Серп и Молот над Вестеросом

…Распад адской пелены, поглотившей всё пространство за пределами наших территориальных вод, и обнаружение на его месте чистого моря – всё это позволило нам выйти из баз, в которых мы вынужденно находились последние две недели. Неприятным открытием для нас стал тот факт, что все наши карты больше ни на что не годятся, и их придётся составлять заново – но от этих известий оживились географы и штурмана. Лейтенант Самойлович из нашего экипажа, только весной прибывший из училища в состав БЧ-1 на должность помощника штурмана, неоднократно сетовал в разговорах, что больше не осталось неоткрытых морей. Этот романтик ещё жил сказаниями Даниеля Дефо и Жюля Верна, а за образец для подражания брал, не иначе, славных первооткрывателей Антарктиды, адмиралов Лазарева и Беллинсгаузена. Однако как ему лично, так и всем нам был явлен казавшийся невиданным шанс стать первооткрывателями самим… А.М.Матиясевич, контр-адмирал. На борту К-32. Л.: Военмориздат, 1985

Нейтральные воды в 25 милях к западу от о.Эзель, 23 июня 1941 года       Подводная лодка «С-27», шестью часами раньше вышедшая из колыванской гавани, уходила в открытое море. Граница территориальных вод СССР успешно пройдена, ничего из ряда вон выходящего не произошло – как шли по поверхности воды, так и продолжают – так что на борту подводной лодки многие вздохнули с облегчением. Берег уже скрылся за кормой, лишь небольшая полоска болотистого острова Эзель виднеется на самом горизонте. А впереди нету никакой земли, Скандинавский полуостров исчез, как его и не было. Раньше бы шведы вой до небес подняли – как же, нарушение нейтралитета, куда смотрит мировая общественность… в лице давних и заклятых друзей Советской России, английских, французских и американских капиталистов… только где теперь та общественность, и где теперь тот нейтралитет? Они сгинули, а мы – живы!       Неожиданно над водой где-то на западе мелькнули чёрные паруса.       - Всем – вниз! Срочное погружение! – скомандовал командир «С-27», капитан третьего ранга Остапчук. Повторять дважды не понадобилось – матросы, измученные сидением на базе, уже даже заскучать по походам успели, так что с мостика всех как ветром смело, и уже спустя десять минут «С-27» исчезла с поверхности моря.       В перископ паруса на вестовых румбах были прекрасно заметны. Чёрные паруса с оранжевым изображением какого-то головоногого, растопырившего щупальца от одного края до другого.       - Твою же ёкарный бабай… - от неожиданности командир подводной лодки завернул такой загиб, что все аж заслушались. – Что за деревянные шаланды?       - Какие шаланды, тащ командир? – удивился штурман, лейтенант Морозов.       - А вон глянь, Саня. Деревянные лайбы, как у Колумба, не иначе. И идут на ост, то бишь к нам. Ты у нас в таких смыслишь.       - Есть глянуть! – лейтенант приник к визиру перископа, чтобы потом вынести своё заключение. – Точно так, тащ командир! Деревянные корабли наподобие каравелл века так пятнадцатого – шестнадцатого, числом больше трёх десятков, вижу среди них гребные. На всех чёрные паруса и какой-то осьминог. На мирных торговцев не похожи, идут тремя колоннами, впереди самый большой, не иначе флагман.       - Одно из двух, либо эскадра какого-то местного синдбада-морехода, или пират, что нередко бывает одним и тем же, - констатировал командир. – Вот что. Радист! Срочное сообщение в штаб об обнаружении большой эскадры, вероятно пиратской, тридцать миль к весту от границы тервод СССР. Пусть примут меры по задержанию.       Слава Богу, пираты ничего не заметили – в боевой раскраске силуэт «С-27» сливался с серыми водами моря, а значит, сообщение в штаб ушло без замечаний. В ответной квитанции передали приказ продолжать дозор – помощь будет. *** СССР, Гельсингфорс, 23 июня 1941 года       …Старший лейтенант Сергей Павлович Нестеров, четырнадцатого, русский, не был, не участвовал, не имеет, родом из Гомеля, проходил службу на броненосном крейсере «Димитрий Донской» командиром первой башни. На флот он попал по призыву, в тридцать четвёртом, а потом после демобилизации по рекомендации от командира училище окончил да лейтенантские погоны получил. Оказался он по распределению там же, где и срочную служил, на родимом «Донском», и как технически подкованный приписан был к БЧ-2, то есть артиллерийской.       Весной сорок первого крейсер в заводе стоял в Питере, на техобслуживании – всё же не новый уже корабль, как-никак один из двух родоначальников Большого Флота, в двадцать девятом флаг поднял. Сейчас под новые требования подгоняли – радар поставили, зенитными автоматами всю палубу утыкали. Теперь на юте в футбол, как раньше, не сыграешь – там повернуться бы. Самолёт-корректировщик поменяли, вместо старых КОР-1 теперь в бортовых ангарах два новых Бе-4.       