Голодные Игры: Восставшие из пепла

Приближаясь к очередному незнакомому дистрикту, оконное стекло покрывается крупными дождевыми каплями начинающейся грозы. С каждой минутой шум нарастает и вскоре кроме него самого не слышно даже гудящего звука поезда. Я тяжело вздыхаю, стараясь не смотреть на край собственной полки. Мы оба не замечаем друг друга более получаса. Не знаю, чем занимается Пит, а вот я упорно гляжу в окно, лишь бы не встретиться с лазурными глазами лишний раз. Что делают нормальные люди в начале третьего ночи? Спят? Что ж, глупо называть себя «нормальной», если еще в Капитолии мне приписали звание душевнобольной. Подумать только – мне всего восемнадцать лет, а на своей собственной жизни я уже успела поставить жирный крест. Но, к несчастью, я была не одна – совсем не одна. Таких же обескровленных и обделенных подростков всегда хватало по всему Панему во времена правления Сноу. Но теперь я боюсь. Я слишком быстро согласилась облачиться в перья. Слишком быстро допустила возможность своего столь скорого возвращения и теперь это пугало меня. Прошел месяц со Дня Моих Главных Потерь. Даже не так – со Дня Осознания этих потерь, и я уже мчусь в Капитолий, чтобы вновь расправить крылья, заключенные в стальной хватке сердца Панема. Мне казалось, что все будет не так скоро. Чтобы встать на ноги, мне нужен год, а может быть, и два. Если не понадобится целый десяток лет, но у меня его попросту не было. Время поджимало, не дожидаясь моей готовности. Как могли затянуться еще незажившие раны? Несмотря на потери, теперь в лице главного моего хранителя выступает Пит. Он рядом, несмотря на то, что в любую минуту его руки потянутся к моему горлу. И не надоело переродку повторяться? Но главный вопрос всех моих терзаний состоял в другом: ради чего все это? Ради людей, которые были бы рады моей смерти на арене? Которые не видели в Играх ничего из ряда вон выходящего? Возможно, ради Капитолия? Столицы, в которой похоронена прежняя Китнисс Эвердин? Но ответ мне уже известен – Прим. Прим. Ты снова всплываешь в моей памяти словно поплавок. Ты немой балласт, который тянет на дно, ты причина быть лучше, чем я есть на самом деле. Я живу ради тебя. Я стремлюсь спасти их жизни ради тебя. Мщение не вернет моего серьезного и рассудительного для столь малых лет утенка. – Ты знаешь, я думал о братьях… – неожиданно говорит Пит. Меня передергивает. Болезненная тема для нас двоих. Мы мыслим словно на одной волне, только теперь «разговоры по душам», станут для него новым препятствием. Я оборачиваюсь к Питу и замечаю, что он не сводит с меня глаз. Возможно, он ищет во мне поддержку, точку опоры и сопереживание, а возможно, просто старается разрядить тишину, которая сглаживалась шумом разразившегося дождя. Он долго молчит, стараясь, быть может, подобрать нужные слова. И я уже не надеюсь на продолжение разговора, зная, какую боль это приносит, когда он вновь начинает говорить. – Я помню, какими они были. До мельчайшей детали. Какую выпечку любили, какие книги читали, с какими девчонками заигрывали, а после до полуночи обсуждали это в нашей комнате… Мне казалось, и нет никакого противостояния между Капитолием и Дистриктами. Казалось, что вот оно — счастье, даже несмотря на голод… Он рассказывал мне все это так, как бы я сама рассказывала ему о Прим. Я продолжаю молчать, зная, что сказано еще не все. – Они не давали меня в обиду матери. Лишь когда она сильно выходила из себя. Из всех нас больше всего она терпела Гая – он был самым старшим и своими габаритами внушал ей страх, так, по крайней мере, казалось мне самому. Я помню, он часто говорил о лесах Двенадцатого. Он ни разу в жизни там не был и, боюсь, не успел увидеть даже во время бомбежки… – Я помню твоего отца, – говорю я, стараясь сменить неприятную тему. Пит грустно усмехается. – Он часто говорил о тебе и твоей матери. «Та, что убежала с шахтером». Мне кажется, до самой смерти он любил только её… Он несся к ней, едва кто-либо из нас начинал кашлять. Он надеялся, что она передумает, а возможно, и полюбит его, но все было тщетно. И теперь мне даже жаль мою мать… Он вздыхает. Переводит взгляд с меня на покрытое крупными каплями осеннего ливня окно. – Прожить всю жизнь с тем, кого любишь