***
Донхёк провёл всю дорогу до дома на задних сидениях вместе с Ренджуном. Он слушал музыку, изредка покачивая головой в такт особо полюбившимся песням, совсем не жаловался на затёкшие конечности или скуку, большую часть времени просто молча смотря в окно и сухо отвечая на вопросы друзей. Его отстранённость и показное безразличие ранят Марка сильнее, чем он готов признать на данный момент. Они часто ругались, но эмоциональный Донхёк никогда не скупился на слова, а сейчас в гнетущей тишине салона каждый пропадает в своих мыслях, что гораздо страшнее криков и разбитой посуды. Они въехали в город двадцать минут назад, медленно минуя давно выученные улицы и перекрёстки. До их квартиры несколько кварталов, но Марк впервые не чувствует никакой радости. Всё так запуталось за две недели, поменялось, а самое худшее во всём этом то, что у них с Донхёком совсем нет времени обсудить происходящее. Марку придётся оставить его одного в момент, когда между ними пропасть из непонимания и недомолвок. И если раньше их можно было с натяжкой назвать лучшими друзьями, то теперь происходящее напоминает клубок цветных ниток, на распутывание которого понадобится огромное количество сил и времени. Задумавшись, он пропускает зелёный свет, за что тут же получает сотню гудков в бампер и кучу оскорблённых взглядов через окно. — Если подумать, то это первый раз, когда я побываю в вашей квартире, — говорит Ренджун, заинтересованно разглядывая прохожих за окном. Марк поворачивает у их с Донхёком любимой кофейни, проезжает мимо еще двух домов и паркуется рядом с трёхэтажным красным зданием, мельком осматривая окна. Рождественские витражи, которые Донхёк налепил перед самым отъездом в комнатах, висят на месте, напоминая о том, что отсюда они уезжали в шатком подобии равновесия. Ренджун, покинув салон машины, устраивает импровизированную зарядку, крутясь в разные стороны и поджимая колени к груди. В городе совсем не холодно, несмотря на завешенное тучами небо и гуляющий от дома к дому ветерок. Без сугробов и густого хвойного запаха всё выглядит как-то непривычно. — Тебе нужно что-то взять из сумки? — подаёт голос Донхёк со стороны багажника, обращаясь к полукровке. Марк останавливается рядом с ним, вытаскивая свои вещи, и тянется за портфелем Донхёка, но тот отталкивает его ладонь. — Я сам, — холодно сообщает младший, и Марку остаётся только кивнуть, недовольно поджав губы. Впрочем, Донхёк даже не смотрит в его сторону. — Да. Зубную щётку и бельё. Остальным, надеюсь, ты поделишься со мной. Ренджун копается в вещах, выуживая маленькую сумку с душевыми принадлежностями, и обхватывает Донхёка за плечи, напрашиваясь спать в его комнату, а не на диван. Марк провожает их взглядом и захлопывает багажник, прикладывая чуть больше силы, чем стоило. Обиженный Донхёк сводит его с ума, выбрав самое неподходящее время для того, чтобы выяснить отношения между ними. Вместо того, чтобы думать о Чэнлэ, жизни которого грозит серьёзная опасность, Марк не может избавиться от мысли, что вернувшись домой после поездки в деревню магов, его встретит пустая квартира и в лучшем случае прощальная записка. На этаже ничего не изменилось. Всё также пахнет моющими средствами и немного сыростью, у соседки напротив с двери упала позолоченная табличка с номером, а рядом с квартирой Марка и Донхёка брошены сумки. Чёрт возьми. Он срывается к двери и влетает в коридор, испуганно вздрагивая, стоит ему глазами столкнуться с до смерти перепуганным Донхёком, которого к стене прижимает высокий молодой мужчина со светлой косой до поясницы. Он одет в чёрную худи и джинсы, и единственное, что выбивается из образа простого жителя мегаполиса, — странная обувь, сделанная вручную из кожи. Высокие ботинки плотно прилегают к ногам, опутывая шнурками голень от стопы до колена. Сердце Марка пропускает удар, когда в ворохе пушистых волос, растрепавшихся от поворота головы в его сторону, он замечает заострённые уши. Вот же дерьмо. Дверь за ним захлопывается, из-за чего Марк резко