Пока корабль в заводе – офицеры на берегу, но за ходом работ присматривают. Вот и приходилось Сергею из гостиницы при заводе каждый день на борт приходить, в свою башню. Служба велась как обычно, весеннюю демобилизацию матросов отменили, иначе их потом не соберёшь со всей страны. В первой башне так и получалось, командир левого расчёта – из Вологды, правого – из Омска, левый наводчик – из Луганска, правый – аж из Читы. Прочий расчёт, дальномерщики, заряжающие, операторы лотков подачи и затворов[16], общим количеством два десятка матросских и старшинских душ, тоже россыпью со всей страны собран. Два орудия в башне, зато каких! Калибр десять дюймов, любой крейсер наших злейших друзей одолеем. И таких орудий на корабле восемь, в четырёх башнях по два. Сила! Пару лет назад на таком же почти крейсере сам Николай Герасимыч Кузнецов испанского фашиста на дно отправил, сейчас он уже на Балтике комфлота, свой опыт молодым передаёт.       Сейчас, в июне, уже полегче стало, как корабль из завода на базу вернулся. А то раньше ишачить приходилось похуже салаги-первогодка. Сейчас хоть в воскресенье можно в город выйти, прогуляться, на финляндских девчат посмотреть, а они – в ответ на бравого старлея, и притом неженатого. Было дело, в Питере так с одной и познакомился, пока в заводе стояли, так студентка оказалась, институт окончила да уехала. А письма из Семипалатинска пока ещё до гельсингфорсской базы дойдут, к которой «Донской» приписан...       …Вот и в это воскресенье, вчерашний день уже, двадцать второго, охота была Сергею в город выйти. В музей краеведческий заглянуть, по улицам пройтись, родным-близким гостинцев накупить да сразу же их по почте и отправить.       Только вот все мечты о мирном воскресенье рассыпались вдребезги, как незадолго до побудки надсадно завыла сирена, а в переборку каюты постучали.       - Тащ старший лейтенант! Тащ старший лейтенант! Общий сбор! Офицерам собраться в кают-компании!       Общий сбор – это могло означать только одно. Командиру прислали приказ как минимум от командира Первой бригады крейсеров, а как максимум из-под «шпица»[17], от самого товарища адмирала Галлера.       Броненосный крейсер гудел, словно растревоженный улей. Матросы в рабочих робах перемещали по палубам какие-то ящики, тюки, бочки… Стрела парового крана склонилась над первой башней, возле неё кипела работа…       По пути в кают-компанию Сергей встретил своего однокашника по училищу и соседа из второй башни, тоже старшего лейтенанта Василия Синицына.       - Васёк, по какому поводу общий сбор?       - Не сказали, Серёг. Точно как и тебе, объявили – всем.       - Судя по тому, как все мечутся по палубе, что-то серьёзное. Чует моё сердце…       - Похоже на то.       Вопросы офицерского состава прояснил командир корабля капитан первого ранга Алексей Трофимович Гордеев.       - Товарищи офицеры! Получен приказ Главкома, наш комфлот подтверждает своим распоряжением. По категории «Воздух». Всем флотам – готовность номер один! По получении сего приказа перекрашиваться в боевой цвет и быть готовым к немедленному выходу. Отпуска и увольнительные командам отменяются до получения нового распоряжения. Немедленно приступаем к покраске и погрузке боеприпасов. Об исполнении командирам БЧ доложить завтра. Вопросы?       - Тащ командир! Это что… война? – послышался голос откуда-то из передних рядов.       - Готовность номер один, значит, может быть всё, что угодно. Ещё вопросы? Нет? Тогда приступайте!       Офицеры покинули кают-компанию, расходясь по боевым постам. Направились и Сергей с Василием, одному в первую башню, другому – во вторую.       - Вот п…ц какой-то… Перекрашиваться в боевой… С той войны такого не было.       - Твоя расстроится, - Сергей намекнул другу на девушку того, с которой они давненько уж по паркам да театрам прогуливались.       - Да уж, - поник головой Василий. – И не позвонить ей никак. Только если с базы, как придём, телеграмму отправлю.       - А думаешь, нам сход на берег разрешат? Если нас сегодня так резко с базы поднимают. Будет готовность раз, так и будем на борту куковать, пока не снизят хотя бы до второй.       Обе башни уже начали перекрашивать из мирного светло-серого в тёмный шаровый, с разводами, и на палубе «Донского» ощутимо воняло краской.       - Тащ старший лейтенант! К покраске приступили! Отсутствующих не имеем! – подбежал к Сергею начальник дальномерного поста главный старшина Свиридов.       - Вольно, вольно, Коля, продолжайте.       Переодевшись в рабочую робу, Сергей и сам приступил к руководству покраской – как раз главный боцман крейсера принёс и раздал схемы боевого камуфляжа.       Весь день и вечер двадцать второго прошёл в трудах неустанных. «Донской» ощутимо изменился, и дело было не только в резкой смене цвета – теперь все четыре башни принимали снаряды и заряды главного калибра, в топливные танки закачивался мазут для турбин. Из обеих труб пошёл дым – ожили котельные, поднимая пары перед походом.       