***
«С днём рождения, сын». Джено удивлённо смотрит на записку, аккуратно прицепленную к опутавшим коробку ленточкам, и небрежно ставит подарок на стол. Около недели назад он вернулся домой, чтобы собрать оставшиеся вещи и сдать квартиру новым жильцам, но о своем приезде родным не сообщал, пытаясь сделать визит максимально незаметным. Не получилось. Курьер, сам того не ведая, принёс ему настоящую бомбу, с улыбкой поздравив именинника и попросив расписаться в квитанции. Царапающий почерк матери — пугающий голос из прошлого, который Джено отчаянно желает перестать слышать каждый раз, когда дни становятся чуть менее угнетающими. До этого момента она не выходила на контакт, не пыталась наладить связь, а на улицах, если они случайно пересекались, делала вид, будто собственный сын не больше, чем незнакомец. Мама выбрала отца, всегда выбирала. Потому что дети в семье — явление временное: стоит им вырасти, обзавестись собственной жизнью, как родители забываются. А некогда любимый муж останется рядом до конца, потому что пары в стаях формируются навсегда. Разводы, а тем более измены, у них не в почёте. Джено тяжело смотрит на коробку, пытаясь понять, стоит ли её открывать. Но как бы ни была сильна обида, душа всё равно тянется к родным. Его воспитывали среди волков, оберегали и любили. И пусть этот период был совсем коротким, он всё равно оставил отпечаток на сердце. Джено никогда не перестанет думать о родных и всегда найдёт силы дать шанс тем, кто не раз предавал. Так их воспитали. Таков закон стаи. Поэтому он осторожно распутывает пушистый бант, пытаясь задушить по-детски наивное воодушевление, открывает крышку и заглядывает внутрь. Маленький квадратный кусочек красного бархата выбивает воздух из его лёгких. С трудом делая шаг назад на дрожащих ногах, Джено просто не может поверить в то, что мать может быть настолько жестока. Насмешка. Садистское желание надавить на него, причинить боль. Если бы она скучала — принесла бы торт сама. Если бы любила — попросила бы прощения. Если бы… Он отходит к стене и скользит спиной вниз, опускаясь на пол и прижимая колени к груди. Всё шло так хорошо. Госпожа Пак, мать Джисона, наняла его вместо сына, предложив постоянную работу, а население курортного городка в горах приняло тепло, радушно. В Снежной Ночи на Джено не смотрят так, словно его существование — ошибка. Спустя столько лет он нашёл место, куда хочется возвращаться, однако семья считает своим долгом извести его. Джено опускает голову между коленей и в последний раз позволяет слезам запачкать лицо. Он никогда не сможет отпустить её. Стаю, в которой родился. Единственное, что Джено подвластно, — попытаться уменьшить пагубное влияние на собственную жизнь, быть счастливым, вопреки отравляющему желанию семьи причинить боль. У него всегда будут Чэнлэ, Донхёк и Марк, Ренджун. Его семья, его друзья и главная поддержка. Тогда почему так страшно отпустить прошлое? Сможет ли он когда-нибудь сделать это? Телефон, лежащий на столе рядом с ядовитым подарком, вдруг начинает вибрировать. Джено долго не реагирует, предпочитая слушать мерный стук часов и пытаясь восстановить сбившееся от слёз дыхание. Сколько ещё потребуется времени, чтобы убедить себя, что он не один? На пятый звонок до упора Джено всё же находит силы подняться. Тыльной стороной ладони он вытирает влагу с лица, пальцами хлопает по щекам несколько раз, подбадривая себя и утешая, и только потом берёт в руки мобильный, разглядывая мигающий дисплей. — Джемин? На том конце провода раздаётся возмущенное сопение. Бесконечно мило. Маленькая привычка, которую Джемин, наверное, даже не замечает за собой, однако у оборотня этот жест способен вызывать улыбку в любой момент дня и ночи. Он всхлипывает и улыбается, представляя недовольно надутые губы и сошедшиеся на переносице брови. — Я должен был поехать с тобой, — сухо раздаётся из трубки без приветствия. — Что? Почему? — удивлённо спрашивает Джено, медленно догадываясь, что Джемин видел его. — Чёрт, ты снова сделал это? Джемин! Ты же обещал! — Я просто хотел убедиться, что ты будешь самым счастливым сегодня. И что я вижу? — Ты вообще не должен был этого видеть! — возражает Джено, оглядываясь вокруг. Ему нестерпимо хочется уехать, оставить эти стены и вернуться домой. Открытая дверца шкафа с пустующими полками нервирует, как и аккуратно заправленная кровать вместе с начищенным рабочим столом. Все вещи упакованы, осталось только сложить их в багажник и найти смелость попрощаться. Поставить точку. — Прости, — Джемин в излюбленной жалобной манере несколько раз повторяет извинения, горячей волной разливая тепло в груди Джено. Он никогда не злится на него всерьёз. Джемин успевает включить свою очаровательную сторону раньше, чем оборотень начнет выходить из себя. Идеальный баланс, устраивающий обе стороны. — Перестань шпионить. — Но я волновался, — Джено улавливает свист чайника в динамике и расстроенно понимает, что друид собирается делать чай. Сейчас они вдвоём могли бы прятаться дома под пледом, играя в приставку до посинения, ведь оба не умеют сдаваться. Или наведаться в спортивный зал, игриво поглядывая друг на друга с разных концов помещения. Могли бы заняться чем угодно вместе, однако у Джено есть одно незавершённое дело, прежде чем он всецело сможет посвятить себя друиду. — Джемин. — Ладно, — обиженный, смиренный тон вызывает у Джено улыбку. — Я уже собираюсь выезжать. Осталось только ключи передать. К вечеру буду дома, малыш. — Перестань звать меня так, — тут же ощетинивается Джемин. Судя по звукам, он зажёг плиту, и через секунду Джено слышит, как тот шумит посудой. — Я собираюсь сделать торт к твоему возвращению, поэтому не вздумай снова открывать эту коробку. — Но… — Серьёзно, Джено. Тебе лучше выехать как можно скорее, потому что я хочу поздравить тебя как следует. Как ты того заслуживаешь. Кончик языка обжигает желание сказать те самые слова. Возможно, кому-то другому они покажутся неважными, простыми и давно утратившими свою значимость, но