оборачивается, утыкаясь лицом в грудь ещё одного эльфа, пожаловавшего в этот дом явно по его душу. Тот идентично высокий и красивый, с неестественно голубыми глазами и идеально ровной осанкой. — Пожалуйста, пройди в комнату. Он отвык от этой речи. Тягучей, спокойной, такой, какой она бывает только у эльфов, посвящающих искусству красноречия огромную часть жизни. Марк поднимает глаза и пытается в плавных чертах распознать что-то знакомое, но ожидаемо не находит ни следа своей прошлой жизни. После ритуала Марк, скорее всего, не узнает и родителей, даже если те встанут прямо перед ним. Эльф указывает кивком головы в направлении гостиной, поэтому Марк послушно поворачивается, кидая взгляд на прижатого к стене Ренджуна. На фоне тёмных обоев его кожа выглядит бледнее обычного, а пальцы вцепились в чужой локоть, пытаясь отодрать его от собственного горла. — Отпустите их. Они не сделают вам ничего плохого. Троица незнакомцев молча переглядывается, и через пару секунд друзья Марка оказываются свободны. Ренджун одергивает куртку и злобно смотрит на удерживающего его парня, вероятно проклиная его на тех трёх языках, что он успел выучить к своим годам. Донхёк щурится и хочет что-то спросить, но никто не успевает сказать друг другу и слова: Марка толкают вперёд к комнате, где рядом с книжным стеллажом, который Донхёк купил со своей первой зарплаты, чтобы старший не раскидывал свои научные пособия где попало, их ждёт ещё один эльф, с улыбкой разглядывающий фотографии на полках. — Удивительно, как быстро взрослеют люди, — говорит незнакомец, когда Марк и его сопровождающий застывают на пороге. — Мы не меняемся столетиями, остаёмся такими же, какими сформировались в юности. А вы всего за несколько лет становитесь совершенно другими. Как и все эльфы, собравшиеся в гостиной, этот мужчина высокий. Его волосы насыщенного русого оттенка, коса свободно лежит между лопаток, резко выделяясь на фоне черной кожаной куртки, а в руках школьная фотография их компании с первого класса старшей школы, сделанная через пару недель, после того как Донхёк познакомил Марка с ребятами. — Вероятно, ты не помнишь меня? — задаёт вопрос мужчина, поворачиваясь к нему лицом. Марк вглядывается в черты, пытается узнать голос, но прямые брови и острый подбородок остаются незнакомыми. Видимо, это отражается у него на лице, потому что эльф улыбается. — Этого стоило ожидать, ты ведь отказался от прошлой жизни. — Кто ты? — голос Марка немного хрипит от напряжения. Он быстро кидает взгляд через плечо, чтобы убедиться, что с Донхёком всё в порядке, и немного расслабляется, заметив, что тот недовольно уставился на незваного гостя, спокойно трогающего их вещи. — Меня зовут Ёнхо, — Марк мельком смотрит в карие глаза, разглядывает несколько серёжек в ушах, сильную шею и широкий разворот плеч. Имя отзывается тупой болью где-то в районе солнечного сплетения, но в голове плывёт густой туман, мешающий дотянуться до чего-то забытого, стёртого из воспоминаний. — Это задевает, знаешь ли. Ты, помнится, носился за мной хвостиком при каждом удобном случае, а сейчас даже не можешь вспомнить, кто я такой. Марк действительно не помнит ни одного лица из своей прошлой жизни, ни одного имени. Прошлое укрыто в его сознании тяжёлой крышкой, и любая попытка Марка воссоздать в голове хотя бы лицо матери из раза в раз заканчивается тщетно. Он помнит события, множество бессмысленных разговоров, но вместо реальных лиц, окружавших его в то время людей, в воспоминаниях фигурируют только безликие силуэты, не имеющие имён. Ёнхо, несмотря на острые слова, снова улыбается. Он ставит рамку на место, окидывает взглядом своих братьев, а потом замечает Ренджуна и Донхёка, устроившихся по обе стороны от Марка. — Интересный выбор компании. Я думал, что решив отказаться от своей истинной природы в пользу человеческой жизни, ты полностью избавишься от магических существ рядом, — Ёнхо подходит к Ренджуну, вежливо склоняя голову в приветствии. — Вампир, судя по всему. — Полукровка, — бесстрашно поправляет