Полет Феникса: Деймон

The worst is over now, And we can breath again, I wanna hold you high and steal my pain away. There's so much left to learn And no one left to fight, I wanna hold you high and steal your pain. Cause I'm broken, when I'm open And I don't feel like I am strong enough, Cause I'm broken when I'm lonesome And I don't feel right, when your gone away. ___________________ Худшее уже позади, и мы снова можем дышать, Я хочу возвысить тебя, ты забираешь мою боль. Многому еще можно учиться, но больше некому бороться, Я хочу возвысить тебя и забрать твою боль. Потому что я разбит, когда открыт И я не чувствую, что достаточно силен. Потому что я разбит, когда одинок И я не чувствую, что всё в порядке, когда ты уходишь. Seether — «Broken» feat Amy Lee

      Первое время байкера беспокоило, как он будет ходить после столь продолжительной обездвиженности. Отвыкшие исполнять свои функцию ноги не выдерживали его веса — приходилось использовать больничную коляску. Но садился в нее байкер только в отсутствие близких — стыдился.       Дима не желал смотреть на то, каким стало его тело: конечности истончились, лицо осунулось. Как только ноги стали чуть более послушными, байкер, злясь на свою слабость, стал до седьмого пота изнурять себя тренировками в местном тренажерном зале, порой требуя от своего истощенного тела невозможного. Медленно, но верно молодой организм приходил в рабочее состояние.       Прошло уже много времени, а Даша так и не навестила байкера после пробуждения. Он не мог не заметить, но знал, что это хороший знак. Главное — она в курсе, что Дима очнулся, и ей больше не о чем беспокоиться.       Родители навестили байкера в тот же день, что и сестра. Оказалось, они прилетели из Милана еще в марте, вскоре после Ани. Как ни странно, Дима не против был увидеть их и даже поверил их состраданию и бурной радости. Что еще более удивительно, съел огромные бананы, которые они принесли, правда более одного за раз осилить не мог — желудок поразительно отвык от пищи.       Много людей за раз к байкеру не пускали, хотя друзья решительно рвались к нему. Теперь (или пока) не важно было его исчезновение после мартовского концерта, — все были счастливы тем, что байкер пришел в себя. Хоть внешне ребята почти не изменились, Диму гложило, что он пропустил так много и теперь вынужден был наверстывать лежа в постели, будто инвалид.       Саша трещала, как сорока, рассказывая все, что на ум придет. Её волосы уже не обжигали взгляд огненно-красным оттенком, вместо него горел более мирный бордовый. В то, что происходило в их отношениях с Денисом, Дима предпочел не лезть. Он и без того знал, что будь они снова вместе, всё стало бы понятно сразу, даже при том, что они посещали своего друга по отдельности. Максим не уступал в общительности сестре, хвастая военным билетом, и Диму все это совсем не напрягало. Общение с друзьями отвлекало его от невеселых дум и размышлений, как жить дальше.       Лиза появилась лишь раз, спустя неделю после того, как Дима пришел в себя. Увидев ее округлившийся до огромных размеров живот, байкер понял, что больше не хочет его видеть. Говорить ничего не пришлось, Лиза и сама это понимала. Все еще заверяя Диму в его непричастности, Лиза была до неузнаваемости проста и бесхитросно приветлива.       «Этого ребенка ей всю жизнь не хватало — вот и жила стервой.       Хотел бы я, чтобы Дарси так же носила моего ребенка?.. Так же ласково поглаживала свой живот и загадочно улыбалась, глядя на него, будто видя насквозь. По правде, не хочу оставлять после себя никого на этом гребаном свете. Жизнь по горло набита испытаниями, часто тяжелым трудом и постоянными разочарованиями. Зачем намеренно обрекать кого-то на все это дерьмо, когда он может спокойно и беззаботно оставаться в небытии? Но если б его матерью стала Дарси… я бы рискнул. Но уже слишком поздно. Поставил точку, и правильно сделал. Даша заслуживает лучшего».       Байкер внимательно слушал Дениса с ребятами о продвижении «Феникса». Узнав, что в этом им способствует «Drive-label», Дима не удивился. Он теперь ничему не удивлялся, просто спокойно слушал о записи самостоятельного альбома, о том, как карьера группы пошла в гору — без него.       Но один день заставил даже челюсть Димы отвиснуть. Когда в его палате объявился тот самый мужчина, что вручил ему визитку «Drive-label». Только теперь до байкера окончательно дошло, кто этот продюсер, о котором увлеченно щебетала Саша и одобрительно поддерживал Андрей.       — Беркут? — Не скрывая удивления, байкер поднялся на подушках и сел в кровати.       — Давай без фамилий, дружище. Просто Дима.       «Тезка, ну конечно».       Среднего роста и склада мужчина был в той же серой рубашке поверх футболки, что и в тот роковой вечер, когда Дима его встретил. Оставив пакет с румяными абрикосами на тумбе рядом с байкером, продюсер «Феникса» протянул ему бутылку пива в стекле и со своей сел на кровать напротив.       — Хотел прийти раньше, честно, но сам понимаешь — работа… — не доводя молчание до неудобного, начал Беркут. — Как узнал, что тебя завтра выписывают, решил послать все на хрен и все-таки заехать. Помнишь меня хоть, Деймон?       Диму смутило обращение почти незнакомого собеседника, граничащее с фамильярностью, но байкер сразу уяснил, что продюсер «Феникса» наверняка знает о первом басисте больше, чем тот — о нем.       Ничего не говоря и не заботясь о диете, байкер залил в себя глоток прохладного пива. Затянувшееся молчание Димы не смутило Беркута.       — Ты, конечно, не понимаешь, что я тут делаю, но мне необходимо было тебя увидеть и поговорить о группе.       — Я не претендую на место в группе, — не задумываясь вставил Дима, глядя в глаза продюсеру. — Пусть Антошка спит спокойно.       «Достаточно было увидеть фото этого малого в соцсетях. Понял, что видеть вживую сменившего меня басиста не рвусь. А как на общих фотках он жмется к Дарси, вызывает рвотный рефлекс и приступы гребаной агрессии.       Черт подери, и как только мой «Samsung» уцелел в этой конченой аварии! В то время как я сломался по всем фронтам. Зато сейчас без проблем могу бороздить соцсети и наверстывать то, что пропустил».        — Антон будет спать спокойно в любом случае, дружище. «Drive-label» найдет ему подходящую группу, как только ты твердо встанешь на ноги.       — Повторяю: я ни на что не претендую, — равнодушно возразил байкер, с безразличием отведя взгляд. — У меня другие планы.       Беркут молча кивнул. Взгляд его был задумчив.       — Другие, значит… — неудовлетворенно поджал губы продюсер, глотнув в свою очередь пива. — Рад, если они у тебя реально есть. Но если они будут связаны с музыкой, я на связи.       — Откуда такая забота? — едва не фыркнул Дима.       — Никакой заботы, дружище, только бизнес. «Drive-label» нужны такие музыканты, как ты. Я видел тебя на сцене и знаю, о чем говорю. Я видел вас всех и каждого по-отдельности. Маску неоновую сам состряпал?       Дима то ли задумчиво молчал, то ли игнорировал продюсера. У него не было повода невзлюбить этого человека, да он и не испытывал неприязни. Но эмоциональная подавленность после комы никак не отпускала байкера. Это была даже не депрессия, так как последняя напрочь отбирает жизненные силы и желание что-либо делать и к чему-то стремиться. А Дима отчаянно желал восстановить физическую форму и влиться в жизненный поток, из которого выпал на заре холодной весны, а ввернулся на закате горячего лета.       Спустя минуту молчания Беркут негромко произнес, тупо глядя в стену:       — Моя жена погибла в автокатастрофе.       Взгляд байкера стал более сосредоточенным.       — Может, это и не в тему, но… ты везунчик, Деймон, — продолжая глядеть в стену, задумчиво говорил продюсер. — Тебя затащило в такую мясорубку, и ты выбрался. Не без последствий, но выкарабкался. Жизнь — она… такая хрупкая штука. Когда у тебя перед глазами проносится смерть, сразу хочется переосмыслить свою жизнь, изменить, может, к лучшему. Начать ценить тех, кто рядом.       Перед Димой сидел теперь ссутулившийся человек, с темной печалью в неподвижном взгляде, обращенном в прошлое.       — Любил её? — вдруг подал голос байкер, отчего задумчивые глаза Беркута немного оживились и переметнулись в сторону собеседника.       Продюсер коротко кивнул.       — Хотя мало показывал это. Тогда я был тем еще жмотом и имел перепихоны на стороне. Но мне все это казалось… не знаю… естественным? Был примерно твоего возраста, когда ее не стало… — вновь затяжной глоток. — Их беда, что они легко нас прощают. — Беркут задумчиво потер бритый подбородок. — Если б Алена ушла тогда, я теперь понимаю, что стал бы относиться к ней по-другому. Все было бы по-другому. — Продюсер невесело усмехнулся. — В двадцать кажется, что мир нам должен, а? Но потом случается какая-то херня и ставит нас на место. А у кого-то не случается. Кого-то не ставит. Вот и взрослеют одни раньше, а другие — никогда. Ты выжил, и я уверен, что повзрослел.       — Не уверен, что выжил, — глухо произнес Дима. — Для меня все равно поздно.       — Сейчас чувствовать это нормально, дружище, поверь, — понимающие поджал губы Беркут. — Но ты жив, и она жива, так что ничего не потеряно.       «Ты что-то слышал, парень, но ни черта не знаешь обо мне и Дарси».       — В общем, ладно, — стряхнул с себя сожаления продюсер и резко поднялся на ноги, направляясь к двери. — Дену привет, он, знаю, частенько висит у тебя. И да, этот монолог пусть останется между нами.       — Ты женился во второй раз?       Беркут на пару мгновений остолбенел от такого вопроса, но быстро взял себя в руки. Ответ выдал без заминки.       — Нет, — коротко ответил он вполоборота и скрылся в коридоре, прикрывая за собой дверь.