Голодные Игры: Восставшие из пепла

Эту главу я хочу посвятить самой понимающей и ободряющей, самой ответственной и позитивной подруге, которую я, по счастливым обстоятельствам нашла на просторах интернета. Мариночка, я никогда не верила в женскую дружбу, как таковую, не то, что на соц.сайтах. Но именно ты спасла фанфик на мой личном пределе, когда у меня готовы были опуститься руки. Мы меньше стали общаться, потому, что у каждого с приходом учебного года много заморочек, но я все так же тебя люблю. Спасибо тебе за все. А главное за твой прекрасный фанфик "Ты излечишь меня" - он мое второе дыхание. ___________________________ Сердце отбивает гулкий ритм, выдавая мою небрежно скрытую бессонницу. Я чувствую, как Пит заворочался во сне и поскорее прикрываю глаза – нет, он не должен узнать о том, что я наблюдаю за ним:за его вздрагивающими ресницами, переливами и отблесками светлых волос, счастливым и умиротворенным выражением лица. Он уснул, сжимая мою ладошку в своей руке, будто отогревая занемевшие пальцы. Всю ночь – а это последние несколько часов – я слежу за нашими сплетенными пальцами в недоумении. Нормально ли это? Хочет ли он этого? И что будет с нами после? На следующее утро, когда его чувства «придут в норму»? Я часто замечаю в нем перемены настроения. Будто внутри него, по-настоящему борются две различные личности, сражающиеся за свободу. Иногда это удается Мальчику с хлебом, и тогда я замечаю странный блеск его глаз. Иногда обреченная, дружественная холодность выдает обновленного Пита с потрохами. А иногда – как например, сегодня – они оба примиряются с моим присутствием, возможно, желают, а возможно, пытаются сократить время нашего общения к минимуму. Я слабо вздыхаю – мыслей, как всегда слишком много. Мне нужно взбодриться, чтобы бы, наконец, уснуть, чтобы быть готовой к завтрашней тренировке. Я выбираюсь из постели. Словно кошка – беззвучно и мягко – ступаю по тонкому настилу ковра. Накидываю на плечи куртку и выскальзываю из собственной комнаты. Издалека, в темноте коридоров, доносится шум телевизора – это Хеймитч, и ему снова не по себе. Я чувствую вину – за все то время, проведенное в Капитолии, мы ни разу не поговорила тет-а-тет. Я ни разу не попыталась уберечь от боли и пьянства. Ни разу не задумалась о его состоянии души. Ноги сами несут меня к его комнате – он нуждается во мне, хотя прекрасно помню, что о радикалах мне придется держать язык за зубами. Телевизор вещает очередную программу, когда я проникаю словно тень в комнату бывшего ментора. Здесь пахнет отчаяньем: истлевшим воздухом и тошнотворным перегаром. На столах замечаю полупустые, допитые, надколовшиеся, катающиеся по полу, бутылки. Хеймитч сидит в кресле спиной ко мне. Слышу слабый и мирный храп. Одна рука ментора сжимает бутыль, другая, почти касается пола. Крадучись, пытаюсь выудить из его рук алкоголь, но едва я дотрагиваюсь до его руки, бутылка с грохотом ударяется о пол. – Забыла, солнышко, я сплю с ножом? – хриплым голосом спрашивает он. – Тут уж забудешь… – нервно отрезаю я, – Хватит, Хеймитч. Мне страшно смотреть на тебя. – Ты можешь не смотреть – я ведь, кажется, не звал гостей. Ты по-прежнему можешь выяснять отношения с Питом, делить с ним койку, делать вид, что тебе безразличен этот парень – я лично не возражаю. Если пришла за советом, то опоздала – для этого я слишком пьян… Я даже злиться на него не могу. Жалость и скорбь – единственные чувства, которые я испытываю к Эбернети. – Ты жалок. Хеймитч слабо пожимает плечами, неотрывно глядя на мерцающий экран. – Возможно. – И ты не желаешь изменить этого? – нервно спрашиваю я. Усаживаясь на колени, я смотрю во вздернутые хмельной пленкой глаза моего наставника. И этот