Голодные Игры: Восставшие из пепла

Завтрак проходит скомкано, в давящей тишине. Эффи старается поддержать беседу, но из-за напряжения между мной и Питом, все стараются отмалчиваться. Хеймитч только скалится – ментор наверняка догадывался о причине размолвки. Все помнили мою вчерашнюю выходку, а я, как раз-то и пыталась о ней забыть. Остальные присутствующие – Далия, Фелиция и Этан – вежливо улыбаются, продолжая утыкаться носом в тарелку. Мое непозволительное поведение все списали на волнение перед интервью. Все, кроме Пита. Вчера забота обо мне легла на его плечи. К несчастью, я помнила абсолютно все – до самой мелкой, казалось бы, глупой детали. В этом алкоголь подвел меня. Мой напарник же сделал вид, что ничего не было, просто выскользнув из собственной кровати около пяти часов утра. Как можно было, так просто доверится нелепому порыву? Я настойчиво тереблю в руках вилку и нож, пиля фарфоровую тарелку. Эффи напоминает мне о манерах поведения за столом, я благодарю ее и выхожу из-за стола. Хватит с меня чувств! Я подаюсь им слишком часто, а впереди меня еще ждала встреча с Койн и беженцы. Ну, конечно – беженцы. Ни поэтому ли Пит провел со мной вчерашнюю ночь? – Китнисс, я хотела напомнить, что сегодня ознакомительная встреча трибутов с их менторами, – говорит Бряк, – Твоя команда подготовки поможет с одеждой и через час вас отвезут в Тренировочный Центр. – То есть? – Новый Центр отстроили специально для капитолийских трибутов. С менее выраженным… шармом, нежели этот. Шарм? Ну, конечно, шарм. Коротко киваю и выхожу из столовой зоны. За мной тут же плетутся Далия и Фелиция. Во время очередной примерки они молчаливы, и вежливо не интересуются причиной моего вчерашнего поведения. За это я несказанно рада обоим, но все же, пару вопросов беспокоили меня. – Что за новый Тренировочный Центр? – спрашиваю я, когда старшая из сестер увенчивает мою голову витиеватой косой. – Окраинное здание Капитолия. Там содержат всех капитолийцев до дня… – До Жатвы, – заканчивает Далия за сестру у которой, видимо, от необычного слова перехватывает дыхание. – И там же будут проводиться все тренировки? – Да. Но в этом году система выбора трибутов отличается из-за количества претендентов, – давится Фелиция. – Ты же слышала о предварительных тренировках? – Вроде двухнедельного мастер-класса? Это же ни к чему не приведет… – Койн так не считает. Она хочет играть «честно», – цедит Далия. – Не нам решать, что честно, а что нет, Далли. Трибутов выберут после того, как они пройдут курс выживания. – Жатва будет после него? – удивленно спрашиваю я. – Чтобы шансы были равными, – Младшая сестренка Фелиции строит невообразимую гримасу, за что та шутливо одергивает ее за косичку. Они дурачатся даже сейчас, когда надежды, казалось бы, совсем не осталось. Я улыбаюсь в ответ на их действия и опьяненная своим счастьем совершенно забываю, куда меня отправят всего через час. Мне не страшно – я научу их всему, что умею сама. Я помогу преодолеть им кошмар под названием Голодные Игры. *** (Песня под которую писалась глава Digital Daggers – Still Here) – Что скажешь, Китнисс? – спрашивает меня Бити. А мне, по правде, и сказать нечего. Новый Тренировочный Центр выглядит, словно один огромный карцер: крохотные окна, из которых едва виднеется дневной свет, увенчаны железными решетками; полы серо-зеленого, бетонного цвета, разукрашены кровью и рвотой; в душных, закрытых палатах я вижу лица запуганных, обнищавших людей, которые еще год назад не знали слова «страх». Мороз пробегает по коже – одни из них изувечены, другие небрежно перемотаны бинтами. И это первый, должно быть, самый безопасный этаж. Сквозь толщу стен я слышу всхлипы, мольбы о помощи и стоны. Когда люди видят приближающуюся группу будущих менторов, обступленную белыми мундирами миротворцев, они только провожают нас понимающим взглядом. «Попробуйте им помочь». Позади меня идет Пит, Энобария, Джоанна и Бити. Все они стараются