Снег в горах

***

      Его способности постепенно возвращаются. С каждым новым утром в деревне слух и зрение становятся чётче, мышцы наливаются силой, и теперь простой зарядки недостаточно. Джено начинает бегать в лесу и уже через три дня обрывает марафоны не из-за усталости, а потому что забежал слишком глубоко в чащу.       В первую неделю цикла, когда Луна растёт, Джено чувствует себя лучше всего. Наступает идеальная пора: нет излишней энергии или подкашивающей слабости. Он чувствует каждую мышцу в теле, контролирует баланс, координацию, и в целом восприятие мира меняется, потому что он не один. Волк, ещё не окрепший, только проснувшийся, постепенно занимает половину мыслей, отвлекает внимание Джено на крошкой падающий снег, плеск воды или скользящую поступь животных на границе деревни и леса. К тому моменту как животное внутри полноценно отзывается на первую четверть цикла, он понимает, что провел среди магов почти неделю.       Откровенно говоря, Джено здесь скучно. Он предпочёл бы проводить дни рядом с Чэнлэ, но тот запретил оборотню даже близко подходить к тому месту, где они практикуются. Вообще-то Тэн разрешил ему присутствовать на одном из уроков, но после первой попытки демонолога вызвать сущность друг случайно опалил Джено волосы на затылке отскочившим от круга заклинанием. И если старший маг только посмеялся с обгоревших кончиков шевелюры, то для Чэнлэ это стало поводом полностью отрезать друга от своих занятий. Теперь они встречаются только за ужином или в выделенной им комнате, обмениваясь новостями, если маг не слишком устал.       И Джено как-то неожиданно находит себе другую компанию. Не в лице Хендери, который озлобленно смотрит в их сторону, не в лице Сюйси, слоняющегося по деревне от одних друзей к другим, и даже не в лице Куна, который очень тепло относится к волку и магу в своём доме.       Чангюн и Шиён каждое утро начинают с того, что спорят до той стадии, когда из-за упёртости другого можно начать драку.       — Говорю тебе, в том зелье нужны жабры, а не чешуя! — раздражённо бросает Шиён, сводя брови к переносице. Она обходит Джено по дуге, так, будто если случайно заденет его, то покроется сыпью или, того хуже, заболеет волчьей лихорадкой. За те пару дней, что Джису приглашает его присоединиться к их прогулке, ведьма ни разу не заговорила с ним, при этом внимательно слушая всё, что он говорит, и не высказываясь против его присутствия рядом. Шиён — сплошное противоречие, в отличие от своего брата, который, кажется, видит в Джено не угрозу, а музейный экспонат, ежедневно осыпая его вопросами о жизни стаи.       Поэтому, когда он снова забрасывает тяжелую руку на его плечи, утаскивая вперёд, оборотень уже готов к очередной порции расспросов.       — Прости, я никогда не встречал чистокровных оборотней, поэтому мне интересно узнать тебя, — обычно Чангюн говорит всё, что приходит ему на ум. У брата и сестры в лексиконе отсутствует понятие стыда, нет никаких моральных ограничений и вежливых границ. И Джено рад бы сказать, что его это раздражает, но внутри тлеет что-то болезненно приятное. Они не знают о его особенности, считают нормальным.       Чангюн сбрасывает капюшон с головы и прячет пальцы в карманы, заметив напряжённый взгляд волка после прикосновения. Под тяжелой курткой у него пушистая сиреневая толстовка (как у Шиён, они действительно одеваются одинаково по какой-то неизвестной причине), и она наверняка греет ведьмака как печка. Джено завистливо ежится, потому что оделся слишком легко для сегодняшней погоды. Температура в деревне постоянно скачет, к чему ни он, ни Чэнлэ никак не могут приспособиться. Кун объяснил это тем, что маленькие стихийники с трудом контролируют свой дар, отчего погода утром может быть ветрено-дождливой, а к вечеру стать по-весеннему тёплой, с распускающимися цветами и жарким солнцем.       — Это я уже понял, — хмуро тянет Джено, оглядываясь по сторонам. В этой части леса он ещё не был. За спиной тяжелый рюкзак, который он забрал у Джису, стоило той прийти к дому Куна рано утром, и благодаря обострившемуся обонянию он знает, что внутри него всё доверху забито зельями. Весьма странная прогулка, но к медиуму он питает излишне доверительные чувства, поэтому не задаёт вопросов и послушно идёт следом за компанией.       — Оборотни такие скрытные. И носа не высовывают за пределы стаи. Вы так и продолжаете жить семьями?       Джено старательно давит желание огрызнуться в ответ или проигнорировать сказанное. Они никогда не принуждают его ни к чему: Джису заботливо уводит тему в другую сторону, если замечает, что оборотню некомфортно, если их любопытство затрагивает что-то личное, касающееся только волков. Но зачастую Чангюна интересуют незамысловатые, банальные вещи, информацию о которых можно запросто найти в школьных учебниках. Джено старается вести себя так же открыто, как делают это маги, поэтому рассказывает всё как есть.       — Да. В месте, где я родился, у оборотней отдельный район. Мы выезжаем за город в полную луну всей стаей, — конечно, Джено умалчивает про традицию делать костры, в которой ему посчастливилось принять участие только раз, перед первым обращением. Не рассказывает про обряд приветствия новых волков, про прощание с теми, кто больше не в силах поддерживать жизнь животного внутри. В жизни оборотней много бытовых тонкостей, но ведьмаку знать это необязательно.       — Кажется, только вы до сих пор отдаёте дань традициям, — размышляет он, почёсывая шею. — Последний раз ведьминский шабаш проводили лет триста назад.       Шиён, всё это время внимательно прислушивающаяся к разговору, откидывает тёмные локоны с плеча на спину и задирает подбородок.       — Вампиры по-прежнему устраивают балы, — возражает она брату. Минуты идиллии, когда эти двое не спорят, видимо, подошли к концу.       — Чушь! Думаешь, они всё ещё встречаются раз в полгода, достав лучшие камзолы, и распивают кровь за разговорами об искусстве? — Чангюн закатывает глаза к концу предложения. И Джено правда хотел бы встать на его сторону, но…       — Это правда, — с улыбкой отвечает он, вспоминая Сычена. — Отец моего друга несколько раз в месяц уезжает к своим знакомым на званые вечера.       — Того мальчика-полукровки? — уточняет Джису. В их первый день здесь Чэнлэ рассказал магам половину своей жизни, из-за чего каждый в курсе, зачем они приехали, кто их друзья и когда они уедут. У Чэнлэ даже появились маленькие хвостики из детей магов, считающих его если не богом, то определённо самым могущественным человеком в деревне. А всё из-за Сюйси, который с неуёмным энтузиазмом рассказывает каждому встречному о способностях Чэнлэ, после того как Тэн пригласил его в качестве учителя на одно из занятий.       — Да. Не знаю насчёт костюмов, но про искусство они определённо говорят. Многие вкладывают огромные деньги в развитие живописи, архитектуры и музыки. Творчество и технологии — единственные вещи, которые никогда не застынут во времени, поэтому их раса так много внимания уделяет этому.       Пока Джено говорит, они подходят к арке, похожей на ту, через которую Сюйси провел их в деревню неделю назад. Чангюн тормозит его за рукав, останавливая на месте, и оборотень удивлённо наблюдает за тем, как уверенно Джису подходит к стене и опускается перед ней на одно колено. Сняв перчатку, медиум прижимает ладонь к выбеленной поверхности, закрывает глаза и касается лбом холодного камня. Её губы беззвучно двигаются, но Джено не раз видел подобное: так медиумы начинают спиритические сеансы, взывая к людским душам. По всей видимости, вход охраняется призраками и, чтобы войти в закрытую часть леса, нужно получить разрешение от умерших.       