Джено хранит их внутри уже несколько недель как нечто сокровенное, дорогое. Он знает, что Джемин любит в ответ, и для них признание — условность, от озвучивания которой не изменится ровным счётом ничего. Однако романтичная душа Джено желает сделать момент особенным, пусть даже Джемину хватило бы скомканной, наспех сказанной фразы по телефону. — Малыш, — он знает, насколько в глубине души друид любит, когда его так зовут. Однако Джемин вечно ломает комедию, недовольно поджимая губы и фыркая, обиженно скрещивая руки на груди. В такие моменты его способны сломить только короткие поцелуи в щеки и медленное перебирание волос. — Как только вернёшься домой, я покажу тебе, кто из нас двоих малыш, — угрожающе шипит Джемин, сбрасывая звонок. Джено тихо смеётся и прячет мобильный в задний карман джинсов, возвращая внимание стандартной коробке из кондитерской. Мама даже не потрудилась выбрать другую упаковку, наверняка провернув всё в строжайшей тайне. Может, хотела замолить грехи, а может, тосковала по давно минувшим временам. Покачав головой и помедлив пару секунд, Джено одним движением рвёт записку. Потом подхватывает коробку и идёт на улицу к мусорным бакам, улыбаясь тёплому, солнечному дню. Его руку немного потряхивает, когда он поднимает крышку и мельком смотрит в зияющую пустоту. Джено чувствует, что время пришло, поэтому с тяжёлым сердцем разжимает ладонь, запоминая звук упавшего на дно контейнера подарка. Хватит. Его давно ждут дома.***
— Вот же дерьмо, — раскрасневшийся Чангюн потирает ушибленное плечо, продолжая чертыхаться сквозь зубы. Он в очередной раз наваливается на дверь, смачным звуком удара заставляя детей, собравшихся у кромки леса ради первоклассного шоу, покатиться со смеху. Впрочем, неудача ведьмака веселит не только толпу зевак. Шиён, удобно расположившаяся на перилах слева, расплывается в улыбке и хохочет до тех пор, пока сама чуть не падает, истерично хватаясь за деревянный столб крыльца в самый последний момент. — Дай мне, — Кун, оглянувшись на Хендери и убедившись, что тот всецело занят игрой с Джису, отходит на несколько шагов и, разбежавшись, с силой влетает в дверь, пытаясь сорвать ту с петель. — Какой толк от магии, если мы даже чёртову дверь не можем открыть? Чэнлэ подходит ближе и скептически осматривает хлипкий замок. По всем законам логики и физики они давно должны были оказаться внутри, но грубая сила вновь терпит поражение, доказывая бессмысленность своего существования. — Вы не сможете это сделать, — Джису подходит к ним спустя какое-то время, мягко сжимая плечо Чэнлэ и одаривая их добродушной улыбкой. — Дверь держат те, в чей дом вы так беспардонно пытаетесь ворваться. — Они съехали отсюда миллион лет назад, а не умерли, — возражает Шиён, закатывая глаза. Тени, витающие вокруг неё, ласково путают чёрные волосы, заставляя хозяйку расслабиться и довольно улыбнуться, несмотря на вспышку раздражения. У Чэнлэ такое единение с магией вызывает изжогу. — Зато их родственники остались, — спокойно парирует Джису. Её лицо покрылось испариной и красными пятнами из-за бега, а коса растрепалась, короткими прядками обрамляя круглое лицо. Джису удивительная. Чэнлэ никогда раньше не встречал настолько спокойного, уравновешенного человека, и даже сейчас, в витающей атмосфере нервозности, девушка остаётся абсолютно невозмутимой. — Я тоже вижу их, — Хендери останавливается подле отца, расстёгивая лёгкую весеннюю куртку, и широко распахнутыми глазами смотрит куда-то правее двери. Из-за неудачной стрижки (Шиён хороша во многом, но парикмахерские услуги — исключение) он стал напоминать уличного ребёнка. На бледных щеках застыли пятна грязи, потому что малец упал, пытаясь убежать от Джису, мешковатая одежда скрывает тощее тело, покрытое ссадинами и синяками, а подрагивающие пальцы цепко держатся за куртку Куна. Его поза достаточно скованная, но в глазах Чэнлэ улавливает нескрываемый восторг. Хендери обожает свою силу. Ему нравится играть с призраками, водить их к озеру и с важным видом рассказывать какую-то ерунду втайне от отца. Иногда он даже пытается познакомить других магов с теми, кто незримо блуждает среди домов. Пока безуспешно. Чэнлэ заинтересованно переводит взгляд туда, где, по мнению Джису и мальчика, стоят мёртвые, но для него пространство рядом с дверью по-прежнему пустует. — Попросишь их пустить нас? — Джису вытаскивает руку из кармана, в которой, конечно, зажаты длинные деревянные бусы. Она спрашивает, не настаивает, но даже это невинное предложение заставляет Куна обеспокоенно опустить глаза на сына. — Хендери, — осторожно начинает он, переживая за ребёнка. После лечения рунами приступы снова отступили, однако Кун не имеет ни малейшего представления, что провоцирует их возобновление. Возможно, дело в непомерно большой силе для маленького организма, поэтому неудивительно, что травник тяжело реагирует на частое использование магии сыном. — О, да брось, папаша. Он был рождён, чтобы этим заниматься, — одёргивает мужчину Чангюн, хмуро смотря на настороженного отца. Чэнлэ согласно кивает. Они маги, и даже если сила действительно пагубно воздействует на мальчика, отказ от её использования может сделать ещё хуже. Демонолог знает об этом не понаслышке. Иногда он до сих пор находит жуткие гематомы на рёбрах, но Чэнлэ борется. Ездит на терапию в ближайший город, устраивает перерывы от занятий, если чувствует, что всё снова катится коту под хвост. После этой зимы Чэнлэ открыл одну истину: вокруг всегда были оправдания. Чтобы не слушать друзей, игнорировать советы, бежать без оглядки от нелёгкого бремени силы. Чэнлэ жил так, будто после долгих лет в этом теле его ждёт новое, свободное от горестей и мучений существование. Только поставив на кон отведённое ему время, он понял, как страшно незримо выгорать изнутри. — И правда. Позволь ему. Хендери загорается как лампочка, когда Кун обречённо кивает на немую просьбу в глазах. Парнишка взволнованно задирает подбородок и расслабляет плечи, выуживая на свет браслет из