храбриться, и вести себя более непринужденно. Но это выглядит так неестественно, что я стараюсь не отвлекаться на их пустую болтовню. Вместе со мной молчит и Пит, каждый новый стон, взгляд отзывается в нем дрожью. Я замечаю, как его глаза наполняются ненавистью. Не ко мне, а к Койн. Он продолжает молча идти всматриваясь в прямоходящую спину миротворца. Мы входим в стеклянный лифт и поднимаемся на самый последний этаж. Тишина давит на уши, и мне кажется, это заметили абсолютно все присутствующие. Пит нервно одергивает куртку комбинезона, такого же, как и у остальных. Менторы выглядят солидно и, тем не менее, в них мы можем управляться. Когда двери разъезжаются в стороны, и мы входим внутрь помещения, становится ясно – нет никакого пути назад. Зловещие секции обустроены огромными боксами, разбросанными по всему помещению. Высокий потолок, широкая местность, и выступ крыши позволяют на одном единственном этаже задействовать абсолютно все виды стрельбищ, препятствий и врачевания. Первая секция, которая попадается мне на глаза: луковые мишени. Их около десятка, стоящих вдоль стены, напротив которых расположились наборы различных видов моего любимого оружия. Странно, но это не восхищение, а отвращение. Едва мы успеваем разбрестись по секциям, как откуда-то сверху доносится чей-то оклик: – Осматриваетесь на новом рабочем месте? Я поднимаю голову и слабо улыбаюсь: Плутарх Хевенсби смотрел на нас пятерых, как на кусок свежевыпотрошенной тушки мяса. – Поднимайтесь наверх, – кричит он с главного ложа Распорядителей Игр. Мы плетемся наверх. Кажется, даже Джоанна утеряла прежнюю страсть к колким шуткам – понурый взгляд победительницы сказывается на всех нас: она была единственной, кто мог отозваться об этом всем с презрительным настроем, который подхватили бы остальные. На этот раз мы добираемся по лестнице. Будущий Распорядитель встречает нас объятиями. – Как раз во время. Альма подъедет с минуты на минуту. Президент будет рада вам всем, – говорит Плутарх, – Думаю, прелестно было бы на память оставить одну общую фотографию: Победители и Президент – воодушевляюще. Мерзко. Просто мерзко. Мое настроение разделяют абсолютно все «воодушевленные» победители. Мы рассаживаемся по отведенным каждому местам, в ожидании прихода Президента. Сказать что Альма Койн вселяла в меня ужас я не могу. Сноу производил на меня, куда большее впечатление. Но от змеи ты хотя бы знаешь чего ожидать. Кто-то больно пихает меня в бок. – Не делай подобных гримас, Китнисс. Если ты успела заметить тошно не тебе одной, – говорит Джоанна, – Чтобы уложить противника на обе лопатки никто перед этим не орет: «Я пошлю этого урода в нокаут». Сперва, я не понимаю, о чем она говорит, но потом чувствую пристальный взгляд чужих стальных глаз и понимаю, что все свое отвращение или боязнь, я выдаю именно этой гримасой. Повинуясь порыву, я вздергиваю подбородок и не отрывая того же стального взгляда, возвращаю его хозяйке – пусть скалится, изображая подобие улыбки. Откуда-то издалека доносится привычный и кровавый гимн. Джоанна кладет руку на сердце – еще один издевательский плевок в сторону правительства. Свита Койн поднимается на место Распорядителей Игр. Черные тона серых одеяний, соответствуют ее внутреннему миру – жажда власти сильнее жажды жизни. Она так рвалась на это место, что теперь даже, если разверзнется земля, она останется у отвоеванного поста Президента. – Солдат Эвердин, – коротко приветствует Койн. Любезности с другими членами команды проходят в менее дружелюбной обстановке. Все молчат точно так же, как и я. Все недовольны этим точно так же, как и я. Но, к несчастью, они умело скрывают это, оставаясь безучастными. Мне страшно сидеть на месте Распорядителя Игр. Я словно еще одна из тех, кто собирается создавать из детоубийства шоу на потеху зрителям. Мороз пробегает по телу: фактически, я неотъемлемая часть их предрешенной участи. – Трибуты Семьдесят Шестых Голодных Игр. Этот