И вот командиру по очереди отчитались все командиры боевых частей, а также старший офицер, об окончании приёма боеприпасов, провизии и топлива.       - Добро! – ответил капитан первого ранга. – Отваливаем!       В клюзах загрохотали цепи поднимаемых якорей. Мутную воду гавани Главной базы вспенили четыре заработавших винта. Отдача швартов – и могучий корабль в шестнадцать тысяч тонн водоизмещения на тяге портовых буксиров покинул базу, разворачиваясь к выходу в воды залива.       Как оказалось, идти предстояло на перехват. Подводники обнаружили к весту от острова Эзель что-то непонятное, чему в этих водах бывать вообще не полагалось. Именно поэтому «Донского» как самого боеготового направили с целью обнаружить и пресечь. В случае чего на помощь собрат «Мономах» выйдет. Линкорам раскочегариваться дольше, да и ход у крейсеров узлов на пять быстрее.       Вышли, повернули на запад, разогнались до предельных тридцати трёх узлов. С таким ходом эскадру недоброжелателей обнаружили быстро.       - И впрямь не соврали дозорные, - глянув на пиратов в бинокль, констатировал факт командир крейсера. – На вид чистые флибустьеры, как есть грабить идут. Нас увидели, так в нашу сторону ворочают. На дальномере?       - Полтораста кабельтов до супостата, тащ командир!       - Очень хорошо! Сближаемся до восьмидесяти. Башням главного калибра – боевая тревога! Зарядить, огонь по команде!       - Есть!       Снова вой сирены, и все расчёты орудий главного калибра бегом заняли места по боевому расписанию. По лоткам автоматической подачи из погребов подняли первые фугасные снаряды и заряды в латунных гильзах, тут же заряженные в стволы. Чавкнули закрывающиеся затворы. Наводчики приникли к прицелам, пропустив через их перекрестия чужаков с осьминогами на парусах. Потянулись минуты ожидания.       Сто сорок кабельтов… Сто двадцать… Сто… Девяносто…       - Восемьдесят кабельтов, тащ капитан первого ранга! – передали с поста управления огнём. – Курс вест двести семьдесят три!       - Добро! Начинаем! – удовлетворённо кивнул командир крейсера. – Первая и вторая башни – огонь по готовности! Третья и четвёртая – следом! То-о-о-овсь… Пли!       - Пли! – крикнул Сергей, получив приказ старшего артиллериста.       Грохот первого выстрела расколол тишину. Левое орудие подалось назад, остановившись под действием тормоза и вернувшись в исходное положение.       - Недолёт! Недолёт!       - Поправка полградуса выше, правое ПЛИ!       Правое орудие выпалило следом за левым – то уже перезаряжали.       - Падение! Попадание! – заорал дальномерщик. – Как есть попадание, тащ командир! Вдребезги его разъ…!       В визир дальномера действительно было хорошо видно, как головной корабль в левой колонне, получив фугас с «Донского», взлетел на воздух и исчез во вспышке пламени и водяных брызг, а когда фонтан всё-таки опал, оказалось, что на поверхности моря плавают только обломки.       - Вот так держать! – довольно крикнул Сергей. – Давай ещё раз! Заряжай... Цельсь… Пли!       Новый залп, в этот раз сработали все четыре башни сразу, и попавшие снаряды отправили на дно ещё нескольких пиратов.       А с оста уже спешила подмога – двухмоторные штурмовики Ил-6[18] минно-торпедного полка, что в Пернове базируется, взлетели, вызванные всё тем же сообщением «С-27», да и направились на добивание. Именно они флагмана пиратов и утопили, самого большого. «Донскому» осталось лишь подойти к месту боя да заняться подъёмом на борт тех счастливцев, кому не повезло остаться в живых.       …С одного из спущенных катеров заметили державшегося за обломок деревянного борта одноглазого пирата в богатых доспехах.       - Тащ лейтенант! Смотрите! Неужто вожак их?       - Может статься, что и так. Берём его – и в клетку!       Подняв на борт всех, кого смогли найти отправленные на поиск матросы, «Димитрий Донской» лёг на обратный курс, одновременно радируя в штаб о том, что задание выполнено, пираты уничтожены, потерь нет, зато есть пленные. *** Территория Вольных Городов, Квохор, 24 дня 6 луны 297 года       Изо всех Вольных Городов Квохор располагался к месту таинственного явления ближе всех прочих. Так что рухнувшие небеса в ночь с двадцать первого на двадцать второй день шестой луны видели все и превосходно.       Той ночью никто не ложился спать, а едва рассвело, правитель города направил гонцов к месте этого таинственного нечто – что бы ни рухнуло на дотракийские земли, это могло угрожать Квохору.       Трое гонцов скакали два дня, и на заре третьего прибыли к границе неизведанного. То, что они увидели, потрясло их.       