камней и дерева, осторожно становится напротив двери, через какое-то время решая сесть для удобства, и опускает руку к полу, закрывая глаза и перебирая чётки пальцами. Чэнлэ ощущает лёгкое покалывание на шее, когда чужая магия заполняет пространство вокруг дома. Хендери сильный медиум, и его ждёт удивительное будущее, когда он вырастет. — Пожалуйста, пустите нового жильца в дом. Он будет хорошо заботиться об этом месте, — шепчет ребёнок, на что Чангюн, с трудом сдерживая стон умиления, корчит гримасу, заставляя Джису тихонько хихикнуть в ладонь. Дверь открывается сразу, стоит маленькому медиуму прикоснуться губами к чёткам, и Чэнлэ пораженно выдыхает, заглядывая внутрь. — Всего-то, — гордо засунув руки в карманы, говорит Хендери. Он поднимается с пола и подходит к отцу, ожидая похвалы. — Да ладно, пап! Вы мучились с этим полчаса. — Хорошая работа, малец, — Шиён треплет короткий ежик волос на непропорционально большой голове, вызывая у ребёнка возмущенный стон. Чэнлэ благодарно улыбается маленькому медиуму, прежде чем зайти внутрь. Дом на краю деревни пустует уже несколько лет, и, когда демонолог поделился со всеми, что хочет осесть здесь, может быть, отстроить новый дом, Чангюн радостно предложил ему этот вариант, уверив, что хозяева давно не претендуют на собственность. Постройка находится далеко от озера, но близко к лесу, что немаловажно, учитывая высокую опасность тренировок Чэнлэ. В лучах уходящего солнца дом выглядел удручающе, но, оказавшись на пороге, маг поймал странную мысль: это место будто ждало момента, когда он придёт. Интерьер внутри… скудный. В нескольких шагах от порога широкая лестница, и, заглянув наверх, Чэнлэ замечает деревянный каркас кровати с отсутствующим матрасом. На первом этаже лежит ужасный стариковский ковёр, вобравший в себя пыль столетий, а потёртые диванные подушки явно придётся обивать заново. Дальняя стена напротив входа отделана кирпичом, ближе к окну расположилась печка, чёрной трубой рассекая потолок. Высокие стеллажи забиты старыми, разваливающимися книгами, и Чэнлэ зримо представляет, как прежние хозяева грелись у огня, листая пожелтевшие страницы. Всё не так уж плохо. Кухня хоть и без техники, зато довольно просторная. Напротив без труда поместится маленький стол и пара стульев. Сантехника после критичного осмотра ведьмаком дала надежду, что Чэнлэ сможет въехать сюда уже к концу недели при условии, что они купят бойлер для нагрева воды. — Боже, тут не убирались несколько столетий? — Шиён собирает пальцем паутину, расползшуюся между стеной и комодом, распугивая ленивым жестом всех насекомых в доме. — Может, лучше останешься у меня? — заботливо предлагает Кун, успевая поймать руку Хендери ещё до того, как тот касается пальцами высохшего букета в вазе на журнальном столике. Мальчишка возмущенно хмурится, но быстро теряет интерес к цветам, поднимаясь на второй этаж и ругаясь, что там придётся убираться ещё дольше. Чэнлэ качает головой. — Всё в порядке, — под его ногами клубится пыль, но Чэнлэ чувствует себя в этом месте хорошо. Спокойно. — Мне нравится здесь. — Приду завтра, помогу вымыть окна, — ставит его перед фактом Шиён, сообщая новость таким тоном, будто делает ему немыслимое одолжение. Она резко хватает брата за руку, впиваясь в кожу длинными ногтями, покрытыми чёрным лаком. — Пошли, Чангюн. До собрания всего десять минут. Некоторое время назад Шиён предложила возобновить шабаши. И если на первом собрании они в составе пяти человек неловко разговаривали об ингредиентах для зелий, то теперь в деревню со всех окрестностей приезжают ведьмы и ведьмаки, пугая готическим внешним видом пожилых магов и развлекая молодежь. Чэнлэ был уверен, что, запершись в ангаре, они раскрывают друг другу секреты чёрной магии, но на деле те полчаса от силы ведут разговоры о заклинаниях, а после устраивают уютный домашний киновечер с ужастиками, попкорном и липким желе, запрещая другим магам подходить ближе, чем на пятьсот метров. — Хендери, не хочешь пойти ко мне в гости? — спрашивает Джису, когда брат и сестра скрываются из виду. Для всех очевидно, что в этой грязи и пыли ребёнку не место, поэтому медиум решила позвать Дери к себе и дать мужчинам время, чтобы спокойно разобрать хлам. Мальчишка едва не падает с лестницы от радости. — Папа? — Но мы же с тобой собирались… — Пожалуйста, пожалуйста! Чэнлэ улыбается, точно зная, что старший поддастся влиянию сына. За то время, что он провёл тут, стало очевидно: Хендери буквально вьёт из него верёвки. Как и любой ребёнок любящего родителя. — Хорошо, — выдыхает мужчина. Однако, заметив слишком явную радость на чумазом лице, спешит добавить: — Но я приду через несколько часов, и тогда мы займёмся домашним заданием. Даже не вздумай увиливать. Джису обнимает Чэнлэ, желая ему удачи, легко касается щеки Куна поцелуем и, взяв счастливого Хендери за руку, уходит, осторожно прикрывая за собой дверь. Несложно догадаться, что она и Кун сговорились, чтобы в очередной раз бескорыстно помочь Чэнлэ вывести его на разговор. — Как ты? — Кун редко задает этот вопрос. За месяц он поднял тему состояния Чэнлэ всего несколько раз. В начале марта, когда демонолог явился в деревню после нескольких беспокойных недель у родителей, и сейчас. Кун хорошо чувствует его эмоции. Он потрясающий друг, отец и маг. Чэнлэ с каждым днём всё больше восхищается им, находя в травнике пример для подражания. Иногда ему кажется, что он и Хендери смотрят на Куна одинаково: с щенячьим восторгом в глазах и безграничной преданностью, как смотрят на тех, кто протянул руку помощи, спас от ужасной судьбы. Демонолог широко улыбается, показывая палец вверх, и окидывает помещение взглядом в поисках швабры или метлы. — Всё хорошо. Чувствую себя отлично. Утром Тэн помогал мне с практикой. Кун мычит, показывая, что внимательно слушает. Он легко сдирает шторы с окон, пуская внутрь тусклый свет сквозь грязные стёкла, и вновь поворачивается к младшему. — От него не было вестей? — осторожно спрашивает травник, заставляя Чэнлэ замереть. Парень глотает ком, вставший в горле, и медленно поднимает с пола упавшую рамку. Боль в груди не покидает его ни на секунду с тех пор, как месяц назад Джисон снова ушёл. Пора бы привыкнуть к такому принципу их взаимодействия, но Чэнлэ ужасно больно. — Итак, думаешь, мы сможем найти здесь какие-нибудь моющие средства? — переводит тему демонолог, стараясь не обращать внимания на разочарованный взгляд. Он не собирается обсуждать их отношения с Джисоном. Слишком личное, болезненное. — Думаю, в кухне обязательно что-то найдётся, — в конце концов произносит Кун. И Чэнлэ невероятно благодарен за подаренную возможность спрятаться от гнетущих мыслей.***