человек спас мне жизнь? Подарил шанс, чтобы до конца дней убивать в себе последние горсти человечности? – Ты нужен и мне и Питу. Не представляешь как нужен! Особенно теперь, Хеймитч, когда они собираются отправить детей на арену. У тебя ведь наверняка есть план, который поможет нам воспротивится Койн? Ты ведь просто выжидаешь, так ведь? – Они всегда хотели отправить их на арену, солнышко. И нет – нету у меня никакого плана. Сделай то, что сделал я, едва переступив порог этого чертового места... – Что? – недоумеваю я. – Сдайся, – хрипит он, – Нет ни плана, ни времени, ни возможностей. Сноу – жаждал власти над людьми, Койн – жаждет расплаты. И поверь, если у тебя есть столько соратников, сколько теперь есть у нее, наша борьба выльется нам большими проблемами. На языке вертятся слова утешения – ведь есть еще «Огненный Морник». Тысячи сильных, достойных людей желающий для всего Панема только мира, но я не позволю этим словам слететь с языка. Это не правильно и опасно для Эбернети. – Послушай, Хеймитч. Эффи не желала тебе такой участи… Неожиданно в глазах ментора вспыхивает искра – пылающая, восторженная искра, блекнущая под пеленой опьянения. Он переводит на меня пустой взгляд, и серые, похожие на мои глаза, изучают меня так, будто видят в первый раз. – Причем здесь парикоголовая?! – Не считай себя самым умным, ты действительно плохо скрываешь все свои эмоции, – уверенно говорю я, хотя его слова бросают меня в дрожь, – Я знаю, что это все не просто так, что есть что-то большее между вами, и поверь, она не заслужила видеть тебя в подобном состоянии. – Не указывай мне, девчонка… – яростно говорит ментор. – А разве ты имеешь на это право? – Я вытащил тебя с арены, если ты забыла. Спас твою никчемную жизнь не для того, чтобы ты считала нужным читать мне нотации! Не смей больше касаться этой темы – ты слышишь меня? – никогда больше! Его голос звенит в ушах, как битое стекло. Я сжимаю ладони в кулаки, чтобы он не заметил дрожь, проходящую по мне. До боли прикусываю губу, чтобы справиться с разочарованием и страхом. – Ты считаешь, что любовь – это слабость. Но именно она помогла выбраться двум бесперспективным трибутам с кровавой бойни арен. Напомнить тебе, что это произошло дважды, что не слишком похоже на счастливое стечение обстоятельств? – Я уверенно встаю с колен и смотрю на него сверху вниз, – Любовь делает человека бесстрашным, готовым на все ради людей, которых он любит. По коже прокатывается разряд. Я узнаю эти слова, словно он стоит над моим ухом и тихо шепчет, повторяя их, как заезженную пластинку: « Я был бесстрашным человеком, готовым на все ради тебя – человека, которого я любил». Шепот становится едва различимым, но Пит, как будто дышит мне в спину, заставляя мурашки стайкой расходится по всему телу. Я обнимаю себя руками, будто стараясь, отгородится от подобных мыслей, но чувствую только слабый и пронзительный запах моего напарника. Я пахну им. Неожиданно в мое сознание врывается слабый смех Хеймитча. – Я сказала что-нибудь смешное? – Все дело в том, как выросла наша пташка, – утирая выступившие слезы, отвечает он, – Еще год назад она не могла разглядеть в глазах парня такую откровенную любовь, а уже теперь, поучает своего старика нудными нотациями. У него нахваталась? – Пит тут не причем. Как и наши с ним отношения, – грозно говорю я, но тут же смягчаюсь, – Эффи уже не та сопровождающая, которая приветствовала нас в Дистрикте-12. Она… – Перестань, – говорит Хеймитч, приподнимаясь с кресла. Он разминает отекшую спину и равняется со мной. Его пальцы больно щелкают меня по носу. И я чувствую прилив нежности – как будто он часть меня. Он и есть часть меня. – Но Хеймитч! – И слушать не