Валирийская дорога, что некогда вела на земли богатого и славного королевства Сарнор, а ныне – бесплодную пустошь, по которой иногда проходят дотракийские кхаласары, обрывалась на полпути, и сотни лиг не проехали. Путь дальше перегораживала линия красно-зелёных столбов, не так давно вкопанных в землю, и забор из каких-то толстых нитей, намотанных на торчащие из земли копья. В этом заборе слева от дороги виднелись ворота, а за этими воротами куда-то вглубь горного ущелья тянулась новая дорога – гладкая, тёмно-серая, почти чёрная. Справа от неё стоял каменный столб с выбитыми на нём непонятными знаками, а над ними – сооружение из лент, венков пшеницы и перекрещённых серпа и молота.       Всё то, что простиралось дальше этих столбов и знаков, изменилось до полной неузнаваемости. Старший из гонцов не раз сопровождал караваны в Ваэс Дотрак, и ходил как раз по этой дороге, и теперь в знакомом пейзаже он не узнавал ничего.       Судя по всему, эта дорога здесь располагалась уже достаточно давно. Но откуда всё это тут взялось, и когда – неужели за одну ту самую ночь, когда рухнуло небо?       И вообще – что здесь делает дорога чужаков? Здесь ещё земли, подчиняющиеся Квохору! Неужели чужаки осмелились покуситься на свободу Вольных городов? Горе им тогда! Чёрный Козёл с радостью примет такие жертвы!       Приближение всадников заметили на той стороне – какие-то люди без доспехов, но в зелёных кафтанах и зелёных шапках вышли к воротам и прокричали что-то на непонятном языке, выставив вперёд ручные жезлы.       - Убирайтесь с дороги! – крикнул в ответ старший гонец. – Это земли Вольного города Квохора! Горе чужестранцам, покусившимся на них!       Ответ чужаков был непонятен. Не дожидаясь, пока они уберутся, трое гонцов из Квохора направились к линии столбов, намереваясь пройти на ту сторону, вынув мечи из ножен. Однако на это чужаки ответили не словами. С их ручных жезлов сорвались молнии, оба младших всадника рухнули вместе с лошадьми. Под старшим тоже пала лошадь, придавив ему ногу.       Чужаки подошли совсем близко, наставив на него жезлы. В ответ он взмахнул мечом – лишь затем, чтобы молния прикоснулась к его телу. А потом была лишь пустота… *** СССР, застава № 36-12 Черновицкого погранотряда, 24 июня 1941 года       - И что это было, слушай? – спросил товарищей по службе старший сержант Назаров, только что выпустивший очередь из своего ППД в нарушителя, придавленного его же лошадью, но замахнувшегося мечом.       - Бандит, Вовик-джан, - сказал другу и товарищу сержант Мовсесян. – Слышал, товарищ капитан говорил, что нарушитель тут ещё непуганый?       - Слыхал, слыхал. Думаешь, потому?       - А чито тут иначе? Смотри, какой у них чудной вид! Контрабандист такой не бывает. Э, ладно! Пресекли – и харашо! Командир спасибо скажет!       Когда на звук выстрелов примчался начальник заставы, всё уже было кончено. Трупы бандитов осталось только отволочь с дороги и прикопать где-нибудь в стороне, что и сделали. А в округ ушло срочное донесение об очередной попытке нарушения границы, успешно пресечённой… *** СССР, Владивосток, 24 июня 1941 года       На дальневосточных рубежах Советской страны в момент переноса был уже день, а потому развеявшееся облако адского вихря открыло не ночную черноту, но яркое сияние солнца. И для всех горожан, гостей города, а также военнослужащих было большим удивлением, что, как оказалось, после переноса Дальний Восток оказался куда южнее, чем был, судя по высоте, на которую поднялось дневное светило.       Из Хасана сообщили, что без вести исчез весь Корейский полуостров – река Туманная отныне являлась морским берегом, как и река Ялу, отделявшая Корею от Манчжурии. Поднятый воздушный разведчик подтвердил опасения – все очертания берегов изменились.       В штаб флота стекались известия и со второй главной базы – Порт-Артур, хоть и находился на удалении, но бригада броненосных крейсеров, четыре вымпела, там базировалась на постоянной основе, а также четыре лёгких крейсера, не считая эсминцев и меньших кораблей, там стояли. Так вот, там тоже отмечали пропадание всей земли в месте бывшей советско-китайской границы, а высланные в дозор сторожевики и самолёты-разведчики не обнаружили ни судов, ни гаваней по всему новому побережью Жёлтого моря. Только горы и безлюдные пустыни.       Зато возник большой архипелаг из островов там, где когда-то была Япония, к югу от Сахалина и юго-западу от острова Кунашир. Пролив Лаперуза стал несколько шире, ходить хоть всем флотом можно было беспрепятственно, а вот океанскую волну новая преграда на месте старой тоже не пропустит.       И очень кстати пришлись сдавшиеся американские корабли. Комиссия по приёмке установила пригодность шести линкоров и четырёх авианосцев к дальнейшей эксплуатации, хоть на «Теннесси» и «Калифорнии» и придётся впоследствии при ремонте менять главный калибр. На этих двух линкорах стояли четырнадцатидюймовые орудия, но запас снарядов для них ограничивался возимым на борту боекомплектом, а советские заводы производили для оснащения больших пушек флота только снаряды калибром десять и шестнадцать дюймов. Проще уж новые башни сделать – все чертежи в Питере есть, а диаметр посадочного места выяснят и подгонят.       