Однажды в оккупированной Франции

— Lache? — Глагол? — осенняя слякоть с чавканьем хлюпала под ногами, солнце — яркое, но не греющее, слепило глаза. — Существительное, — отвечал Ланда с лёгким недовольством, но теперь уже по-английски. — Существительное, значит. — Альдо задумался. — Лагерь? Ланда отрицательно покачал головой. — Это «смех», лейтенант. — На твоём языке все слова звучат, как краткий инструктаж Гитлерюгента, — верно, в тысячный раз не согласился с фрицем Альдо досадливо. Он понятия не имел, как грубое, рычащее немецкое наречие, не под стать простому в произношении и понятливости английскому, может иметь что-то схожее со «смехом», но очередного своего поражения принимать не хотел. — Давай дальше. — Schmetterling? — спрашивал Ланда, прикрывая бледный лоб ладонью за место фуражки. — Прилагательное? Эта их своеобразная игра в слова была совершенно бестолковой, но время убивала, что надо. К тому времени, как Альдо с фрицем окончательно отошли от недавнего, совсем недолговечного ночного сна, однако в кои-то веки по-настоящему глубокого и умиротворяющего, несмелое солнце ещё не показалось на горизонте, скрытого за верхушками длинностволых деревьев, но восток уже занялся приятным бледно-розовым светом, свидетельствующем о наступлении раннего утра. В этот раз Альдо тоже проснулся гораздо первее фрица, быть может, из-за тянущей боли в ноге, не дававшей ему покоя весь прошлый вечер, а, быть может, из-за томительного ожидания того, что Ланда, вовремя подкараулив подходящий момент во время их совместного ночлега, всё же отважится пырнуть его ножом в бок или всё-таки вздумает придушить, резко передумав следовать за Альдо на территории, принадлежащие французам — кто знает, что творится в его дурной нацисткой голове? Однако опасения Альдо в который раз не оправдались: когда едва только начало светать и Альдо, с начала ведения боевых действий на территории Франции привыкший вставать с первыми лучами солнца, трудом распахнул глаза, ничто по-прежнему не беспокоило предутренней лесной тишины: когтистые ветки пушистых елей тихо шелестели на ветру, а Ланда оставался лежать на расстеленном пальто рядом с ним так же, как и свернулся тугим клубком вчерашним вечером, тесно прижимаясь к Альдо левым боком, подложив под голову согнутый локоть, и грея своим теплом. С получас Альдо устало клевал носом рядом с фрицем, но потом с крайней душевной неохотой поднялся, облил лицо прохладной речной водой, похлопал себя по щекам, и вернулся к Ланде, чтобы разбудить его — для полковников CC, славившихся своей выносливостью и зрелым знанием работы, он, по мнению, Альдо, отличался чрезмерной изнеженностью. И слишком много спал. Идти приходилось медленно, что, тем не менее, оказалось превеликой радостью для фрица, рассеянно плетущегося где-то сзади и через каждые десять минут сонно зевающего; однако более споро колесить по тронутой обманчивой негой французской равнине не получилось бы — кости Альдо сковывало изнутри, словно стальными тисками, в горле неприятно першило, напоминая о вчерашнем омовении в до чёртиков холодной реке. Альдо не знал, как обстоят дела с его раненым бедром — по правде говоря, сегодня оно болело сильнее, чем прошлым днём, но всё ещё терпимо — идти он мог, а значит, жаловаться не приходилось. Альдо решил не разматывать грязные нацистские повязки, послужившие ему вместо бинтов, понимая, что менять их будет не на что; да и какой смысл любоваться на собственную кровоточащую рану, не имея возможности вылечить её? С каждым последующим шагом Альдо казалось, что он разваливается по частям, но путь всё ещё предстоял долгий и изматывающий, а Альдо Рейн был не тем человеком, который бестолку жалуется на жизнь. Ланда поднялся на ноги часом позднее, весь помятый и усталый спросонья, но своего нежелания продолжать путь выразить не осмелился. Некоторое время он так же, как и Альдо, изнывающий от скуки, плёлся по французским перелескам молча, мотая светловолосой головой направо и налево — пытаясь поймать хоть какой-то интерес, разглядывая однообразные деревья, окружающие их повсюду. Но тишина эта длилась недолго — всего час спустя говорливый хрен-таки не выдержал и нерешительно предложил Альдо скоротать время за игрой в слова. Альдо, однако, не отказался — делать всё равно было нечего. Правила придумали быстро; когда они перебрались на соседний берег реки через наиболее мелкий её участок, Ланда успел назвать порядка ста слов на французском и итальянском, но Альдо так и не угадал ни одного. Теперь, ступив на поросший густой травой пригорок, ведущий прочь от реки и леса, они перешли на немецкий, но дела шли отнюдь не лучше. — Как-как, ещё раз? — выдал Альдо, на мгновение потерявшись в собственных мыслях. — Шмэ… шмэто что? — Шмэттэрлин, — повторил Ланда. Альдо проговорил слово про себя ещё раз, размышляя над возможным его значением, и, будто пробуя произнесённое «шмэттэрлин» на вкус, почесал за затылком. Пожалуй, он за два года не высидел столько времени за учебниками итальянской грамматики в старших классах, сколько за сегодняшний день нахватался всяких глупых переводов слов от нацистского полковника во времена Второй мировой. — Звучит, как что-то военное, — предположил Альдо наконец. — Пускай будет «солдаты». — Это «бабочка», лейтенант, — Ланда не удержался от слабой улыбки. — Лучше бы ты матерные слова загадывал, ей-богу, — закатил глаза Альдо и одарил фрица таким взглядом, от которого всех представителей его гнилого рода обычно бросало в дрожь. — Как я по-твоему должен понять, что это «бабочка», а не какое-нибудь немецкое обозначение улицы Красных фонарей? — Отгадывать надо не по первым двум буквам и не по самому произношению слова, лейтенант, — поучал Ланда Альдо голосом профессора, наконец-то дорвавшегося прочитать нерадивым студентам свою скучную лекцию. — Не все прилагательные в немецком языке имеют окончание «ing», как в английском, например. В немецком прилагательные обычно образовываются за счёт суффиксов «los», «frei», «arm», «reich», «voll», «bar» и «fähig», которые имеют различные значения в зависимости от прибавления их к слову. Может, если бы вы запомнили смысл хотя бы некоторых из них, лейтенант, вам было бы проще… — Можешь не продолжать — очень интересно, но я всё равно ничего не понял, — бросил Альдо, придерживая ветку дерева, чтобы она не хлестнула фрица по лицу и тот не поднял истошный вой. — Загадывай, что попроще. Хотя бы то, что мы видим перед собой. Я тебе не ходячий иностранный словарь на немецком, чтобы сходу выдавать перевод всех слов, что ты тут мелешь. — Можете попробовать назвать пару фраз мне, — немедленно нашёлся Ланда, встрепенувшись. — На английском или немецком, как пожелаете, лейтенант. Я не прочь бы освежить в памяти знания. Альдо не разделил его восторженного порыва: он слишком устал, пересекая эту равнинную французскую пустошь, наполненную цветастой зеленью и изумрудной листвой. Однако вот кому-кому, а фрицу действительно нравилось ломать себе голосовые связки, беспорядочно перескакивая с одного языка на другой, однако у самого Альдо от этой нескончаемой мешанины слов и акцентов уже начала болеть голова. — Hitler caput, — хмыкнул Альдо, усмехаясь. — Как это переводится, полковник? Ланда шутки не оценил. — Может, вы припомните что-нибудь ещё, лейтенант? — спросил фриц в напрасной надежде. — Издеваешься? — разозлился Альдо. — В твоём языке сам чёрт ногу сломит, а я похож на человека, который топчет тут землю от нехер делать? — Ну вы же должны были запомнить хоть что-то ещё, — произнёс Ланда едва ли не разочарованно. — Вы столько времени провели на территории Франции… — Я сюда приехал не немецкий учить, а мочить нацистов, подобных тебе, — сказал Альдо, но уже менее грубым тоном, отвлёкся на очередную ветку каштана, которую пришлось срезать. Из-за фрица Альдо, однако, действительно начал разбираться в некоторых немецких словах, что Ланда частенько употреблял за их путь: кажется, «meine Herren» переводилось, как «господа», «morgen» — утро, а «danke» — спасибо, но Альдо более стыдился знания этих слов, нежели собирался кичиться ими перед остальными при первой возможности. Ланда меж тем скорчил