желаю, – категорично, заявляет он, – Сейчас, когда буду выслушивать нытье Бряк по поводу того, что я разбудил ее, обязательно упомню эту фразу. – Но… Я осекаюсь. Перевариваю эту фразу и благодарно улыбаюсь ментору. Его глаза по-прежнему блестят алкоголем, но я замечаю искреннее счастье, без тени сарказма или недовольства. – Боюсь разбудить вас, – как бы, между прочим, замечает он, – Конечно, парикоголовая ведет себя довольно тихо… – Ох, заткнись! – Думаю, после объяснения в любви и пылких поцелуев… Я закрываю уши руками и выбегаю из комнаты. Ступая по коридору, все еще слышу разгоряченный смех Эбернети, брошенный мне в спину. Чертов кретин - улыбка сама поселяется на моем лице. Личная жизнь Хеймитча и Эффи меня и пугает, и радует одновременно. Как странно вспоминать его жеманные поцелуи на сцене в день Жатвы, её высокомерное поведение и осознавать – передо мной теперь совершенно другие люди. Они оба изменились – силами Койн или Сноу, Капитолия или Проклятых Игр, болью или счастьем, состраданием или ненавистью – стали моей частью, частью друг друга. Кто мог знать, что мы станем самыми близкими друг другу людьми? Кто знал, что мы станет семьей? В моей комнате горит свет. Черт – неужели смех Эбернети разбудил его? Ускоряю шаг и чувствую, как разочарование обрывается внутри меня. Пита нет в комнате. Постель пуста и только смятые простыни, только тонкий запах его одеколона, напоминают о его былом присутствии, разжигая во мне потрясение. Ни в душевой, ни в уборной его нет. Словно ошпаренная, выскакиваю из комнаты и мчусь к его комнате. Я испытываю странное волнение, будто с ним могло что-нибудь случиться. Комната остается не запертой, и я без труда проникаю в апартаменты своего напарника. Пустота обжигает легкие – Пит здесь не появлялся. Кровать с широким подголовником, точеными ножками и шелковыми простынями остается не застеленной. Здесь его присутствие – в каждом предмете, в каждом дюйме комнаты – ощущается намного сильнее. Куда он мог уйти?! Хейвен? Что за глупости? Среди ночи нестись в отдаленный квартал Капитолия, только для того, чтобы … Ох… Почему мысль об измене так ярко предстала передо мной? Наверное, потому, что мы оберегаем только то, что не принадлежит нам. Я вспоминаю, какой прекрасной была янтароглазая девушка, вспоминаю, какими мягкими и дразнящими могут быть поцелуи Пита и меня бросает в лихорадочную дрожь. Как идеально бы легли его руки на плечи девушки, как слепящие позолоченные волосы Хейвен, сливались с отливающими блеском волосами Пита. Как между ними возникла бы связь – не дружественная, не вынуждающая – а настоящая связь, которая бы не позволила бы ему, вот так просто провести с ней ночь так и не прикоснувшись к ней, как это было со мной. Я не считаю Хейвен ребенком. Мне кажется в прозорливых глазах девушки достаточно ума, достаточно смелости и мудрости, чтобы понять и принять любовь моего Мальчика с Хлебом. Не терпя одиннадцати лет, не выжидая Голодных Игр. Единственное, что мне остается делать – сдаться. Хотя бы в этом: я проиграла Пита Мелларка, и если не переродку, то хотя бы ей. Я опускаюсь на кровать своего напарника, сжимая в руках лоснящуюся ткань простынь. Запах безопасности ударяет в нос – он ведь спит здесь каждую ночь. Каждую ночь принимает свои кошмары точно так же, как и я. Неожиданно, я понимаю, что с самого приезда в Капитолий они не трогали мое беспокойное душевное состояние – будто отступив в тень. Но ведь кошмары теперь не самое страшное в моей жизни? Я вытерплю – я смогу. Слеза слетает со щеки, ударяясь о подушку с тихим звуком. Кап. Я смогу – я вытерплю, пусть даже теперь от меня отвернулся даже Гейл. Кап. Кап. Я верю в себя – я ведь сильная. И мне не нужны чувства, чтобы… выжить. Чтобы