На свой страх и риск командующий флотом отправил в дальний дозор самый быстроходный крейсер флота – лёгкий «Аквамарин», однотипный с черноморскими «Изумрудами», который может на сорока узлах бегать, быстрее всех других больших кораблей на флоте. Но тот за два дня сходил и вернулся, не встретив ничего из ряда вон выходящего, как и следов сколь бы то ни было промышленно развитых культур – максимум деревянные лодки, напоминающие китайские и японские джонки, у берегов новых соседей. Но такое трогать – себя не уважать, если не нападает.       Облёт территории разведчиками Ар-4 Восьмого морского разведывательного полка тоже ничего не дал – нет в округе ни крепостей, ни верфей, ничего.       - Стало быть, теперь море наше, - довольно потёр руки комфлота адмирал Беренс, прочтя рапорта. – Теперь нам никто в этих водах не помеха… *** Неизвестно где и когда       Сознание возвращалось к Эурону медленно. Последнее, что он помнил, это как большой корабль, напоминавший плавучий замок, разделался с его эскадрой, а чёртовы драконы неведомых чужаков обрушили на них на всех языки пламени.       Голова дико болела, словно по ней прилетело чем-то тяжёлым.       - Ы-ы-ы-ы… - простонал Эурон, не открывая единственного глаза.       - Тащ капитан первого ранга! Пациент очнулся! – на незнакомом языке прокричал чей-то голос. Женский голос, как ни странно. Эурон открыл свой глаз… лишь затем, чтобы распахнуть его столь широко, как он, наверное, не раскрывался с рождения.       Он больше не был на палубе корабля. Нет, он пребывал в помещении с четырьмя стенами и большими прямоугольными окнами, явно на суше, лежал он при этом на диковинной койке с железной спинкой. В окне было видно какое-то зелёное дерево, само же окно оказалось забрано решёткой.       Он что, на зелёных землях? Но как же он оказался здесь, если ещё утром вокруг не было ни единого клочка земли – одно море, и лишь берег каких-то Неизведанных Земель просматривался на восходе? Но вот он, на земле, и в каких-то покоях, судя по стенам, низ которых зелёный, а верх белый.       Что самое главное – он был без доспехов. Броню валирийской стали, ради которой он ограбил и утопил не один десяток купцов, кто-то успел снять и куда-то унести. Взамен же выдали лишь какие-то полотняные штаны и такую же рубаху.       Говорившей оказалась девушка значительно моложе Эурона, одетая в какой-то халат невиданного снежно-белого цвета и замотавшая волосы белым же платком с красным крестом на лбу. Она открыла двери покоев, где обретался Эурон, и пропустила внутрь седовласого мужчину в чёрном кафтане с золотыми наплечниками, чёрных штанах и блестящих чёрных ботинках. Доспехов на этом мужчине также не было, как и меча – вместо этого на поясе висело нечто наподобие кожаного кошеля, из которого высовывалась чёрная рукоятка неведомо чего.       - Значит, очнулись, больной? Кто вы будете? – на непонятном языке спросил этот мужчина.       - Чего? – спросил Эурон.       - Так, по-русски не понимает… Wer sind Sie? Was ist Ihr Name[19]? – он спросил снова, но уже на ином языке, на котором было понятным разве что два слова – «есть» и «имя».       - Я ничего не понимаю! – ответил Эурон. – Что Вам нужно?       - Кто Вы есть? Как Ваш имя? – третий вопрос был более понятен, но язык всё равно был неразборчив. Словно спрашивавший говорил на каком-то диком диалекте всеобщего языка, принятого в Вестеросе, с каким-то жёстким говором – не иначе, северным.       - Я Эурон Грейджой! – гордо сказал Эурон. – Эурон Грейджой из дома Грейджоев с Железных островов, вольный капитан и начальник отряда из тридцати кораблей!       - Вы не имеете кораблей более, Эурон Грейджой. Они все утоплены.       - Почему? Кто посмел напасть на меня? – чуть не подскочил Эурон со своей койки. Однако его собеседник оказался куда быстрее, и по вою сирены в покои вбежало двое дюжих молодцов, тоже в белых халатах, один из которых с силой вдавил Эурона в койку, а второй туго примотал к железной раме кожаными ремнями.       - Отпустите меня! – завопил Эурон. – Я этого так вам не оставлю! *** СССР, Гельсингфорс, 25 июня 1941 года       Очнувшийся пациент не понимал ни русского, ни немецкого, зато с горем пополам общался по-английски. Правда, из его речи следователь особого отдела флота капитан первого ранга Чижов понял от силы половину слов. Язык этого гражданина, назвавшегося Эуроном Грейджоем, имел к положенному к изучению в Морском корпусе варианту английского языка примерно такое же отношение, какое имеет к русскому церковнославянский – «паки, паки, иже херувимы…» и тому подобное. Вести допрос в таких условиях было, конечно, возможно, но всё же лучшим выходом стало бы отправить этого самого одноглазого Эурона в Ленинград – вероятность, что там найдутся профессиональные специалисты по языкам, могущие расшифровать этот поток сознания, куда выше, чем среди финляндских лесов и болот.       