***
Джено не успевает пожалеть о том, что оставил запасной ключ в комнате Марка и Донхёка. Единственное, что у него получается сделать, — задать вопрос. — Что случилось? Донхёк прячет глаза за длинной чёлкой. Он с головой забирается к Джено под одеяло, подползает ближе к другу и вжимается носом в его лопатки, обжигая чужую спину тяжелым выдохом. Очевидно, что дело в Марке, и Донхёку нужно немного времени, прежде чем он расскажет, что случилось. Поэтому Джено позволяет ему прижаться к спине, молча возвращается к новостной ленте в телефоне, продолжая листать её скорее для вида, совсем не улавливая, что там случилось в их городе и куда улетела отдыхать бывшая одноклассница, и просто ждёт. Комната давно купается в красочном рассвете, и до появления Донхёка глупая улыбка не сходила с лица оборотня. Джено переступил порог комнаты пару часов назад, когда Джемин сказал, что с утра к нему придут несколько туристов и он не может нарушить правило конфиденциальности, оставив его рядом. Джемин говорил о себе. Не особо много, но сбивчиво, так, словно пытался уместить всю жизнь в короткий разговор на пушистом ковре за чашкой чая. Джено внимательно слушал, перебирая тонкие пальцы и играясь с ними так, как ему хотелось. Во время танцев они держались за руки, но, когда Джемин предложил отдохнуть и поговорить, робость вернулась. Джено так пристально и долго смотрел на чужие ладони после возвращения друида из кухни, что едва не выронил чашку, заботливо протянутую ему парнем. — Хочешь взять меня за руку? Не в силах справиться с сухостью во рту и мгновенно онемевшим языком, Джено только кивнул, и с того момента они не расцепляли ладони ни на секунду. На подушечках пальцев всё ещё осталось фантомное ощущение тепла от сухих костяшек, которые Джено нежно обводил по кругу, рисуя восьмёрки и ловя чужую улыбку. Джемин носит несколько колец, и оборотень так часто прикасался к ним, что в конце концов металл нагрелся от жара его собственной кожи. Ему нестерпимо хочется снова оказаться в лесу, где Джемин заваривает травяной чай, где время замирает, оставляя мир только для них. Вот только желания иногда так и остаются несбыточными фантазиями... Джено старается не думать, что в их распоряжении меньше недели, и по истечении этого срока в нём несомненно что-то сломается. Донхёк резко садится на кровати, сдирая одеяло с себя, а заодно и с Джено, заставляя последнего поёжиться от холода, охватившего голую грудь. — Почему я вообще продолжаю страдать? — он оборачивается в сторону друга с безумной ухмылкой на губах. — Пошли, Джено! Мама убьёт нас, если я не привезу сотню брелоков и магнитов для нашей многочисленной родни. Джено б поспать хотя бы пару часов. После пережитого его должно было вырубить сразу же после возвращения в отель. Но эмоции настолько сильные, яркие, что он до сих пор на ногах, и, кажется, адреналин в крови не собирается утихомириваться еще много часов. Да и выражение лица Донхёка, отчаянно кричащее о том, что тот не в порядке, не даст уснуть, пока на его губах снова не появится улыбка. Так что он накрывает голову подушкой, вымученно стонет несколько секунд и поднимается, чувствуя лёгкое головокружение.***
Они реально покупают около десяти магнитов, пару рюмок с изображением курортного городка, чашку для чая с курсивной надписью «Снежная Ночь», а также самую нелепую красную футболку для Тэиля, взявшего Донхёка к себе в отдел на стажировку. Друг, ехидно хихикая, сфотографировал её прямо в магазине и отправил начальнику, дав тому понять, что нормального сувенира ждать не стоит. Мун Тэиль, кстати, не имел ни малейшего понятия о том, что взял под своё крыло меченого. Он не раз удивлялся тому, как это случилось, и точно не представлял, что врождённая удача Донхёка, дарованная ему магией, повлияла на его решение так же, как умоляющие, щенячьи глаза. Быть меченым, возможно, самый щадящий вариант принадлежности к иному миру. Донхёк — тот самый друг, с которым ты забываешь о возрасте и делаешь спонтанные, абсолютно абсурдные вещи, при этом не чувствуя себя идиотом. В первой тройке магазинов они примеряют всевозможные сувенирные шапки, фотографируя друг друга на память и корча рожицы прохожим на улице, заглядывающим в окна. В одной из лавок Донхёк так громко ноет о том, как ему необходима открытка с фотографией гор, что молодая пара туристов, хихикающих с его поведения с самого прихода в