Когда он заканчивает обустраивать дом, остаётся всего несколько дней до полнолуния. Маг старается не радоваться этому факту слишком сильно, но каждая клеточка тела буквально трепещет от мысли, что скоро Джисон снова появится у него на пороге. Один день в месяц, но это та вещь, благодаря которой Чэнлэ живёт уже несколько лун. В комнате пахнет деревом и новой мебелью. Повторный осмотр выявил множество недостатков дома. Каркас кровати с грохотом развалился после неосторожного прикосновения, а дверцы шкафов, как оказалось, держались исключительно на добром слове. Им пришлось брать старенький пикап, чтобы купить кухонный гарнитур, а после ещё несколько дней возиться с инструкциями, пытаясь собрать всё своими силами. До тех пор пока не пришла Шиён и не сделала большую часть работы за них. Женщины — удивительные создания. Чэнлэ подкидывает несколько поленьев в печку и устраивается в кресле, бросая задумчивый взгляд на темноту за окном. Он всё ещё не привык к тому, что по ночам здесь так тихо, словно всё живое умирает вместе с уходом солнца. Никакого шума двигателей, никаких пьянчужек на рассвете, никаких огней ночного мегаполиса. Пусть он и жил в частном секторе за чертой города, но там всё равно крутилась жизнь. Здесь же время замедлилось, и Чэнлэ замечает, как его тело и разум постепенно расслабляются. Гораздо проще услышать свои мысли и желания без кучи внешних раздражителей. — Мне так одиноко, — шепчет он, тяжело вздыхая. Джисон знает, насколько невыносима для мага жизнь в разлуке. Если до проклятия они чувствовали лишь отголоски эмоций друг друга, будучи связанными магией дриад, то теперь они полноценно делят на двоих каждое чувство. Словно один человек. Их сердца бьются в унисон, их дыхание едино, даже бегущая по венам кровь — всё напополам. Теперь границы между ними стёрты. Апрель за окном согревает всё вокруг своим теплом, но Чэнлэ невыносимо холодно без Джисона. Чэнлэ правда в порядке. Ему нравится жизнь в деревне. Он учится у детей, взрослых, перенимает опыт магов, которые свободно, с шутками и заботой отдают ему непомерно ценные знания. Тэн тоже рядом, пусть и держится отстранённо, но добровольно остаётся его наставником, закатывая глаза на глупые вопросы и сравнивая младшего демонолога с ребёнком. Кун говорит, что скоро он отойдет, перестанет обижаться и косо смотреть, и Чэнлэ верит. При всей напускной холодности Тэн единственный, кто никогда не перестанет верить в его силы. Единственная вещь, оставшаяся неизменной после тех событий, — плохой сон. Чэнлэ с трудом заставляет себя закрывать глаза по ночам, чтобы уснуть. Голову до сих пор терзает последний нормальный разговор с Джисоном, когда изменившийся буквально за одну ночь парень отчаянно умолял его взять перерыв. Чэнлэ догадывался, что подобное может произойти, однако не представлял, насколько мучительно будет переживать отказ. Он мог бы заставить Джисона остаться. Приказать, насильно оставить рядом, потому что теперь он подчинится любому приказу мага. Только он не животное, не мучитель и не душегуб. Чэнлэ влюблён и никогда бы не смог использовать слабость Джисона против него. Святости в нём до крайности мало, но это обещание демонолог сдержит, даже если дорога навсегда разведёт их в разные стороны. Джисон обрёл свободу, которую теперь хочет ощутить в полной мере. Это нормально. Ему всего двадцать лет, а вокруг огромный, неизведанный мир. И пусть они хотели быть рядом так долго, как это возможно, слишком многое изменилось. Никому не понравится, когда их жизнь окажется полностью в чужой власти. Стук в дверь отвлекает Чэнлэ от созерцания унылого пейзажа за окном. — Открывай, мой ангел, пока я не выронил все пакеты, — певучий голос Куна заставляет его удивлённо выгнуть брови, но на пороге, помимо травника, собралась целая компания, наперебой спорящая по поводу использования лягушачьих лапок в зельях. — Лучше брать их, чем человеческие зубы! Только представь: раньше ведьмы выкапывали трупы на кладбищах, чтобы собрать их для зелий, — Шиён, не отвлекаясь от разговора, пихает ему в руки букет чёрных роз и скидывает ботинки, быстро семеня к дивану. — Что вы здесь делаете? — спрашивает Чэнлэ, ошарашенно наблюдая, как постепенно маги заполняют дом, гремя чем-то на кухне и скидывая верхнюю одежду на перила (он не успел купить вешалку). — Празднуем твоё новоселье, конечно, — Джису ловко откупоривает бутылку вина, разливая рубиновую жидкость, и взволнованно протягивает Чэнлэ первый бокал. — Хендери помогал делать мне торт, — шепчет она, — поэтому не забудь слегка приукрасить своё восхищение. — Кто из вас двоих украл с торта розочку из мастики? — грозно басит Кун. Чэнлэ смеётся, слушая, как Хендери и Чангюн перекладывают вину друг на друга, а потом чувствует, как Шиён обнимает его за плечи. — Кстати, это была я. Чэнлэ почти счастлив. До самой ночи в доме шумно, тепло и весело. Кун и Джису рассказывают про новую пару магов, которые прибыли в деревню рано утром, Чангюн и Шиён не перестают задирать друг друга, из-за чего Хендери неустанно заливается смехом. Когда разговоры становятся невыносимо серьёзными, мальчишка сбегает к лестнице, разговаривая с выдуманными героями собственной сказки. Или потешая призраков детской непосредственностью. Чэнлэ не знает, но с улыбкой следит за тем, как сменяются эмоции на худощавом лице. — Мы