такую недовольную физиономию, что Альдо впору было рассмеяться. — Вы обещали впредь не вести себя со мной подобным образом, — процедил фриц сухо. — А ты обещал мне медаль за участие в операции «КИНО». Где моя медаль, а, Ганс? — Всё там же, где мои ордена и бумаги на Нантакет, лейтенант, — отвечал Ланда с ядовитым раздражением и вдруг резко замолчал, будто ему не хватило слюны, чтобы продолжить: верно, ждал, что Альдо хорошенько влепит ему по лицу за подобную наглую выходку, но Альдо только рассмеялся, весело и беззлобно: — И где же теперь ваши хвалёные манеры, полковник? Забыли их дома? Ланда уже раскрывал рот, чтобы ответить колкостью на колкость, но тут неловко споткнулся об узловатый корень дерева, сдавленно охнул и чуть было всем телом не впечатался в ствол каштана, возрастающего на пригорке, на который они взбирались, если бы Альдо своевременно не схватил Ланду за руку. — Смотри, куда прёшь, — Альдо сам не знал, зачем остановил его — поглядеть на фрица, сдуру разбившего себе нос об ствол каштана, было бы весьма забавно — Донни бы заржал, это уж точно. — Ещё не хватало потратить всё время на то, чтобы отлеплять тебя от дерева. Фриц не спихнул его ладонь, но поглядел исподлобья. — Спасибо, — коротко поблагодарил Альдо Ланда, стряхивая с рукавов пальто отцветшие маковки каштанов. — Твои лживые благодарности и гроша ломаного не стоят, не утруждайтесь, полковник, — съязвил Альдо, а потом нетерпеливо махнул рукой: — Начинай уже трещать дальше. Мне надоело с тобой цапаться, как кошке с собакой. Ланда неопределённо вздохнул, цокнул каблуком сапога по земле, потом о другой сапог. — Aschenputtel? — Яблоня? — предположил Альдо. — Яблоня! — восторженно воскликнул Ланда. — И в самом деле угадал? — Альдо даже поразился сам себе. — Выходит, я теперь тоже своего рода полиглот, полковник. — Не хотелось бы вас огорчать, лейтенант, но «Золушку» вы тоже назвали неправильно, — захихикал Ланда своим подловатым ехидным смехом, поворотил Альдо за плечо и ткнул пальцем куда-то вниз. — Там яблоня! Альдо посмотрел, куда он показывал. Вначале он увидел только узкую долину, шедшую на север от уже знакомой им прежде реки с крутыми врезанными берегами, которые резко расширились, но потом внизу, где светло-зелёное полотно травы и леса, маячащего на горизонте, сливались в одну широкую полосу, появился изляпанный белыми пятнами склон с тремя широкими белыми швами, протянувшимися параллельно руслу. Фриц просиял, точно новенькая выпущенная рейхсмарка, голубые глаза его в предвкушении заискрились. — Это яблони, — повторил Ланда, подпрыгнув на месте, точно развеселившийся ребёнок. — Я помню… я помню, мы видели такие цветущие яблоневые рощи, когда только приехали во Францию осенью в начале тридцать девятого. Невероятное зрелище!.. — Сказал фриц с придыханием и вприпрыжку принялся спускаться вниз, на ходу говоря что-то на немецком и опять укладывая неудобный воротник пальто вокруг шеи. — Ланда, ты совсем что ли охренел? — Альдо едва поспевал за ним, хотя фриц несильно, но настойчиво вдруг потянул его за собой за руку, помня, тем не менее, о раненом бедре Альдо. — По тебе что-то особо не видно, что ты спал шесть часов. — Это займёт совсем немного времени: мы ведь не ели с прошлого вечера, лейтенант, — никак не унимался обрадованный фриц. Восходящее солнце золотило его щёки, заостряло его и без того высокие скулы. — Пойдёмте же скорее! Не убегут твои яблоки, хотел было сказать Альдо, однако свежий предосенний воздух порывами забивался в лёгкие, не давая сказать ни слова. Ладонь у фрица была тёплой, а вид — цветущий, даже несмотря на невысохшую с ночи одежду, что мокрыми лоскутами липла к его ногам и шее, из-за чего полковник делался похожим на большую взлохмаченную мышь; Ланда поутру жаловался Альдо на то, что из-за этой леденящей тело воды и недосыпа у него снова сильно разболелся низ живота. Альдо слушал, но не вникал — помочь фрицу он всё равно ничем не мог, разве что идти чуть медленнее, нежели раньше, что теперь, впрочем, и вовсе было без надобности: в висках Альдо чувствовалось колотьё, голова болела, а глаза закрывались сами собой; верно, из-за раненого бедра — не загноилось бы. Недомогание его можно было без труда прочитать по лицу, и подмечающий каждую деталь фриц с участливой улыбкой пару раз на дню уже предлагал помочь с перевязкой, но Альдо каждый раз отмахивался от него — ничего, до свадьбы заживёт. Однако с приближением изящно раскинувшихся впереди деревьев довольная улыбка постепенно сползала с губ Ланды, медленно, как по острой осоке сползает улитка. То, что Альдо с фрицем издали приняли за благоухающую яблоневую рощу, на деле оказалось под корень срубленным голым полем из бывших цветущих деревьев, стоявших друг напротив друга ровными рядами на расстоянии около двух ярдов — верно, до войны здесь располагался чей-то французский сад, но теперь он представлял из себя довольно-таки гнетущую картину: большая часть яблонь была либо повалена — некоторые и вовсе с вывороченными корнями, — либо стояла с оборванными ветвями ровно на том расстоянии, до куда дотягивалась человеческая рука; у корней деревьев рассыпались, точно крупные раздавленные ягоды, яблоки — сгнившие и недоспелые. — Фрицы подоспели сюда раньше нас, — сказал Альдо, осматриваясь. Рядом от него, по правую ногу, в кучу были свалены отцветшие белые кроны, пушистые и большие, точно пена. — Плакали ваши яблоки, полковник. Альдо уже собирался пройти дальше, как вдруг понял, что Ланда не следует за ним. Альдо обернулся, раздражённый болью в ноге и его замешательством, но так ничего и не сказал. Фриц на мгновение застыл возле одной из поваленных яблонь, на лице его проскользнуло искреннее, почти что трепетное сожаление. — Варварское кощунство, — пробормотал Ланда себе под нос. — Ты говоришь так, как будто ты со своими нацистскими прихвостнями не творил то же самое, — хмыкнул в усы Альдо, скрывая, однако, за этим и свою досаду — он тоже было понадеялся на яблоки. — Во времена моей службы я никогда не потворствовал подобному… неуважению к чужим родным землям, — покачал головой Ланда, не соглашаясь с Альдо. — Это уже переходит все границы дозволенного. — Действительно, — Альдо не удержался от озлобленного смешка. — Убивать евреев, значит, для тебя не переходило границы дозволенного? Интересные же у тебя приоритеты, фриц. — Лейтенант, давайте сменим тему, — оборвал его Ланда, поморщившись. — Я не хочу с вами спорить. — Что, нечего сказать, полковник? — немедленно осклабился Альдо, почуяв его слабость. — Не по нраву, когда напоминают о ваших грязных делишках? Ланда воззрился на него своими голубыми глазами так, что Альдо отчего-то стало не по себе. — Я полагал, что в ваших собственных приоритетах стоят более важные цели, нежели перекидываться со мной пустыми оскорблениями, лейтенант Рейн. В следующий раз, когда решите высказать мне все недомолвки, что так тревожат вас, прошу — найдите для этого более подходящее время. Обождите хотя бы до той поры, как мы доберёмся до Вишей. — Я тут решаю, когда начинать с тобой пререкаться, а когда — нет. — Фриц говорил больно заумно и витиевато — не под стать простым в словах и выражениях парням, прибывшим с Альдо из Америки, — и эта его приторная манера речи непомерно злила Альдо. — Не тебе одному тут устраивать допросы. — Вы не располагаете необходимыми полномочиями, чтобы допрашивать меня, — улыбнулся фриц той самой своей неповторимой улыбкой, коей одарил Альдо в завешанном нацистскими агитплакатами французском кинотеатре двумя месяцами ранее. — Всё, что я скажу в своё оправдание, я скажу на военном трибунале. В ваших же интересах, чтобы мы добрались туда скорее. — Быстрее выйти уже не получится — хрен поймёшь, куда идти. Пошли обратно. — Альдо запрокинул голову, внимательно поглядел на пригорок. — Сука, теперь опять взбираться на этот сраный холм. — Давайте поищем ещё, — попросил вдруг Ланда жалостливо и положил руку себе на живот. — Я очень хочу есть. По правде говоря, Альдо тоже хотел есть: сворованная им кукуруза кончилась ещё вчера, и помимо вымокшего пороха, который Альдо с грехом пополам сортировал целую ночь, и холодных пуль больше