магазин, просто взяли и купили её в подарок шумному посетителю. Донхёк, смутившись, предложил вернуть им деньги. Но после того как девушка заверила его, что всё в порядке, он заявил, что расплатится с ними объятьями. — Вы знаете, что для хорошего настроения людям нужно обниматься пятнадцать минут в день? — Донхёк крепко прижимает к себе их обоих, счастливо жмурясь от чужого смеха. Джено теперь редко видит его таким. Солнечным, сияющим и окрылённым. Таким, какой он был до осознания и принятия своей влюблённости. У Джено на сердце бесчисленное количество кровоточащих порезов от несчастных, потускневших глаз и вымученных улыбок Марка и Донхёка. Однако худшее в происходящем то, что он знает и видит проблему, но ничем не может помочь. Он полностью бесполезен, и это чертовски невыносимо. У них всё не так плохо, пока дело не касается чего-то большего, выходящего за рамки дружбы. Донхёк и Марк живут вместе с того самого момента, когда парни окончили универ и разъехались по миру, в то время как старший, нашедший смысл жизни в медицине, решил учиться дальше и стать доктором, спасающим десятки людей ежедневно. Джено до сих пор не знает, как они пришли к взаимному желанию съехаться. Скорее всего, Донхёк настоял на своём и закрутил всё так, что Марк решил, будто это желание было в нём с самой школы. Они друзья большую часть времени, пока Донхёк не выходит за рамки прозрачных намёков, а Марк делает вид, что не замечает их. Вот только иногда их чувства выходят наружу. И Донхёк приезжает «на выходные» в родной город, где остались Ренджун и Джено, плачется им о своей нелёгкой судьбе, но неизменно возвращается, потому что «Марк умрёт без меня, вы же понимаете. Он до сих пор собирает все углы в квартире и не может вызвать сантехника, когда труба на кухне начинает течь». Ренджун всё время читает Донхёку нотации, стоит тому только заикнуться об этом. А потом скупает все сахарно-сливочные булочки, чтобы загладить свои резкие слова. Джено предпочитает не лезть. Какой смысл в нравоучениях, если Донхёк и сам всё понимает. В конце концов, он взрослый человек, решивший, что ему подходит такая жизнь. Он вытирает чужие слёзы, крепко обнимает и терпит происходящее вместе с этим глупым уязвимым человеком, совсем не заботящемся о своём сердце. Когда на щеках Донхёка от мороза появляются красные пятна, Джено вспоминает про чайную, о которой им рассказала девушка в магазине. — Простите, — Донхёк смело подходит к совершенно незнакомой даме средних лет и с улыбкой спрашивает её, знает ли она о таком месте. — Конечно, вам нужно свернуть направо у того дома, — она снимает варежки, чтобы показать пальцем на нужное здание. Джено слушает вполуха, витая в собственных мыслях, поэтому, когда женщина желает им хорошего свидания, он непонимающе хлопает глазами и смотрит на Донхёка. — Я ничего ей не говорил! Она сама это придумала, муженёк, — защищается он, посмеиваясь с опешившего лица Джено. — Пошли. Это суперсекретное местечко для местных в одном из жилых домов, поэтому вам повезло, что та девушка, решившая, что Ренджун — последняя непокорённая вершина в её карьере, рассказала об этом. Распознать, что за дверью стандартного жилого дома находится чайная, действительно непросто. Единственное, что хоть как-то выделяет вход, — безумно красивая лилия, вырезанная прямо по дереву. Стоит Джено открыть дверь, как тут же становится понятно, за что это место так любят местные. Внутри пахнет просто изумительно: легкое, ненавязчивое смешение запахов бергамота, лимона и мяты, немного хвои и потрясающий аромат свежеиспечённого печенья. Стены выкрашены в белый, и от потолка к полу по ним спускаются нарисованные краской листья, оплетающие длинные полотна с пейзажами, неизменно рассказывающими о горах, окружающих городок. Подоконники и мебель контрастно выделяются на фоне светлой, домашней атмосферы. Выкрашенные в глубокий зелёный цвет, они напоминают растения, окружённые толщей снега. На столах — маленькие стеклянные бутылочки из-под молока с длинными белыми свечами. В чайной всего пара человек, забежавших перекусить между делами, а ещё молоденькая девушка за кассой. — Добро пожаловать! — она поворачивается на звук открывшейся двери, и Джено впервые видит у кого-то настолько красивые светлые волосы. — Донхёк? — Йери! — Донхёк, забыв про то, что он, вообще-то, пришёл сюда с Джено, стремительно идёт к прилавку, во все глаза