решили, что подарим тебе кошку, — объявляет Чангюн, залпом допивая вино из бокала. — Собака не подойдёт твоему загадочному образу. В следующую вылазку в город съездим в приют, и там ты найдёшь себе друга. — Шутите? — удивлённо выдыхает Чэнлэ. — Конечно нет. Ты живёшь один среди леса, тебе нужен питомец, которому ты сможешь поплакаться, — Шиён откидывает волосы с лица и перестаёт жевать, заметив красноречивые взгляды других магов. — Что? — В тебе нет ни капли такта, — Джису опускает ладонь на колено Чэнлэ и мягко его сжимает. — Можешь выбрать что-то другое. У нас принято дарить кошку или собаку новым обитателям деревни, но это вовсе не обязательно. Чэнлэ глотает грусть и обиду, заталкивает куда подальше всё, что не должен видеть никто, кроме Джисона, и натягивает улыбку. — Нет, всё отлично. Хорошая идея! Они расходятся после полуночи. Хендери прижимается к Куну, носом уткнувшись в горячую шею, а Шиён жадно втягивает воздух, разгорячившись от выпитого вина. Они все крепко обнимают Чэнлэ, а Джису заботливо приглашает демонолога к себе на завтрашний вечер настольных игр. Закрыв за шумной компанией дверь, маг долго улыбается, думая о том, как ему повезло оказаться здесь. Нашёл бы он это место, не подерись тогда Донхёк с Сюйси? Везучий говнюк. Он долго и очень лениво моет посуду, давя зевки и пачкая одежду пеной. Потом заворачивается в плед и устраивается на диване, включая телефон. В чате идёт ожесточённая борьба между Джено и Ренджуном, которые сотней сообщений решили выяснить, что интереснее: футбол или регби. Он включает какой-то не особо заумный фильм, отстранённо следя за происходящим на экране и поглаживая браслет на правой руке. До тех пор пока во всём доме не вырубается свет. Чэнлэ удивлённо хлопает глазами, оглядываясь по сторонам и включая фонарик на телефоне. Задевая все углы, он добирается до щитка и пару раз щёлкает кнопками, что не даёт никакого результата. — Вот же дерьмо, — шепчет он себе под нос и поворачивается, собираясь набрать Куна и спросить, что делать. В кресле кто-то есть. Чэнлэ едва не прощается с жизнью, разглядев в темноте сгорбленный силуэт, пытается вспомнить, куда дел самый большой нож, но, прежде чем он успевает ринуться в кухню, раздаётся щелчок пальцев. Глаза режет ярким светом, и сквозь пелену Чэнлэ пытается узнать ночного гостя. Длинные ноги, затянутые в чёрные обтягивающие джинсы, растрёпанная причёска с выбритыми висками, нервно бегающие по подлокотнику пальцы. Чэнлэ без труда узнает светлую толстовку с логотипом любимого баскетбольного клуба, потому что до поездки в Снежную Ночь это была его любимая вещь. Джисон впивается в него нечитаемым взглядом. Он по-прежнему сутулится, но это единственное, что Чэнлэ узнает. Поджатые губы, острая линия подбородка, падающая на глаза чёлка — всё незнакомое, потому что раньше парень никогда не смотрел так. Чэнлэ прижимает ладонь к лицу и задерживает дыхание, пытаясь отогнать слёзы, выступившие то ли от радости, то ли от злости. — Как ты? Даже его голос стал глубже, из-за чего пальцы Чэнлэ сами по себе сжимаются в кулаки. Дежавю. Когда после обряда маг пришёл в себя, растерянно моргая и рассматривая потолок в доме Джемина, парень задал тот же вопрос, пристально смотря на него из кресла. В тот день взгляд Джисона был холодным, отстранённым. Болезненным. «Я думал, ты попросишь демона спасти мне жизнь, а не сделаешь меня своим рабом». Что-то изменилось. Если тогда Чэнлэ старался даже не дышать в чужую сторону, лишь бы не вывести из себя, не спровоцировать конфликт, то теперь он чувствует, что без страха может говорить всё. Глаза Джисона светлеют, уловив его настроение. Парень осторожно проходится по угловатой фигуре мага, нежно смотрит в лицо, тепло обводит напряженные плечи, скрытые пледом. Чэнлэ ещё до начала разговора понимает, что в этот раз всё пройдёт не по заученному сценарию. Джисон не уйдёт сразу после кормления. — Ты просто говнюк, — сипит Чэнлэ, поджимая губы. Он обнимает себя руками, пытаясь защититься от пронизывающего взгляда. — Слишком рано явился, луна ещё не полная. Пак не отвечает. Он отворачивается к печке, пару минут следя за тлеющими углями, потом подходит к стеллажам с книгами, разглядывая оставленные на полках фотографии. С Джено, с парнями, с Куном и даже Шиён. Со всеми, кроме Джисона, потому что смотреть на их снимки было так же больно, как понимать, что любимому человеку ты нужен отныне только в качестве зарядки. Бесплатной батарейки, питающей фамильяра силами раз в месяц. — Я думать ни о чём не могу, кроме тебя, — признается Джисон, продолжая стоять к нему спиной. Чэнлэ вдыхает эти слова, наслаждается ими и сражается с обидой внутри. Эти слова пришибают его к земле, как бетонная плита, безжалостно размазывая по полу своей откровенностью. — Думаешь, всё так просто? — никакой реакции на повышенную интонацию. — Придёшь, скажешь, что скучал, а потом снова свалишь неизвестно куда? Мне больно, Джисон. — Я знаю. Мне тоже больно. Они молча сверлят друг друга взглядами. Оба не хотят усложнять то, что и без того напоминает катастрофу, но Чэнлэ не знает, как долго в этот раз Джисон будет рядом. Ему страшно, и фамильяр чувствует это, осторожно подходя ближе. — Я остаюсь. Больше не уйду. Давай не будем делать сложным то, что с самого начала было простым для нас обоих. Без тебя всё не так, — уверенно говорит парень, останавливаясь в шаге от Чэнлэ. — Ты не можешь так со мной поступать, Джисон. Три месяца прошло, думаешь, можно просто взять и вернуть всё? Как ты мог бросить меня одного?! — Чэнлэ обижен так сильно, что забывает о рациональности. Джисону нужен был перерыв, но маг жалеет себя, игнорируя тоненький голос разума в голове. Он с силой толкает парня напротив, наслаждаясь растерянностью в распахнутых глазах. — Думаешь, я брошусь к тебе на шею? Лицо фамильяра становится пугающе серьёзным. Чэнлэ ещё не успел привыкнуть к разноцветным глазам, храня в сердце только тёплый карий взгляд. Через неделю после того, как они спасли Джисона, тот