёлый год, проведённый с девятью бравыми ребятами в оккупированной фрицами и истекающей кровью Франции, Альдо научился различать помпезные нацистские шевроны не хуже, чем сам сиятельный фюрер, щедрой рукой награждающий свою эсесовскую погань за ещё одну убитую еврейскую семью. — Was für Schreie? ⁴⁾ — Wurde jemand angeschossen, Sir? ⁵⁾ — добавил коренастый и простоватый на вид рядовой, на несколько шагов опередивший своего командира и пока ещё не до конца смекнувший, в чём дело. Но различив Альдо, валяющегося неподалёку, одутловатое лицо немецкого рядового немедленно вытянулось, точно по приказу, полные губы сложились в трубочку. — Ja, das ist es... ⁶⁾ Выроненный мгновением ранее пистолет лежал прямёхонько рядом с Альдо возле ближайшей бело-красной стены амбара, двое же других всё ещё оставались на поясе — стоило только протянуть руку. Поджав под себя больную ногу, Альдо приподнялся за пистолетом, намереваясь сесть, чтобы выстрелить белобрысому фрицу прямо в его узкий лоб — и здесь же весь извернулся, взвыв от внезапно пронзившей ладонь боли. Светловолосый фриц наступил Альдо на пальцы тяжёлым мыском сапога. — Das ist Aldo Rhein — schau dir die Narbe am Hals an! ⁷⁾ — хохотнул этот главный краут, которого назвали Томасом. «Майор», — сообразил Альдо; его знаки отличия красовались серебряным жгутом, наложенного на черную подложку формы. Светловолосый фриц склонился над Альдо с хищной улыбкой, не убирая сапога с его пальцев — и протянул изящную белую руку ближе к шее Альдо, желая, видимо, получше рассмотреть её. Альдо с небывалым доселе наслаждением плюнул фрицу в лицо. — Schlampe! ⁸⁾ — тут же истошно возопил майор. Брезгливо стерев плевок с щеки, фриц впопыхах ударил Альдо ногой по животу, властно махнул рукой своим — мол, бейте тоже, — и двумя прыткими, точными движениями почти что выскоблил оба нацистских пистолета у Альдо из-за пояса. Однако, ехидное выражение лица худого высокого фрица вмиг потемнело, едва он различил на пистолетах стёртую нацистскую кровь. «Дело дрянь, — успел подумать Альдо перед тем, как немецкий рядовой споро надавил ему на бедро ногой, дёрнул за выставленную голень, оттащив по земле чуть ниже. Альдо стиснул зубы, не позволяя себе произнести ни звука, снова попытался встать, но удар прикладом по голове на некоторое время оглушил его. На всём своём недолговечном веку Альдо никогда не попадал в настолько херовую ситуацию, в которой он был бы настолько жалким и до тошноты обессиленным, в первую очередь, перед собой самим; однако прежде — в ситуациях, несколько уступающих по степени херовости этой, Альдо всегда оставался со своими людьми — что бы не случилось, его Ублюдки неизменно были рядом с ним, в любое время готовые помочь и ввязаться в любое опасное дело, что Альдо готовил для их дальнейших операций, порой и в самом деле лезущих на рожон. Так бы поступил Викки, так бы поступил Хуго, да даже тот чванливый молодой британский хахаль Бриджет фон Хаммерсмарк, немецкой актрисульки, прибывший в умиротворённую Францию из своей пропахшей бесконечными дождями Англии. Сгруппировавшись под очередным ударом, Альдо вздрогнул; в его воспоминаниях вдруг больно и отчётливо вспыхнули образы погибших товарищей: бесстрашного Хуго и рассудительного Викки; в этих воспоминаниях Донни — кто знает, может он со Смитсоном канул в лету тоже, — раскатисто смеялся над ещё одной неудачной шуткой Омара, а Ютивич только поддакивал в своей вечной раздражающей манере: «Да, cэр». Но более ничего из этого уже неважно — скоро Альдо встретится с ними со всеми. Альдо не жалел ни о чём и жизни бы другой не попросил, кроме одного: он хотел увидеть бы мёртвыми их всех — долбанного истеричного фюрера и всех его прихлебателей, каждую мразь, напялившую на себя нацистскую форму — безызвестного майора, всех сослуживцев и тех двух фрицев, что сейчас награждали его отпечатками своих нацистских сапог по рукам и ногам. И Ланду. Уж Ланду-то — мертвее всех. Первым бил младший сержант. Удар его пришёлся Альдо под рёбра, снова заставил его согнуться пополам. Голова Альдо ныла, постепенно наливаясь свинцовой тяжестью, глаза начали закрываться. «Нельзя потерять сознание, — упрямо твердил Альдо про себя, пока нацистские подошвы приходились на его тело направо и налево. — Нельзя показать им свою слабость. Я лучше сдохну, чем позволю нацистской сволочи увидеть это». — Ziemlich, ⁹⁾ — наконец майор ленивым жестом велел фрицам остановиться. — Er hat genug davon. Wir müssen ihn lebend zum Führer bringen. Herr Hitler wird sich sicher für eine demonstrative Hinrichtung entscheiden. ¹⁰⁾ — Herr Berger wird sehr zufrieden sein, ¹¹⁾ — сказал младший сержант, что был много старше, нежели остальные. Утерев покрытый испариной лоб, он, уставший, отошёл от скорчившегося на земле Альдо и обратился к майору: — Ich schwöre bei deiner Mutter, er wird uns dem Führer zur Belohnung präsentieren. ¹²⁾ — Die Kugel hat ihn kaum getroffen, — внимательно оглядывая ногу Альдо, встрял тот светловолосый фриц. — Wer hat geschossen, Carl? ¹³⁾ — Hol das Seil. Tom, hilf ihm, seine Hände zu halten. ¹⁴⁾ — Noch ein bisschen mehr... ¹⁵⁾ — Les soldats! ¹⁶⁾ — вдруг раздался громкий выкрик из-за амбара. На вытоптанную площадку перед гумном, подняв руки, вышел Ланда. Четверо краутов замерли. — Standartenführer Hans Landa, — представился меж тем немецким солдатам Ланда с издевательским поклоном, откровенно глумясь над их неловким замешательством. — Zu Ihren Diensten, meine Herren! ¹⁷⁾ — Zum Teufel! ¹⁸⁾ — немедленно выругался один из краутов и отвлёкся от Альдо — на одно чёртово мгновение. Альдо дотянулся до пистолета. Курок был взведён, и хладная сталь унесла жизнь того курносого фрица — низкого рядового, — что стоял к Альдо ближе всех. Его испустившее дух тело тяжело повалилось под ноги старшему сержанту и безвольно обмякло, как неряшливо брошенные крестьянином припасы с мукой. Второй краут закричал и в мгновение ока оглянулся, широко разевая рот в ужасном осознании, но было уже поздно — Альдо выстрелил и в него. Его труп упал прямо рядом со стопами майора, вздыбив из-под себя c десяток перистых хлопьев бурой пыли. Ошарашенный