Пациент, однако, оказался упорствующим, и даже когда санитары зафиксировали его на койке, вопил и верещал дурным голосом на весь госпиталь.       - Буйный пациент попался, Николай Митрофаныч, - доложил следователь начальнику особого отдела.       - Слышу уже, - усмехнулся контр-адмирал Ермолаев. – Надо его в Питер отправлять. Там специалисты по допросам лучше, чем у нас тут.       - Не только. Пациент изъясняется на какой-то очень архаичной форме английского, изрядно смешанного со столь же древним вариантом немецкого. Не знаю, из какой дыры он вылез, но так не говорили уже во времена Шекспира. Надо прояснить этот вопрос в университете.       - Учтём, Вениамин Андреевич. Свяжусь с питерским ГУГБ, авось там знают какого-нибудь профессора по древним языкам.       Тем же вечером лицо, назвавшееся Эуроном Грейджоем, и всех поднятых из воды пиратов с его кораблей, отправили в арестантском вагоне в Ленинград в сопровождении охраны. Капитан первого ранга Чижов направлялся в качестве сопровождающего – сдать и задержанных, и трофеи, и все имевшиеся в особом отделе флота бумаги. *** СССР, застава № 52-01 Зенджанского погранотряда, 25 июня 1941 года       За два дня пограничники совместно с горными стрелками перешерстили взятую базу работорговцев сверху донизу, на глазах у ошеломлённых бывших невольников. Поднаторевшие в обыске контрабандистов стражи границ вскрывали тайники в таких местах, о которых сложно было даже догадаться – и вытаскивали на свет Божий горы золота и драгоценностей, статуи и ковры, всевозможные ювелирные поделки, а также свитки пергамента, покрытые непонятными значками. И не один грузовик уже с трофеями отправил свежеиспечённый майор Лешаков, толком даже повышение в звании не отметивший, хотя погоны он всё-таки перешил.       А двадцать пятого с утра подошло обещанное подкрепление – бронетранспортёры с пехотой, бронеавтомобили и десяток тяжёлых тягачей с танками на прицепах. Прибыл в составе колонны и полковник госбезопасности, присланный из Москвы, от самого товарища Меркулова, как было в мандате написано. Он и удостоверение новое привёз, уже на майора выписанное, а заодно приказ на награждение. Самому Лешакову в довесок к майорским погонам полагалось Знамя, сержанту Черноусову как обнаружившему банду первым – Звезда и внеочередное звание старшины, прочим, кто на заставе был и в бою участие принял – медаль за отличие в охране госграницы и звания очередные.       Что делать с самими невольниками, Лешаков понятия не имел. Ни одного из языков, на которых они изъяснялись, он не знал, а они, в свою очередь, не знали ни одного из известных ему. Положение спас московский полковник, неожиданно сумевший разговорить одну из пленниц, которая с пятого на десятое понимала по-английски. С её слов стало хотя бы приблизительно понятно, что к чему.       Задержанная, назвавшаяся Зирой, сообщила, что взятый советскими войсками город именуется Юнкай и принадлежал он неким «мудрым господам» - видимо, тем, по кому «горбатые»[20] так удачно отстрелялись реактивными снарядами. Однако её язык содержал много слов, полковнику незнакомых, так что разбираться с особенностями местечковых говоров предстояло как минимум в Ереване, в штабе округа. Допрашивать уцелевших из числа «мудрых господ» предстояло там же.       Так что из области вызвали автобусы и пару грузовиков для перевозки взятых на границе жителей поселения Юнкай, куда должны были направиться все бывшие господа и все женщины. «Бачабози» всех до единого поставили к стенке, возиться с ними никто не захотел, даже прикасаться, ибо мужеложство по закону есть тяжкое преступление само по себе, а тут ещё и фронт активный образовался. Всё дело в том, что в процессе допроса гражданка по имени Зира сообщила полковнику, её допрашивавшему, что в соседнее поселение, именуемое Астапор, «мудрые господа» отправили гонца с просьбой помочь войсками. О тамошних же воинах, именуемых «безупречными», слава по округе ходила достаточно страшная. Так что приданная заставе рота Т-34 придётся очень кстати. *** СССР, Ленинград, 26 июня 1941 года       На Финляндском вокзале поезд из Гельсингфорса уже встречали. К арестантскому вагону прямо на перрон подали два милицейских грузовика, а вольные пассажиры поехали до ГУГБ с куда большим комфортом.       Лицо, именующее себя Эуроном Грейджоем, начали допрашивать снова, и в этот раз следователям на помощь был приглашён профессор с филфака Университета. Ну, а пока машина, посланная за профессором, не добралась на Васильевский и обратно, следователи подробно, насколько позволяли языковые трудности, разъяснили Эурону о методах принудительного снятия показаний, применяющихся по отношению к упорствующим деятелям вроде него. Так что к прибытию профессора Грейджой уже проникся понятием о страхе и ужасе и был готов к сотрудничеству.       