Снег в горах

***

      — Просыпайся, милый, — теплый, ласковый голос касается ушей Донхёка, заставляя его вынырнуть из темноты и с трудом разлепить глаза. Его взгляд медленно фокусируется на невесомой занавеске, за которой улыбается зимнее солнечное утро, скользит по голубой краске стен и касается светлой косы, туго стянутой резинкой. Донхёк глубоко вдыхает запах цветочных духов, фруктовую мыльную отдушку и ментоловую зубную пасту, наслаждаясь знакомым букетом, и лениво садится на кровати, оглядываясь по сторонам.       Понедельник. Три дня прошло с момента, как его жизнь разбилась о скалы суровой реальности, и позволить себе дальше бежать, прятаться, страдать он не может. Ему пора возвращаться к работе, потому что всем плевать, какая трагедия творится у тебя за пределами офиса.       — Чону сделал завтрак. Каша, тосты и немного варенья. Звучит отлично? — Йери отточенным движением достаёт из шкафа вешалку с чёрной рубашкой и критично оглядывает её со всех сторон, выискивая неровности. Донхёк ловит себя на мысли, что в растянутой футболке и спортивных шортах, явно украденных из гардероба брата, она выглядит столь же невероятно, как и при полном параде. Но разве докажешь ей это?       — Более чем, — от собственного булькающего, хриплого голоса Донхёк вздрагивает. Он испуганно опускает голову, заметив обеспокоенный взгляд Йери через зеркало на шкафу, и долго смотрит на смятое одеяло, любуясь неровным рельефом складок. Стоит отдать девушке должное: с тех пор как он вчера поздно ночью написал ей, прося о ночлеге, та не задала ни одного вопроса, тактично дожидаясь, пока он найдёт в себе силы объясниться. Донхёк прижимает пальцы к глазам, растирая слипшиеся ресницы и соскребая застывшие солёные корки в уголках, а потом широко улыбается, пытаясь принять максимально невозмутимый вид.       — Мы с Марком разъехались.       Йери застывает. Донхёк видит, как вытягивается её спина, как хмурая складка появляется меж бровей, но самое страшное — замечает мелькнувшую в чужих глазах жалость.       — Тебе не нужно объясняться прямо сейчас, — она закусывает губу, и Донхёк правда молится, чтобы это движение вызвало в груди хоть что-то, помимо дикой волны отвращения к себе. Однако этого не происходит.       Он использует её. Давит на крепкую влюблённость, лишь бы не чувствовать себя таким одиноким и ненужным. Он ведь мог пойти к кому угодно вчера, начиная от университетских знакомых и заканчивая коллегами с работы. Чёрт возьми, Донхёк мог бы даже напроситься в гости к Тэилю и его чудесной семье. Вот только застегнув последнюю сумку с вещами и осмотрев непривычно пустынную обстановку их дома, ему отчаянно, до боли в груди, захотелось почувствовать себя любимым. И эту нежность, заботу меченый мог получить только в одном месте.       — Прости за вчерашнюю сцену.       Вообще-то сцены, по сути, и не было. Он не напился до беспамятства, не устроил истерику на пороге и не полез к Йери за чем-то большим, как поступил бы настоящий ублюдок. Донхёк просто позвонил ей среди ночи и напросился в гости, хныча и утверждая, что девушка его самый лучший и любимый друг.       «Ты мой лучший друг. И прости, Хёк, но мы никогда не сможем быть кем-то большим. Дело не в тебе. Я просто не могу заставить себя».       Йери осторожно присаживается на край кровати, дождавшись пока Донхёк чуть подвинет свои ноги, и мягко смотрит на него из-под ресниц, кусая губы и обдумывая, как тактичнее спросить о том, почему он пришёл именно к ней.       — Я был в баре с друзьями. Тут недалеко. Думал остаться в старой квартире, пока Марка нет, но вспомнил, что уже избавился от ключей. Ты единственная, кто живёт поблизости. Прости, что так получилось.       В школе Донхёк редко лгал. Его всегда выдавала излишне выразительная мимика и нервный смех, поэтому он почти не прибегал к подобному. Да только после знакомства с Марком отшучиваться и переводить тему стало практически невозможно, и это вынудило его научиться врать столь же мастерски, как это делал любой другой человек, оказавшийся во взрослом мире. Рисовать идеальную жизнь для знакомых, семьи, друзей стало такой же обыденностью, как чашка кофе утром.       