белобрысый краут тупо уставился на своих почивших товарищей, сделал назад шаг, ещё один, — и упал, подкошенный удачно подставленной подножкой Ланды. Поразительно, насколько прытко фриц сумел сократить расстояния от амбра и до затворок, где теперь валялись три испещрённых пулями нацистских трупа: будто его нёс сам ветер, ей-богу. Однако Ланда подоспел весьма вовремя — не окажись здесь его, Альдо уже давно был бы мертвецом, кормя червей вместе с теми двумя убитыми краутами. Ланда меж тем застыл совсем рядом, не отказывая себе в удовольствии смерить майора высокомерным взглядом сверху вниз, а потом вновь юркнул назад, ближе к высоким стенам амбара — верно, опасался, что краут начнёт стрелять. Но майор, оглядываясь вокруг с обезумевшим видом, даже не догадался схватиться за пистолет — он лишь безвольно хлопнулся на зад, измяв свою красивую форму, да так и остался сидеть, нелепо хлопая глазами. Всё это произошло настолько быстро, что большая чёрная ворона, всё время горделиво восседающая на треугольном наконечнике забора, едва успела взлететь, потревоженная выстрелами. Когда упал и майор тоже, ворона громко каркнула и спустилась со своего насеста вниз. Она вальяжно подошла к старшему сержанту, мотая лобастой головой из стороны в сторону, точно занятная детская игрушка, и равнодушно клюнула краута в темечко, принимаясь есть, с пресыщенным наслаждением возясь в медленно растекающейся лужи крови. Альдо тоже не терял времени даром. Отбросив своё прошлое недомогание прочь, Альдо среагировал быстрее всех напыщенных краутов, окруживших его, вместе взятых; преодолевая боль, он перекатился по земле за располагающуюся возле амбара коричневатую изгородь, что возрастала к нему ближе всех — так, чтобы майор, если всё же решит выстрелить, не попал в него. Окрылённые скорой победой, фрицы не держали оружие наготове, более занятые разговорами друг с другом, нежели пристальным осмотром окрестностей и, конечно же, не ожидали появления на сцене Ланды. Хитрый фриц дал Альдо отсрочку, быть может, спасшую ему жизнь, но в тот миг Альдо думал отнюдь не о том, как бы отблагодарить находчивую немецкую шельму. Когда началась пальба, французы в окнах дико завизжали, ставни с грохотом захлопывались одни за другими. Альдо не питал к лягушатникам ненависти, однако сейчас испытал острый прилив злобы — никто из них не пришёл ему на помощь, даже пальцем не пошевелил, чтобы заступиться за человека, вырезающего врагов на их же родной земле. Достав из-за пояса нож, а в другой стискивая свой вновь обретённый пистолет, Альдо возвысился над светловолосым фрицем, встав полный рост, несмотря на колющую боль в бедре. Майор повалился на землю спиной от испуга, бледный и омертвевший, и только жалобно выставил перед собой руки. Альдо щёлкнул курком ещё раз, держа краута на прицеле — и — ничего. Патроны в магазине кончились. Майор выгнул спину, точно кошка перед прыжком, с яростным шипением поднялся на ноги, будто бы и не валялся безвольным мешком парой мгновений ранее, встал перед Альдо на расстоянии около трёх ярдов — «Слишком много, чтобы броситься на него с ножом», — пронеслось в голове, — и уже готовый стрелять. И тут же зашёлся в истерическом визге. Ланда, до этого времени нерешительно стоявший от них чуть в отдалении, даже не думая и нос совать в эту опасную для жизни заварушку, подобрал горсть земли и ловко швырнул светловолосому крауту прямо в глаза. Фриц страшно заругался, замешкался, ладонью схватился за лицо, беспорядочно паля направо и налево. Земля взрывалась под его ногами. Ланда ошалело отпрыгнул в сторону, закрыв голову руками, что твой испуганный кролик, не отважившись вырвать оружие у ослепшего майора из дрожащих, не слушающихся его пальцев. Собрав волю в кулак, Альдо через силу распрямился, прыжком достиг беспомощно трущего глаза фрица, уклонился от пары шальных пуль и пырнул его ножом в живот, почти полностью насадив того на рукоятку. — А бьёте вы и впрямь как маленькая девочка. — Нож с мерзким чавканьем вышел из нацистского брюха. Через некоторое время кровь взмылилась на губах фрица, словно у загнанной долгим путём лошади, и он, потеряв равновесие, едва ли не упал Альдо на плечо, пачкая бурой жижей и землю под своими ногами, и измаранную грязью вперемешку с дорожной пылью рубашку Альдо. Майор похолодел, дыхание его остыло. Расположив мёртвого краута на земле, что почти что дымилась от пуль и жара, Альдо неловко припал на больную ногу, и, не удержавшись, скривил рот, когда положил руку на кровоточащее бедро. Пуля прошла в опасной близости от сухожилия, но стоять, как и ходить, — пусть поначалу и с трудом, Альдо мог. Стоило бы возблагодарить Бога за его неожиданное спасение, но в том-то и дело, что в Бога Альдо не верил — будь он на людской земле, не допустил бы всех тех бед, что обрушились на мир, не допустил бы марширующих нацистских солдат, с корнем вырывающих брусчатку на Марсовом поле. Да и спас-то его отнюдь не Бог. Ланда тем временем уже подбежал к Альдо из своего укрытия возле амбара, где всё это время таился, наблюдая за происходящим, весь взволнованный и запыхавшийся: светлые волосы его стояли дыбом, лицо раскраснелось. Пальто Альдо он так и не снял, только вертляво накинул на плечи, снова дав понять всему свету, что под одеждой скрывается вовсе не простой гражданский, а на редкость увёртливый полковник CC. — Лейтенант, с вами всё в порядке? — пробормотал фриц быстро. — Вы ранены, — вынес вердикт Ланда, с непреложной обеспокоенностью оглядывая бедро Альдо. — А ты глазастый, мать его, — прошипел Альдо, кое-как опускаясь на колени перед окровавленным трупом майора. Подцепив ножом рукав формы мёртвого краута, он что есть мочи рванул на себя кусок ткани. Манжет его с лёгкостью поддался, длинная лента серо-зелёного сукна осталась в пальцах. Альдо сел на землю, всё время внимательно глядя на Ланду — не побежит ли он за пистолетом, — и принялся перематывать бедро. Но Ланда не побежал. Он даже не сделал ни одного лишнего движения, напротив: присел рядом на корточки, чтобы помочь Альдо перевязать ногу, оторвал ещё один клочок ткани с мундира мёртвого майора, подал его Альдо в руки. Ничего — как-то в детстве на постоялом дворе Альдо лягнула лошадь, и боль, испытываемая им в десять лет, была много хуже той, что гложила его прямо сейчас. Тело ныло, рана саднила, мышца ритмично пульсировала, отпуская из себя кровь, но в целом Альдо чувствовал себя лучше некуда. Когда Ланда увидел, что Альдо собирается подняться, он положил руку ему на плечо, поддерживая, если тот вдруг вздумает упасть. — Вы можете идти? — спросил фриц у Альдо. — Как ты видишь, если не слепой, — Альдо грубо стряхнул его руку. — Откуда ты вообще вылез, чёрт возьми? — Я всё это время ждал, пока люди Гитлера повернутся ко мне спиной, чтобы отвлечь их, — поведал Ланда с довольным выражением, очевидно, страшно гордый собой. «А хорошо, однако, он говорит: люди Гитлера, — подумалось Альдо. — Делает вид, что уже полностью отрёкся от них. Но это не делает ему чести». Ланда помолчал с мгновение, пригладил распушившиеся на ветру волосы, а потом дружелюбно добавил: — Рад, что мне удалось спасти вас, лейтенант Рейн. Альдо Рейн не был наивным остолопом или дураком, а потому с прекрасной отчётливостью понимал, что фриц спас его по одной-единственной причине: Ланда и сам осознавал, что на французской земле в одиночку ему не выжить, даже если бы он и сбежал — всё равно рано или поздно напоролся на рассредоточенные силы фрицев или освободительные войска французов де Голля; в любом из этих двух случаях ему не сносить головы на плечах. Поэтому он вернулся за Альдо; тщательно поразмыслив и потянув время, но вернулся. Корчась от режущей боли в ноге и тянущей — во всём теле, Альдо еле-еле поднялся, завязав кусок ткани узлом поверх раненого бедра, и склонился над некогда красивым белобрысым фрицем. Он вернул себе два нацистских пистолета, засунул их в походную сумку и принялся шариться у майора по карманам в поисках чего-либо полезного или съестного. Ланда же стоял совсем рядом и брезгливо прикрыл нос рукой в иссиня-чёрной перчатке: один из фрицев обмарался перед смертью, от него остро разило мочой и дерьмом. К двум мёртвым краутам Альдо подойти не успел — в этот миг за их спинами раздались французские вопли. — Они услышали выстрелы! — почти неслышным шёпотом воскликнул Ланда, встрепенувшись, точно напуганная пичуга. — Скоро здесь будет ещё один отряд. Нам надо торопиться, лейтенант, если мы хотим уйти отсюда живыми. Позвольте мне помочь вам, — Ланда протянул Альдо ладонь, но Альдо не принял её. Подмечено, однако, было действительно верно: у пропадающей возле далёкой линии горизонта дороги, ведущей на север и лежащей между пары-тройки стройных ольх, неспешно показалась ещё одна вереница из R35; Альдо насчитал три или четыре машины, по крайней мере — большего не позволяло зрение. — Ils sont là! ¹⁹⁾ — надрывался тем временем из своего окна тот дородный француз, встретивший их с фрицем возле курятника, при том так звонко, что его могла слышать вся округа. Сам он тоже был похож на вопящего разноцветного петуха — такой же жирный и голосистый. — Ils sont là, attrapez-les vite! Tout le monde par ici! ²⁰⁾ Альдо бросил оббирать немецкого майора. — Бежим, быстро! — рявкнул Альдо, теперь уже сам схватив Ланду за руку. Калечащее недомогание — самой от макушки и до щиколоток, — расползалось по всему его телу, но Альдо не обращал никакого внимания на боль — ничего, за войну подобное случалось с ним не единожды. Когда Альдо ухватил фрица за запястье, Ланда вдруг тихо вскрикнул от неожиданности, всем телом вздрогнув от его мимолётного прикосновения, но руку Альдо не отстранил, вмяв ногти в его запястье, точно утопающий. Они пересекли неширокий жилой двор с южной стороны поселения и выбежали к ещё одному кукурузному полю, граничащему с отлогим спуском к низине, с которой открывался вид на простирающуюся впереди спокойную гладь воды. Альдо сильно припадал на больную ногу, оставляя за собой кровавый след по земле и на золотистых колосьях, что ласкались об ноги, но от помощи фрица упорно отказывался, хотя тот несколько раз и спасал его от падения: ничего, уж лучше перетерпеть. Внизу, вдали на востоке, если смотреть прямо по течению, возвышался хвойный лес. Здесь дорога обрывалась: через реку моста не было, а если и был, то добегать до него Альдо явно не собирался. Спустя мгновение, когда они почти вплотную приблизились к искрящейся сотней солнечных зайчиков необъятной реке, Альдо зажмурился, позволяя холодным водяным потокам обдать лицо и шею — к воде он был привычен. И, во всяком случае, теперь он знал, куда бежать. Река раскинулась перед ними двоими — громадная и бурлящая, — извивающаяся на юг от низины, точно чешуйчатое тело исполинской змеи. Солнечная дорожка бежала по течению вверх сотней человеческих ног, струилась от продавливающих её воздушных порывов. У самых порогов Альдо удержал Ланду за плечо. — Прыгай, — произнёс Альдо, не отпуская его руку. Для большей понятливости он кивнул Ланде вниз. — Я не умею плавать! — вдруг пронзительно взвизгнул фриц, пятясь назад. — Сейчас научишься, — произнёс Альдо нетерпеливо и — толкнул Ланду прямо в бушующую подле реку. Фриц, более не сдерживаясь, истошно заорал от страха, более не стеснённый необходимостью держать лицо ни перед Альдо, ни перед собой самим, и с головой сгинул в водяной пучине. Альдо прыгнул следом. Сильное течение немедленно поглотило его и снесло на пару ярдов вниз, размазывая собой кровь и грязь с одежды. Вода была всюду, куда только не взгляни: она покрывала с головой, заливалась в рот и в уши. Уверенно держась на воде, Альдо огляделся: берег, на котором они стояли ранее, пустовал, да фрица нигде не было видно, только на реке всплывали и лопались большие воздушные пузыри. «Неужели утоп, — с досадой решил Альдо про себя. — Надо было прыгать вместе с ним». Однако, вглядевшись несколько получше, Альдо смог выцепить светлые волосы Ланды, разметавшиеся по воде; Альдо нырнул, обхватил отфыркивающегося и задыхающегося Ланду поперёк живота и потянул за собой — поганец и в самом деле не умел плавать. Вода несла их вниз, в сторону другого леса, прочь от фрицев и предателя-француза, сметая следы и сильной рукой выкидывая на головы волны около фута высотой; на