таращась на девушку. — Как ты тут оказалась? Йери красивая. Её волосы собраны в высокий хвост на макушке, но кончики всё равно достают до самых лопаток. Круглое лицо с розовыми щеками напоминает работу кукольного мастера. Кожа идеально чистая, сияющая, а губы, покрытые блеском, немного поджаты и напоминают бантик. Джено неловко мнётся рядом с парочкой, пытаясь вникнуть в чужой, слишком суматошный разговор. — Мы с братом приехали подменить родителей. Я вроде говорила, что они улетели греться на солнышке и попивать коктейли на шезлонгах у бассейна, — говорит девушка, поднимая козырёк кепки. — А где Марк? Я думала, что вы парочка попугаев-неразлучников. Надо отдать Донхёку должное: на его лице не проскальзывает ни одной эмоции, словно напоминание о Марке совсем не делает ему больно. — Сегодня я на свидании с другим прекрасным мужчиной, — пытается пошутить Донхёк, но глаза Йери широко распахиваются в непонимании. — Марк остался в отеле, а этот красавчик любезно согласился пойти со мной за сувенирами. Знакомься, это Ли Джено — один из моих лучших друзей. — Привет, — говорит девушка, вытягивая вперёд руку. — Меня зовут Йери. Я прохожу практику в одной больнице с Марком. Джено быстро сжимает её ладонь, удивляясь тому, какие у неё маленькие руки. Нежные, мягкие, как у ребёнка. В стае Джено недавно родились несколько волчат, и их кожа на ощупь точно такая же. — Привет, — отвечает он, но Йери, кажется, совсем не интересует его присутствие тут. Она смотрит на Донхёка. И этот взгляд настолько красноречивый, настолько открытый и очевидный, что Джено становится неловко от собственного присутствия тут. Это совсем не похоже на то, как смотрела на Ренджуна девушка из магазина. Там был интерес, симпатия, но это не было настолько глубоко и чувственно, как сейчас. Йери смотрит на Донхёка так же, как он сам смотрит на Марка. Джено впервые сталкивается с любовным треугольником, и ему становится дурно от мысли о том, как много людей в этом мире несчастны из-за стремления к ласке, глубокой привязанности и симпатии. — Марк говорил, что вы собираетесь поехать отдыхать, но не сказал куда. Я так рада тебя видеть, солнечный ребёнок, — она тепло улыбается и отвлекается на звон колокольчика, оповещающего о новом посетителе. — Возьмёте меню? Я подойду буквально через пару минут. В обеденное время у нас мало посетителей. Донхёк кивает и берёт из её рук две длинных карточки, где рядом с рисунками чашек написаны названия чаёв и цены. Они идут к столику у окна, и Джено молча выгибает бровь, когда Донхёк усаживается на стул. — Что? — спрашивает он, тут же опуская взгляд в меню. — Ты ей нравишься, — говорит Джено и не замечает никакого удивления в лице напротив. — Что думаешь по поводу облепихового чая со смородиной? Звучит довольно необычно… — Хёк, — Джено одним словом прерывает поток болтовни. Он резко кладёт меню на стол и косится в сторону прилавка, где Йери вежливо улыбается пожилому мужчине, делающему заказ. Вся радость, которую Донхёк успел вобрать в себя за время их прогулки, мгновенно стирается с его лица. Донхёк напряжен. Его челюсти крепко сжаты, а взгляд тоскливый, сожалеющий. Без слов становится понятно, что он знает о чужой симпатии, но сделать с этим ничего не может. — Забавно, да? Она могла выбрать кого угодно в этом мире. Мужчину, женщину, любое магическое существо во всей вселенной, а выбрала меня, отчаянно жаждущего любви человека, неспособного ответить на мои чувства. Донхёк печально ухмыляется и снова берёт в руки меню. Его взгляд безучастно скользит по строчкам, словно он видит буквы, но совсем не складывает их в слова и просто пропускает мимо. Скорее всего, Джено придётся делать заказ за двоих, потому что Донхёк наверняка, кроме облепихового чая, в меню ничего не увидит. А он ненавидит облепиху. — Марк знает? Донхёк кривит губы и хмыкает. — Ага. Он познакомил меня с ней, потому что думал, что я смогу отвлечься от него. Вот только вместо этого на одного несчастного человека в мире стало больше. Джено проводит рукой по волосам и тяжело вздыхает. — Почему вы двое так сильно всё усложняете. Донхёк поднимает голову и кидает в Джено острый, выразительный взгляд. — Не я усложняю, — хлёстко отвечает он. — Определились? — Йери с улыбкой подходит к ним, и Джено двигается на один стул, чтобы пустить её за столик. — Спасибо. Джено хорошо разбирается в людях. В этом здорово помогает его