Ренджун, вызывая у мужчины смешок. — Прошу прощения. Вдали от дома наши умения немного притупляются. Он медленно подходит к хмурому, скривившемуся Донхёку, и Марк дёргается вперёд, когда Ёнхо склоняется над меченым, оставляя между лицами ничтожные сантиметры. Однако предпринять что-то ему не дают: тяжелая рука опускается на плечо ещё до того, как он успевает сделать хоть шаг. — Меченый. Донхёк гордо задирает нос и скрещивает руки на груди, по обыкновению изумительный в своей смелости и открытости. Марк испуганно задерживает дыхание, но Ёнхо только хмыкает, следя за тем, как смело мальчишка перед ним расправляет плечи. — Что вам нужно от Марка? Эльф отстраняется, посмеиваясь от такого поведения, и поворачивает голову в сторону упомянутого парня. — Марк? Тебя теперь так зовут? — Ёнхо выгибает бровь, смотря на него как-то разочарованно, со смесью жалости. Но его внимание привлекает недовольное сопение меченого. — Только то, что он украл у нашего народа, не переживай. По позвоночнику Марка катится холодный пот, стоит вспомнить предмет, позволивший ему начать жизнь с самого начала. Ему казалось, что среди каменных джунглей, вдали от леса и города, полного магических существ, где Марк по ошибке остановился с самого начала, он и Донхёк в безопасности. Вот только эльфы славятся не одними углублёнными знаниями в магии, искусстве и литературе. Они, ко всему прочему, прекрасные следопыты и сыщики, умеющие находить даже тех, кто прожил в бегах не один год. Ёнхо останавливается ровно напротив него и смотрит сверху вниз, в один миг меняя лёгкое озорство на пугающую серьёзность. — Где оно, Минхён? — атмосфера становится гнетущей. Вежливой светской интонации больше нет, и Марк испуганно смотрит на существо, способное свести его с ума, убить или увести обратно в лес с помощью одного только взгляда. Его легкие горят от частого надрывного дыхания, а тело сжимается против воли, чувствуя давление со стороны более сильного вида. — Я не знаю. Ёнхо смиряет его тяжелым взглядом и отступает на шаг, скрещивая руки на груди. — То есть как это ты не знаешь? Марк глотает вязкую слюну и облизывает пересохшие губы. — Я избавился от него сразу же, как покинул границы леса. Ёнхо делает жест рукой, намекая на то, чтобы парень продолжал говорить. Вот только сказать Марку нечего. — Я продал его. Мне нужны были человеческие деньги. Ёнхо молчит около минуты. Его брови изгибаются ровной дугой, и в целом он выглядит изумлённым, поражённым, поэтому Марк тут же жалеет, что сказал правду. — Ты продал реликвию, передающуюся среди мудрецов из поколения в поколение, на чёрном рынке, чтобы получить человеческие деньги, я правильно понимаю? Марк впервые задумывается над тем, насколько абсурдным и глупым был этот поступок. — А как ещё я бы выжил? Вы забрали у меня всё. Ёнхо склоняет голову и смотрит в упор. — Ты сам отказался от всего, что у тебя было. Так какое отношение наш народ имеет к этому? Марк прикусывает язык, потому что Ёнхо прав, и его слова сейчас — крик в пустоту, в попытке доказать кому-то, что он ни в чём не виноват. Марк последовал своим принципам и поплатился за это сполна. Какие тут могут быть обиды? — В любом случае ты должен вернуть его. Глава старейшин готовится уйти, а на его место подбирают нового человека. В честь этого будет проводиться коронация. И если до этого момента твоей матери удавалось скрыть то, что одна из священных реликвий пропала, то сейчас она не сможет тебе помочь, и как только правда раскроется — на тебя объявят охоту. Марка накрывает волной вязкой паники. Если эльфы объявят на него охоту — это конец. Их возмездие жестоко, бесчеловечно, касается не только провинившегося, но и тех, кто близок ему. Он смотрит на Донхёка и в его растерянном взгляде видит скорую погибель. Потому что попытаться вернуть баснословно дорогое кольцо, принадлежащее первым эльфам, отстроившим города, — задача из разряда «невыполнимо». — Почему ты говоришь мне об этом сейчас? Не боишься, что я смогу спрятаться и избежать наказания? — спрашивает