потчевать себя было нечем. Прошлым вечером Альдо и без того отдал Ланде большую часть добра, что он умыкнул с французского поля, ведомый то ли заглушаемым гласом совести, то ли отчаянным нежеланием целый день лицезреть убитый вид фрица — Ланда в любом случае был слишком хорошо воспитан — насколько это вообще может относиться к нацисту, — либо попросту боялся его: он бы не осмелился попросить оставить себе лишний кусок. Когда Альдо отдал фрицу последнюю кукурузу, Ланда немедленно изменился в лице и рассыпался в благодарностях, будто бы ему за это платили, однако Альдо велел ему заткнуться, в скором времени утомлённый оживлённой нацистской болтовнёй. Получив на то своё позволение, Ланда меж тем прошёл вперёд по вытоптанной земле около тридцати ярдов, оглядываясь по сторонам и темнея лицом с каждым следующим срубленным деревом. — Нагулялся? — спросил Альдо у фрица, когда колкая боль снова вонзилась в ногу. Он мог бы сказать об этом фрицу, но по доброй воле ни за что бы на свете не продемонстрировал перед ним своей слабости. — С вашего позволения мы отправимся обратно, полковник? — К чему эта спешка, лейтенант — вы же всё равно не знаете дороги, — язвительно заметил Ланда. — Дорогу я, может, и не знаю, зато уверю тебя, что, если ты сейчас же не заткнёшься, весь оставшийся путь будешь ходить с заткнутым ртом. — Пока фриц сосредоточенно разглядывал окрестности, Альдо, не зная, чем развлечь себя, ногой выудил из спутанной травы полусгнившее яблоко, старательно закатил его на мысок замаранного речной грязью сапога и перекинул на другой. Суть заключалась в том, чтобы перебросить так с ноги на ногу всякую дрянь как можно больше раз: Ютивич, помнится, страшно гордился этим своим умением. — Обычно в таких плодородных землях французы оставляют посевы или другие засаженные территории, — сказал Ланда, шаря глазами по сторонам, в то время как Альдо катал яблоко по земле на манер англичан, смеющих называть это футболом. — Отсюда немцы по всей видимости бежали под Мулен, когда войска французов начали наступать с юга. Я уверен, среди этих живописных французских краёв по-прежнему должны оставаться уединённые места, где можно раздобыть провизию. — Срубам уже около месяца — вряд ли ты здесь найдёшь ещё хоть что-нибудь, кроме подпаленных нацистских шмоток. — Яблоко укатилось вниз по склону, оставляя за собой рыжеватый след, марающий свежую зелень. Альдо сплюнул и принялся было искать ещё, но тут Ланда отвлёк его: — Лейтенант, — позвал вдруг фриц тихо. — Что ещё — подержать вам пальто, полковник? — Очередное найденное яблоко с противным звуком разбилось о землю, Альдо раздражённо пнул его. — Не видишь что ли, я очень занят, мать твою. — Там что-то есть. — Ланда нахмурился, всматриваясь вдаль, и тронул Альдо за руку. — Вон там, смотрите. Альдо нехотя проследил за его движением — может, помимо яблонь фриц разглядел пару-тройку оборванных кустов смородины? Но дело было не в смородине; дело было в другом. Там, внизу, под пологим склоном, к которому они с Ландой прежде стояли спиной, тёмно-зелёная горжетка леса полукругом подступала с боков, и на её фоне издали виднелась отливающая червонной медью черепичная кровля дома, что казалась оторочкой старого военного кафтана. Остального отсюда было не рассмотреть — постройка и ещё пара других, чуть помельче, огороженные нечастым белым забором, находились в паре фарлонгах от них, скрытые за стройной решёткой каштанов, через которую просачивались бледные солнечные лучи. — Это что, ферма? — Альдо невольно прищурился, чтобы рассмотреть получше. Дом, по всей видимости, был небольшим, но по построению выглядел весьма знакомо: в Вирджинии Альдо частенько натыкался на схожие ранчо, которые обычно пестрили скотом и людьми в лёгкой одежде. — Я видел пару таких во французских сёлах на границе, как ты — яблоневые рощи. — Здание, будь оно фермой или нет, в любом случае выглядит заброшенным, — поделился меж тем Ланда настороженно. — Более того, рядом с ним одно только поле — и ни единого места, чтобы укрыться. Тут может быть опасно. — Заключил фриц и двинулся прочь. — А ну стоять, — Альдо схватил Ланду за рукав мундира. — Надо проверить. Ланде эти его слова явно не понравились. — Зачем же, лейтенант? — Ланда сглотнул, нахмурился, нервно потёр обнажённые руки — свои перчатки, скрывающие его изорванные ссадинами запястья, он похоронил в реке, так же, как и Альдо — половину запасов сухого пороха. — Здесь на несколько лиг — открытая местность, представляющая из себя излюбленную мишень для немецких снайперов, а нас всего двое. Кроме того, вы серьёзно ранены. Если в этом французском доме на данный момент располагается чья-нибудь часть солдат или офицерского состава… — До сих пор мне везло. — Испуганная гримаса фрица изрядно повеселила Альдо. — У лягушатников там могут быть припасы или сухая одежда — почем мне знать. — А ещё люди Гитлера, — добавил Ланда мрачно. — Экий вы всё-таки трус, полковник. — Альдо ухмыльнулся ещё шире. — Всегда знал, что в нацисткой сволочи нет ни толики храбрости. — Вы называете трусостью обычную осторожность? — возмутился Ланда. Альдо уже успел направиться вниз по склону, но фриц так и не бросился догонять его. — Не обо мне, так о ребёнке моём подумайте. — Слушай, я не собираюсь туда вламываться: я не первый день на войне, чтобы творить такую херь. Да и дел здесь всего на пару минут — вошли и вышли. Если там есть хозяева, обойдётся быстрее, — Альдо на ходу развернулся и крикнул: — Ты обмер там что ли, или вам требуется особое приглашение, герр Ланда? Ланда помолчал с мгновение, а потом едва ли не взмолился: — Лейтенант, давайте просто пройдём мимо. — Если не хочешь идти со мной — не смею вас более задерживать, полковник. — Альдо окончательно потерял терпение; он никак не собирался его уговаривать. — Дорогу назад помните? Ланда замер, поражённый. — Вы меня здесь бросите? Довольный произведённым эффектом, Альдо остановился, позволив себе с секунду посмотреть на Ланду свысока: сам он отнюдь не собирался отдавать столь ценный трофей кому бы то ни было — французам или нацистам прямо в руки, однако не мог отказать себе в мрачном удовольствии лишний раз попугать фрица. — А ты предлагаешь заставлять тебя идти? — бросил Альдо, полный раздражения и чувствуя, как оно вскипает, переходя в злость. — Вы же на сносях, полковник: как я могу применять к вам силу? Лицо Ланды тронула нездоровая белизна. Взгляд его мелькнул быстро и резко, будто змеиное жало. — Это низко с вашей стороны. — Низко с моей стороны было бы пустить тебя вперёд, — фыркнул Альдо, издевательски разводя руками. — Как ты видишь, я так не поступил. — Вы просто само воплощение благородства, лейтенант Рейн, — процедил сквозь зубы фриц и быстро зашагал вниз. Альдо с усмешкой подал было полковнику руку, чтобы помочь спуститься, однако Ланда не почтил столь галантный жест с его стороны своим вниманием, подождав только, когда сам Альдо пройдёт вперёд, чтобы предусмотрительно скользнуть ему за спину вездесущей тенью. Для солдата фриц был совсем невысокого роста, уступая Альдо добрые полголовы, и порой Альдо поражался тому, как в таком хрупком и доброжелательном на вид человеке может скрываться столько гнили. Снайперов здесь быть было не должно: за столько времени Альдо с фрицем так и не встретили ни одного человека, шествующего бы им навстречу — ни немцев, ещё день назад потерявших их след, ни французов; Альдо понимал, что Ланда пытается попросту припугнуть его, однако всё равно шёл с выдержанной осторожностью, стараясь не попадаться на открытой местности и вихляя среди деревьев, что тут, на низине, стали попадаться всё реже и реже. Между тем они дошли до начала длинного выкрашенного белой краской забора, и двух более мелких построек, что, вероятно, служили французам амбарами для складки хлеба, но обе они оказались совершенно пустыми изнутри и слишком небольшими, чтобы спать в них или скрываться целыми отрядами. Альдо подобрал камни с земли и поочерёдно бросил сначала в одну хибару, потом во вторую, однако ответом ему был только глухое эхо по обнажённым жердям — и больше ничего. Когда до самой французской фермы их разделяло не более, чем