больше жизни, зная при этом, что кроме чувства долга он ничего не испытывает… Сейчас он намекал на меня? Неужели он действительно считает, что то, ради чего я возвращаюсь в Капитолий, то, ради чего спасла его жизнь на арене, — всего лишь чувство долга? Нет, Китнисс. Это не двусмысленный разговор – не поддавайся надеждам. – Она любила вас? – звучит, словно риторический вопрос, но я все же задаю его. – Возможно, но тогда у нее была довольно своеобразная любовь. – Ты соврал мне тогда, на арене. Пит недоумевающе смотрит на меня. – О чем ты? – Что ни разу в жизни не заговаривал со мной, – говорю я. – Мы встретились с тобой, когда мне было десять. В лесу. Ты был весь в синяках, истрепанный, в грязи и с волдырями от тлен-травы. – Я совершенно этого не помню, – честно признается он. – Ты распугивал всю живность в округе и каждые двести метров застревал в корягах. Я знаю, это нечестно — заставлять вспоминать Пита страшные и такие счастливые искореженные моменты его прошлого. Но кто знает, возможно, это станет еще одним неосознанным шажком на встречу к нему самому. – Я всегда ее распугиваю — правда или ложь? – усмехается он. – Правда. И мы замолкаем. Чтобы мы не предприняли, Капитолий на шаг впереди. И этот шаг становится роковым для нас обоих. Сперва столица отобрала у меня нормальную жизнь, после — забирая в эту тягучую неизвестность всех моих знакомых, близких и любимых людей. Теперь же, когда наступит время моей собственной непокорности, спастись от гнева Койн будет уже невозможным. – Мы не остановим ее, – начинаю я. – Койн и так слишком долго ждала того момента, когда, наконец, прикончит символ революции. Ты прав: ей нужен повод, который я ей предоставлю… – Даже если ты начнешь восстание, это не изменит Панем до конца. Останутся те, кто захотят правосудия над капитолийцами. Гнев – причина всех бед. – У тебя есть идея получше? – Все, что мы можем, – подготовить беженцев к арене. К тому, что они могут там увидеть. – Пит, у них не будет спонсоров! Им некому помочь! Ты думаешь, Койн обойдется тем ужасом, которая вселяла Квартальная Бойня? Она отомстит, за всех отомстит раз и навсегда. – Ты же слышала о подготовке? Времени у нас чуть больше… – Оно не спасет их. За две недели нельзя научиться стрелять из лука, плести сети, ставить силки, разбираться во всех ягодах и травах арены. Нельзя научиться лазать по деревьям, наработать удар и силу, обращаться с оружием. Нельзя научиться тому, чему учили профи с самого раннего детства! Тому, чему я училась долгие годы выживания и голода! – Китнисс, мы что-нибудь придумаем, – уверенно говорит Пит. И неожиданно в голову приходит наш разговор в пещере. « – Мы раздобудем лекарство… – Что на парашюте сбросят? – невесело усмехается Пит. Его бьет озноб, он едва фокусирует взгляд. – Мы что-нибудь придумаем, – уверенно отвечаю я. Все это надумано, я сама не верю в правдивость собственных слов. – Например? – Что-нибудь. Повинуясь внезапному порыву, я наклоняюсь и целую его. Все бы ничего, если бы вокруг нас не было этих скал, камер и всего Панема…» Я с замиранием сердца вспоминаю этот поцелуй и понимаю, что, возможно, его — такого настоящего и живого — я не почувствую никогда больше в своей жизни. Он испарился словно предрассветная дымка, как растворилась и я прежняя – Китнисс Эвердин в Огненной, обрастающей черным оперением восстания и неприязни к Капитолию птице. Возможно, я проиграла свою частицу души, отдавая ее тому моменту у стен Президентского Дворца, ведь вместе с ней умирала и Прим. Но кто сказал, что Сойка-пересмешница, Огненная Китнисс, восставшая из пепла, словно феникс проиграла бой? ________________________________________________ Как вы заметили, эта глава совсем маленькая. Она не планировалась во время возникновения и дальнейшего обдумывания фанфика, но мне кажется, она нужна. Сомнения Китнисс — важная составляющая ее жизни. К тому же она вновь не принимала решения, которые выдвинули за нее. Поэтому, надеюсь, вы не закидаете меня помидорами, а отнесетесь с пониманием:) Жду вашего мнения на этот счет и хотелось бы знать — сколько вас? Ставьте хоть точку, если мельком прочитали главу. Это огромная просьба от меня самой, и заранее я благодарю вас за понимание. С любовью, Ася.