Марк, чувствуя, как его колотит изнутри. Мотивы Ёнхо непонятны. Почему он помогает, когда давно мог бы вырубить его и отнести в поселение, отдав на суд совету верховных эльфов? Ёнхо поднимает ладонь и опускает её на волосы Марка, приглаживая растрёпанную шевелюру. — Дома все ещё есть те, кто любит тебя, Марк. Не забудь, что люди гораздо страшнее нас. У эльфов всего один порок, которому они не могут противостоять, в то время как люди — те, кого действительно стоит бояться. Ёнхо криво ухмыляется, когда в глазах Марка появляется узнавание, кивает другим эльфам, и те уходят, благодаря чему в квартире становится легче дышать. Эти слова кто-то сказал ему прямо перед тем, как он решился перейти границу в последний раз и навсегда. Видимо, они были близки на той стороне и этот эльф дорожил дружбой с ним, потому что иначе помощь ничем не объяснить. — Сколько у меня времени? Ёнхо оборачивается у самой двери. — Думаю, около месяца, — говорит эльф, замечая отчаяние в чужих глазах. — Эй, Марк, — парень обхватывает себя руками и склоняет голову набок, вызывая на чужих губах улыбку. — В трудную минуту ты всегда можешь найти мою помощь. Конечно, если вспомнишь как. С этими словами он уходит, тихо прикрывая за собой дверь, а Донхёк тут же приходит в движение, останавливаясь перед Марком с возмущенно поджатыми губами. — Какого хрена, Марк? — шипит Донхёк, щелкая у него перед глазами пальцами. — Я думал, что ты живёшь на пособие! Ренджун тоже отмирает, начиная смеяться. — О боже, Донхёк! По-твоему, квартира и машина на него свалились с неба? Где ты видел сирот, способных позволить себе жильё в центре города? — спрашивает полукровка. Марк ведёт плечами и проводит пальцами по шее. Если подумать, то при встрече он соврал Донхёку, что ему досталось большое наследство в подарок от родителей, а ещё ежемесячное пособие в качестве поддержки от государства. Видимо, тот действительно верил в эту историю все эти годы, в отличие от Ренджуна. — Я не сирота! — Это единственное, что ты услышал? — Донхёк сдирает с себя куртку и шапку, а потом откидывает кроссовки в сторону коридора. — Ты немедленно рассказываешь нам, в какое дерьмо ты вляпался. Без утайки, не скрывая никаких деталей. Хватит с меня этой загадочности. Мы терпели слишком долго. Ренджун согласно кивает и выжидающе смотрит на старшего. И Марк рассказывает.***
— Стой, подожди. То есть ты говоришь, что дома для душевнобольных существуют из-за того, что эльфы уводят людей к себе в города? И поэтому они сходят с ума, перейдя из одного мира в другой? — Ренджун рассыпает половину чипсов на диван по ходу чужого рассказа. Для него и Донхёка мир эльфов загадочный и непонятный, поэтому неудивительно, что они задают так много вопросов. — Ты сам ответил на свой вопрос, — устало говорит Марк, растирая лицо. — Переход способны осуществить только магические существа, а люди никак не отмечены силой. Поэтому происходит такая реакция. Они теряют рассудок из-за прихоти нашего народа. Их жизнь лишается смысла. Второй раз рассказывать эту историю гораздо легче. После того откровения с Джено на парковке Марк не думал, что ему так скоро придётся рассказать всё и остальным. Он осторожно поглядывает на Донхёка, наблюдая за его реакцией, и сжимает пальцы в кулаки, когда видит, насколько отчуждённо держится меченый. После рассказа о сходящих с ума людях тот резко замолчал, обдумывая сказанное глубоко в своих мыслях. Донхёк переоделся в пижаму, убрал волосы с лица резинкой — всё это столь привычно, обыденно, словно всего полчаса назад к ним в дверь не постучалась прошлая жизнь Марка, угрожающая их будущему. Напоминает пятничные вечера, в которые меченый встречает его после смены громким криком с дивана, помогает разогреть ужин и без умолку трещит о своих коллегах с работы, то обзывая их последними словами, то радуясь, что ему достался такой коллектив. — Кто такой этот Ёнхо? — спрашивает Ренджун, пряча ноги под бедра Донхёка, отчего тот вздрагивает, возвращаясь из мыслей в реальность. Марк