жить, чтобы помочь выжить моим детям. Они точно так же, как Хеймитч и Эффи – моя недостающая часть, которые я собираю крупинка за крупинкой. Кап. Мне холодно. Сжимаюсь в комок и стараюсь отогреть окостеневшие пальцы. Не от холода – от недостающей частички меня – Пита. – Китнисс? – слабый шепот пронзает меня, и я резко вскидываю голову. Пит смотрит на меня сверху вниз. От чего-то, он без прежней ситцевой рубашки, а вокруг его бедер обмотано полотенце. Песчаные волосы взъерошены и покрыты гелем – нет, не гелем, водой. Свет мерцающих фонарей за окном отбрасывают на его тело слабые тени. Широкие плечи, те самые мягкие и нежные пальцы рук, рельефный пресс, линия изгиба ключиц. Я задыхаюсь и отворачиваюсь. Не для меня – для неё. – Что ты тут делаешь? – без тени злобы спрашивает он. – Я подумала, ты ушел. – Так и было, после того, как ты исчезла. – Я … не могла уснуть, – запинаясь, говорю я. – Кошмары? Почему ты не разбудила меня? – Пит, я знаю правду, – обрываю я. Он должен знать, что его чувства к Хейвен для меня не секрет. Должен знать, что я не желаю делить с ним кровать, если он уходит к ней. – Правду? – Насчет тебя и Хейвен. Я поднимаю на него глаза и замечаю, как шокирован мой напарник. Шокирован, но не удивлен. Эта мысль для него не кажется абсурдной. – Китнисс… – Когда ты хотел сказать мне? – Я неуверен, что должен был, – виновато отвечает он. – Должен был?! Это просто аморально, Пит! – вскрикиваю я, – Это…неправильно! – Я знал, что ты отреагируешь именно так, но я не мог рисковать тобой, понимаешь? Ты бы помчалась к Койн и тогда… тогда бы, ты просто повелась на ее наживку. Она на шаг впереди нас – я ведь говорил тебе. Она использует наши чувства… – Наживку? Я стою словно меня облили ушатом холодной воды. Причем здесь Койн? Наши чувства? Наживка? – Конечно, Китнисс. Для нее эти дети только наживка, – с болью в голосе отвечает Пит. – Я не понимаю… – Её возраст, возраст многих, так или иначе, должен был всплыть. – Возраст? – голос переходит на шепот. Пит подходит ближе, и теперь я могу видеть складки на его лбу. – Ты уверена, что мы говорим об одном и том же секрете? Я с трудом проглатываю подкативший к горлу комок. Что-то явно не так. – Ты и Хейвен… Ваш секрет… – Да. Настоящий возраст Хейвен и многих трибутов. Я знал об этом, но знал, что не могу нарушить правила, и стать частью игры Койн. Я молчу и продолжаю смотреть в глаза своему напарнику, стараясь не касаться взглядом его оголенного тела. Пит по-прежнему молчит, но, когда вынужденная пауза затягивается, и я не отвечаю на его реплику, он продолжает: – Хейвен самая младшая из старшей группы трибутов – ей девятнадцать. Многие из профи старше ее на пять-шесть лет. О детях и говорить не приходится – десять, девять, двенадцать лет. Койн играет не по правилам, но я боялся сказать, зная, как дороги они тебе. Но теперь, когда ты знаешь правду скрывать это от тебя просто бессмысленно… Я смотрю будто сквозь него. Его слова ранили меня глубже всякого оружия – Койн. Нет – нельзя! Это не по правилам Игр! Она ни имеет права! Я вскакиваю на ноги и отталкиваясь от поверхности ковра, мчусь к двери. Я остановлю это рано или поздно, ценой своей жизни, или … Неожиданно чувствую крепкую ладонь напарника на моем плече. – Нет, Китнисс. – Не говори мне «нет». Ты знаешь, что мы обязаны остановить! Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства ее лжи! Люди пойдут за нами! – Они хотят отмщения и им абсолютно плевать, кто умрет, – спокойно отвечает он. – Нет! Нет! Слышишь меня – нет! Я не позволю, я не сдамся! И ты не смей сдаваться ей, Пит! – Я не сдаюсь, Китнисс. Я жду. Я жду того момента, когда они все покажут на что способны, – шепчет он. Его руки скользят к моей талии. Лунный свет касается его глаз, и я замечаю прежний блеск лазури. Но теперь, к нему примешивается нечто, что слишком знакомо мне, чтобы определить это. – Скажи мне – это ведь не та правда, о которой мы говорили? Я чувствую кровь на своих губах. Губа слабо пульсирует отрезвляя мой рассудок. Вновь поднимаю взгляд и спокойно отвечаю: – Нет. – И о какой правде идет речь? – Теперь это уже не важно. Важно то, что я не позволю ей, Пит. Не в этот раз. – Ты всегда думаешь о ком-то. Всегда утверждаешь, что ты слишком сильная, чтобы позволить себе такую слабость, как чужая помощь и сострадание, – говорит напарник, – Но ты слабее меня, Китнисс. Слабее Хеймитча или Гейла. Ты – девушка, и ты нуждаешься в защите. – Она нужна детям, – хрипло отвечаю я. – Я и Хейвен – что ты знаешь об этом? – Это твоя личная жизнь – я не желаю вмешиваться в нее. Ты вправе быть с тем, кого любишь. Тем более теперь, когда ей оказалось… – Теперь, когда это не будет похоже на изнасилование, правда? – сипло спрашивает он. Я чувствую, как наливаются свинцом мои ноги. Как глухо бьется сердце. Как глаза стекленеют водной преградой. – Я прав? Я по-прежнему молчу – мне просто нечего ему ответить. Слабость и сонливость самое малое, что я могу испытывать. За все то время Тренировок, я впервые чувствую, как устала. Все это слишком для меня – он издевается надо мной. Он переспал с этой девушкой – фактически заключенной – чтобы отомстить мне. – Пит, я безумно устала. Мне пора. – Господи, Китнисс…– выдыхает он. Прежде, чем он убирает свою руку, я замечаю почти болезненное выражение его лица. – Спокойной ночи, – прощаюсь я. – Спокойной ночи. Шаг. Еще один. Я оказываюсь около двери. Слабо вздыхаю, так, что одна предательская капля соскальзывает с подбородка. Прохладный метал ручки двери, касается моей руки. Моя грудь вздымается от бесконечного потока воздуха входящего в легкие. Дверь поддается. Я хочу обернутся, но понимаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Ни сейчас. Ни завтра. Никогда. Ни-ког-да. Никогда. НИКОГДА. Моя нога опускается за порог комнаты. Грохот заполняет мои уши. Чувствую спиной холодную древесину. Жар, расползающийся по телу. Теплые касания нежных рук. Прежде, чем успеваю открыть глаза, понимаю, что прижата к двери. По собственнически. По настоящему. Губы Пита накрывают мои, как никогда прежде. Это отчаянное желание быть со мной, это резкий вдох сквозь череду поцелуев, это рука, что обвивает меня. Мы тесно прижаты к друг другу – будто так было всегда. Будто мы единое целое, утерянное где-то во времени. Его язык прорывается в мой рот, и я слышу свой слабый стон. Мои ладошки стискивают его волосы, и я покрываюсь мурашками, когда пряди пшеничных волос рассыпаются сквозь пальцы. В одно мгновение его рука откликается на мое движение, сжимая лямки моей спальной майки. Я чувствую холодок, проходящий по коже, но знаю – это ничто по сравнению с тем жаром, что разгорается внутри меня. Его ладонь на моем животе поднимается все выше, и когда я ощущаю, что он добрался до моего нижнего белья, я словно впадаю в ступор. – Скажи мне… – сипло просит Пит, – Скажи мне и я остановлюсь… Но я не отвечаю. Не отвечаю так – как ему хотелось бы. Мои губы находят его прежде, чем напарник успевает что-либо возразить и последние слова теряются в нашем поцелуе. Под его кожей бьется бешенный, словно отвечающий моему, пульс. Он отрывается от меня только для того, чтобы стянуть надорванную ткань майки. Я стараюсь не думать о том, что сегодня ночью он увидит меня голой. Это мелочи. На самом деле, ни черта не мелочи, но… От шеи, от бьющейся не шее вены, он спускается к ключице, не выпуская меня ни на секунду. Мы так похожи – мы оба боимся