пять ярдов, Альдо остановился и сказал: — Стой здесь и следи за тем, чтобы никто не вылез из кустов. Увидишь кого-нибудь — не вздумай орать, а сию же минуту дуй ко мне. — Может, вы всё-таки дадите мне пистолет? — предложил Ланда ядовито. — Рот закрой, — рявкнул на него Альдо в полголоса. — И пшёл стоять на стрём, быстро: чтоб через секунду я тебя здесь не видел. Ланда вскинул перед собой руки, показывая, что более прекословить не собирается, и следом за этим исчез в гуще зелени у забора, даже не обронив Альдо и слова напоследок. Альдо видел, с каким трудом даётся фрицу повиновение его приказам: дело ли это — полковнику CC при всех его красивых орденах подчиняться воле обычного лейтенанта? Ранее Альдо с опаской отнёсся бы к идее оставить фрица одного, однако теперь был твёрдо уверен, что у Ланды не хватит храбрости бежать: документы с изобличающей его положение графой на пожелтевших от воды листах по-прежнему находились у Альдо, и теперь Альдо и сам наконец-то понял всю ценность этих бумаг. Стоит им только попасть в руки солдат французов или немцев — да и в целом кому угодно: любым гражданским, которым успели насолить наци за всё время оккупации, — песенка фрица будет спета, и Ланда осознавал это отнюдь не хуже. У Ланды не было никакой другой возможности по-прежнему сохранять своё положение в тайне — только по пятам следовать за Альдо и, раз уж на то пошло, — убить его, если представится такая возможность. Осторожно подойдя к бревенчатым стенам вплотную, первым делом Альдо пригнулся и проверил окна — не слышно ли кого? Ставни были плотно закрыты, изнутри не доносилось никаких звуков, даже приглушённых, однако внутреннее чутьё подсказывало Альдо, что тишина эта может быть такой же обманчивой, как и в ту звёздную французскую ночь, что ознаменовала собой смерть самодовольного капитана-мальчишки. Обойдя дом с солнечной стороны и по-прежнему никого не встретив, Альдо, стараясь не издавать лишнего шума, ступил на широкое крыльцо, кажущегося подозрительно новыми, прислонился затылком покатому гладкому дереву и набрал больше воздуха в грудь. Боль растворилась в его теле, будто её не было там вовсе. Не желая более растрачивать время попусту, Альдо распрямился, с силой сжимая пальцы на курке. Дверь заскрипела на несмазанных петлях под его ударом и поддалась с лёгкостью, о которой Альдо и подумать не мог — она была не заперта. Лицо Альдо обдало спёртым воздухом, горло стиснуло удушающей судорогой. Внутри никого не было. С губ Альдо невольно сорвался облегчённый вздох — на войне каждый день приходится жить, как последний. Помедлив ещё с мгновение, Альдо пригнулся и нырнул в обволакивающий полумрак, не выпуская пистолет из рук, опасаясь, что кто-то всё же может начать стрелять. Окна — два напротив и ещё два — у соседней стены, — пропускали ломкий свет через кривые доски заколоченных ставен, однако остальное внутреннее убранство дома выглядело почти нетронутым: на глаза Альдо бросился длинный полированный стол, закрывающий собой большую часть обширной передней с провалившимся полом, которая по-видимому одновременно служила и кухней, стулья, множество этажерок и полок, забитых нетронутыми французскими манатками. Никем не занятый чулан местился у дальней стены по правую руку; на второй этаж, где располагались две скромные спальни и чердак, вела неширокая лестница, но Альдо не обнаружил в спальнях ничего, кроме белья и бедно обставленных кроватей, а на чердаке — сена и оставленной кучи фермерских снастей: вёдер, черенков и прочего барахла. Альдо от нечего делать раскидал сено ногой и спустился вниз. Альдо вышел обратно на крыльцо, потирая разболевшийся шрам на шее — он всегда саднил, когда Альдо нервничал, — облокотился на перила и свистнул фрицу. На его превеликое удивление, Ланда его услышал. — Тут всё чисто, — объявил Альдо фрицу, убирая пистолет обратно в кобуру, когда Ланда спешно спустился вниз, придерживая сползающее с плеч полумокрое пальто. — Зря промочили портки, полковник. Ланда поглядел на Альдо холодными голубыми глазами эсэсовского надсмотрщика. — Вы чулан проверили? — Проверил, — ответил Альдо. — Он так же пуст, как и обмундирование армии лягушатников. Ланда заглянул Альдо за спину, но внутрь зайти так и не решился. — Второй этаж? — Я что, по-твоему, похож на идиота? — в Альдо взыграло самолюбие. — Если не веришь мне — погорлань здесь на немецком сам — может, найдёшь кого. Или на французском — что ты там ещё знаешь? Ничуть не расслабляясь лицом, Ланда всё же шагнул следом за Альдо, с опаской оглядываясь по сторонам. — Изучать языки настолько же интересно, как и играть с умами людей, — заявил фриц с прежней своей ледяной учтивостью, переступая порог. — Печально, что вы так невежественно пренебрегаете этим исключительным умением раскрывать перед собой всю подноготную интересующих вас людей. — Мне не нужны твои языки: я нахожу, что убивать нацистов куда интереснее, — сказал Альдо со знанием дела. Фриц ничего не ответил. В гордом молчании он пересёк комнату поперёк, и, подойдя ближе к узкой деревянной лестнице, задрал голову, напряжённо хмурясь и заглядывая наверх, но внутри было темно, а потому Ланда быстро бросил своё занятие и отошёл ближе к свету, встал рядом с заколоченными окнами. Альдо не стал одёргивать фрица — пусть ищет себе, если хочет; у него самого всяко есть дела поважней. Воздух был сух, а от чулана остро разило разлившимся коньяком: верно, прежде здесь, помимо припасов, хранили и алкоголь. От этого запаха во рту Альдо пересохло, он сглотнул и решил оставить чулан напоследок. Исцарапав себе и без того стёртые после вчерашнего в кровь ладони, Альдо не без усилий отодрал от одного из окон доски, впуская в комнату свет и свежий воздух; солнечные лучи легли на пол бледными лужами. Осмотрев враз похорошевшую комнату, Альдо задорно присвистнул, кое-как подогнул колени, и начал по очереди раскрывать дверцы кухонных стеллажей, когда обеспокоенный голос Ланды отвлёк его: — Здесь явно кто-то недавно был, — меряя шагами комнату, Ланда провёл пальцами по столу, смотря, нет ли на нём пыли, пристально поглядел на пальцы. — Посмотрите: тут же совсем чисто. Хозяева, несомненно, уходили отсюда второпях: что-то сильно вспугнуло их, однако обратите внимание на мебель — она не тронута, а чулан… чулан как будто бы недавно вскрывали. Приходу же иных гостей я дал бы больше недели, если не меньше. — И что мне теперь делать с этой информацией? — Альдо с раздражением захлопнул дверцы нижнего стеллажа, не найдя там ничего, кроме пустых банок из-под тушёнки и паутины. — Подтереться ей? — Я всего лишь хотел напомнить, что нахожу вашу затею весьма опасной, — выдержанно отвечал фриц, хотя уголки губ его в раздражении дрогнули. — Своим упрямством вы подставляете не только свою жизнь — а для вашего командования потеря столь ценного солдата станет весьма болезненной, уверяю вас, — но и мою. Будет лучше, если мы уйдём отсюда как можно скорее. — Напомни мне, будь добр: с какой поры я внезапно стал интересоваться долбанным нацистским мнением? — Оборвал фрица Альдо, продолжая заниматься своим делом, однако в сердце ёкнуло. Где-то в глубине сознания Альдо понимал, что Ланда может быть отчасти прав, но не собирался уходить с пустыми руками. Альдо переменил колено, на которое упирался, и тут же поморщился: бедро его снова разболелось. Ланда бросил на Альдо участливый взгляд, в котором угадывалось странное сочувствие и — почему-то — отсутствие страха. — Вам помочь? — Сам справлюсь, — огрызнулся Альдо скорее из принципа, нежели от злобы. — Просто стой молча и не действуй мне на нервы. Сможешь осилить такую малость или это уже не входит в твои полномочия? Светлые брови Ланды сошлись на переносице. Взгляд его выражал холодное, почтительное высокомерие. — Можете не сомневаться: я достаточно времени провёл на своём посту, чтобы научиться держать губы сомкнутыми. Альдо хотел было промолчать, но подступающий к горлу смех всё же пересилил: — А вот ноги сомкнутыми тебя видимо держать не научили. Ланда распрямился, будто от хлёсткого удара хлыстом по спине, и заговорил дрогнувшим от гнева голосом, но, к превеликой досаде Альдо, по-прежнему