порогах река пенилась и бурлила, как предрассветная буря, уходя с равнины на резкий склон и здесь же вливаясь в два своих чуть меньших притока. В отличие от Ланды, плавать Альдо умел отменно, но сейчас ему приходилось грести за двоих, чтобы не сгинуть в стремительном течении: фриц же мог только нелепо барахтаться на мелководье, более служа грузом, нежели помогая плыть дальше. В сотне шагов от Альдо вдруг возросла песчаная насыпь, из-под которой быстро вытекал второй поток, сверкая, точно ртуть. Один его берег густо зарос камышом, осокой, на другом был размыт песок, но вскоре вода сделалась более мутной, болотистой. В таких местах обычно на всём видимом протяжении берега моются, ходят и плавают солдаты, моют лошадей или ловят рыбу бреднем, но кроме той французской деревушки не было видно ничего. Альдо набрал воздуха в грудь, сильнее сжал руки вокруг тела фрица и позволил течению притока, виденного им ещё из перелеска утром, подхватить себя. Они выбрались на берег тремя часами спустя, оба злые, мокрые и грязные, и в тот миг Альдо бы душу отдал за тёплый кров и мягкую постель. Земля возвышалась над ними, оборванная и крутая, на расстояние целого ярда ввысь — просто так на неё было не попасть. Там, где кончалось глубоководье и начинало проступить бугристое полотнище дна, Альдо жестом велел остановиться фрицу и встал сам, запрокинув наверх голову. — Залазай сюда, — Альдо сложил руки лодочкой и кивнул на них Ланде. Неспешно вытекающая из раны кровь окрашивала светлую воду в противный розоватый цвет, схожий по окраске с толстым панцирем некоторых ракушек, виденных Альдо в Вирджинии. — Если будешь взбираться сам, на это уйдёт полдня. Во второй раз фрицу повторять не пришлось. Ланда медленно подобрался к Альдо, несколько сносимый назад мощным течением, ноги его вязли в чагравом иле. Вокруг, прямо по плещущей воде, живущей какой-то своей, отстранённой от всего мира жизнью, разводились широкие дрожащие круги, что вскоре чахли и мелкими волнами лизали угловатый берег. Помогая себе руками, фриц задрал ногу, поставил каблук высокого сапога на ладонь Альдо, пачкая её речной грязью, то же самое проделал со второй, кое-как подтянулся и, тихо ругаясь на своём наречии, переполз на берег. Альдо последовал за ним. Нога по-прежнему доставляла ему неудобства, ровно как и многочисленные синяки, полученные Альдо от тех краутов, что, впрочем, было неудивительно; однако сейчас жаловаться на терзающую тело боль не было ни сил, ни времени. Вечернее небо меж тем совсем потемнело, пока ещё храня в себе отпечаток прошлого дня, сизые облака плыли низко, почти что напарываясь на острые кроны деревьев. Длинные ветки мохнатых елей колыхались на ветру, издавая тихий мерный шум, что сливался со свистом ветра; Альдо на миг даже показалось, что кто-то громадный тянет к нему свои костлявые руки. Отогнав от себя минутное наваждение, Альдо проморгался, поглядел на ветви ещё раз, и теперь они не представлялись настолько отталкивающими. К тому времени, как Альдо забрался на старую добрую землю, по которой успел изрядно соскучиться на протяжении этих трёх часов, Ланда уже успел натаскать небольшой ворох сухих прутьев из глуши леса, по всей видимости, намереваясь развести костёр. Фриц разместился возле маленькой низины, покрытой одеялом из еловых иголок, среди переплетающихся друг с другом корней, напоминающих огромные щупальца. Ланда деловито раскидывал ногами ветки неровным полукругом, пока Альдо поднимался по скользкой почве, отряхиваясь от грязи и тины, которыми его всласть одарила река. При его приближении Ланда развернулся, улыбаясь, и уже хотел было сказать что-то, но тут Альдо перебил фрица — более смысла тянуть не было. — А теперь ну-ка выкладывай сюда, — Альдо распрямился и встал прямо. Бедро его всё ещё давало знать о себе, но Альдо стойко выдерживал боль. — C какого вдруг хрена я за два дня повстречался с двумя нацистскими отрядами, один из которых в полном составе заявился во французское захолустье, а? — Я… я не знаю, — Ланда нахмурился, всем своим внешним видом демонстрируя своё крайнее недоумение. Казалось, он и в самом деле был сильно удивлён. — К чему вы спрашиваете, лейтенант? Альдо утёр разбитую губу рукавом рубашки. Кровь выступила на ней ярко-красными кляксами. — Произошедшее сегодня показалось мне до чёрта с два подозрительным, полковник. Я уже начинаю подумывать, что наци сдали тебя тем лягушатникам авось не за просто так. Куда ты задумал меня завести, фриц? — спросил Альдо уже прямее некуда. Он не думал, что Ланда ответит правдиво, но во что бы то ни стало решил вывести его на чистую воду. — Уж не прямо ли в руки к своему долбанному фюреру? — Это не известно мне в такой же степени! — От столь внезапного обвинения Ланда вскинул руки, будто желая напополам разрубить подобную необоснованную клевету. Пожухлые ветки одна за одной попадали на землю. — Мы выполнили все меры предосторожности, однако окрестности Мулена огромны — верно, эти семеро были посланы командованием сюда прямо из Парижа или из-под Ла-Ривьера пару днями ранее… — Меня уже до чёртиков заколебали твои пустые россказни, хорош ходить вокруг да около. Ты либо держишь меня за круглого идиота, фриц, либо и в самом деле считаешь, что я куплюсь на эту вздорную чушь, — Альдо сделал шаг навстречу к Ланде. Тот остался стоять на месте, непоколебимый и спокойный, только руки его слегка подрагивали. Ланда вовремя заметил это и заложил ладони за спину, однако было поздно: Альдо взглядом выхватил его тревогу. — Не стоит недооценивать мою способность разбираться в вашей форме — на тех ваших были мундиры младшего состава CC. А ты, помнится, говорил, твой брат не суёт сюда свой нос, — продолжал Альдо со злобой в голосе. — Тем более такие изнеженные кошёлки, как эти семеро. Они должны гонять чаи у себя в Париже, а не шастать по такой французской глуши. Что это за херня, а Ганс? — Они вышли по нашему следу, — упорствовал с своей лжи Ланда. Невзирая на то, что Альдо едва держал себя в руках от переполняющего его гнева, всё же надо было отдать Ланде должное: врал он уверенно, подняв острый подбородок и глядя прямо в глаза; ни один