Профессор-лингвист прибыл в ГУГБ через полтора часа, и оказался благообразным пожилым евреем, проживавшим в Питере как минимум в третьем поколении. Был Самуил Исаакович Файнштейн по-настоящему влюблённым в своё дело, потому, едва опознав речь арестанта, оживился не на шутку.       - Това’ищ полковник, таки где вы нашли этого уникума? На таком языке гово’или тысячу лет назад, до высадки в Б’итании Гийома Баста’да, известного как Вильгельм Завоеватель! Мы п’илагали большие силы, чтобы г’асшиф’овать сох’анившиеся с тег в’емён книги, а вы делаете нам такой пода’ок! Живой носитель давно исчезнувшего языка! Где вы его нашли?       - В море поймали, - ответил профессору капитан первого ранга Чижов. – Наш «Димитрий Донской» выходил в море на перехват невесть откуда объявившейся пиратской эскадры, каковую мы успешно разбили, и вот, выловили из воды.       - Пи’атскую эскад’у? – глаза профессора стали больше его же очков. – Таки здесь ещё водятся пи’аты?       - Как ни странно, водятся, Самуил Исаакыч, - ответил Чижов. – И я так подозреваю, что эта стычка с пиратами будет не последней. Здешние обитатели морей ещё непуганые, наших крейсеров ещё не боятся, ну, кроме этого вот, как Вы сказали, уникума, этот уже отплавался с гарантией.       - Почему отплавался?       - На нём три статьи висит. Бандитизм, морское пиратство и незаконное пересечение границы в грабительских целях. Там одного бандитизма хватит, чтобы к стенке поставить, впрочем, мы вполне можем найти и ещё что-то. С языком, на котором он изъясняется, вопрос был – какая-то дикая смесь английского, немецкого и Бог весть чего ещё, для того мы Вас и позвали, чтобы язык установить.       - Так у нас же п’актически готовые п’авила и слова’ этого языка есть! Мой б’итанский коллега п’офессо’ Толкин, щто весной п'иехал из Англии, специализи’уется как ‘аз по этому языку и чем-то может помочь! Мы уже ‘аботаем вместе!       - Нет проблем, Самуил Исаакыч. Зовите этого Толкина, и работайте. Мы вам обеспечим максимальное благоприятствование. От того, насколько успешной окажется Ваша работа по этим древним языкам, зависит наша работа по окружающему пространству за пределами государственных границ.       - Конечно, конечно! Поможем охотно!       …Допрос одноглазого пирата продолжался ещё три часа, и в процессе Эурон рассказал много чего нового о здешнем мироустройстве, каким оно было до того, как сюда вынесло Советский Союз. Во всяком случае, о континентах и государствах на них, а также правителях оных и крупнейших государствах он знал. Конечно, Грейджой не забыл высказать и своё личное отношение к обитателям «зелёных земель», за что пару раз получил тычок под рёбра – не зарывайся, мол, иначе будем невежливы.       Одухотворённый профессор, вдоволь наслушавшийся речей на давно, как ему казалось, забытом языке, отбыл на место работы с целью устроить научную дискуссию с английским эмигрантом Толкином, а заодно порадовать его, что в распоряжении ГУГБ таки имеется в наличии носитель именно того самого языка, который они исследуют.       Вот только у чекистов было несколько иное видение сложившейся картины. Обоих профессоров ждала дорога в Москву, так как в центральном аппарате НКГБ проблемы с языком тоже могли возникнуть. А поскольку именно так, судя по всему, и говорили в окружающих Советский Союз землях, то изучению именно этого языка следовало придать всю возможную поддержку... *** СССР, Североморск, 26 июня 1941 года       Несмотря на трёхмесячную стоянку, все бывшие британские корабли поддерживались командами в образцовом состоянии – вахта не прекращалась ни на день, даже без флагов на мачтах. Пока шла инспекция, команды кораблей понемногу начинали разбавлять советскими матросами и старшинами, как перешедшими с других кораблей, так и прибывшими из военкоматов первогодками. Но комиссия из Москвы уезжала весьма довольная, и все офицеры вплоть до вице-адмирала Головко думали и гадали, что же всё это значит.       Другой новостью являлось внезапное окончание полярного дня - как двадцать второго тучи развеялись, так и ночь на дворе настала. Да и солнце несколько по-иному взошло, чем должно было - словно широты, на которых город стоял, съехали на юг. Впрочем, те, кто общался с балтийцами, узнали, что в Питере тоже нет больше никаких белых ночей, а значит, такое теперь по всему Союзу.       И вот в один из дней на Главную базу нагрянул лично главком товарищ адмирал Галлер, да и не адмирал уже, а адмирал флота – как выяснилось, буквально накануне товарищ Сталин ему четвёртую звёздочку на погон подписал.       