потерять друг друга. По крайней мере сейчас. Просто – пожалуйста, пускай он не уйдет, не отступится. Пускай именно сейчас, когда я чувствую НАС, он останется рядом. Поцелуи обжигают кожу, как если бы меня жгло раскаленное железо, но это не приносит боли – только удовольствие. Я удивленно выдыхаю, когда я чувствую его губы на своей груди. Он дразнит меня, вызывая только вспыхивающее пламя. Что ж теперь меня по праву можно назвать Огненной Китнисс – я готова поклясться, что сделана из огня. Выгибаясь ему на встречу, слышу его сдавленный хрип. – Пит… Я не узнаю собственного голоса. Молящий, просящий, почти потерявший надежду голос, наконец, нашел свою опору, свою недостающую часть. Он отпускает меня, но только для того, чтобы перехватить мои руки. Пит смотрит немигающими, словно остекленелыми глазами. – Скажи, что это не подачка Мелларку из прошлого. Скажи, что ты не собираешься умчаться к другому, когда все это кончится. Скажи, что ты реальна. Я обомлела. Эти слова, словно косвенное признание. Реальна? Он мечтал об этой ночи? Все, что я могу сделать, это хватать ртом воздух. – Я реальна, Пит. И это не подачка. Все, чего я могу только желать ,чтобы ты выкинул ее из головы… Чтобы то, что ты чувствуешь к ней, ты чувствовал ко мне. Это эгоистично, но я хочу быть эгоисткой и не хочу делить тебя с Хейвен… Прежде, чем я успеваю поднять помутневшие глаза на своего напарника, он отпускает меня и возвращается к кровати. Я хочу закричать. Броситься к нему. Но этого и не надо. Он останавливается у кровати и долгим изучающим взглядом смотрит на меня. Как он может вести себя так спокойно, как будто только что ничего и не было? Я до сих пор чувствую жуткое трепетание сердца, жгучее пламя желание, обезумевшую тягу к его телу. Но я не настолько красива как Хейвен: у меня нет тех прекрасных волос, бедер, кругленького личика, красивой груди, звучного голоса… – Иди ко мне, – хрипло, почти гортанно просит он, – Не как подруга, не как партнер на Играх или девочка, которая знает песню Долины. Как девушка, Китнисс… Я уверенно делаю шаг навстречу. Пальцы скользят к ткани шорт, стаскивая ненужный предмет гардероба. Я не стесняюсь – впервые в жизни я чувствую, что это необходимо. За ними следует нижнее белье. Когда я остаюсь совсем нагая, к лицу приливает краска. Черт, не так просто, как казалось на первый взгляд… – Господи, Китнисс… – Если хочешь, чтобы я замерзла, так и скажи… – нервно шучу я. Но он откликается мгновенно – губы прижимаются к моим: требовательно, резко, почти грубо. Кровать обдает меня холодом, но на самом деле мне чересчур жарко – я задыхаюсь. Его руки скользят к моей талии, незаметно, почти невесомо касаясь груди. Он опускается ниже и проводит рукой по внутренней стороне бедра – мне кажется, я забьюсь в иступленных конвульсиях, это слишком. Голод расползается по мне и поселяется в каждом клетке тела. Я хочу его. Я хочу принадлежать ему. И это все о чем я могу думать. Неожиданно его руки касаются меня, и я вздрагиваю. Как будто ток прошелся и замер в каждой вене. Стон вновь сорвался с моих губ, но теперь, кажется, был слишком громким. Он наклоняется ко мне, и я целую его в полураскрытые губы. Мягко. Неимоверно. Желанно. Руки находят ткань полотенца, которое, все еще, противясь законам физики, продолжало обвивать его бедра. Рельефный пояс, впадинки костей бедер над полотенцем. Я слабо касаюсь его талии и он словно завороженный не сводит с меня взгляда. Я слишком неумела для откровенных ласк. Его глаза напоминают мне непомнящий взгляд Хеймитча, вздернутый пеленой хмеля. Но лазурь, морской прибой и блеск его глаз слишком понятен мне – он хочет меня, точно так же как и я его. Ткань спадает с его талии. Я делаю такой