мускул не дрогнул на его лице, выдавая какое бы то ни было замешательство или растерянность. — Для меня появление младшего состава CC на этих территориях было столь же удивительным, как и для вас. Однако это война, лейтенант — подобное здесь не редкость. Альдо был по горло сыт его враньём. На фрице не было ни синяка — все судебные тяжбы достались одному Альдо, и он вдруг почувствовал, как внутри, у сердца, всё растёт и силится дикая, нечеловеческая ненависть к Ланде и всему роду людей, вздумавших красоваться пред миром в нацисткой форме; ненависть, скопленная за все эти тяжёлые, изнурительные дни во Франции, ненависть, разжигаемая нестерпимой болью во всём теле. Ланда стоял всего в футе от него — Альдо преодолел это расстояние рывком. Ланда дёрнулся под его крепкой хваткой, намереваясь отскочить в сторону, маска его напускного спокойствия затрещала по швам. — Оставь свои попытки поиграть в наивного дурачка для своих тупоголовых подчинённых, со мной эти шутки не пройдут. — Кулаки Альдо непроизвольно сжались. Он не для того проделывал весь этот путь, два раза избежал верной смерти, чтобы теперь играть роль терпеливой мамочки. — А ну живо рассказывай, откуда здесь взялись эти нацистские мрази, иначе на своей шкуре узнаешь, что такое… — Меня нельзя сейчас бить. — Фриц явно струсил. Он загнанно заозирался по сторонам, до ужаса жалко сжался, спина его будто влипла в ствол дерева, но вокруг был только лес, наполненный страхом и тьмой, и бежать — ровно как и в прошлый раз, в разворочённой французами хилой лачуге, — было некуда. — Я не собираюсь тебя бить, — Альдо едва ли не возмутился. «Я вообще не собираюсь тебя трогать», — хотел было добавить к тому же Альдо, но вместо этого сказал: — По доброй воле я пальцем не прикоснусь к брюхатой нацисткой швали, которую ты из себя представляешь. Ланда его словам явно не поверил. — Если вы хотите поговорить… Лейтенант, вы не могли бы… вы не могли бы отойти? — Альдо чувствовал его частое дыхание на щеке, что горячило кожу. От фрица пахло водой и — теперь уж совсем неуловимо, — отголосками дорогого парфюма. — Ваши подозрения просто безосновательны. Позвольте же мне объяснить… Терпение Альдо иссякло. Он размахнулся и с силой приложился раскрытой ладонью по дереву, в дюйме от лица фрица. — Если сию же минуту не развяжешь свой чёртов язык, отправишься прямиком к тем сдохшим нацистам, — прошипел Альдо, нависнув над Ландой, как хищная птица над добычей. Фриц выгнулся дугой, в ужасе глядя на него. — Или, если ты так не хочешь сдавать своих немецких приятелей и дружков, могу увенчать твой лоб красивой нацисткой безделушкой под стать твоей эсесовской форме. Итак, что вы выберете, полковник? Альдо ожидал, что фриц снова затрещит свои нелепые оправдания или продолжит попусту чесать языком — в таком случае его пришлось бы припугнуть ножом или пистолетом, быть может. Однако Ланда не заговорил. Он лишь смотрел Альдо прямо в лицо расширившимися от страха голубыми глазами, которые теперь напоминали блюдца, губы его что-то беззвучно шептали. Ланда поиграл с ним в гляделки с мгновение, а потом вдруг — ни с того, ни с сего, — схватился за живот. Бледное лицо его скривилось от боли, Ланда сдавленно охнул, начиная неумолимо сползать по стволу и оседать под корни дерева. Этого Альдо не ожидал. — Если ты решил давить на жалость, то у тебя это не выйдет, фриц, — сказал Альдо, ощущая, тем не менее, как душу его тронуло неприятное смятение. Он попытался прогнать это чувство прочь, но оно не уходило. — Мне больно, — прошептал Ланда осипшим голосом, пальцами зашарил по нечастой траве, с грехом пополам возрастающей у подножия елей. — Ребёнок… — Не вздумай мне только разродиться здесь, — впервые за долгое время Альдо настолько сильно растерялся. Теперь фриц и в самом деле не врал, уж в этом-то сомневаться не приходилось: видок у него был такой, будто всё его эсесовское нутро вот-вот вывернет бы наизнанку. — И что с тобой теперь делать, а? — Воды… дайте мне воды, — попросил Ланда жалобно и откинулся на ствол дерева, положив руку на живот. Альдо принёс ему воды. Ланда был до сих пор бледен, как сама смерть, когда Альдо вернулся к нему, судорожными движениями оглаживал пока ещё впалый живот. Подав Ланде флягу, Альдо поморщился. Пальцы у фрица были такие бледные, будто на них пролили уксус. Альдо встал возле дерева, смущённый и не понимающий, что делать — пожалуй, с нацистами это у него было впервые. «Не следовало бы так давить на него, — запоздало осадил себя Альдо. — Кто знает, когда ему вздумается завопить от боли опять». Ланда меж тем прилип к фляге, подмял под себя ноги, вжимаясь в ствол ели. При взгляде на него в душе у Альдо в непонятный ком смешивались щемящая жалость и стыд. Жалость преобладала. — Закончил? — произнёс Альдо с железным лицом, когда фриц закончил пить, и было что-то в его голосе, что как будто только сильнее напугало его. По правде говоря, Альдо на самом деле был зол — в первую очередь на себя за то, что поддался на внеочередное нытьё Ланды. — Что это на вас нашло, полковник? Ланда устало поглядел на него взглядом человека, живущего на земле вторую сотню лет. — Боли — не редкость для беременных, лейтенант. Сейчас я не могу быть ответственен за своё самочувствие. — Уж постарайся держать себя в руках, фриц. Это тебе не увеселительная прогулка и не родильная палата. — Я не ел уже двое суток! — наконец не выдержал Ланда, перестав таить в себе ярость. — Помимо всего прочего, берите в расчёт ещё и то, что мы дважды… Дважды! — повторил фриц с отчаянием, голос его пискливо возвысился. — Мы дважды избежали верной смерти! Если вы полагаете, что это никак не отразилось на моём состоянии, как моральном, так и физическом… Кроме того, при всём уважении к вам, лейтенант Рейн, но, как с ценным военнопленным, вы… вы ведёте себя со мной просто непозволительно! — Наверное, действительно проще было тебя пристрелить. — Альдо сплюнул. Ланда вскинул голову, моргнул, всматриваясь в деревья, на которые ещё падал последний слабый отсвет закатившегося солнца. Светлые глаза его резко выделялись на сводящемся от боли и гнева лице. — В следующий раз, когда