Иногда Донхёк забывает, где граница между вымыслом в его голове и реальностью.       Он расправляет плечи и пытается выглядеть уверенным. И Йери верит, кажется. Их общие знакомые часто говорили, что они слишком похожи: яркими улыбками, стальным характером, эмоциями, написанными на лице, и взглядами на жизнь. С Йери легко, потому что она действительно такая — воздушная, волшебная, со своими достоинствами и маленькими недостатками. В отличие от Донхёка, прогнившего из-за любви ровно настолько, чтобы приходить к заинтересованной в нём девушке, просить ласки и кутаться в том тепле, которое дарили нежные руки, когда он лежал в её постели и плавился от ощущения пальцев в волосах.       Омерзительный, эгоистичный. Кто бы мог подумать, что душа Донхёка настолько почернеет из-за невзаимности.       — Всё нормально. Но когда ты успел съехать от Марка?       Два дня назад, но вчера он действительно смог уйти.       Естественно, он не ходил ни в какой бар. Лежал в кровати Марка, давясь текилой, которую сам же и купил перед зимними праздниками, упивался чужим запахом и лопал пузыри арбузной жвачки. А потом просто оставил ключи на столике, потянул ручку двери вверх с обратной стороны, закрывая эту главу своей жизни, не давая себе ни единого повода для того, чтобы вернуться, и ушёл.       Оказалось, что сделать это очень просто. Нужно было только дождаться правильных слов.       «Ты издеваешься? Мы влюблены столько лет, Марк, и сейчас ты говоришь, что не можешь заставить себя быть со мной?».       Донхёк мог бы заплакать, последний раз оглядев витражи на окнах, но не стал. Лить слёзы на улице не в его стиле. Да и после поездки к Тэёну он наконец реально увидел их отношения со стороны. Разве любовь может проявляться через сумасшедшую зависимость друг от друга, через тонкое, едва уловимое желание причинить другому столько же боли, сколько накопилось в собственном сердце? Они просто двинулись на почве собственных эмоций, и сейчас Донхёк готов разорвать бесконечный круг ада, в котором они находятся столько лет. Кому-то из них придётся стать достаточно сильным для этого.       — Пару дней назад. Мы ездили к его другу, там поговорили по душам и поняли, что наши пути должны разойтись.       Йери скептически выгибает бровь, явно не веря в столь простое развитие событий, но она — прекрасный человек. Тот, который не будет давить и выяснять что-то, если знает, что другому от этого неприятно. В конце концов, кому, как не ей, знать, насколько тяжело ежедневно собирать разбитое сердце, чтобы жить, дышать и улыбаться.       — И где ты сейчас живёшь?       — Снял квартиру недалеко от офиса. Тэиль помог с поисками. Позову тебя на новоселье сразу же, как там появится хоть что-то, помимо кровати, — он потягивается в разные стороны, путаясь пальцами в волосах и пытаясь пригладить спутанные пряди. После встречи с другом Марка они вернулись в квартиру и бывший эльф сразу же уехал за Ренджуном, даже не переступив порог квартиры.       И тогда Донхёк вдруг осознал, что так больше продолжаться не может: позвонил Тэилю, совершенно забыв, что сегодня не пошёл на работу, потому что притворился больным, спросил нет ли у него знакомых, сдающих квартиру, а на следующий день, в субботу, подписал договор с новыми арендодателями. В основной день переезда ему было совсем не до мыслей о друзьях, о работе и прочем. Он скидывал вещи в коробки с такой скоростью, будто боялся сделать шаг назад. Передумать. Однако в воскресенье, когда осталось перевезти только мелкие безделушки, документы и несколько рамок с фотографиями, такой роскоши ему не представилось. И мысли атаковали безумным потоком, напоминая, что он уезжает от Марка. Оставляет его одного.       Поверила ли ему Йери? Демон его знает. Тем не менее она понимающе улыбается и встаёт с кровати, забирая вешалки с одеждой и маленькую чёрную сумку.       — В любом случае оставайся столько, сколько нужно. Чону сегодня дома целый день, а мне нужно появиться на завтраке с богатенькими детками. Но я вернусь к обеду. Можем вместе сходить куда-нибудь поужинать, и ты расскажешь, как дела дома. Вы же были у родителей?       Донхёк знает, что больше не встретится с Йери. Он никогда не найдёт в себе силы отказать напрямую, а она — признаться. И эта связь такая же отягощающая, какая держит его на привязи у ног Марка. Донхёк не хочет для Йери такой судьбы, поэтому просто исчезнет из её жизни. Перестанет отравлять её существование собой.       — Конечно, — лжёт он, подтверждая сказанное поднятым вверх пальцем. — После работы? Паста и вино?       Девушка кивает и, напоследок окинув его внимательным взглядом, удаляется из комнаты, оставив полотенце и вещи Чону на краю кровати, чтобы он мог переодеться.       Заметив в зеркале своё мелькнувшее отражение, Донхёк кривит губы. На подушках нет и следа его слёз, соплей и слюны, которыми он давился вчера, стоило Йери уйти, подумав, что он уснул. Однако белые простыни всё равно вызывают у него тошноту и злость, поэтому Донхёк остервенело сдирает постельное, скидывает всё в огромную бесформенную кучу на полу и только потом разрешает себе взять в руки телефон.       Входящие:       Ренджун       «Мы снова приехали в эту дурацкую деревню»✓✓       «Поговорили с Джемином. Кажется, что он не собирается нам помогать. Ждём Джено, чтобы свалить отсюда»✓✓       «Надеюсь, ты в порядке»✓✓       «Клянусь, как только ты объявишься — я отправлю тебя на тот свет»✓✓       Джено       «Парни приехали за Чэнлэ, я решил, что доберусь сам»✓✓       «Позвони, когда захочешь поговорить»✓✓       «Очень скучаю по тебе»✓✓       Чэнлэ       «Быть дриадой, оказывается, то ещё дерьмо»✓✓       «Не забывай есть. Мы скучаем по тебе»✓✓       Ни слова от Марка.       Ну и к чёрту его!       Донхёк подхватывает кучу с пола и ползёт в ванную, стараясь не думать о том, чем сейчас занят бывший эльф, как он себя чувствует и всё ли хорошо с его друзьями.       К чёрту всю эту волшебную хрень. Он слишком устал, чтобы думать о ком-то кроме самого себя. Парни справятся без него, а Марк больше не его забота.       Чону на кухне остервенело долбит по клавишам, надменно смотря в экран и выгибая брови так, словно его собеседник в чате — кромешный идиот, доказывать которому что-то — себе дороже.       — Доброе утро, солнечный ребёнок. Надеюсь, это первый раз, когда ты приходишь к моей сестре в пьяном состоянии среди ночи.       Донхёк чувствует жар на щеках и скромно садится напротив старшего брата Йери. Пока в кухне стоит молчание, прерываемое только тиканьем часов, меченый завистливо разглядывает идеальную осанку мужчины перед собой, ровную кожу и розовый аккуратный румянец на впалых щеках. Марк как-то обмолвился, что считает Чону очень красивым. Будь Донхёк хоть немного похож на него, изменило ли бы это их отношения?       — В первый и последний. Честное слово.       Чону наконец обращает на него внимание и сдувает светлую чёлку с глаз. От его футболки ядовито-зелёного цвета у Донхёка рябит в глазах. Йери часто жаловалась, что у Чону совершенно отсутствует чувство стиля, поэтому носит он исключительно те вещи, которые нравятся ему. И плевать, если оранжевый нельзя сочетать с зелёным, а фиолетовый с жёлтым.       — Завтрак?       Вероятно, доброта — главное отличие их семьи. Если Донхёк правильно всё помнит через алкогольную дымку, укутавшую вчера глаза и разум, то Чону остался у сестры на пару недель, пока в его собственной квартире идёт ремонт на кухне. До этого они встречались не особо часто: на дне рождения Йери, трижды за завтраком, на выставке, которую устраивал друг Чону, и на отдыхе в Снежной Ночи. Однако каждый раз брат и сестра доказывают, что их сердца — огромные и тёплые, приветливые. Внешне они не особо походят друг на друга, но всё, начиная от жестов, мимики и заканчивая манерами, буквально кричит о том, что эти двое — часть одной дружной, любящей семьи.       — Поможешь мне налить чай? — Донхёк неловко кивает и встаёт рядом, дожидаясь указаний. — Чашки в дальнем шкафчике.       Они молча двигаются, периодически косо поглядывая друг на друга и не зная, о чём поговорить. Когда Чону поднимает с плиты чайник, Донхёк случайно задевает его локтем, из-за чего горячая вода выплёскивается на столешницу, огибая его руку, несмотря на то что та была прямо на пути кипятка.       Чону суетливо убирает всё в сторону и хватает его смуглые пальцы.       — Боже, Донхёк. Ты не обжёгся? Как твои… пальцы?       На коже меченого ни единого покраснения. Они понимают это одновременно, и если Чону шумно выпускает воздух из лёгких и поражённо смотрит на него, хлопая пушистыми ресницами, то Донхёк старается изобразить на лице облегчение, испуг и радость одновременно. Выходит не особо, потому что он знал, что кипяток не заденет его.       — Всё нормально, Чону. Она не попала на меня.       — Но носик был прямо над твоей ладонью. Как это возможно?       Донхёк старается не выдать свою нервозность. Магия спасает его в подобных бытовых вещах. В то время как все друзья не один раз резались ножами, обжигались, ломали пальцы, руки, запястья (Чэнлэ однажды заработал вывих, решив доказать, что он великий музыкант), Донхёк ни разу не получал серьёзных травм. Максимум синяки, заработанные в раннем детстве из-за неугомонного характера. Или тупая гравитация, успевающая опередить его магию и толкнуть меченого на землю.       — Не хочешь рассказать, что случилось? — спрашивает Чону, грея тосты и открывая банку с джемом, после того как они устраняют последствия столкновения. Донхёк давится комом в горле и отрицательно качает головой, запоздало понимая, что старший стоит к нему спиной.       — Не особо.       — Зато у меня точно есть пара вопросов, — простодушно говорит светловолосый, устраиваясь напротив Донхёка с кружкой чая. — Например, о том, почему ты сцепился тогда с парнем в кожаных штанах на катке?       Почему-то кровь в жилах меченого стынет. Возможно, виной тому пронизывающий, внимательный взгляд, вроде как смягчённый улыбкой, но от этого не менее напрягающий. Пускай Чону выглядит безобидным, но сейчас, находясь с ним один на один, Донхёк чувствует что-то отдалённо похожее на страх. Прошло столько времени, и почему Чону спрашивает об этом — та ещё загадка со звёздочкой.       — Просто не поделили кое-что, — он упрямо смотрит в карие глаза и улыбается. — Знаешь же, как это бывает.       Чону показательно равнодушно делает глоток чая, не моргая наблюдает за ним, дав понять, что это далеко не конец разговора, но благосклонно кивает, показывая, что удовлетворён ответом. Происходящее начинает напоминать допрос с пристрастием, и Донхёк был бы рад, если бы Чону решил изобразить грозного старшего брата, готовящего сестру на выданье.       — Знаешь, Йери сказала мне, что он сумасшедший. Неудивительно, что вы поругались.       Донхёк опускает ложку в кашу и отодвигает еду в сторону, облизывая губы. Ему до дрожи хочется узнать, чем кончится этот разговор. Чону ходит вокруг, не решаясь спросить в лоб, напоминая кота, загнавшего жертву в угол. Донхёку не нравится эта роль, но выбора у него особо нет.       — Сумасшедший? Мне так не показалось. Он просто сказал мне пару обидных вещей.       Чону случайно задевает его ногу под столом, спешно извиняясь и цепляя на лицо свою самую очаровательную улыбку. Но в его глазах по-прежнему бушует холод.       — Йери так живописно описывала вашу ссору. Сказала, что тот неформал… как же его звали?       — Сюйси, — не задумываясь отвечает Донхёк, моментально жалея о сказанном. Небольшая стычка на отдыхе, с кем не бывает. Но как теперь объяснить, почему он до сих пор помнит чужое имя?       — Да, — Чону щурится, — точно. Представляешь, она сказала, что он говорил о магии, о её любви к тебе и вел себя до безобразия странно.       