волчья часть, за версту чующая опасность и угрозу. Однажды, ослеплённый искренней человеческой влюблённостью, он не послушал зверя внутри себя, за что впоследствии поплатился сполна. Полтора года ему говорили о высоких чувствах, вешали лапшу на уши и водили за нос, как преданного слепого щенка, а после бросили, написав сухое «мы не подходим друг другу». Йери светится изнутри. Она похожа на женскую версию Донхёка, и пока эти двое разговаривают, удивительным образом находя новые темы, Джено не может поверить, что два настолько искренних, заслуживающих любви всего мира человека страдают и мучаются от невзаимности. Йери трогательная и хрупкая в своей влюблённости, и это Джено видит без подсказок волка внутри. Она такая, какая есть: громко смеющаяся над шутками Донхёка, увлечённо рассказывающая про своё первое катание на лыжах в этом году и жалующаяся на злобного куратора в больнице. Возможно, если бы любви не существовало, всё было бы куда проще. Джено вспоминает историю про эдельвейс, которую ему рассказал Джемин. Сколько самоубийств можно было бы предотвратить, не будь в мире этого чувства. Сколько смертей, невинных душ и жизней остались бы целыми, не будь в них жажды почувствовать взаимность, упасть в омут с головой. Джено хотел бы признать, что без любви всё стало бы проще, но стоит ему вспомнить русые волосы и карие глаза, заливистый смех, нелепые попытки сделать поворот под вытянутой рукой, хриплый голос, напевающий ему мелодию на ухо, как все эти размышления становятся такими несерьёзными, глупыми. Любовь убивает, но нет гарантии, что без неё станет лучше. О чём тогда люди будут писать картины, романы и музыку, стихи? Ради чего тогда жить? — Устал? — спрашивает Донхёк, заметив, как Джено трёт глаза. Он не знает, что Ли не спал со вчерашнего дня, потому что ушёл к Джемину поздно ночью, когда ребята разошлись по своим комнатам. И это хорошо, потому что Донхёку как никогда нужно было его присутствие рядом, а узнай он, что Джено бодрствовал столько времени, пошёл бы к Ренджуну, и тот опять довёл бы его до слёз. Ему сейчас точно не нужны поучительные слова и язвительные комментарии. Ренджун отличный друг, но ему однозначно стоит притормозить с этим его «я говорю тебе разумные вещи, потому что переживаю, может, ты хоть раз откроешь уши и послушаешь меня» и иногда выключать голову, чтобы послушать сердце. — Думаю, что это последствия вчерашней эмоциональной встряски, — отвечает он, заметив на себе заинтересованный взгляд Йери. — Вляпались в приключение? — её голос полон озорства. В другой ситуации, где она счастлива в отношениях и не влюблена в Донхёка, Джено видел их друзьями. Она могла бы стать для него лучшей подругой. Чуткой, понимающей, готовой подставить плечо и не сыпать упрёками, как Ренджун, и уж точно не молчать, как делает это Джено. Вот только человек не выбирает того, к кому стремится сердце. Это появляется само по себе, и контролировать подобное невозможно. — Ты даже не представляешь, в какое, — отвечает Донхёк и громко отодвигает стул. — Мы здесь ещё на пять дней, поэтому обязательно заглянем. Не хочешь как-нибудь сходить с нами на склон? — Ага, — отвечает она. — Напиши мне в свободный вечер, Хёк. Рада знакомству, Джено. — Взаимно. На улице дышать становится проще. Донхёк достаёт пачку сигарет из кармана, но обреченно стонет, потому что зажигалка, которой они развели костёр в пещере, так и осталась лежать на камнях где-то за чертой города. — Потому что курить — вредно, — бросает Джено, двигаясь в сторону отеля. Людей на улицах становится куда больше, и ради развлечения Ли пытается определить, кто из них отдыхает тут давно, а кто приехал не больше пары дней назад. Он останавливается взглядом на девочке в розовом костюме, которую за руки держат папа и мама, потому что Донхёк начинает говорить. — Мы снова поругались из-за его нежелания поговорить со мной, — Донхёк цепляет носком ботинка снег на дорожке и выпускает из груди облачко пара, за секунды растворяющееся в воздухе. — Что-то в нем изменилось, я чувствую. После того предсказания Джемина он отдалился. Джено вспоминает, как Марк плакал в его руках, но рассказывать что-то Донхёку он не имеет права. Это чужая тайна, которую близкий человек доверил ему на хранение. Кем он будет, если всё выложит Донхёку? Марк так долго и тщательно скрывал своё прошлое не для того, чтобы все узнали об этом со слов