попросил отпустить его, дать немного времени, и Чэнлэ с разбитым сердцем умчался к родителям зализывать раны. Потом поехал сюда, в деревню, и за всё это время видел Джисона только в полную луну. Дважды в обличье лисы, один раз в человеческом, сейчас. Впервые после случившегося. Перед ним сейчас другой человек, и детский трепет, восторг, с которым Чэнлэ смотрел на Джисона раньше, наконец-то пропал. Теперь он видит кого-то реального, настоящего. — Нам это нужно было, — тихо произносит Джисон, уверенный в собственной правоте. Он знает, что ошибается, но слишком упрям, чтобы признать это. Сердце Чэнлэ пропускает удар, потому что это так похоже на человека, в которого он влюбился несколько месяцев назад. — Тебе! — огрызается Чэнлэ. — Я никогда не хотел жить без тебя. Джисон сконфуженно отводит глаза. — Мне. Но разве не ты клялся, что сделаешь всё ради меня? Это жестоко — говорить об их прошлом так легко. Напоминать о бесконечных обещаниях и о том, как Чэнлэ рискнул всем, только бы спасти, уберечь от смерти любимого человека. Он мелко дышит, впервые за столько месяцев чувствуя запах Джисона, ощущая его тепло, разглядывая острый профиль. Худой, высокий мальчишка-администратор остался в прошлом. Джисон изменился, повзрослел, и этот новый человек всё равно заставляет сердце Чэнлэ делать кувырки. Впереди их ждёт долгий, изнурительный процесс привыкания, примирения, принятия. Готов ли Чэнлэ снова отдать сердце незнакомцу? Он вспоминает, как подглядывал за Джисоном в первую ночь их отдыха, как смущённо отворачивался, стоило им пересечься взглядами за завтраком, как увлечённо слушал чужой голос, едва улавливая смысл предложений. Чэнлэ влюбился по щелчку пальцев, после одного взгляда, услышав стандартное для посетителей отеля приветствие. — Прости меня, — шепчет Джисон, протягивая к нему руки. Многое изменилось, но это чувство безграничного доверия, которое каждый раз затапливает грудь Чэнлэ, стоит только Паку посмотреть на него, осталось прежним. Демонолог долго смотрит на парня. От этого шага зависит так много, и на кону — их сердца. Очередное важное решение, которое предстоит сделать. Джисон спокойно ждёт. Потрясающе красивый, решительный и любящий его всем сердцем. Во время их разлуки Чэнлэ постоянно чувствовал его тоску. Отныне им обоим предстоит принять тот факт, что они — неделимое целое. И, вероятно, в объятиях Джисона его ждёт самая сложная жизненная дорога из всех. Но теперь Чэнлэ не боится трудностей. Он делает шаг вперёд, и крепкая хватка Джисона вновь становится важнее всего в этом мире.***
Середина августа жарой и сухостью высасывает из Марка душу. Практика в больнице подходит к концу, и скоро ему вновь придётся вернуться за парту и учебники, пытаясь жить в промежутках между сдачей зачётов и курсовых. — Эй, Марк, — Йери заходит в ординаторскую, стягивая бейдж с нелепой фотографией и кидая его на диван. — Бэк отпустил тебя, можешь идти домой. — Серьёзно? — удивлённо спрашивает парень, от радости расплескивая кофе из стаканчика на штаны. У него заслуженный десятиминутный перерыв, и бурда из автомата — единственный подарок, который он может позволить себе в стенах заведения. — Ага. Сказал, что это его личное поздравление. От восторга Марк подскакивает вверх так быстро, что, помимо штанов, пачкает ещё руку, пол и папку с отчётными документами. — Чёрт, ты лучшая, — Йери наверняка сказала грозному заведующему хирургическим отделением, что у Марка сегодня праздник, ведь никто из персонала больше не знает об этом. Поэтому парень крепко обнимает блондинку и спешно стягивает халат с плеч, слушая мелодичный смех. Лучше ему уйти как можно быстрее, потому что настроение у Бён Бэкхёна меняется так же быстро, как благосклонность к подчинённым. — Постарайся не напиваться. Твоя смена с восьми часов, — даёт ему наставление Йери, но Марк уже не слышит её, окрылённый мечтой о полноценном сне и, может быть, бутылке пива. Он тихо прощается с хихикающими медсёстрами, подмигивая им напоследок, и бежит к машине, ругая себя на чём свет стоит. И что это было? Близкое общение с Ренджуном, не умеющим флиртовать, дурно влияет на него. Теперь вся больница будет обсуждать нелепую попытку показаться крутым и дерзким. Социальные взаимодействия всё ещё даются Марку с трудом. Особенно с девушками. Внутри салона настоящая парилка. Марк включает кондиционер на полную, не беспокоясь ни о чём, кроме собственного комфорта. Сегодня можно позволить немного роскоши. Музыка, льющаяся из динамиков, мягко расслабляет его плечи, помогая не хуже тайского массажа. Последний выходной был несколько недель назад, поэтому от сегодняшнего дня Марк планирует взять всё, что только можно. Он заворачивает по пути в любимую пиццерию, заказывая пеперони на одного, мчится домой и ни на секунду не перестаёт радоваться неожиданно свалившемуся отдыху. Однако планам не суждено сбыться. Еще на лестничном пролёте он слышит громкие возмущения Ренджуна по поводу того, что надо было позвонить. Джено картинно цокает и собирается ответить ему, но Марк выходит из-за угла раньше, чем тот успевает начать спор, удивлённо разглядывая нагруженных по самые уши друзей. — Привет, отшельник! — голос за спиной заставляет Марка вздрогнуть, и он оборачивается, буквально падая в объятия Чэнлэ. — Когда вы успели приехать? Я думал ты с Джисоном на море! — Тебе стоит чаще проверять свой телефон, — закатывает глаза маг, хватая его за щеку. Его кожа приобрела красивый темноватый оттенок, а тени под глазами, на которые Марк обратил внимание в их последнюю встречу, исчезли, сразу придав лицу здоровый вид. — А ещё перестать игнорировать наши звонки, придурок. Марк игнорирует их не потому, что не хочет видеть. Просто этим летом он взял на себя слишком много, и теперь дома бывает исключительно для того, чтобы поспать. Практикантов этого года безжалостно сдали в руки господина Бёна, и преподаватели в университете только сочувствующе поджимали губы, слыша небезызвестное имя. Так что да, Марк немного устал и заработался, ненамеренно