сохраняя спокойное хладнокровие: — Лейтенант, вам ещё не надоело хамить мне? — Нет, — Альдо пожал плечами как ни в чём не бывало. — Я, кстати, всегда могу продолжить. — Альдо привстал на мыски, дёрнул на себя ручку неподдающуюся дверцу верхнего серванта. — На чём мы там с вами остановились, полковник? Нагромождённые тарелки зашатались, потревоженные его неосторожными движениями. Одна из них вывалилась из общей кучи, ударила Альдо о затылок и разбилась об пол. Альдо взвыл от боли. — Ах ты ж ёб… Ланда вдруг вздохнул сквозь зубы, неприятным, шипящим звуком. — Тихо. Мигом позабыв про разбитую тарелку и так и не сорвавшееся с губ грязное ругательство, Альдо резко развернулся к фрицу в пол-оборота. — Чего ты там только что сказанул, мать твою? — Стало тихо, — зашипел на него Ланда поставленным голосом полковника. Ланда застыл на месте, насторожённый и бледный, как сама смерть. Потом поднял руку и властно произнёс: — Стойте на месте и не двигайтесь. Альдо остановился как вкопанный, сам не понимая, с какого вдруг хрена послушался его. — В доме кто-то есть, — Ланда сделал Альдо знак, чтобы тот продолжал стоять. Сам же фриц прошёл чуть вперёд по комнате, внимательно смотря по сторонам; старые половицы практически не скрипели под его мягкими выверенными шагами. — Прямо здесь, рядом: французы или немцы — я не знаю. — В чулане и так как будто кто-то сдох, а на чердаке никого нет, — произнёс Альдо с прежней глухой уверенностью, однако слова фрица против воли заронили беспокойство в его душе. Рука Альдо потянулась за пистолетом, сам он начал говорить на полтона тише. — Тебе голову напекло? Кого ты мог там услышать? — Я говорю вам не про чулан и не про чердак, — гнул своё Ланда. Скулы его были выдвинуты острыми углами от волнения, он повернулся к Альдо и сказал: — Надо уходить отсюда, пока не поздно. Напряжение, повисшее в воздухе, сделалось почти осязаемым. — Где ты слышал? — спросил наконец Альдо, прерывая затянувшееся молчание. Правой ногой он начал судорожно постукивать по старому деревянному полу, отбивая дурацкий ритм. Ланда меж тем показал Альдо на пол возле стеллажа, забитого всякой дрянью, потом, чуть помедлив, провёл пальцем вдоль окна и до приоткрытых дверей, забегал глазами по комнате. — Под такими домами в деревнях специально строят большие чуланы, чтобы сохранить запасы на зиму, однако, если там сейчас действительно скрывались солдаты, они бы уже давно начали стрелять… — Ланда заозирался по сторонам, подслеповато щурясь. — В таком случае я не понимаю… я не понимаю, откуда исходил звук. Лейтенант, вы… вы можете оторвать доски на окнах, чтобы в помещении сделалось немного светлее? Необходимо, чтобы я в скорейшем же времени обыскал здесь всё. Альдо упёр руку в бок. — Что ещё сделать, полковник? — Лейтенант, это не шутки, — змеёй зашипел Ланда, развернувшись на каблуках. — Да вы хотя бы понимаете… Не дослушав, Альдо пихнул фрица за себя и решительно двинулся к стеллажу у стены. — Если они и в самом деле прячутся там, сейчас им будет плохо. Ланда стремглав дёрнулся вслед за ним и выставил вперёд себя руки. — Не вздумайте! Не вздумайте стрелять здесь! Но было уже поздно: вытащив из кобуры пистолет, Альдо, не особо задумываясь, размахнулся и с силой приложился ногой по выступающим деревянным брусьям — туда, куда показывал Ланда: меж сложенного в одну кучу барахла и мебели, чтобы проверить, завопит ли кто-нибудь от повалившейся на голову штукатурки, а если и завопит — то тут же наградить его пулей в лоб. От удара ветхая штукатурка с пола и стены и в самом деле рухнула на пол, а вместе с ней из одного из нижних ящиков нетронутого ими ранее полированного серванта вывалилось и огромное крысиное гнездо, сооружённое из полуистлевшей ветоши. — Поздравляю, вы только что нашли свой завтрак, полковник. — Альдо убрал пистолет обратно за пояс и хлопнул ошарашенного Ланду по плечу, понимая, что тревожиться более не за чем — здесь не было французов или немцев, одни лишь только маленькие крысёныши, что враз завозились сплошной серой ватагой и вразнобой забегали возле опрокинутого гнезда, прямо у ног Альдо — большеголовые и пока ещё едва покрытые шерстью. Альдо посмотрел на них ещё раз и спросил у фрица насмешливо: — И как ты вообще дослужился до полковника CC с такими хреновыми навыками ищейки? Ланда выглядел всерьёз задетым за живое. — Я действительно что-то слышал, — сказал он, а потом добавил, холодно и брезгливо поджимая губы: — Это не смешно. — А мне вот смешно, — Альдо звонко захохотал; Ланда нахмурился сильнее и сердито сморщил лицо, стараясь не глядеть на него. — Видел бы ты… видел бы ты только свою перепуганную рожу, ё-моё. — Лейтенант, прошу вас, проявите бдительность: ведите себя тише, — процедил фриц, отчаянно не желая признавать свою оплошность. Желваки на его скулах напряглись. — Вас могут услышать… — Кто меня здесь услышит? Крысы? Попробуй кстати поговорить с ними на немецком — может, поймут что. — Копошась и залезая друг на дружку, крысиная орава, состоящая из шести детёнышей, меж тем двинулась в сторону фрица, так некстати заслоняющему ей путь к спасительному погребу. Ланда вздрогнул от неожиданности, сшиб стоящий за собой стул. У Альдо в кои-то веке поднялось настроение, он заулыбался. — Откуда здесь взялся ещё один отряд CC при всём параде — часом не знаете, полковник? Пока Альдо смеялся, почти все крысёныши убежали тесной стайкой, забившись под отошедшие половицы рядом с погребом, но одна из них — самая большая и злобная, — верно, хозяйка гнезда, — замешкалась возле разворошённой ветоши, пропуская вперёд детёнышей. Альдо ловко подцепил угрожающе пищащую крысу за шкирку двумя пальцами и поднял в воздух, потряс её. Крыса изворачивалась в его правой руке, отчаянно вырывалась и всё норовила укусить. Альдо недобро ухмыльнулся и поднёс крысу к лицу Ланды. Ланда выпучил глаза от отвращения, отпрыгнул от Альдо на добрый ярд назад. — Немедленно уберите от меня эту гадость! — Нехорошо так говорить о своих родственниках, полковник, — Альдо запрокинул назад голову, не сдерживая более громкого весёлого смеха. Альдо шагнул ближе к Ланде, сделав вид, что вот-вот собирается бросить в него верещащую крысу. Ланда испуганно отшатнулся. — Да что вы, одно лицо же. Ваша мама? Ланда наконец не выдержал, тонко взвизгнул и ударил Альдо по руке наотмашь. Крыса, извернувшись всем маленьким пушистым серым тельцем, больно цапнула Альдо за палец, приземлилась на пол с тихим шлепком и тут же убежала вслед за своими спрятавшимися детёнышами, стеля по полу длинным чешуйчатым хвостом. — Вы совсем что ли рехнулись?! — в полный голос заверещал Ланда. — Она же может быть заразной! — Хорош визжать, как перепуганная баба, Ланда. — Альдо досадливо вытер укушенный палец об и без того замаранную рубашку, а потом сказал, но более обращаясь сам к себе: — У них тут есть спирт? Обмотав палец тканью, Альдо вернулся к серванту, наперебой захлопал дверцами шкафчиков. Он старался не наводить излишне большого беспорядка — хозяева будут в любом случае негодовать от их появления: не стоит злить их ещё сильнее, — порылся в грудах посуды, отложил в сторону истёртые фотокарточки. Фриц не почтил его своим участием: застыл у стола с таким надменным видом, будто был долбанным Авраамом Линкольном. На верхней полке обнаружилась початая бутылка французского абсента. — Неосмотрительно оставлять хороший алкоголь открытым, — покачал головой Альдо, вытащил бутыль, повертел в руках. Ланда, стоящий у дверей со сложенными на груди руками, поворотил к Альдо светловолосую голову. — Узнаю почерк лягушатников — они бы ещё оружие на столе оставили. Ланда наморщил нос, смерил ледяным взглядом сначала громоздкую бутыль, потом Альдо. — Вы намереваетесь сейчас напиться? — Заберу с собой. Не пропадать же такому добру даром, — Альдо смочил укушенный палец абсентом, немного отхлебнул из горла. — Как кстати будет «выпивка» по-немецки? — Sauferei, — ответил Ланда. В досках возле его ног просвистела пуля. Потеряв дар речи, Альдо не сразу сообразил, что произошло: ему потребовалось с добрых десять секунд на то, чтобы понять, что стреляли из-за той самой стены, рядом с которой из кучи