По шее пробегается холодок, заставляя оборотня немедленно обернуться. Джено и волк напряженно вслушиваются в звуки вокруг, но, помимо шума ветра и с трудом различимого плеска воды где-то впереди, в той части леса, что охраняется аркой, нет никаких следов чужого присутствия. Когда он поворачивается, Джису уже стоит. Её плечи неестественно подняты вверх, а в кулаке зажато длинное ожерелье из деревянных бусин и перьев, свисающее почти до земли. Несмотря на явно неудобную позу, она улыбается. Поворачивается в разные стороны и тихо говорит с теми, кого Джено не сможет увидеть уже никогда. С мёртвыми.       — Волку можно доверять, — Джено настолько сконцентрировался на происходящем, что испуганно вздрагивает, когда слова Джису громом раздаются в ушах. Он не замечает никаких перемен, но Чангюн и Шиён как по команде идут вперёд, минуя арку, в то время как медиум спокойно улыбается оборотню, наматывая украшение обратно на запястье и пряча его в рукаве шерстяного пальто.       — Проходи. Они разрешили.       Джено настороженно делает шаг вперёд, застывая у самого входа. Он смотрит на Джису сверху вниз, убеждаясь, что волк внутри всё ещё относится к ней исключительно уважительно, с доверием, и заходит внутрь.       Но ничего не меняется. Воздух тут такой же, температура прежняя, и вокруг всё ещё лежит невесомое снежное покрывало, тающее под размашистыми шагами Чангюна и Шиён.       — Всё хорошо? — уточняет Джису.       Джено кивает, следуя за новыми знакомыми. Птицы здесь поют ещё громче, чем в деревне, заливаясь разными мелодиями, но создавая общую, удивительно гармоничную колыбельную. Скорее всего, Джено накрутил себя, но, мотая головой по сторонам, ему кажется, что деревья выглядят ярче, гуще, отливая насыщенно зелёным цветом в разрезающих небосвод солнечных лучах. Это место укрыто какой-то дымкой, и в просветах среди сосен, волк улавливает мерцающую завесу, похожую на ту, что окружает магов. Всего на мгновение, но он убеждается, что место далеко не такое простое, каким кажется с первого взгляда. Женский смех, раздавшийся совсем близко, заставляет его здорово напрячься.       — Кто это? — вполголоса спрашивает он, натыкаясь на весело прищуренные глаза Джису. Каждый раз смотря на это озорное, по-детски открытое лицо, он напоминает себе, что на самом деле медиум старше него, опытнее. Она гораздо умнее, но никогда не позволяет себе самоутверждаться за счёт его незнания, заботливо объясняя тонкости их жизни. Это отличает магов от стаи. Здесь все равны, несмотря на возраст и классовую принадлежность, в то время как среди волков испокон веков установлено правило, гласящее, что старший всегда прав. В такие моменты Джено острее чувствует свою неправильность: такой уклад нравится ему куда больше, чем фанатичное превозношение старших, чьи взгляды априори не могут вытащить их из оков строго традиционного уклада жизни, предписанного предками.       — Ты не сможешь подойти близко, но определённо увидишь их, — загадочно отвечает она, предпочитая не раскрывать интригу.       — Тут всё заколдовано, — поражённо выдыхает он, оглядываясь по сторонам. Всё, начиная от ползущих по земле корней и заканчивая чистым небом, укрыто тонким слоем магии, иллюзорным куполом, из-за которого Джено не слышал происходящее внутри, пока не переступил порог арки.       — Ты тоже чувствуешь? — восхищенно спрашивает медиум.       — Не так отчетливо. Луна ещё слабая. Но да. Не вижу, но могу поклясться, что это место будто крышкой накрыто.       Джису улыбается и одобрительно кивает, напоминая мать, гордящуюся ребёнком. Она поправляет шапку, сползшую на лоб, и останавливается, протягивая к Джено руку.       — Шаманы, живущие в деревне, поддерживают иллюзию вокруг. Теперь отдай мне портфель и стой рядом с Чангюном. Ни в коем случае не подходи ближе, хорошо?       Джено заторможенно кивает и послушно стягивает тяжелый рюкзак с плеча, передавая его в хрупкие, тонкие руки. Джису бодро идёт к Шиён, бросая Чангюну напоследок пару слов, и они вдвоем продолжают путь к озеру, застывшему голубым блюдцем у края дороги.       Джено задерживает дыхание, когда у кромки озера их радушно встречают босые девушки в синих кимоно с узорной белой вышивкой на подолах.       — Кто это? — Чангюн кривит губы в улыбке, услышав вопрос.       — Наяды. Самые красивые и самые недоступные женщины в мире.       Джено во все глаза смотрит на то, как ведьма и медиум отдают незнакомкам рюкзаки, получая объемные бумажные свертки в ответ. Он старается не подслушивать, когда Джису взмахом руки указывает в их сторону, но избежать напряжённо-воинственного взгляда одной из наяд не получается.       Оборотень впервые встречает представителей этой расы. Если о друидах говорят как о давно вымершем народе, то наяды приравниваются к легендам, которыми в стае пугают на кострах маленьких волчат. Он смутно помнит истории об удивительно красивых девушках, что ненавидят мужчин и большую часть года живут в воде.       — Как-то я попробовал познакомиться с одной. Ты бы слышал их голоса. Словно музыка, клянусь. И не стал утопленником только потому, что Шиён вовремя выдрала меня из их лап.       — Почему они так ненавидят мужчин? — удивлённо спрашивает Джено, смотря на ведьмака. Чангюн совсем не похож на дамского угодника. Он выглядит как тот, кто на первом свидании скажет человеку, что его парфюм недостаточно хорош, и удалится, небрежно кинув деньги за свой бокал вина на стол.       — Их убивали. Насильно увозили из-за красоты, чтобы похвастаться трофеем. Наяды раньше были дружелюбными, спасали моряков, в отличие от русалок и сирен, готовых затащить на дно любого, кто не будет осторожен в воде. А потом, в эпоху королей, они стали аксессуаром для богачей. Понимаешь?       Джено кивает. В их мире до сих пор нет закона, нет единого лидера. Только свод правил у каждой расы, передающийся из поколения в поколение, такой же древний, как мир. Люди в этом плане серьёзно обгоняют их, придумывая кодексы и наказывая тех, кто нарушает. В магическом мире всё устроено совсем не так, и за продажу фей, демонов, гибридов до сих пор никто не наказывает.       Одна из девушек всё ещё смотрит на него. Её волосы, мокрые, ярко-фиолетового цвета, наспех зачёсаны назад пальцами, а на лице застыло выражение чистейшей ненависти. Джено не думает долго. Голова сама по себе склоняется в почтительном, покорном кивке, и, когда он поднимает глаза, наяда даже не смотрит в его сторону.       — Она видела. Не переживай, — сообщает Чангюн, награждая его одобряющей улыбкой.       Шиён и Джису ещё несколько минут разговаривают с девушками. Те необычайно приветливы к ним, нежно оглаживают волосы ведьмы и поправляют одежду медиума. Всё выглядит как встреча старых добрых друзей. Поэтому неудивительно, что, когда Шиён и Джису возвращаются, они воодушевлённо улыбаются, явно оставшись довольными визитом к озеру.       — На что обменялись? — Чангюн пытается забрать у сестры свёрток, за что немедленно получает по рукам.       — Роголистник, куча чешуи, несколько водорослей, пиявки. Всё как обычно.       — Да больно надо, — фыркает парень. Джено, не скрывая льющегося через край интереса, смотрит в сторону озера, замечая, что девушек стало гораздо больше. Все они удивительно разные, с цветными волосами, болезненно худые и фигуристые, с голубоватой кожей и насыщенно синей, с зелёными вкраплениями. Некоторые из них полностью обнажены, и, прищурившись, Джено различает на руках, лицах и ногах рисунки, похожие на прилипшие к телу водоросли. Он восхищенно наблюдает до тех пор, пока Джису не щёлкает пальцами у него перед носом.       — Идём, если не хочешь быть тем, кого они утащат на дно.       Пока они возвращаются назад, пересекая арку и выходя в обычный лес, Джено пытается сформулировать в голове многочисленные вопросы.       — Почему вы помогаете им? — он непонимающе хлопает глазами. Зелья в обмен на водоросли, которые они могут добыть и на своём озере. Какая в этом выгода для деревни?       — Мирное соглашение, — рассказывает Джису, крутя между пальцами бусины своего ожерелья. — Они не убивают наших мужчин, если те случайно заходят на территорию, отдают нам свои волосы и достают некоторые растения со дна. Мы бы и сами могли заниматься этим, но лучше доверить такую работу тем, кто действительно разбирается в травах.       — И что вы делаете в ответ?       — Шаманы поддерживают иллюзорный купол над озером. Чтобы люди не испортили воду.       — Разве они не могут перебраться в другое озеро в случае чего? — задаёт очевидный вопрос Джено.       — Конечно нет. Они же родились в нём! — отвечает Шиён, поворачиваясь к нему лицом и продолжая идти спиной вперёд. На очевидно непонимающий взгляд Джено она закатывает глаза и объясняет более доступно. — Наяды умирают вместе с той водой, в которой они родились. Так же, как дриады, которые умирают вместе с деревом.       Кровь в жилах Джено леденеет, заставляя его остановиться среди дороги и пугая остальных. Со скрипом, до невозможного медленно в голове начинают крутиться шестерёнки, доставая из памяти разговор с Чэнлэ перед отъездом, когда он взбудоражено поделился с Джено происхождением Джисона.       — Знаешь, что было странно? — Джено почти заснул, но маг снова выдёргивает его из дрёмы, слишком перенасыщенный эмоциями и неспособный даже глаза закрыть.       — М? — он мычит чисто из вежливости, пуская темноту в сознание и находясь на той самой грани между сном и реальностью.       — Его дерево выглядело странно, — сообщает Чэнлэ. Джено хмыкает, намекая на двусмысленность сказанного.       — Звучит очень интересно, — он чувствует легкий пинок в колено, после своей неуместной, дразнящей интонации.       — Какой же ты придурок, — шипит Чэнлэ, отворачиваясь в другую сторону. Джено с трудом разлепляет веки, понимая, что маг обиделся, поэтому поворачивается на бок и тычет пальцем между чужих лопаток.       — Да ладно тебе. Скажи, что не так с его деревом.       Чэнлэ долго молчит, но его дыхание всё ещё быстрое, а нога нервно дёргается под одеялом — значит, не заснул.       — Оно будто высохшее. Мёртвое.       Теперь этот диалог приобретает немного иной смысл. Джено тогда отшутился, сказав, что все растения зимой такие, но что, если дерево Джисона действительно умирает? Логическая цепочка приводит его к выводу, что с Чэнлэ малявка-администратор точно не поделился этой новостью, раз тот всё ещё не пожаловался на это другу. А значит, демонолог не в курсе, что понравившийся ему человек находится на грани жизни и смерти.       — Эй, ты в порядке? — Джису заглядывает ему в глаза, останавливаясь напротив. Её взгляд обеспокоенно бегает по лицу Джено, пока у того сосёт под ложечкой. Слова вылетают изо рта раньше, чем он успевает их обдумать.       — Не рассказывайте об этом Чэнлэ. Пожалуйста.       Чангюн и Шиён взволнованно переглядываются, не до конца понимая причину такого поведения. Они знают о Джисоне, о том, что в Снежной Ночи живёт дриада, и остаётся только ждать, когда они поймут ситуацию.       — Что-то не так с деревом того мальчика? — Джису понимает первая. Её лицо вмиг становится серьёзным и мрачным, когда Джено ведёт плечами и нервно кивает. Укус на шее начинает сильно болеть, и он остервенело трёт его пальцами, пытаясь унять тревогу.       — Я не уверен, — озвучивает он, смотря на реакцию остальных.       От озадаченного выражения лица Чангюна не остаётся и следа. Он выгибает бровь и скрещивает руки на груди, преисполненный неодобрения к просьбе Джено.       — Мы не можем скрывать это от него, — Шиён явно озвучивает мысли брата, потому что, когда она начинает говорить, тот согласно кивает. — Чэнлэ сказал, что они встречаются. Если он выйдет из себя, узнав эту новость случайно, то может не справиться с магией и убить нас всех.       Грудь Джено дрожит, когда он делает вдох. В тот момент когда ему показалось, что происходящее налаживается, всё в очередной раз покатилось в бездну. Его пальцы немеют, поэтому он сжимает и разжимает кулаки несколько раз, поднимая на собравшихся отчаянный взгляд.       — Пожалуйста, не сейчас, — его голос ломается. Джено очень страшно. Потому что, расскажи он сейчас Чэнлэ об этом, не зная всей ситуации, демонолог сорвётся обратно в Снежную Ночь, не закончив обучение. — Он только начал изучать магию. Я боюсь, что он решит немедленно поехать туда.       Джису осторожно протягивает руку к его волосам, но Джено испуганно дёргается, избегая прикосновения.       — Уедет и, возможно, сделает что-то страшное, так и не научившись контролировать магию, — улавливая ход мыслей Джено, озвучивает медиум. Оборотень не может сказать это вслух. Страшные картинки, в которых Чэнлэ случайно причиняет боль незнакомому человеку и навсегда замыкается в себе, заставляют его дыхание сбиться, а пульс подскочить к горлу.       — Это разумно, учитывая, что, не научившись контролировать эмоции, он причинит вред куда большему числу людей, — кивает Чангюн, переминаясь с ноги на ногу.       — Но деревня тоже будет под ударом, — встревает Шиён. — Почему вы оба продолжаете игнорировать этот факт?       — Потому что Чэнлэ один из нас, — коротко отрезает Джису, раздражённо смотря на ведьму. — Он ничем не отличается от меня, тебя или Куна. Потерянный ребёнок, который нуждается в помощи. Представь себя на его месте!       Ведьмак тяжело вздыхает, проводя рукой по растрёпанным волосам. Они молча переглядываются втроем, решая судьбу Чэнлэ и Джено.       — Давайте поступим так, — начинает Чангюн, беря тяжелое решение в свои руки. — Посмотрим, как быстро он будет учиться. Чэнлэ всего за несколько уроков смог вызвать демона. Тэн говорит, что он всё запоминает очень быстро из-за того, что помешан на идеальном выполнении всех заданий.       Джено истерично фыркает, вспоминая школьные тетради Чэнлэ с аккуратным, ровным почерком, без единой помарки или кляксы.       — От недели ничего не случится. Мы будем наблюдать, а потом вместе решим, как преподнести такие новости.       Джено сжимает губы и смотрит в сторону леса. Туда, где в тенях прячутся призраки, духи и демоны, а ещё его ложь и потерянное доверие Чэнлэ. Джисон ему нравится, правда, но выбор встал между его лучшим другом и едва знакомым парнем. Возможно, он просто поспешил с выводами. Джемин бы не позволил лучшему другу умереть, определённо. А значит, он тоже не в курсе происходящего либо просто не знает, как помочь.       Да, Чэнлэ влюблён. Но Джено не допустит того, чтобы Чэнлэ разрушил свою жизнь из-за другого человека. Он вспоминает счастливые, горящие глаза, румянец и бесконечное, переполненное чувствами «Джисон», постоянно срывающееся с растянутых в улыбке губ. Однако эта картинка меркнет, растворяется и уступает место другой, куда более яркой. Где безжизненные чёрные глаза лисицы смешиваются с жёсткой хваткой сухих пальцев на шее.       Это жестоко, но в мире существуют ещё сотни, тысячи таких же Джисонов. Влюбиться можно бесчисленное количество раз, а с разрушенной жизнью и психикой существует дорога только в одно место.       Джено испуганно выбирает молчание, как и сотни раз до этого.