голос эхом разносится по помещению, замирая в сердцах каждого новоиспеченного ментора. Я одна из немногих, кто вскочил с места, и кинулась к краю балкона. Моему примеру последовала только Джоанна – её сердце тоже не выдержало. Серые, похожие на балахоны рубашки; у девочек пепельные юбчонки в клетку, у мальчиков широкие, волокущиеся по полу, штанины брюк. Мертвенно-бледные лица беспокойно оглядываются на миротворцев, глаза затравленно косятся на балкон Распорядителей. Сколько их там – не больше пятидесяти? Надменные, порой самодовольные улыбки капитолийцев сменил испуг,высеченный на пересохших губах. Глаза лишь у немногих налиты стекляшками слез: все они держатся молодцом, зная, что в конце двадцать три трибута разделят одну участь напополам. Я обжигаюсь: слишком тяжело видеть их взгляды, встречая в них свой собственный. Взгляды тысячи, изувеченных и подобных мне детей из разных Дистриктов, которые смирились с подобной участью. Но это в прошлом. Неожиданно в толпе я замечаю затравленный и одичалый взгляд карих глаз. Но не смотря на это, девочка, которой отроду нет двенадцати, с радостной улыбкой ободряет всех шедших вокруг нее детей. Я чувствую ее страх, который она так старательно пытается спрятать где-то в глубине своей души. Я чувствую его, потому что я знаю его. Миротворцы разделяют их на группы: девочки – мальчики, старшие – младшие. Мне кажется, их гораздо больше, чем пятьдесят, но задавать излишние вопросы Койн, встречаясь с ее бесчувственным взглядом не по мне. Я остаюсь на прежнем месте, будто ноги приросли к земле. Тяжелый вдох, и шумный выдох через нос. Закрыв тяжелые и опухшие веки, я считаю до десяти, останавливаясь на каждом счете. «Проникновенная» речь Президента о новых Голодных Играх ничуть не заботит меня. Я не желаю этого слышать. Меня зовут Китнисс Эвердин. Мой дом – Дистрикт-12. Я пережила Игры. Дважды. А теперь выступаю на них ментором. Я отправляю их на верную смерть. Среди них есть те, кто младше моей Прим, когда та впервые оказалась на Жатве. Среди них есть те, кто заслуживает жизни. Они все заслуживают жизни. Они все – сама жизнь. *** Я не глядя, подписываю очередную, подсунутую Плутархом, бумажку. Кто знал, что все должно быть настолько официально. Мне просто смешно. Койн восседает напротив. Я с ней один на один. Назад дороги нет, но я обещала себе попробовать. – И здесь, Китнисс. Отлично! Тебе отводятся самые «кассовые» секции, – он заливается громким смехом, – Стрельба и плаванье. – Плаванье? – Мы постарались предусмотреть абсолютно все, – говорит Койн, – Любимые погодные условия и препятствия, но поскольку, лучших менторов вроде победителей нам не найти, мы обратились к вам за помощью. Надеюсь, это не стало большой проблемой? Проблемой? До чего же это все потешно. – К несчастью, Хеймитч Эбернети не поддержал нашу идею, и отказался от нее, сославшись на плохое здоровье. На самом деле с этим пьянчужкой никто и связываться не хотел. У каждого из вас будут помощники, и я думаю, вместе с ними вы обязательно справитесь с этим, – влез Плутарх. – Мистер Хевенсби, вы не могли оставить нас с Китнисс наедине? Министр округлил глаза в непонимании. Считает, что у Альмы Койн нет от него секретов? Неужели он настолько глуп и доверчив? Он покидает кабинет в гордом молчании. Так даже лучше. – Что скажете, Китнисс? О трибутах? – Все они напуганы и худы, – грубо отвечаю я. – Считаете, среди них есть победитель? – пропуская мою колкость мимо ушей, продолжает Президент. – А Вас только это заботит? – Мне кажется, вы передумали, – отрываясь от бумаг, говорит Койн. – Относительно проводимых Игр? Я не сомневалась в этом, Китнисс, но предотвращая ненужные речи, хочу сказать, что нет тех аргументов, которые бы заставили выступить меня против моего народа. – Ваш народ желает безотцовщины и смерти, и Вы покорно соглашаетесь с этим. – Китнисс, разве смерть Прим не научила вас видеть истинное лицо капитолийцев? Они семьдесят пять лет