французского хлама прежде вывалилось пропащее крысиное гнездо и куда битый час так упорно показывал Ланда, пытаясь переубедить Альдо задерживаться здесь. «Подсобка, — ударило в голову вместе с яростью мгновением после, больно зацепило самолюбие. — Из-за темноты он не смог разглядеть здесь сраную подсобку». Альдо никак не ожидал нападения и замер на месте; бутылка выпала из его ослабевших пальцев, загремела вниз и разбилась об пол. Фриц же взвизгнул то ли от страха, то ли от неожиданности, и в то место, где он стоял, выстрелили ещё раз. Ланда подпрыгнул на месте, будто резиновый мячик, стрелой метнулся из одного конца комнаты в другой и, как ужаленный, подскочил к Альдо; Альдо даже на мгновение показалось, что он вот-вот ударит его. — Я же говорил вам! — взвыл Ланда в бешенстве, вцепившись Альдо в воротник. Живое лицо фрица исказилось гримасой отчаяния, голос его бил по ушам. — Я предупреждал вас!.. Вам всего лишь надо было послушать меня! Провалиться вам пропадом вместе с вашим бараньим упрямством: вам, вашим людям и… Договорить он, однако, не успел: Альдо, наконец придя в себя, силой схватил упирающегося Ланду за шкирку и вытолкал и себя, и его из окна за мгновение до того, как изнутри застучали, загремели солдатские сапоги; французские или немецкие — для Альдо разницы не было: в нём вдруг вспыхнула колкая злоба, но отнюдь не к врагу, сумевшего провести его за нос, как наивного остолопа, сколько едкая ярость на себя самого. Вывалившись с подоконника на улицу, Альдо, ровно как и фриц, не смог удержаться на ногах из-за большой высоты и резкого склона, кувырком скатился по траве у задней стены дома, крутясь и переворачиваясь, стукаясь головой об землю и матерясь, на чём только свет стоит, пока его с Ландой не швырнуло на росший у самого низа откоса густой кустарник. Ланда с глухим стоном плюхнулся в колючие ветки первым, Альдо повалился следом на руки, чудом не выбив из фрица дух. Удар о землю вышел жёстким, заставив согнуться в три погибели, но кости были, по-видимому, целы, а большее на данный момент не имело значения. — С мягким приземлением, твою мать, — прокряхтел Альдо полковнику, напоровшись взглядом на его вновь открывшуюся серо-зелёную эсесовскую форму — собственное пальто Альдо Ланда посеял где-то среди камней на спуске, — и поморщился: кажется, помимо затылка теперь он отбил себе и обе ладони. Веки фрица затрепетали, он открыл глаза, приходя в себя. Его взгляд, бессмысленный и расфокусированный, сначала заблуждал по французскому пейзажу позади, потом остановился на лице Альдо. Глаза у фрица и в самом деле были очень красивые. — Живо слезьте с меня, — осипшим голосом потребовал Ланда, окончательно оклемавшись. Фриц завозился под Альдо, морщась от боли и бормоча что-то по-немецки себе под нос, пихнул Альдо локтем под рёбра. Альдо тоже было попытался встать, пока прежде устойчивый мир вертелся вокруг него, но тут звонкий, надрывный юношеский голос прозвучал откуда-то сбоку: — Haut les mains! ¹⁾ Альдо поднял голову. Как пару минут завывающе выл и исходил желчью фриц, теперь хотелось взвыть и самому Альдо: чуть в стороне от них, вытянувшись по струнке и сжимая в руках пистолет, стоял солдат в полевой форме пехотных войск, — француз, если судить по камуфляжу. Единственными знаками различия у него была нашивка на плече со словом «France» и ленточки цветов национального флага — красная, белая и синяя, — на погонах, что говорило о его принадлежности к силам «Свободной Франции», возглавляемых генералом де Голлем. — Спокойно, приятель, — произнёс Альдо, поднимаясь на ноги, медленно, чтобы случайно не нарваться на пулю. Его вдруг больно дёрнуло за ушами, ударило в голову каким-то странным, внутренним ударом, Альдо покачнулся. — Мы американцы, а вовсе не сопливые нацисты. Опусти пистолет, и мы потолкуем. — Les mains en l'air ou je vous explose la cervelle! ²⁾ — во все глаза пялясь на форму Ланды, заорал француз, по-прежнему держа их обоих на прицеле. Альдо до болезненной дрожи в желваках сжал челюсть, неуклонно понимая, что на попетую француз не пойдёт. На спине у рядового, помимо забитого походного рюкзака, висела винтовка, и попытайся сам Альдо вытащить пистолет, непременно бы стал похожим на дырявое кухонное решето. Внутренне Альдо взмолился, чтобы француз отвернулся от них или растерялся от страха — хотя бы на сраное мгновение, — но мальчишка, напротив, выпячивал глаза и кусал губы так, будто видел перед собой не двух людей, а живых карикатурных персонажей, сошедших с пропагандистских плакатов Союзных войск и разноцветных детищ Геббельса. Заметив, что Альдо мешкает, Ланда с силой надавил на его левый мысок острым каблуком сапога. — Подыграйте мне, — прошипел фриц, поднимая руки. — И больше ничего не делайте самому. Прокляв всё, что только есть на этом грёбаном свете, Альдо последовал его примеру — больше делать было нечего. Француз расправил плечи, выгнул грудь колесом. — Tenez-vous et ne bougez pas. ³⁾ — Произнёс лягушатник командирским голосом, явственно почуяв своё превосходство. Серые глаза рядового дерзко сверкнули. — Sinon, je vous tuerai tous les! ⁴⁾ На этот раз француз приказывал: Альдо понял распорядительный тон лягушатника и безо всякого перевода, но руки так и не опустил. Ланда тем временем помедлил, сделал вид, что хочет послушаться, даже выдавил из себя слабую заискивающую улыбку, а потом вдруг завопил: — Hier ist ein französischer Hinterhalt! ⁵⁾ — прокричал Ланда во весь голос куда-то французу за спину, отчаянно жестикулируя. — Hier entlang, hier entlang! ⁶⁾ Округлив глаза, француз сдуру развернулся, подумав, верно, что нацистский офицер никак не может расхаживать по голому полю без сопровождения, пистолет в пальцах мальчишки предательски дрогнул. Альдо рванулся вперёд, не чувствуя усталости, ударил француза кулаком в живот — больше, к счастью Альдо, бить не пришлось: лягушатник сдавленно охнул, когда воздух вышел из его лёгких, согнулся пополам от боли. Альдо вырвал пистолет у него из пальцев, приставил мальчишке к виску. — Скажи ему, чтоб не дёргался, — глухо прорычал Альдо фрицу, почти уже в исступлении от гнева. — Я не хочу его убивать, но если будет рыпаться — мне придётся. Ланда бойко протараторил на французском то, что просил Альдо, однако лягушатник совсем не собирался слушать человека в эсесовской форме: он хрипел, брызгал слюной и отчаянно вырывался. Альдо не требовалось много сил, чтобы удерживать мальчишку на месте, но повозиться с ним всё же пришлось: Альдо ударил лягушатника прикладом пистолета по голове и держал согнутую руку у него на горле до тех пор, пока француз не прекратил сопротивляться. Альдо не собирался убивать его — только успокоить, — даже несмотря на то, что рядовой собирался пристрелить их обоих, он относился к войскам союзников, а Альдо Рейн пока ещё не горел желанием сворачивать шеи своим. Ланда обеспокоенно сновал рядом, не зная, куда ему только сунуться. — Лейтенант, вы сейчас убьёте его, — спешно пробормотал фриц, когда лицо француза запунцовело. — Ему совсем не хватает воздуха. Альдо уже собирался отпустить лягушатника, решив, что на этом ему вполне достаточно — в следующий раз будет знать, как строить из себя героя, — когда француз вдруг устремил взгляд куда-то Ланде за спину и захрипел — настолько воодушевлённо, насколько только воодушевлённо это может сделать человек с дулом пистолета у виска. Вниз по склону спешили французы. Всего их было человека три-четыре, не больше — прежде занятый рядовым, имевшим удачу отбиться от остального завалившегося спать отряда, Альдо и забыл про других стрелявших, но теперь обернулся, чувствуя, как внутри у него снова вспыхивает дикая, звериная злоба. Теперь Альдо точно был уверен, что это французы, а не крауты, вздумавшие шататься по французским территориям — наци бы начали палить изо всех своих винтовок и пистолетов, ещё толком не добежав до них. Ланда тоже обернулся, во мгновение ока изменился в лице и трусливо спрятался за спину к Альдо. Бежать смысла не было: пойманный француз висел на Альдо мёртвым грузом, а отпустить его и броситься прочь означало бы заранее подписать себе смертный приговор. Поэтому Альдо резко развернул