обрывая все связи с друзьями. Но это оправдание едва ли способно скрыть то, что настоящая причина заключается в их с Донхёком ссоре. Всё стало ужасным, когда ребята узнали. — Открывай уже! Мама Чэнлэ отправила тебе столько еды, что хватит до следующего года, — ноет Ренджун, вытягивая вперёд дрожащие руки с пакетами. Пир на одного откладывается на неопределённый срок. Джено помогает ему заставить журнальный столик всем, что они привезли, а Ренджун убирает в холодильник пиво, с омерзением на лице говоря, что не будет пить тёплый алкоголь. На удивление, разговаривать с парнями легко. Джено заинтересованно расспрашивает его о делах в больнице, а Чэнлэ просит хоть иногда писать, чтобы они знали, что Марк в порядке. Атмосфера не кажется напряженной. А когда Ренджун пошло шутит про отношения оборотня с Джемином, заставляя того покраснеть и спрятать лицо в ладонях, становится и вовсе воздушной, весёлой, какой она бывает только в кругу лучших друзей, знакомых бесконечное множество лет. — Заткнитесь, боже, — бубнит Джено, отталкивая руку Чэнлэ, решившего от переизбытка эмоций ударить его по бедру. — А что такого? Ты первый раз за полгода соизволил отвлечься от него, — Ренджун закатывает глаза, дуя на лапшу и случайно капая соусом на Марка. — Это была моя любимая рубашка, Ренджун! Этот день рождения не сравнится с теми, которые Донхёк организовывал для него в прошлые года. Очень тихо, по-домашнему, но Марк бесконечно благодарен ребятам, что те приехали, хоть и мечтал остаться в одиночестве ещё пару часов назад. Он смотрит на возмужавшего Джено, которого отношения совсем не поменяли, но из карих глаз наконец-то ушла тяжелая грусть и боль, причиной которой всегда была семья. Теперь Джемин стал для него ближе кого угодно, и Марк счастлив, что Джено наконец смог отпустить людей, не давших ему ничего, кроме страданий. Ренджун по-прежнему язвит, по-прежнему одинок и по-прежнему работает на радио, вызывая у доброй половины города нервное расстройство. Марк пытается спрятать улыбку, смотря на его постоянно вспыхивающий телефон, в котором экран блокировки ломится от сообщений, отправленных контактом «Придурошный». Он догадывается, кто это, но ни за что не станет смущать Ренджуна расспросами. Чэнлэ счастлив. Оказывается, Джисон сразу после их возвращения поехал в Снежную Ночь, чтобы повидать маму и Джемина. А после эти двое снова спрячутся в деревне, изредка выходя на связь и приглашая всех в гости. Только съев последний кусок пиццы, Марк замечает, как нервно все трое переглядываются. — Схожу ещё за пивом, да? — спрашивает он, поднимаясь из-за стола и прислушиваясь к шёпоту, что раздаётся в гостиной, стоит ему скрыться на кухне. Трель дверного звонка заставляет всех в квартире затихнуть. Марк удивлённо выгибает брови и выглядывает в коридор, сталкиваясь глазами с обеспокоенным Джено. — Кто это? — Марк чувствует, что все вокруг знают что-то, чего не знает он. От этого его глаз начинает нервно дёргаться. Он действительно ненавидит сюрпризы. Марк делает шаг вперёд, но Джено останавливает его, хватая за рукав, нервно облизывает губы и, не выдержав испытующего взгляда старшего, отводит глаза. — Слушай, мы просто предложили ему приехать. Никто не знал, захочет ли он, поэтому мы не стали говорить… Сердце Марка пропускает удар, когда понимание, кто сейчас за дверью, со всей силы бьёт ему под дых. Какого хрена? — Что? — пульс от ужаса подскакивает до критического уровня. Марк определённо не был к этому готов. Тем более что организаторами встречи стали его лучшие друзья. Те, кто априори должны всегда быть на его стороне, а не мучить и без того расколотое сердце. — Джено, зачем вы… — Слушай, — тяжело вздохнув, начинает Джено. Он всегда был тем, на кого остальные парни сваливали ответственность за нелёгкий разговор. — Он постоянно спрашивал меня, как ты, но при этом не позволял звать на наши встречи. Это детский сад, Марк. Мы все устали делать вид, что ничего не произошло. Краем глаза Марк замечает, как за спиной оборотня появляются Чэнлэ и Ренджун. — Просто поговорите. Нельзя делать вид, будто друг друга не существует. Марк сурово смотрит на каждого из них по очереди. Джено выглядит серьёзно, зная, насколько рискованно сейчас поступает, однако при этом парень убеждён в том, что это поможет. Как и всегда. Сторонник разговоров и мирного урегулирования конфликтов. Ренджун внимательно сканирует Марка взглядом в ответ, щуря глаза и скрещивая руки на груди, готовясь в случае чего устроить грандиозную словесную перепалку. Они всё это время знали. Даже Чэнлэ, продолжающий беззаботно жевать кусочек сыра. Подстроили, безжалостно толкая Марка к человеку, который однажды выпил его без остатка. — Ладно, — соглашается он, пряча дрожащие руки. — Я имею в виду, что он всё равно уже здесь, да? Джено кивает и освобождает проход. Ладно, это не будет таким сложным, если не придавать этому масштаб вселенской катастрофы. Марк с трудом поднимает ноги, останавливаясь перед дверью и пальцами касаясь ручки. В груди всё яростно сжимается даже спустя столько месяцев. Он вспоминает солнечный образ: яркую улыбку, рыжие пряди в каштановых волосах, задорно сверкающие глаза. Марк не забыл ничего, его душа всё ещё парит при мысли о Донхёке. И его появление здесь — лучший подарок, о котором он боялся даже подумать. Марк скучал. Не в романтическом плане (хотя и так тоже), а как один лучший друг скучает по другому. Всё же они со школьных времён не разлучались на такой огромный срок. Замок обыденно щёлкает, и Марк осторожно поднимает глаза, боясь сделать вдох. Неловкая улыбка мягко трогает пухлые губы напротив. — Привет.***