будете грозить убить меня, прошу, лейтенант — сделайте это уже поскорее. «Кто сказал тебе, что следующий раз случится?» — хотел усмехнуться Альдо, но передумал. — Впредь заруби себе на носу, фриц, что никогда не стоит мне лгать, — сказал Альдо сквозь зубы. Альдо Рейн умел распознавать человеческое враньё так же умело, как Ганс Ланда чуял страх. — Тогда я не буду больше грозить тебе. — Я не лгал вам ни в чём, — не согласился с ним Ланда. — И не собирался отводить вас и ваших людей в руки немецких солдат. Я и сам подумать не мог, что где-то поблизости в этих далёких французских краях будут размещены некоторые части младшего состава. Все те, кто служит в CC, всегда приписывались к самым элитным войскам всего вермахта, и обычно командование приберегает их для более… тонких операций. — Но ты ведь знаешь, почему они рыщут здесь, — глаза Альдо недобро сощурились, на покрытых короткой щетиной щеках проступили желваки. — Хотя постой-ка. Дай догадаюсь сам: эти хрены часом не тебя искали? Ланда испустил протяжный вдох, поняв, что смысла препираться больше нет, а потом сказал тихо: — Да. Альдо присвистнул. Смешок его тут же поглотил лес, мрачный и тихий. — И ты нам об этом не сказал? — после недолгой паузы молвил Альдо на редкость спокойно. — Что я должен был вам сказать? — возмутился Ланда. Руки его задрожали, и на этот раз он не стал скрывать эту дрожь. — Что Гитлер лично велел Гиммлеру послать за мной своих людей, очевидно, большей частью и CC тоже, чтобы вернуть меня обратно в Париж? Вы бы сразу поверили этому, лейтенант, так ведь? Кроме того, у меня не было времени ни на какие объяснения. Ваш подчинённый, старший сержант Доновитц… — Донни здесь нет, — сказал, как отрезал, Альдо. — А потому сейчас-то я точно жду объяснений, полковник. Ланда облизнул обсохшие губы, выпил ещё воды из фляги. — Я расскажу, — сказал он наконец. — При одном соблюдённом вами условии, лейтенант. Брови Альдо медленно, но уверенно поползли вверх. — Вы будете ставить мне условия, полковник? — Я искренне верю, что вы человек слова, лейтенант Рейн. И я расскажу всё, что вы хотите услышать от меня, но взамен пообещайте… — Ланда не обратил внимания на его слова, нервно сглотнул, вздёрнул подбородок. — Пообещайте, что после рассказанного мною вы не выдадите меня людям Гитлера. — Это мне ещё зачем? — Альдо поразился глупости просьбы. На кой чёрт ему отдавать предателя обратно для очевидной расправы, если можно разобраться с этим гнилым человечишкой самому? — Пообещайте, — с нажимом повторил Ланда, смотря Альдо прямо в глаза. — Обещаю, — сказал Альдо нехотя. Сейчас его и впрямь разбирало любопытство. — Теперь ты доволен? Ланда кивнул. — В таком случае, можешь начинать трепаться, — Альдо уселся на выпирающую из воды крючковатую корягу, покрытой вязкой черноватой слизью. Плевать — его одежде уже мало что поможет на этом свете. — Считай, что я забыл, как неумело ты пытался меня облапошить своей ложью. Но и нож я далеко не убираю. Голубые глаза Ланды потемнели. — Позвольте спросить, лейтенант: вам доставляет особое удовольствие издеваться надо мной? — Если бы мне нравилось над тобой издеваться, фриц, ты бы давно бы кормил рыб мне на потеху. Вот чего ни разу не видел в своей жизни, так это утопленных нацистов. Это будто бы отрезвило Ланду. — Что вы конкретно хотите услышать от меня, лейтенант? — Всё с самого начала. С тех пор, как ты вздумал затирать мне про свой ненаглядный Нантакет. Ланда уже было раскрывал рот, чтобы начать повествование, но здесь Альдо перебил его: — Ты вроде говорил, что хочешь есть, так ведь? Ланда посмотрел на него недоверчиво. — У меня есть парочка съестного из того, что я своровал с кукурузного поля, — продолжал Альдо меж тем, не дожидаясь его ответа. — Изволите опробовать или в своём CC вы своротили бы от такого нос, полковник? — Если вы позволите, то я бы не отказался, лейтенант, — сказал Ланда спешно и облизнул губы. — Ты часом не сблюёшь? — усомнился вдруг Альдо. Ланда неприязненно поморщился от бранного слова, произнесённого им, — Альдо и раньше заметил было, что фриц на дух не переносит ругани, постоянно презрительно кривясь и поджимая и без того узкие губы в одну плотную линию, — но так ничего не сказал, а только молча замотал светловолосой головой. Альдо подал ему сумку. Ланда накинулся на еду столь жадно, что Альдо даже в чём-то позавидовал ему — у него самого два дня во рту не было ни крошки, однако есть не торопилось. Для начала и в самом деле требовалось развести костёр; предприятие казалось, бесспорно, весьма сомнительным и пахло жареным, однако ещё более сомнительным было свалиться с ног на утро из-за вымокшей одежды и желудка, протяжно ноющего при одном только взгляде на фрица, за обе щёки уплетающего сворованный кукурузный початок. Поэтому Альдо нарыл под еловыми корнями пригоршню веток, примостился у костра, засучив рукава до локтя и споро принялся за дело. У Альдо ушло добрых полчаса на то, прежде чем сухие ветки загорелись. Зажигалка его измокла в хлам и более не представляла из себя ничего нужного, поэтому Альдо, не задумываясь, вышвырнул её в речное глубоководье, похоронив среди прочих нечистот и склизкой трясины. Жевательный табак пришёл в негодность под стать зажигалке — чтобы c грехом пополам воспользоваться им, придётся сушить. Альдо не прикасался к сигаретам, оставленным у Донни, уже бессчётное количество времени, и рот его начинал наполниться густой белёсой слюной, стоило Альдо только подумать о славных крепких папиросах. Когда из наспех свороченного огнива наконец-то прыснули искры, и ветки бодро занялись вместе с травой, Альдо расположился на земле подле, вытянув ноги, и коротко кивнул Ланде — мол, «рассказывай». Ланда доел кукурузный початок, осторожно отложил его в сторону и подсел к огню, разложив пальто. — Я хотел бы начать с того… — Начнём с того, что тебя должны были расстрелять, — оборвал его Альдо. Скомканные тени непроглядной лесной глуши отшатнулись, удавленные победной силой огня. — Я бы расстрелял, по крайней мере. С какого хера они так не поступили? Или у вас в CC куда ни плюнь — одни миротворцы, мать его? — Вы знаете Гейдриха? — тихим, не набравшим смелости голосом поинтересовался Ланда, снова проигнорировав колкость Альдо и пододвигаясь ближе к весело потрескивающему костерку. — В лицо знать не знаю, но слыхал о таком. Это тот самый хрен, который заведует безопасностью твоего сраного фюрера? — Кажется, Альдо начал отчасти понимать, о ком толкует Ланда, но ещё не до конца разобрался, о ком именно. Альдо был вдоволь наслышан лишь о громких именах нацистского командования, гремящих над миром, словно гром в умиротворённую летнюю пору: Гиммлер, Борман, Геббельс.