нужный и недостающий вздох, и, будто отвечая мне, Пит слабо улыбается и целует меня в висок. Я боюсь – понятия не имею, что должна делать и если прежде, за все отвечало мое желание то теперь, я впадаю в ступор. Слишком быстро? Да какое к черту быстро?! Мы столько прошли вместе, чтобы теперь сказать «Подожди, мы торопим события». Я просто лежу под ним, стараясь уследить за тем, как его пальцы скользят по моей коже. Пит находится сразу. Приподнимая меня, он зарывается в мои волосы. Я слышу судорожный вздох. Но не успеваю ответить на него – я чувствую слабый толчок. Дожидаясь, боли или эйфории, я впиваюсь ногтями в его спину. Толчок повторяется, но на этот раз во мне рождается противоречие – и боль, и эйфория, сковывают тело, словно кандалами. Я замираю. – Тш-ш-ш, – Шепчет Пит, – Расслабься… Я недоверчиво машу головой. – Ну же – доверься мне, – просит он. Ослабляя хватку своих рук, чувствую, как его губы проходятся по моей шее, оставляя дорожку поцелуев. Он успокаивает меня, словно ребенка и это наверняка досаждает ему. Нормальный секс – он выменял на … Я чувствую как от самого низа живота, к сердцу, по сосудам и венам несется предвкушение. Я широко открываю глаза и слышу только наши стоны и хрипы. Предвкушение, словно волны, накатывающие на меня – одна за другой. Комната наполняется его именем – его произношу я. Сейчас – мы одно целое. Есть только он и я. Есть только мой мальчик с хлебом и девочка, поющая песнь Долины. Так или иначе, нам не стать прежними. Но мы возрождение друг друга… Неожиданно он отрывается от меня и отпускает. Его руки больше не рядом. Его тело больше не накрывает мое тело. Глаза привыкают к темноте не сразу, но мне кажется, что меня лишили чего-то жизненно необходимого. Я выгибаюсь на встречу, но никто не подхватывает меня. Опять я что-нибудь испортила. Вроде плохой секс можно приравнять к моему ответу на чувства Гейла. «Я знаю». Поворачиваю голову и вижу его. Просветлевшее, изучающее, словно завороженное взгляд, который он не сводил с меня вводит в меня в краску. – Если ты теперь сбежишь – я достану тебя, хоть из-под земли, – улыбаясь, говорит он. – Я быстро бегаю, – устало отвечаю я. Он смеется и касается моих волос. Перебирает их, словно вспоминая что-то очень важное. Я привыкаю к его касаниям так быстро, как будто это слишком обычное дело. – Запомни, нет никого в мире, кто мог бы заменить мне тебя, – неожиданно говорит он. – Но Хейвен… – Мне как сестра, – словно ребенку объясняет он. – Но она такая красивая, опытная… Пит едва сдерживает смех, и я недовольно хмурюсь – я ведь не сказала ничего смешного. – Китнисс, любовь и преданность не измеряется в красоте и опытности. И если мы уж заговорили об этом: я уверен, даже если бы я переспал с Хейвен, она бы уступала тебе по всем параметрам. – Замолчи, – я сворачиваюсь около него. Его грудь вздымается и опускается слишком часто, а гул сердца по-прежнему беспокоен. – Но остался один невыясненный вопрос, Китнисс, – вдруг серьезно говорит Пит. Я напрягаюсь и поднимаю на него свой усталый взгляд. Мне кажется, я слишком устала, чтобы продолжать заумную беседу, но вместо этого он проводит своим пальцами по моей щеке и слабо улыбается. – Ты любишь меня, правда или ложь? Я замираю. И он знает о том, как тяжело даются мне эти слова, знает, каково это признаваться в своих чувствах, но он молчит, давая мне фору. Я знаю, что счастлива: безгранично. Как не была счастлива никогда прежде. Я знаю, что люблю его и что нуждаюсь, как ни в ком в этом мире. Я знаю, что в нем по-прежнему живет мой мальчик с хлебом. А разве все остальное важно? – Правда. __________________ Простите за ошибки дорогие читатели - завтра обещаю исправить. Жду ваших комментариев.:)