Вот оно. Донхёк задерживает дыхание и уже к концу предложения понимает, к чему ведёт Чону. Йери не верит в магию. Об этом они узнали на одной из вечеринок, которую устраивал интерн из больницы, куда, соответственно, был приглашён Марк, а значит, приглашён и Донхёк. Они играли в «Я никогда не…», и кто-то задал до ужаса скучный вопрос про паранормальное. Йери до слёз смеялась над чужой историей про зубную фею, а потом сказала, что никакой магии не существует.       Вот только в глазах Чону нет такого же скептицизма.       — Действительно глупо, — осторожно говорит он, боясь пошевелиться. Пронизывающий взгляд, выгнутая бровь и наспех закушенная губа. Чону намеревается выбить из него что-то, но пока не стоит давать ему преимущество.       — Недавно я выиграл скидку в книжном, представляешь? — то, как Чону уводит тему в сторону, поражает, но этот вопрос — часть его игры. И Донхёк не намерен подыгрывать. — Ты когда-нибудь участвовал в лотереях?       Донхёк глотает стук собственного сердца. Улыбка почти заползает на его губы, но он больно щиплет себя за бедро, пытаясь не выдать собственной радости.       Чону догадывается. Скорее всего, уже знает, но боится озвучить вслух.       — Однажды я выиграл путешествие для родителей.       По правде говоря, Донхёку перестали продавать лотерейные билеты, потому что каждый из них был выигрышным для него.       — Невероятное везение, — задумчиво произносит Чону, громко отхлёбывая чай.       Они молча сверлят друг друга глазами до тех пор, пока Донхёк не сдаётся. Терпения в нём куда меньше, чем в старшем парне.       — Ты веришь, — осторожно предполагает он, замирая в ожидании чужой реакции. Чону молча кивает, изумлённо вздрагивая, стоит Донхёку радостно подскочить со своего места. — Боже, ты правда в курсе всего этого!       Он восторженно взмахивает руками, из-за чего ладонью задевает кружку с чаем, и несколько капель падают на столешницу.       — Тихо, не кричи, — пытается успокоить его Чону, неловко улыбаясь и вытирая разлитое бумажным полотенцем. Старший смеётся с неугомонного поведения и кричащей радости, но продолжает шикать на Донхёка, уговаривая быть спокойнее.       — Как много ты знаешь? — меченый поверхностно дышит, понижает голос и перестаёт возбуждённо дёргать руками и ногами. Немыслимо. Он действительно самый везучий человек в мире.       — Достаточно, чтобы понимать в разговоре, кто такой меченый и чем маг отличается от ведьмы.       — Из какого разговора? — удивлённо спрашивает Донхёк. Он хмурится, не понимая, о чём идет речь, и с трудом удерживает себя на месте, чтобы не подскочить со стула и не потребовать объяснение.       — Ну знаешь, — Чону наклоняет голову и поджимает губы, задумчиво смотря куда-то перед собой, — вы с Марком не особо тихие. Кажется, это было на дне рождения Йери? Вы решили поругаться у туалета, а мне приспичило. Стал невольным свидетелем вашей ссоры.       — Чёрт, а я говорил ему, что там кто-то был! — Марк в тот день свалил всё на то, что Донхёк почти не стоит на ногах и что скачущие по стенам тени — ничто иное, как его разыгравшееся от алкоголя воображение.       Донхёк не сдерживает радостный возглас. Чону — первый человек, который никак не связан с магией, но искренне верит в неё и знает хоть что-то о другом мире. Обычно Донхёк встречает либо представителей магического мира, либо простых людей. Помимо этого, сейчас он знает Тэёна — меченого, который сбежал жить в лес и чувствует себя там просто потрясающе. Но ещё никогда судьба не сводила его с человеком, который в курсе всего, будучи никак не связанным с магией.       — Но ты человек! Я не чувствую тебя.       Чону кивает, выбирая конфету из упаковки, и раскрывает обёртку.       — У моей семьи довольно богатая история, которая последние два поколения, благо, не имеет никакого отношения к сверхъестественному.       — Кто-то в твоём роду был связан с магией?       — Если честно, то мне кажется, что все, кто родился в Снежной Ночи, так или иначе связаны с магией. Наша с Йери бабушка была дриадой, но отказалась от своего происхождения из-за дедушки, — спокойно делится Чону, запивая сладость чаем.       От шока Донхёк на секунду забывает как пользоваться лёгкими.       — Что?