… Однако работа Альдо заключалась вовсе не в том, чтобы помнить, как зовут каждого фашиста в паршивом командовании фрицев, а чтобы стереть нацистские следы с территории Франции и по всему свету. Ланда отвечать не торопился. Он снял с плеч мокрый мундир, разгладил его, аккуратно сложил и педантично положил на землю — даже в такой момент не отказывая себе в вышкодированных манерах. Рубашку снимать не стал, не расстегнул верхние пуговицы — подобное поведение можно было бы сослать на стеснение, но под неверными отблесками огня Альдо смог различить ещё один синяк, выглядывающий из-под воротника фрица. «Теперь кое в чём мы и впрямь схожи», — отчего-то ухмыльнулся Альдо про себя — его тело теперь тоже пестрило и сияло синяками: возле живота, на груди и на ногах. Взгляды их пересеклись. — Я уже видел, — бросил Ланде Альдо коротко, видя, как фриц боится засучивать рукава. — Можете не зажиматься, как пятилетняя девочка, полковник. — Не переводите тему разговора, лейтенант — перед ночью у нас не так мало времени, — сказал Ланда недовольно и манжеты так и не расстегнул. — Итак, вы наслышаны о Гейдрихе? — Допустим, — сказал Альдо. — Тогда вы наверняка знаете, что его казнили. — Искренне благодарю вас за столь подробную и исчерпывающую информацию, полковник, теперь мне всё стало очевидно, как пить дать. Почему ты же пошёл в CC, а не основал Министерство Красноречия? — Вы не слушаете, — укорил его Ланда. — Я весь во внимании, — Альдо насмешливо развёл руками, копируя жест фрица. — Так что там твой Гейдрих? — Гейдрих являлся начальником Главного управления имперской безопасности, — поведал Ланда не торопясь. — И входил в состав самого близкого приближённых Гитлера наравне со мной. Когда ваша операция с макаронниками провалилась, лейтенант, Гиммлер настаивал на моей прилюдной казни в Париже, но Гитлер решил отправить меня обратно в Берлин. Говоря откровенно, я… Я никогда не ладил с остальным верхом в командовании вермахта, поэтому участь моя была решена; кроме того, за подобное предательство не может быть уготовано ничего, кроме расстрела. Я думал, что меня расстреляют месяцом спустя, однако события развернулись несколько по-иному, чем мог бы полагать я или остальная верхушка командования. — И как же они развернулись? — Боль в бедре Альдо стала постепенно спадать — хотя, быть может, ему это просто показалось. Костёр исторгнул из себя ещё один ворох искр. — На Гитлера было совершено очередное покушение в сорок втором, что в крайней степени отдалило Гейдриха от фюрера — он и сам приложил руку к этому покушению. Я покрывал его, потому что ждал, когда власть Гитлера ослабнет на территории всего Третьего Рейха. Гейдрих же страстно желал вернуть себе расположение Гитлера, но ещё более страстно — отомстить за то, что я занял обещанный ему пост полковника CC в тридцать девятом. Когда меня сняли с должности, среди командования вермахта произошёл раскол: мало кто понимал, кто теперь встанет на моё место, а Гитлер отчаянно искал предателей… В то время Гейдрих решил взять дело в свои руки. Он воспользовался этой заминкой, чтобы выдать меня под Мулен. — Почему же он отдал тебя лягушатникам за просто так? — Из-за моего положения, — прошипел Ланда. Было видно, как неприятно ему об этом говорить. — Гейдрих думал, что… — Что тебя пустят по кругу всем французским селом, — милостиво закончил за него Альдо. — Поэтому сдал тебя вместе с твоими долбанными документами. И почему же это было не так? — Вы помните того француза, что отдал вам меня? — поинтересовался Ланда. Альдо и в самом деле помнил его: высокого, с медным галуном у груди. — Его звали Маркус, если я не ошибаюсь — признаться, лейтенант, я действительно не помню имени. Он был младшим лейтенантом и на редкость благородным человеком, что является редкостью для такого тяжёлого времени. Когда он и капитан обнаружили мои документы, тот француз… — Огонь плясал перед Ландой и выше, тени их лежали на земле, у сомкнутых ног. Жёлтый свет обливал ему лицо, нос удлинялся тенью, под глаза ложились черные пятна. — Тот француз сказал, что дело можно будет решить повешеньем, если я сообщу им всё, что знаю насчёт расположения сил вермахта. — И ты, выходит, всё рассказал, — Альдо уселся свободнее. — Поэтому лягушатники начали наступать. — Расположение было ошибочным, — сказал Ланда. — Как только Гиммлер узнал, кто стоит за моей выдачей, Гейдрих был незамедлительно казнён, а войска — перетасованы. Слухи распространяются быстро, лейтенант, поэтому Гитлер отдал приказ найти меня во что бы то ни стало. Я думаю, он до сих пор не отказался от идеи устроить мою показательную казнь в Берлине, но вы, Альдо, помешали этому. Альдо молчал, обдумывая всё сказанное. Слова хотели политься из него, точно чёрная кровь из раны, однако Альдо заставил себя отказаться от дополнительных расспросов и, вместе с тем, от десятка колкостей — он не знал, как отреагирует фриц, как поведёт себя: снова быть может, схватится за живот и с чувством начнёт ныть. Ланда же молчал, ожидая от Альдо ответа. Узкие плечи фрица съежились, как от неожиданного удара, в голубых глазах его, устремленных на Альдо, снова метнулось что-то потерянное, одинокое. — Вы… вы выдадите меня людям Гиммлера, лейтенант? — И не подумаю. — Одно из этой истории следовало уяснить точно: Альдо скорее в гроб ляжет, нежели позволит фюреру заполучить желаемое. — Будь я трижды проклят, если пойду на поводу у нацисткой мрази. Ланда завернулся в его пальто, точно большая зелёная бабочка в свой кокон. — Ваша нога ещё болит? — спросил он, разрывая повисшее неловкое молчание. — Как