оборотня. — Может, тебе стоит подождать? Ты же знаешь Марка: пока он не будет готов, он ничего не расскажет. Они проходят мимо площади, где на катке резвятся дети, а туристы у палаток лениво потягивают глинтвейн. Джено планировал точно такой же легкий, непринуждённый отдых. Вот только всё пошло не по плану с той самой минуты, как они вышли за пределы парковки и отправились в лес, где между деревьями живёт настоящий друид. И пока встреча с Джемином подарила настоящую, окрыляющую радость только ему. — Мы только и делаем, что говорим. Обо всём, что не касается нас двоих. Джено жаль. Действительно жаль, что страдает Донхёк, пылающий, как жаркое июльское солнце, что за неловкостью и невнимательностью Марка скрывается грустная, разбивающая сердце история, жаль, что Йери с красивыми светлыми волосами с самого начала не имела даже шанса. Так много несправедливости для людей, которые совсем этого не заслуживают. — Самое страшное, что я начал думать, что без него мне легче. Знаешь, эти чёрные, скользкие мысли, в которых я жалею себя, думаю, что он специально причиняет мне боль, не давая этим отношениям ни шанса. Словно вся моя любовь живёт только на словах, а внутри я — эгоистичный, ревнивый плакса, неспособный жертвовать и сопереживать. — Эй, — Джено останавливается и хватает чужой рукав, поворачивая Донхёка лицом к себе. — Ты совсем не такой, Донхёк. Они стоят посреди тротуара и мешают людям наслаждаться прогулкой по городу. Джено вглядывается в грустные глаза Донхёка и хочет сложить весь мир к его ногам. Почему нельзя влюбляться только в тех, кто любит в ответ? — Мне так жаль, — он тянет его за руку и крепко прижимает к груди, через шапку поглаживая чужую голову. Донхёк впервые не обнимает в ответ. — Перестань, Джено. Я сам выбрал оставаться рядом с ним, хотя давно мог бы пойти на свидание с Йери и жить счастливо. Когда Донхёк отстраняется, в его глазах — пустота. И это гораздо хуже тех моментов, когда он плачет. Потому что со слезами уходит грусть, а когда остаётся только пустота, засевшая в глубине души, словно испуганный зверь, давно забывший, что такое ласка, становится по-настоящему страшно. — Не все люди получают «долго и счастливо». Для равновесия в мире кто-то должен делать больно и дарить боль в ответ. По пути в одной из палаток Джено покупает Донхёку самую отвратительную розовую зажигалку со стразами, получая первый искренний смешок в ответ.***
Джено видит, как Марк украдкой бросает взгляды на Донхёка, показывающего сувениры Чэнлэ и Ренджуну. Как расслабляются его плечи, стоит младшему улыбнуться, как его спину покидает напряжение. Они вдвоем заняли кресла у окна, наблюдая за происходящим издалека. Пока Чэнлэ изображает из себя гурмана-алкоголика, выбирая лучшую рюмку в подарок отцу Донхёка, Джено перегибается через подлокотник. — Если ты не пускаешь его ближе, то хотя бы объясни почему. Он не заслуживает такого отношения. Марк вздрагивает, повернув к нему голову. В его руках книга Джено. История про астронавта, в одиночку путешествующего по всему Млечному Пути, показалась оборотню слишком печальной, одинокой, в то время как Марк восторженно переписывал цитаты в собственный телефон и прикреплял их к фотографиям в сети, получая десятки комментариев от знакомых, готовых согреть его в пустом и холодном мире. — Он что-то сказал? Джено отрицательно качает головой. Ему осточертело их упрямство, и прямо сейчас Ли впервые вмешивается в эту историю, пытаясь поменять её ход. Возможно, вся вина ляжет на него, и слёзы Донхёка просто убьют его сердце. Но если эти двое продолжат молча смотреть друг на друга, зная о чужих чувствах и испытывая их в ответ, это убьёт куда больше людей. В его голове красочно рисуется картина, где Йери, вернувшись из кофейни, горько плачет в подушку, пытаясь задушить то, что отчаянно не хочет покидать её мысли. — Ты должен что-то сделать, Марк. Боль проходит, а сейчас ты убиваешь его. Пока даешь надежду, вы будете выгорать вместе. Это слишком жестоко по отношению к вам обоим. В глазах Марка мелькает тот ответ, которого Джено боялся больше всего. Животный страх, поселившийся глубоко в душе, нашедший отражение в глазах, никогда не позволит Марку ответить на чью-то любовь. Это не просто паника перед чувствами, а настоящий ужас, приносящий невыносимую боль от понимания, что он никогда не сможет переступить через себя. — Я не смогу. Даже если это Донхёк.