подряд, отнимали десятки тысяч жизней наших родных и близких. – Смерть Прим ничуть не касается этих Игр. Я была подавлена, и оценивать ситуацию по факту была просто не в состоянии. Что помешает мне обвинить Вас в том, что Вы просто пользовались ситуацией? Моим угнетенным состоянием? – бросаю я ей в лицо, – я говорила раньше, и буду повторять всегда: месть – не выход. – А что выход для разгневанного и лишенного народа? Ваши речи, пусть и богаты патриотическим духом, никак не отразятся на количестве радикалов. Вы только портите свою репутацию как Сойки-пересмешницы. Она знает о радикалах. Значит, знает и то, что одним из их предводителей является никто иной, как Гейл. Она доберется и до него, как добралась до… – Что стало с моей командой подготовки? – Простите? – Что стало с моей командой подготовки? – членораздельно произношу я, – Венией, Флавием и Октавией. – Они, как и все остальные лица, приближенные к Президенту Сноу, были осуждены высшими инстанциями. – Высшие инстанции – это Вы? – злость хлещет из меня через край. Напускная вежливость спадает с лица. Я знаю, как мои стальные глаза выжигают на сердце Койн одно единственное слово: «безверие». – Мне кажется, вы не улавливаете сути нашего с вами разговора, Китнисс. – Возможно, я теряю свой авторитет среди ваших приверженцев. Возможно, Сойка-пересмешница умерла для многих после вчерашнего интервью, но я не только символ восстания. Я – обычный человек, как и все те, кто терял своих близких на протяжении этих лет. Я – Китнисс Эвердин, а не Сойка-пересмешница, которой вы меня нарекли. Я разожгла восстания, я дала людям желанное ими слово «свобода», я свергла тирана всего за несколько месяцев. И Вы хотите сказать, что решить проблему деспота, с маниакальным желанием мести, не в моих силах? Койн молчит. Ее взгляд прожигает до костей, но это не по мне – я сделана из огня. Ей просто нечего сказать – мои речи «наполненные патриотизмом» заставили ее эго замолчать. В ответ на ее оскал, я отвечаю грустной полуулыбкой. – Тогда мне просто жаль Вас, – бросаю я. *** Лифт с характерным писком разъезжается в стороны. Я вхожу в гостиную Тренировочного Центра и только сейчас понимаю насколько выжата. Кажется, разговор с Президентом забрал мои последние надежды. Вслед за ней исчезает и уверенность в себе: мне кажется, это, заранее проигранная битва, принесет мне слишком много потерь. Зачем я объявила Койн войну? Неужели это приведет к чему-то, что могло бы спасти, а не усугубить, жизнь беженцев на Играх? Теперь, она будет действовать вопреки обстоятельствам – никакие восстания или мятежи не помогут остановить её. Все зашло слишком далеко и все, что я могу предложить этим детям: веру и знания об опасностях арены. Я вспоминаю янтарно-карие глаза, улыбающейся из толпы беженцев девочки. До конца Церемонии она держалась с отстраненно-пугливой полуулыбкой, которой она одарила каждого, кто обращал к ней умоляющие взгляды. Они находили в ней поддержку: точку опоры, которая среди всего этого ужаса светилась надеждой. Темные хвостики девочки парили среди толпы, и я часто ловила себя на том, что выискиваю ее среди остальных. Она и меня наполняла спокойствием и надеждой. Наблюдая за балконом Распорядителей, ее взгляд дольше всех задерживался на мне и Пите. Ее глаза, глядя на него, наполняются светящимися огоньками – он для нее источник веры, которую она впитывает как губка и разделяет после между своими соратниками. В комнате Тренировочного Центра меня встречает пепельноволосая девушка. Она, молча, указывает на кровать, новую мебель и телевизор, видимо обращая мое внимание на то, что безгласный персонал позаботился об их замене. – Спасибо, – говорю я, – Где наша сопровождающая – Эффи? Девушка достает некое устройство, на котором, спустя минуту, мерцает послание, написанное корявым подчерком: «Мисс Бряк по срочному делу вызвана в приемную Президента. А Мистер Эбернети вызвался ее сопрождающим». – Она не оставляла каких-либо