новенькая, полковник. — Альдо хлопнул себя по бедру и тут же пожалел о собственной глупости. Нога его вспыхнула острой болью, на перевязанном клочке нацисткой формы очертилась свежая кровь. — Вам нужно сменить повязку, — заметил Ланда. — Если хотите, я могу помочь вам. — Обойдусь. — Альдо поразился тому, с каким участием фриц был готов предложить ему свою помощь, но, тем не менее, не задумываясь, ответил отказом. Ланда закатил глаза под лоб, а Альдо снова усмехнулся молча. — Ты будешь спать в этом? — Альдо только кивнул на его до нитки промокшую форму. — Да, если вы позволите, лейтенант, — кивнул Ланда, потирая запястья. — Не могу же я... — Он несколько замялся, явственно смущённый, и, очевидно, не находя подходящих слов, но Альдо и без того понял его. — Дело твоё. — Альдо стащил с себя рубашку, небрежно бросил её на землю, ближе к костру. Поначалу острый холод сковал его тело, Альдо зябко поёжился. Ланда отвернулся. — А по тебе совсем не скажешь, что ты в своей жизни членов не видал, — язвительно ощерился Альдо в усы, но раздеваться передумал. — От твоего дружка ты так же отворачивался? — Прошу простить меня за грубость, но это отнюдь не ваше дело, лейтенант Рейн. — Как раз-таки моё, — Альдо усмехнулся шире. — Почём мне знать, может ты снова надумал водить меня за нос, как идиота, поэтому спрошу ещё раз: как там звали твоего любовничка? — Герман, — с видимым нежеланием ответил фриц, не смея более перечить Альдо. — Ты залетел от того радиста что ль? — Альдо не удержался от ехидного смешка. — И что же с ним стало? — Он умер, — прошипел Ланда. Руки его сжались в кулаки, загребая под себя тёмную нехоженую человеком землю. Альдо испытал прилив неожиданного, даже для себя, стыда. — Я не знал, — нехотя буркнул Альдо спустя мгновение. — Знал бы — не смеялся. Альдо замолчал, ошарашенный собственным неравнодушием. Пожалуй, он должен был ответить совсем не так. «Туда ему и дорога», — следовало сказать бы, но слова эти так и не сорвались с языка Альдо, оставшись где-то в горле. Наверное, он не сказал это по той же самой причине, по которой так и не пристрелил фрица. Ланда тем временем утер подозрительно покрасневшие глаза рукавом красивой накрахмаленной рубашки. — Давайте только обойдёмся без этих крокодильих слёз, полковник, — сказал Альдо с возвращённой жёсткостью в голосе. — За эти три дня, что я провёл с тобой, я в жизни не слыхал столько пустого нытья. Тишина объяла лес невидимым полотном, зачаровывая своими ласковыми прикосновениями. Нужно было уже ложиться спать — Альдо чувствовал себя вымотанным до предела, а негромкое потрескивание огня только распаляло это непроходящее за целый день утомляющее чувство усталости. Ланда пристроился у дерева, устало закрыл глаза и склонил на ствол светловолосую голову. — Я знаю, это тоже отнюдь не моё дело, однако... — Альдо отчего-то запнулся. Ланда видимо напрягся, ожидая ещё одной брошенной в его адрес колкости. — Откуда ты знаешь английский и французский? Да и итальянский, чего уж там. Впервые вижу, чтобы человек трещал на четырёх языках сразу, мать его. — На пяти, — исправил его Ланда сухо. — На пяти? — переспросил Альдо недоверчиво. — И какой же пятый? — Иврит, — ответил фриц. — Я самоучка, лейтенант. Не думаю, что вы поймёте что-нибудь из того, что я скажу на нём вам. Альдо осклабился. — Для понёсшего нациста в вашем положении у вас слишком много гонора, полковник. — Если вы позволите лейтенант, мне не очень нравится это слово, — процедил Ланда. — Исходя их всего того, что произошло сегодня за день, не могли ли бы вы заменить его на менее... просторечное? — На сносях? — Альдо тихо засмеялся. — Тут целых два слова — какое конкретно тебе из них не нравится? Ланда дёрнул уголком рта. — Вы саркастичны. — А ты невыносимый пижон с манерами диснеевской принцессы, и что с того? — У Альдо не было никакого настроения с ним спорить. — Раскладывай пальто, Ланда, да побыстрей — я жуть как хочу спать. — Вам нужно пальто? — Ланда посмотрел на него почти что кротко. — Ты здесь не один, — Альдо махнул рукой. — И я пока не собираюсь мёрзнуть на земле. Сон накатывал на него, неумолимо тянул к нему свои уповающие на спокойствие и отдых руки. Ланда потеснился на разложенном пальто, и Альдо лёг рядом, предварительно спрятав под себя и нож, и пистолет. — Я замолвлю за тебя пару словечек на военном трибунале, — Альдо всё же сказал это, как бы его существо не противилось данному его решению. Ночь была полна звуками и шелестом крон, костёр медленно затухал чуть в отдалении. — Может, командование лягушатников и сжалится над тобой — почём мне знать. В неумолимо наступающей осенней темноте Ланда изящно изогнул одну свою светлую бровь — один из тех навыков, которому Альдо страстно мечтал научиться. — На военном трибунале? — А ты думал выйти сухим из воды? — изрёк Альдо, сплюнув в кусты. Он хорошо слышал бархатный голос фрица и ещё свой, уставший, низкий. — Радуйся, что залетел, иначе таких поблажек от меня ты бы не дождался. Альдо отвернулся от Ланды, подложил раскрытую ладонь под наливающуюся усталостью голову и отдался объятиям сна, надёжным и крепким, — не заметив, как губы фрица исказила лёгкая насмешливая улыбка.

***

ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО/НЕМЕЦКОГО: ¹⁾ — Быстро все сюда! (нем.) ²⁾ — Сюда, я сказал! (нем.) ³⁾ — Что такое, Том? (нем.) ⁴⁾ — Что за крики? (нем.) ⁵⁾ — Кого-то подстрелили, сэр? (нем.) ⁶⁾ — Ба, да это же... (нем.) ⁷⁾ — Да это же Альдо Рейн — посмотрите на шрам на шее! (нем.) ⁸⁾ — Сука! (нем.) ⁹⁾ — Довольно. (нем.) ¹⁰⁾ — С него достаточно. Мы должны доставить его живым к фюреру. Господин Гитлер наверняка захочет решит устроить показательную казнь.(нем.) ¹¹⁾ — Господин Бергер тоже будет очень доволен. (нем.) ¹²⁾ — Клянусь своей матерью, он представит нас фюреру к награде. (нем.) ¹³⁾ — Пуля едва задела его. Кто стрелял, Карл? (нем.) ¹⁴⁾ — Возьми верёвку. Том, помоги держать ему руки. (нем.) ¹⁵⁾ — Ещё немного... (нем.) ¹⁶⁾ — Солдаты! (нем.) ¹⁷⁾ — Штандартенфюрер Ганс Ланда. К вашим услугам, господа! (нем.) ¹⁸⁾ — Твою мать! (нем.) ¹⁹⁾ — Они здесь! (франц.) ²⁰⁾ — Они здесь, ловите их быстро! Все сюда! (франц.)