рядового навстречу остальным лягушатникам, что есть силы встряхнул его, как старую половую тряпку, и рявкнул: — Ну, что будем делать с вашим другом, парни? Услышав отчётливый американский акцент, французы переглянулись меж собой, так и не решившись выстрелить, смущённые то ли слепой решительностью Альдо, то ли различием их с Ландой военной формы — у самих лягушатников, на кого только ни взгляни, была та же эмблема, что и у рядового, — ленты в цвет флага: на рукавах или разноцветной нашивкой возле воротников. Сбежав вниз, французы замерли на месте, словно приросли к земле, но так и не подумали убрать оружие: ни один из солдат, на их несчастье, не говорил по-английски. Альдо уже собирался шугануть Ланду, но так и не успел этого сделать. — Que se passe-t-il ici? ⁷⁾ — гаркнуло у лягушатников за спинами. Заслышав этот голос, французы пугливо расступились, вразнобой зашептавшись и покладисто пропуская вперёд себя ещё одного — верно, командира отряда, дородного и невысокого, — пожалуй, ещё ниже Ланды, — с тёмными глазами под густыми нахмуренными бровями и не менее тёмным, жёстким лицом. Подбородок и щеки офицера были гладко выбриты, на висках проскальзывала седина, а под орлиным носом красовались длинные усы, лихо закрученные на старый лад. Этот француз был одет в изрядно помятую форму старшего офицера со знаками различия на пилотке и над обшлагами кителя: на полях петлиц был выведен тёмно-синий кант, на правом нагрудном кармане — ярко-красные цифры «46», обозначающие, по всей видимости, номер пехотного полка. На левой стороне груди были видны две серебряные нашивки на обшлагах и четыре кольца сутажа на кепи и шевронах на самой пилотке. «Никак командир этих кретинов, — решил было Альдо, — ещё один, чёрт бы его побрал». — Скажи этому обряженному по последней парижской моде хрену, что если его люди сейчас же не уберут оружие, я пристрелю их лягушатника и даже бровью не поведу, — прорычал Альдо Ланде. — И снесу башку ещё кому-нибудь, если они нас не отпустят. Ланда перевёл его слова своим мелодичным, приятным голосом так, что они перестали таить в себе явную угрозу и теперь звучали мирным взаимным приветствием. Француз слушал фрица в недобром молчании, всё никак не отрывая от Ланды своего внимательного, пронизывающего взгляда карих глаз; этот его взгляд отчего-то совсем не понравился Альдо. Когда Ланда закончил говорить, офицер поднял руку и сказал: — Я понимать по-английски, сэр. Уши Альдо тут же резануло от страшного акцента. Говорил офицер старательно, но сильно коверкал слова и окончания на свой изысканный французский манер так, что речь его не походила ни на американское, ни на английское наречие. Вот что, пожалуй, чувствовал Ланда, когда они вздумали играть с ним в итальянцев. — Прекрасно, если так, сэр, — осклабился Альдо. — Изволите объясниться, чем мы так насолили освободительной армии генерала де Голля, что вы решили пристрелить нас, как вшивых собак или решите довести дело до конца? — Прежде чем мы всё обсудить, я настоятельно просить вас отпустить моего человека, — взвешенно произнёс француз. — Я не дать своим солдатам стрелять, дать вам слово. — Я и с места не сдвинусь, пока остальные ваши не опустят оружие. — Упёрся Альдо. Военные фокусы он знал с лихвой и не собирался давать французам шанс подстрелить его. Кому-кому, а точно не изнеженным лягушатникам. — Вас здесь шестеро, а нас двое — расклад дел на лицо, сэр. Не бросите пистолеты — я, так и быть, возьму на себя честь сравнять шансы. Кого-нибудь, а точно пристрелю. Француз, не собираясь спорить, кивнул своим. По его команде солдаты опустили пистолеты, однако на лицах их сквозила ярость, почти собачья готовность ринуться в бой. Мальчишка в руках Альдо жалобно заскулил. — Всё оружие на землю, — с нажимом повторил Альдо, видя, что некоторые из солдат всё ещё мешкают. — Пусть старший лейтенант опустит пистолет тоже, — подал голос Ланда. Всё это время фриц ютился позади Альдо, но теперь, чуть осмелев, высунулся из-за его спины и даже встал рядом. — И второй, который спрятан у него в кобуре под кителем, тоже. — Не учи учёного, — огрызнулся Альдо, потом, однако, мельком посмотрел на главного француза, нехорошо держащего руку на поясе, и сказал: — Вас, сэр, попрошу тоже. Оба пистолета на землю, если вас, конечно, моя скромная просьба не затруднит. Когда всё оружие оказалось на траве, Альдо выпрямил спину и встал чуть свободнее. — Итак, в чём же дело, сэр? — спросил Альдо, убирая руки с горла рядового. — Почему вы открыли пальбу? — Мои люди открыть огонь потому, что слышать немецкий, — объяснил француз. Придушенный Альдо и еле держащейся на ногах лягушатник кое-как проковылял три ярда и рухнул на руки товарищей. — Отдельный отряды немцев мы видеть здесь совсем недавно, сэр. Мы думать, что они вернуться сюда снова. А вы, сэр, — произнёс старший сержант возвысившимся голосом, — что вы делать на наших землях? — Гуляли, — сказал Альдо с вызовом в голосе и взгляде. — По нам не видно что ли? — Лейтенант… — зашипел было Ланда, потянув Альдо за рукав. Француз снова смерил Ланду странным взглядом, на пухлых губах его промелькнула лёгкая усмешка. — Моё имя — Морис Бонне, — представился, однако, он секундой после. Француз протянул Альдо руку, но, не встретив и толики доброжелательности в ответ, поспешно убрал её обратно. — Старший лейтенант из сорок шестого корпуса сил Освободительной Франции. Как я иметь честь обращаться к вам, сэр? — Лейтенант Альдо Рейн, — ответил Альдо, ничуть не задумываясь. — Слыхали о таком, сэр? Француз поглядел на Альдо с подозрением. — Вы иметь с собой документы? — Нет, — сказал Альдо. — Моя шея и нож — вот мои документы. По привычке Альдо не любил держать все вещи в одном месте, однако Ютивич, в отличи от него — да и в целом от большей части ребят, прибывшими с Альдо из Америки год назад, — отличался куда большей собранностью, чем они все вместе взятые, не отказываясь лишний раз взять на себя всю бумажную волокиту, а потому карты французских земель, занятых нацисткими войсками, документы и прочую херь поручено было таскать ему. Но теперь Ютивич был далеко отсюда — и документы Альдо вместе с ним тоже. Поэтому Альдо не оставалось делать ничего, кроме как двумя пальцами отогнуть воротник рубашки, выставив напоказ шрам на шее. Лица лягушатников, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что-то один другому на своём родном наречии. Старший лейтенант стоял же молча, сложив руки на груди; в карих глазах его отражалась тревога. Альдо был уверен, что по шраму на шее, ставшим ему неизменным спутником одиннадцать лет назад, его могли узнать почти сразу — и французы, и, тем более, наци, но этот лягушатник почему-то вздумал упереться. — Насколько я знать, союзные американцы не направлять в наш батальон никаких своих отрядов, — произнёс старший лейтенант недоверчиво. — Прошу меня простить, сэр, но я нахожу ваши слова весьма подозрительными. Я не думать, что лейтенант Рейн — если вы и в самом деле им являться, — в военное время мог прийти на наши территории в одиночку, тем более… тем более вместе с нацистом. — Да хоть с самим Гитлером — с каких это пор я должен перед вами отчитываться, а? — ощерился Альдо на старшего сержанта, мнившего себя генералом. — Задам вам встречный вопрос, сэр: почему вы в военное время шляетесь не со своей частью, а от половины ваших солдат за версту разит дешёвым коньяком? Старший лейтенант неожиданно стушевался, закусил губу, но ответить так и не успел: один из французов — тот самый рядовой, придушенный Альдо на пригорке, — не отрывающий взгляд от формы Ланды с тех самых пор, как оказался рядом со своими, хлопнул себя по лбу, а потом вдруг воскликнул: — Attendez! ⁸⁾ Альдо не понял перевода, но странное волнение отчего-то всё равно легло в его грудь. Рядовой тем временем бросил ещё пару слов старшему сержанту на своём языке, прося, видимо, обождать его некоторое время, закопался у себя в рюкзаке, высыпал скудное содержимое на землю. Среди перевязочных пакетов, неоткрытых банок из-под тушёнки, сухарей и белья, составляющих скромные пожитки рядового, вскоре обнаружился смятый кусок бумаги — поначалу Альдо и вовсе