указаний? Она вновь берется за тонкий карандаш. «Только отдых. Она просила передать Вам это». Девушка протягивает мне книгу. Удивительно, Эффи заставляет меня читать? На обложке изображена смеющаяся девчушка, в руках которой покоится причудливый цветок: набухающие зеленоватые почки, вогнутые, четырехгранные лепестки желтого цвета, торчащие в разные стороны, словно иглы, пестики. Я улыбаюсь – рисунок вызывает только положительные эмоции. – Что это за цветок? Девушка виновато улыбается и уже через мгновение в ее руках пляшет тонкий карандаш. «Рута». Все меняется в одно мгновение. Я чувствую запах этого благоухающего цветка, и он заставляет почувствовать всю боль зияющей дыры внутри меня. Я возвращаюсь на арену в тот момент, когда понимаю, что потеряла Руту. Он наступил для меня тогда, когда она просит: «Постарайся победить, Китнисс». Точно так же, как и Прим когда-то. Именно это делало смерть маленькой обезьянки невосполнимой. Она была, как и Прим, как и беженцы – самой жизнью. Я благодарю и отпускаю девушку. Поглаживаю гладкую обложку книги, словно боясь открыть её. Мне страшно окунаться в мир подобному миру Руты. Все изменилось, а ее сладкоголосый, девичий образ остается прежним. Я помню тебя, Рута. С каждой новой шершавой страницей главная героиня меняет свое имя и становится прежней курчавоволосой обезьянкой, с мелодичным голосом и детским, давно небьющимся, сердцем. Я переживаю ее смерть с каждой новой главой, в которой девочка, подобно Руте, жует мяту, взбирается на деревья, греется в руках матери. Но приходит Страшный День, и её мама покидает этот мир, унося самые желанные и хорошие мгновения жизни маленькой девочки в другой мир. В этот миг Рута взрослеет: не рывками или мелкими перебежками, а резко, всего за несколько часов. Она ставит на ноги брата, когда отец полностью отдается алкогольному забвению. Маленькая Рута-обезьянка работает на шахтах, прикидываясь худощавым мальчишкой. И когда ее тайна открывается, ее избивают на площади на глазах у всех. Я чувствую, как к губе скатывается слеза – будь я на месте тех трусливых людей, защитила бы маленькое тельце избитой девочки. Нечестно. Это все так нечестно. Когда умирала Прим или Рута, никто не мог встать на их защиту. Никто не мог занять их место, хотя клянусь, будь у меня возможность, я бы отдала свою жизнь лишь бы проворная обезьянка и вдумчивый утенок остались бы живы. Когда теперь умрет девочка с янтарно-карими глазами никто и никогда не станет на ее защиту. А все потому, что есть преступление, которого она не совершала. Есть кодекс мести, которому все беспрекословно следуют, забывая о человечности, забывая о сострадании и любви… – Китнисс. В дверном проеме стоит ошарашенная Эффи. Я быстрым движением руки вытираю слезы, и будто улыбаясь, приглашаю её войти. – Я только хотела пригласить тебя к ужину. К ужину? За окном чернеют сумерки. Я и не заметила, как за чтением пролетел практически весь вечер. – С тобой все в порядке? – обеспокоенно спрашивает Эффи. – Да, я просто. Я не слышала, как вы приехали… – Около часа назад. Пит заперся у себя, – она качает седовласой головой, – После разговора с Президентом он сам не свой. Могу его понять. Наверняка, злоба и ненависть к Койн плещется в нем ничуть не меньше, чем во мне. – Мы ждем тебя, – выходя, говорит Бряк. – Эффи, – окликаю я свою сопровождающую, – Спасибо за книгу, я действительно не встречала ничего лучше этого. – Книгу? – ее брови взмывают вверх, – Ненавижу книги, по-моему, куда удобнее для чтения использовать технику. – А новая девушка из персонала: с короткими пепельными волосами – ты знаешь её? – Китнисс, мне кажется, ты переутомилась. Я не знаю никого, кто бы мог подходить под это описание. Возможно, ты обозналась? – Несомненно, – вру я, – Я выйду к ужину. Эффи Бряк одаривает меня слабой улыбкой и скрывается за стеклянной дверью. Как цокот ее каблучков стихает, я, наконец, прихожу в себя. Нет никакой пепельноволосой. Эту