пытается подобрать правильные слова. — Если честно, все они выглядят для меня как незнакомцы. — В каком смысле? — подаёт голос Донхёк. Он внимательно следит за Марком, за тем, как нервно его пальцы отбивают ритм по коленке, как напряжены плечи и шея. Под его взглядом бывший эльф уязвим, открыт, и от этого по коже бегут ледяные мурашки. — Я не помню ни лиц, ни имён. Только картинки с силуэтами, некоторые диалоги, иногда вижу наш лес и дом. Видимо, это последствия обряда. Я обнаружил, что не помню, как выглядит моя мама, через пару недель, после того как пересёк границу. Ренджун жалостливо смотрит на него. — О, перестань. Не надо меня жалеть. Ёнхо прав: я сам выбрал эту дорогу. Никто не просил меня отказываться от прошлой жизни. — Что ты украл у них? Марк чешет макушку, не зная, как начать. — Ну, у эльфов есть несколько городов, и в каждом из них — свои определённые ценности и реликвии. В общем-то, они не особо привязаны к каким-то материальным благам, ценят, скорее, духовное развитие и знание… — Марк, — тихо перебивает его Донхёк. — Ближе к делу. — Да, точно, — он сжимает переносицу пальцами и продолжает. — Моя мама — одна из смотрительниц сокровищницы. Там хранятся древние, покрытые пылью столетий подарки от других народов, которым, вероятно, тысячи лет. Сейчас она уже не так актуальна, потому что магические существа раскиданы по всему миру и почти ни у кого не осталось единого лидера… — Мы не на экскурсе в историю, — прерывает Ренджун. — Просто скажи уже. Марк раздражённо закатывает глаза и откидывается на спинку кресла. — Я украл кольцо. Парни молча смотрят на него, непонимающе переглядываясь. — Кольцо? В сокровищнице так мало украшений, что за пропажу маленького колечка могут лишить жизни? — спрашивает Донхёк, выгибая бровь. — Вот поэтому я пытался преподнести всё с исторической точки зрения! — укоризненно говорит Марк, ловя виноватые взгляды. — Слушайте. Сейчас существует семь эльфийских городов. В каждом из них есть совет, состоящий из опытных, мудрых мужчин и женщин. Во главе него — выбранный лидер. Что-то вроде… — Вожака в стае оборотней, — предполагает Донхёк, получая утвердительный кивок. — Принцип такой же. Только мы выбираем лидера не за силу, как делают это волки, а за чистоту мышления, эрудицию, возраст и умение донести свои мысли до других. Народ единогласно должен выбрать лидера. Нет ограничений по сроку их руководства: это может быть всего столетие или тысячелетие, зависит от того, сколько лет выбранному эльфу. В большинстве своём это те, кто прожили не одну сотню лет. Но мы тоже не живём вечно. Приходит время — и лидер уходит. — Умирает? Разве эльфы не бессмертны, как вампиры? — удивлённо спрашивает Ренджун. — Нет. У нас тоже есть свой конец. Но суть не в этом. Для каждого лидера в городе делают символическое кольцо, носящее в себе одну из ценностей народа. — Типа сила, ум и красота? — Да, Ренджун. Но у них не настолько примитивные ценности. Кольца называются «Простота», «Познание», «Искусство», «Единение», «Природа», «Баланс», «Жизнь». На деле это обычные серебряные ободки с плоским символом в центре. Их богатство в древности, что поднимает стоимость такой вещицы до небес. — Чёрт, Марк. Как ты умудрился так вляпаться? — Донхёк кусает кожу у ногтя и поднимается с дивана. Он скрывается в коридоре, и через секунду Марк слышит, как щелкает кнопка электрического чайника. — Я предполагаю, что именно ты с ним сделал и куда пошёл, но надеюсь, ты скажешь что-то другое, — шепчет Ренджун. Марк поджимает губы и виновато смотрит на друга, замечая мелькнувшее в глазах напротив разочарование. — Это просто задница. — Я надеялся, что правитель поменяется только после того, как я умру, — тихо говорит Марк. — И где ты умудрился продать его? — спрашивает Донхёк, вернувшийся с двумя кружками в руках. Ренджун благодарно принимает чай из его рук и за футболку тянет меченого вниз. — Лучше сядь, а то упадёшь, — говорит он, а Марк видит растерянность на лице парня. — Я продал его в одну лавку на улице Теней.