не разобрал, что это. В глаза бросался яркий, размещающийся у самой каёмки листа, заголовок: «Völkischer Beobachter», напечатанный громадными буквами у самого верха страницы. «Немецкое чтиво, — догадался Альдо. — Зачем оно только понадобилось лягушатникам? Единственное, на что сгодятся все лживые детища Геббельса — зад подтирать и только». Однако французы, похоже, всерьёз заинтересовались этим клочком бумаги. Рядовой впопыхах развернул газету, перевернул её, и, рыща глазами по буквам, ткнул в пальцем в одну из чёрно-белых фотографий. Старший лейтенант взглянул на показанную страницу, другие солдаты поглядывали из-за их плеч. Верхний уголок губы Ланды судорожно дёрнулся. Настала мёртвая тишина. Прошло, по крайней мере, полных минут пять; старший сержант по-прежнему молча смотрел колонку, на которую указывал рядовой, хмурился, словно не доверяя увиденному. Ещё некоторое время он сосредоточенно крепился, поглядывая то на Ланду, то на измятый газетный лист, а потом поднял голову и процедил, обращаясь только к фрицу — и будто вовсе не было в этом мире другого человека, к которому он мог бы сейчас обратиться: — Я думать, вы есть выше, герр Ланда. Последние слова он произнёс по-французски, на этот раз без акцента — уверенно и чётко. Лягушатники позади него обеспокоенно зашептались, голоса их гневно возвысились, газета пошла по рукам. Ланда сглотнул, отступил назад. Альдо был не менее обескуражен, чем он сам. «Ихний Геббельс постарался, — понял Альдо, чувствуя, что сердце забилось чаще. — Руки этого нацистского любителя кино и его прихвостней дотянутся куда угодно — хоть до самого побережья Антарктики». — С глаз скройся, — шикнул Альдо фрицу на тот случай, если у кого-нибудь у лягушатников хватит ума взяться за пистолет. Второй раз Ланде повторять не пришлось: он исполнил приказ настолько быстро, будто бы носил погоны простого рядового, а не полковника. На миг Альдо казалось, будто он может попробовать его страх на вкус. Альдо скосил глаза на француза, стараясь, для большего впечатления, посмотреть на него как-то поверх головы, сверху вниз, как будто он разглядывал его, как букашку, а затем медленно и внятно произнес: — И что же нынче строчат о Жидолове в этих немецких газетёнках? — Я полагать, герр Ланда уже рассказать вам сам. — Старший сержант сложил в руках немецкую газету, просиял лицом, будто не веря, что ему на долю выпала такая удача. — Надеяться, что он не поскупиться в объяснениях и для французского руководства. На Ланду было страшно смотреть. — Фриц мой, — прорычал Альдо без колебаний, поняв, к чему клонит лягушатник. Пальцы Альдо сжались на рукоятке пистолета. Французы при этом его движении тоже напряглись, но оружие поднять так и не осмелились, ожидая приказа командира. — И я не отдам его лягушатникам хоть за десять повышений. — Лейтенант, я представлять собой интересы французского освободительного командования, — продолжал старший лягушатник спокойно, но резкость Альдо видимо смутила его. Быстро же он начал величать его лейтенантом: верно, решил, что полковник Ланда не мог просто так оказаться в руках бродяги. — В мои обязанности входить немедленно доложить об этой ситуации командиру нашей части — о вас и о… — А в мои обязанности входит пустить пулю в лоб каждому, кто вздумает умыкнуть у меня моего Жидолова, — ухмыльнулся Альдо, однако усмешка эта таила в себе скрытую угрозу. — Распоряжение американского командования, сэр. Француз смутился и покраснел под пристальным, вызывающим взглядом Альдо, несмотря на то, что и был выше его на один чин. Альдо прикинул в голове, что будет, если французы всё же удумают решить это дело силой. Оружие лягушатников валялось на траве возле их ног, свой же пистолет Альдо сжимал в пальцах и имел ещё два — нацистских, с полностью заряженными магазинами, — за поясом. Альдо не был уверен, сможет ли ранить всех четверых лягушатников сразу, но в любом случае — всегда можно попробовать. — Вы взять Жидолова на наших территориях, — наконец спесиво разорвал молчание француз. — Нас просто обязать… — Мои люди сейчас в Вишах, — бросил Альдо ожесточённо, потеряв всякое терпение. — Мы с ними разделились возле окрестностей Мулена, что находятся где-то в тридцати лигах отсюда, тремя днями ранее. Поимённо состав моего отряда назвать или вспомните и без моей помощи, сэр? Француз молчал. — Так вот, о чём я вам тут толкую, сэр: мои люди знают, куда мы направились, и сколько времени займёт наша дорога. В случае, если мы не свяжемся с ними в нужный срок, они немедленно доложат генерал-майору Доновану, и он, уверяю вас, непременно заинтересуется, по какой именно причине мы сгинули посреди французской глуши. — Альдо сузил глаза, отчего казалось, что он улыбается, оглядел всех солдат и сказал: — Выйдет крайне неприятная ситуация, если мы не доберёмся до вашей части живыми. Француз досадливо взглянул на Альдо, кусая губы. Глаза его покраснели, челюсть дрожала. — Позвольте осведомиться, лейтенант: куда вы направляться изначально? Вас кто-то направить или… — Лейтенант Бонне, — сказал Альдо, уперев руку в бок, — вы вздумали меня допрашивать или собрались просто пристрелить, как и планировали ранее, а? — Я ни в коем случае не собираться вас стрелять, лейтенант, — нахмурился француз. — Я спрашивать вас всего лишь о… — В таком случае я повторю вам ещё раз, — процедил Альдо с плохо сдерживаемой яростью. — Дайте мне перекинуться парой слов со своим командованием. Немедленно. И я, так и быть, не поведаю паре славных ребят из Управления стратегических служб, что вы, сэр, занимались мародёрством хер пойми где в дюжине лиг от линии фронта, а ваши люди дважды — дважды, — едва не пристрелили меня. Пуля просвистела слишком близко от цели. — К командованию нашей части мы доставить вас безусловно! — воскликнул француз, порядком поумерив свой пыл. — Однако… — Однако нацисту вы можете устроить самосуд хоть сейчас, но тогда будете лично отвечать перед всем собранием УСС: вы, ваши командиры и ваши люди. — Прибавил Альдо заносчиво, как бы если бы французский генерал стоял сейчас перед ним в полном обмундировании. — Я что-то не думаю, что в военное время вашему руководству и старику де Голлю в частности захочется ссориться с американскими военными, за вас прочесавшими всё побережье вашей же Нормандии. Итак, что предлагаете делать, сэр? Старший сержант хотел было что-то ответить, но со словами так и не нашёлся, только тяжело вздохнул. Альдо смотрел на француза в недобром молчании, ни на мгновение ни отрываясь. Наконец француз отвёл взгляд. — Предлагать обсудить это недоразумение после. — Старший сержант быстро оглянулся вокруг, на своих людей, повёл плечами, оглядываясь назад. — Наши войска обосноваться в паре часов ходьбы отсюда. Мы доведём вас к подполовнику как можно скорее, лейтенант Рейн; вас и вашего… — Что насчёт Жидолова? — напомнил ему Альдо едко. — С Жидоловом ничего не произойти, сэр, дать вам слово. — Нехотя сказал француз, жестом приказал своим людям разойтись. Альдо убрал пистолет обратно за пояс, французы бросились поднимать свои. Старший сержант постоял, наблюдая за ними, потом поглядел на Альдо и сказал, но уже тише: — И, лейтенант… Когда я доложить о вас подполковнику, я… я настоятельно просить вас умолчать об этой неурядице, произошедшей здесь. — Пока я в этом сильно сомневаюсь, сэр, — усмехнулся Альдо. Французы, подняв с земли пистолеты, начали медленно расступаться, но всё ещё поглядывали на Ланду с затаённой ненавистью, искоса, исподлобья. Без оружия остался только тот поганый рядовой. — Я, признаться, до сих пор на вас в большой обиде. — Могу ли я как-нибудь загладить свою вину перед вами, сэр? — заискивающе спросил старший сержант. Альдо задумался, отдал французский пистолет обратно рядовому, а потом спросил: — У вас найдётся покурить?

***

ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО/НЕМЕЦКОГО: ¹⁾ — Руки вверх! (франц.) ²⁾ — Руки вверх, или я вышибу вам мозги. (франц.) ³⁾ — Стойте на месте и не двигайтесь. (франц.) ⁴⁾ — Иначе я убью вас обоих! (франц.) ⁵⁾ — Здесь французская засада! (нем.) ⁶⁾ — Сюда, сюда скорее! (нем.) ⁷⁾ — Что здесь происходит? (франц.) ⁸⁾ — Подождите! (франц.)