In Mambo's Clothing

      Дыхание Мари обжигает. Влажной дорожкой женщина спускается от подбородка к ключицам, опаляет поцелуями грудь. Руки женщины блуждают по телу Зельды, оставляя красные отметины на бедрах, ягодицах и пояснице. Мари захватывает розовый сосок и слегка прикусывает его, медленно сводя Спеллман с ума.       Женщина продолжает умело ласкать аккуратную грудь, и впервые за десятилетия Зельда хочет просто наслаждаться властными прикосновениями любовницы и ничего больше, но она все же пересиливает себя и, на ощупь найдя застежку оранжевого платья, тянет ту вниз.       Мари издает тихий утробный рык и впечатывает Зельду в огромное зеркало, висевшие на стене. Женщина больно ударяется затылком о холодную поверхность и недовольно шипит. В качестве извинений, Мари спускает ладонь ниже, поглаживает внутреннюю сторону бедра, поднимается к центру Зельды, двумя пальцами раздвигая влажные складки. Рыжеволосая забывает о назревавшем возмущении.       Мари вела себя по-другому, совсем не так, как в предыдущие ночи. Думать сейчас о причине таких изменений не хочется, и Спеллман решает свалить все на раскрепощение жрицы Вуду. И все же, на краю сознания теплится мысль о том, что Мари очень сильно похожа на кого-то, кого-то очень знакомого, но на кого, Зельда понять пока не может.       Мари выбивает последнюю мысль из головы старшей Спеллман, проникая в ее разгоряченное лоно двумя пальцами. Тело Зельды движется по наитию, в такт движениям любовницы. Свободной рукой Мари укладывает ногу Зельды на свое бедро, тем самым позволяя себе проникать глубже, двигаться быстрее, каждым своим движением выбивать из Зельды новый стон, все больше походящий на крик.        Пухлые губы Мамбо продолжают изучать выступающие ключицы, молочные плечи, нежную кожу на шее, периодически стягивая ее зубами. Зельда судорожно цепляется за деревянную резную раму.       Ладонь жрицы ложиться на ягодицу Спеллман и сжимает ее. По комнате прокатывается хлесткий звук шлепка. Глаза Зельды, доселе прикрытые, широко распахиваются, и она может видеть перед собой довольное лицо своей любовницы. Жрица повторяет сие действо, еще сильнее разжигая тянущую боль. Зельда не сомневается, что место удара горит красным и соврет, если скажет, что ощущение горящей кожи не распаляет желание сильнее.       Мари ведет себя не так, как обычно, Мари и выглядит не так. В полумраке комнаты Зельда может разглядеть глаза жрицы, которые ей будто не принадлежат. Взгляд ее кажется таким знакомым и чужим одновременно и, главное, притягательным как никогда. Зельда завлекает Мамбо в еще один поцелуй. Она не знает, что происходит с ее любовницей, да и не хочет знать. В последнее время на нее навалилось столько всего, а Мари, обычно нежная, сейчас вколачивает Зельду в нагревшееся от тепла тел зеркало с такой силой, даря такое удовольствие, что не хочется думать, как еще пару дней назад, ночь со жрицей Вуду Зельда меняла на ночь с бутылкой чего-нибудь крепкого.

Зельда чувствовала Мари всем своим естеством. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари. Мари.       Мари заполняет собой все сознание женщины. И имя ее, срываясь с губ Зельды, заполняет собой комнату.       Ведьма заходится в экстазе, спина ее выгибается, ногти впиваются в ладони, те, в свою очередь, бьют по стеклянной поверхности. По зеркалу проходит трещина.       Зельда постепенно приходит в себя и предпринимает вторую попытку снять с любовницы чертово платье.       Лилит прекрасно знает, что последует за этим. Она считает, что успешно сдерживала себя все это время. По крайней мере, Зельда все еще относительно цела и определенно довольна, но вот как поведет себя организм Лилит, пока пальцы Зельды будут ласкать ее, Демонесса уверена не была.       И все же, она позволяет платью спасть с плеч, оголяя грудь — бюстгальтеры предыдущая хозяйка тела не носила. Лилит и самой любопытно, чем наградила или обделила природа ее новое вместилище — разглядеть его до этого возможности не представилось.       Рыжеволосая стаскивает с Лилит одежду и отбрасывает в сторону, затем Зельда шепчет заклинание, и они оказываются в спальне старшей Спеллман. Та швыряет Демонессу на кровать, Лилит слегка ухмыляется и решает разрешить ведьме поиграть в папочку. Женщина склоняется над распластанным на кровати телом и припадает к открытой шее, оставляя первые отметины. Лилит не может сдержать хриплый стон. Колено ведьмы раздвигает темные ноги, ее губы прокладывают влажную дорожку по ключицам, спускаются к груди, дразня твердые соски.       Лилит могла бы заметить, что грудь жрицы Вуду была не столь чувствительна, как грудь школьной учительницы, могла бы, если бы не изнывала от жгучего желания. Зельда спускается все ниже, опаляет тяжелым дыханием низ достаточно подтянутого живота. Пару мгновений и зубы Верховной Жрицы смыкаются на ткани мокрых трусиков и тянут их вниз. Все тело Лилит подрагивает от предвкушения и накопившегося напряжения. Спустя пару секунд, показавшихся Лилит вечностью, лицо Спеллман оказывается между длинных ног. Опытный язык скользит по нежным складкам, собирая влагу. Если бы куни был видом спорта, Лилит без раздумий отдала бы своей пассии первое место.       Зельда посасывает и прикусывает ее клитор. Она лижет с завидным профессионализмом, и каждым своим движением умелый язык заставляет Лилит забыть всех своих предшественников, коих набралось великое множество.       Демонесса ерзает на простынях, давая понять, что языка, пускай очень опытного, слишком мало и уже через пару секунд чувствует, как холодные пальцы проникают в ее не по-человечески и даже не по-ведьменски горячее лоно. Зельда довольно цокает и продолжает каждым своим движением выколачивать из Демонессы остатки самообладания. Лилит боится не рассчитать силы, поэтому старается не касаться ведьмы, вместо этого она сжимает в руках тонкую ткань простыни. Лилит двигает бедрами, повторяя движение пальцев Зельды до тех пор, пока не достигает вершины блаженства. Демонесса откидывается на подушки, чувствуя, как почти задыхается от переполнявших ее эмоций. Такой живой Лилит не чувствовала себя веками.

***

      Зельда засыпает, в полудреме прижимаясь ближе к своей любовнице и шепча что-то неразборчивое, как позже понимает Лилит, на французском. На миг Демонессе становиться по-детски, даже как-то несуразно обидно оттого, что все ее сексуальные достижения — ее, практически Матери Секса — в конечном счете буду приписаны смертной недоведьме. Но она решает не думать об этом. Плевать, что будет после ее смерти. Важно, что здесь и сейчас она может прижимать к себе спящую Зельду Спеллман и ощущать себя как никогда живой.