книгу передал мне тот, кто хотел связаться со мной. Рута. Несомненно, кто-то хотел показать мне, что не является врагом, а наоборот, готов поддержать. Я с ужасом унимаю дрожь в руках. Кто-то смог добраться до меня. Кто-то из повстанцев. Они рядом, они готовы постоять за свою правоту, готовы сражаться на стороне Сойки-пересмешницы. Глупая, обезумевшая улыбка соскальзывает с моего лица. Они желали сказать мне что-то, но вот, что именно? Перелистываю страницу за страницей, в надежде, что найду выделенные, заветные строчки. Четыреста страниц пролетают под пальцами, не давая мне ни единой зацепки или подсказки. Что-то не так. Они не могли рисковать жизнями, просто поделившись со мной обычной, пусть даже настолько трогательной книжкой. А может, я просто выдумала все это? Вновь подкармливаю свою ослабленную веру пустыми надеждами? Все, что мне нужно было небольшое недоумение, которое Эффи Бряк вызвала у меня. Возможно, эта девушка, под предлогом анонимности, поделилась своим любимым чтивом, отдавая дань памяти погибшей обезьянке Руте? Все кончено. Едва ли радикалы доберутся до гнезда Сойки, Койн не позволит тому свершиться. Вздох обреченности слетает с моих губ и книга с грохотом падает на пол. Пальцы нащупывают твердое покрытие книги и я поднимаю ее, вновь и вновь убивая в себе чувство уверенности. Слишком много надежд возложено на мои плечи. Слишком много неоправданных поступков ждут от символа восстаний. Могу ли я подарить утратившим веру людям чувство уверенности в завтрашнем дне? Но нет. Что-то не так. Край одной из страниц загнулся и выглядывал острым концом листка. Когда я открываю книгу на форзаце, сердце предательски уходит к пяткам. Открытка. На обложке, кроваво-алым выведены рифленые линии. Это летящая сойка-пересмешница. Она парит над обломками и пожарищем, горящего города. Я переворачиваю открытку другой стороной и чувствую, как слезы непроизвольно скатываются со щек одна за другой.

«Революция начинается с нас – мы все еще верим тебе, Кискисс»

Это намного сильнее, чем договор скрепленный печатью Капитолия. Намного сильнее, чем слова скрепленные рукопожатием. Это признание. Признание, скрепленное биением чужих сердец. Признание, сопровождаемое верой и надеждой. Признание, отданное Сойке-пересмешнице. Это нерушимый пакт доверия. Это принятие чужого, капитолийского человека в семью тех, кто прежде не видывал подобной роскоши. Это наше воссоединение – Альянс тех, кто все еще готов идти до конца. ___________________________________________________________ Дорогие мои Читатели. Эта глава предпоследняя перед моим отъездом. Не уверена,что смогу оставить какие-нибудь слова благодарности после: уже сижу на чемоданах. Поэтому, просьба от меня как от писателя: если вы хоть раз заглядывали в этому тему, интересовались продолжением или просто следили за жизнью героев вместе со мной, мне было бы очень интересно узнать какая глава для Вас была самой любимой, почему именно она запомнилась. Эти, так скажем, "опусы" будут главным моим толчком к последующим главам - я буду знать чего хотите Вы, и как связать это с тем, что выходит из-под клавиш моей клавиатуры:). Последние две главы вышли по двадцать вордовским страниц, и это все потому. что на это меня вдохновляли вы все. Я ее плохо отредактировала, по-скольку, уже собираюсь "отчаливать" . Я безумно рада, что в такой короткий срок нашла таких преданных Читателей, как Вы. Я хочу сказать вам огромное спасибо, не будь Вас - жизнь Китнисс Эвердин в этом рассказе умерла так и не начавшись. Считайте себя магами, которые вдохнули в них жизнь. Так же я надеюсь, что найдется строгий критик, который уткнет меня в мои ошибки. Я ничуть не боюсь ошибок - люди учатся на них. Я буду скучать по вам, правда-правда:) надеюсь Вы откликнетесь на мою просьбу. С любовью, Ваша Ася P.S Новые обложки, оцените https://pp.vk.me/c402331/v402331688/d01d/H3DxV29msDE.jpg https://pp.vk.me/c402331/v402331688/d039/IdGR7LGIMwk.jpg