Эдельвейсы, цветущие в декабре, уже не вызывают у Джено такого яркого удивления, как в первый раз. Не обнаружив Джемина дома, он, забыв про куртку, вышел на задний двор и не прогадал, заметив друида у кромки леса. Когда оборотень подходит, нерешительно застывая на границе, где кончается снег и начинается пахучая густая трава, Джемин хитро смотрит на него через плечо. — Ты поздно, — говорит он, рукой подзывая Джено ближе. Тот покорно идёт вперёд, со спины обнимая друида и утыкаясь носом ему в затылок. — Дурацкая работа, — холодные губы задевают нежную кожу шеи, и Джемин, хихикнув от щекотки, разворачивается в крепких руках, заглядывая оборотню в глаза. — Я люблю тебя, — Джемин прячет улыбку в расслабленном плече оборотня и сильнее сжимает пальцами изгиб талии, роняя дубовую ветку на землю. С тех пор как Джено едва не утопил их обоих в бассейне, пытаясь романтично признаться в чувствах, Джемин никак не может заткнуться. Он произносит это каждое утро, вечерами, за чашкой чая, в выходные и будни, когда клиенты дают отдохнуть. Бывали дни, когда единственным, что Джемин хотел говорить, становились три простых слова. И боги, реакция Джено, смущённо алеющего каждый раз, заставляет его пылать, умирать и возрождаться в широкой, довольной улыбке. — Я люблю тебя тоже, — они не выпускают друг друга из объятий, продолжая медленно покачиваться под музыку зимнего леса. Джемин на вкус как вино, и в груди Джено всё привычно вскипает от интимных, желанных прикосновений. Вдвоём против всего мира. Они медленно танцуют под растущей луной и тысячей звёзд, обмениваясь ленивыми поцелуями и наступая друг другу на ноги. Минул год с их первой встречи. С того самого момента, когда вселенная дала Джемину человека, в присутствии которого не стыдно плакать, не стыдно делиться эмоциями, не стыдно раскрывать секреты. И как бы друид ни поступил, есть человек, который всегда будет рядом. Тот самый, которого видение показало ему много дней назад одним зимним утром. Джено. Его волк. — Твоя мама правда собирается к нам на Новый год? — шепчет Джено, вспоминая про утреннее паническое сообщение Джемина. Друид обреченно вздыхает и подтверждает сказанное кивком. — Эй, — оборотень срывает с его губ поцелуй, привлекая внимание. — Всё будет хорошо. Летом они нашли маму Джемина, точно как в том видении, посланном ему деревом Джисона, когда тот был на грани смерти. Друид был уверен, что она никогда больше не выйдет с ним на контакт. Мало того что сын нарушил священное правило одиночества, так ещё и привёл с собой оборотня в качестве пары и любимого человека. Джемин отчётливо помнит презрение в её глазах и свои слёзы на плече Джено по дороге домой. Однако эта женщина не была бы его матерью, если бы спустя месяцы не ошарашила их письмом, в котором настойчиво просила приютить её в доме друида на время человеческого праздника. Вероятно, не особо желанная встреча вновь разобьет его, но Джемин не станет закрываться. Он больше никогда не вернётся к одиночеству. Это не для него. И пусть он стал хуже слышать природу, зато теперь его сердце не покрыто коркой льда. В какой-то мере общество сделало его сильнее, чем прежде. Только мама никогда не поймёт этого, и Джемин принимает её такой, какая она есть. Конечно, до тех пор, пока она молчит и не делает больно Джено. Друид смотрит в обеспокоенные глаза напротив, чувствуя бесконечную радость от того, насколько чутко оборотень реагирует на изменения в его настроении. Словно ловит каждую эмоцию, видит насквозь, несмотря на то что друид порой злится, грубит и огрызается. Джено доверчиво прощает, искренне любит, поддерживает. Даёт всё, чего Джемин избегал на протяжении долгих лет. Оказалось, Джемин та ещё размазня. Никто в мире не скучает так же сильно, как он, когда Джено уходит, оставляя его одного в полнолуние. Они всё ещё в той стадии отношений, когда отпускать другого очень трудно, тяжело, но приходится. Потому что Джемин и Джено не одно целое, а кусочки пазла, идеально подходящие друг другу, вместе создающие что-то прекрасное. У них уютный дом в горах, полный тихих вечеров или шумных ночей с выяснением отношений. Поездки за пределы города и бесконечные дни в ожидании момента, когда госпожа Пак наконец осознает, что Джено всё же нужно отдыхать от постоянного нахождения в кресле администратора, и даст ему отпуск. Отношения — нелёгкий труд, но любовь пока сглаживает все острые углы, и Джемин надеется, что со временем ничего не изменится и что дома его всегда будет ждать Джено, устало трущий глаза из-за того, что уснул на диване. — Нет, не будет. Подозреваю, что эта женщина прямо с порога начнёт пилить меня, а увидев другого человека в доме, и вовсе оседлает метлу, чтобы отправиться восвояси, — надув губы, рассуждает Джемин. Джено печально смотрит на него некоторое время, но знает, что Джемину жалость не нужна, поэтому хмыкает, позволяя себе короткий смешок. — Другого человека? Джемин подаётся вперёд и ведёт носом по мягкой румяной щеке. — Другого оборотня? — И только? — Джено сладко целует линию его челюсти. Руки Джемина покрываются колючими мурашками от кружащей между ними нежности. Колени в очередной раз предательски слабеют. — Сдаюсь, — выдыхает он, — что хочешь услышать? — Ну, — Джено наигранно щурится, смотря в сторону. — Мы живём вместе уже почти год. Спим в одной постели, пьём один чай, вместе ходим в зал, даже к друзьям ездим вместе. Как думаешь, Джемин, что я хочу услышать? Друид едва различает чужие слова. Всё внимание сосредоточено на красивых розовых губах, легко двигающихся напротив его собственных. Джемин никогда не насытится теми поцелуями, что они дарят друг другу. — Мой любимый? Самый лучший, самый красивый, самый невероятный мужчина в мире, — на выдохе шепчет Джемин, получая красивую широкую улыбку. Каждый раз, когда друид хвалит его, глаза Джено смешно сжимаются, и он выглядит настолько счастливым, что все проблемы, терзающие голову друида, мгновенно исчезают. Улыбка Джено рассеивает самые густые тучи внутри него. — Ты такой льстец, — фыркает волк, коротко целуя покрасневшие губы. Несмотря на сопротивление, Джено легко выпутывается из объятий, чтобы, стуча зубами, броситься в сторону дома. — Дай мне нормальный поцелуй! — расстроенно просит Джемин, оставшись в одиночестве среди цветущего царства. Однако Джено только смеётся и, развернувшись, кричит: — Ни за что. — Джено!Конец