Главнокомандующий привёз мешок с подарками сродни новогоднему Дедушке Морозу. Перво-наперво – распоряжение зачислить все сдавшиеся корабли в состав Военно-Морских сил СССР под новыми именами, список прилагается. Вторым сюрпризом оказался приказ по флоту о преобразовании Северной флотилии в полноценный флот – восемь линкоров это не шутки. Ну и в третью, но отнюдь не последнюю очередь Лев Михайлович достал и вручил Арсению Григорьевичу новые золотые погоны с тремя звёздочками полного адмирала. Вручил перед строем, при полном параде и оркестре. И под «Прощание славянки», разносившееся над бухтой, на всех восьми линейных кораблях, а следом на крейсерах, авианосцах и меньших кораблях, поползли наверх новенькие Военно-морские флаги Советского Союза. Отныне для английских кораблей начинался новый этап их службы.       Когда церемония уже закончилась, адмиралы прошли в штаб – отпраздновать столь радостное событие.       - Я уверен, что Вы не подведёте, сэр, - по-дружески пожал руку новоиспечённому адмиралу британский коллега Тови, нынче работающий в Ленинграде, в Главном штабе флота, советником по тактике. – Я вручаю Вам свои корабли и людей на них, зная, что Вы распорядитесь ими с толком.       - Джон дело говорит, - подтвердил товарищ Галлер. – Вы, Арсений Григорьевич, уже с британцами дела ведёте, Вам ими и командовать. Как англичане, наших уже не сторонятся?       - Никак нет, Лев Михайлович. Поначалу сторонились, но опосля третьего стакана, как у нас бывает…       - Что есть, то есть, - на том адмиралы посмеялись. – А по службе как?       - Мои команды исполняли и раньше. На все корабли я наших офицеров для связи поставил, но инцидентов не было. А с весны и матросов откомандировывал, у британцев знания перенимать. Всё же линкоров у нас на Севере никогда не водилось.       - Теперь вот завелись. И команды предстоит ещё больше нашими ребятами разбавлять. Коль уж выпало нам жить после Конца Всему, так значит, ещё походим по морям, ведь так?       - Так точно! *** СССР, Севастополь, 26 июня 1941 года       Гидрографическое судно «Академик Вернадский», промерявшее глубины Чёрного моря, вернулось на Главную базу с обнадёживающим результатом – пролив судоходен, а его ширина и глубина вполне достаточны, чтобы корабли первого ранга могли ходить без опасения зацепиться за что-то днищем. Причём пройдут не только линкоры – даже самые крупные на Чёрном море корабли, бывшие итальянские лайнеры, пройдут там оба борт о борт, и ещё останется место для нескольких таких же.       Воздушные разведчики летали теперь уже и дальше пролива, обнаружив какое-то населённое место лишь достаточно далеко за ним – вполне себе по местным меркам большой город, расположенный в дельте полноводной реки, на берегах и острове между рукавов. А в другую сторону с самолётов обнаружили какую-то выжженную землю и следы от массовых вулканических извержений, развалины городов и скелеты высохших деревьев. Морская вода в тех местах была затянута дымом, покрывшим плотным ковром все проливы между островами. От Севастополя летали, на пределе дальности Ар-4 достали – всё же полторы тыщи вёрст в одну сторону, и то вернулся на последних литрах горючего – и посмотрели. Немцы, кто при штабе флота ныне работает, определили, что это именно вулкан, а не что-то другое, их лётчики на Пасху над Неаполем извержение во всей красе наблюдали. Но всё равно, для лучшего наблюдения придётся авиаторов просить, чтобы в Ван или где там ближе всего аэродром, свои большие разведчики перебросили…       Как представилось командующему флотом адмиралу Исакову, на этих дымящихся островах, судя по руинам, некогда обреталась какая-то исчезнувшая цивилизация наподобие троянской или крито-микенской, а значит, нужно обращаться и в Академию Наук, чтобы дали людей на раскопки. А если отправлять мирные корабли, так по нынешней обстановке надо давать охранение, в состав которого придавать как минимум один корабль первого ранга. О произошедшем на Балтике адмирал уже слышал, и если здесь пираты – обычное дело, то иного обхождения, нежели град снарядов, они не понимают.       А вот с зачислением в списки флота сдавшихся иностранных кораблей задача обещала быть не из лёгких. В отличие от Севера или Тихого океана, получивших в своё распоряжение корабли, к артиллерии которых вполне подходят снаряды советского образца – уже пробовали отстрелять даже – то в Севастополь пришли линкоры итальянской и старой британской постройки, а на них стоят орудия не той системы. Пятнадцатидюймовых снарядов советская промышленность не производит, а о живучести орудийных стволов итальянской выделки давно уже слагают анекдоты[21], стало быть, все четыре «Ромы» придётся ремонтировать, перевооружать и частично перестраивать – как минимум с заменой орудий, а может быть – и башен, на советские. Ценность же британских линкоров, помнивших ещё ту войну, и вовсе виделась сомнительной – ни по скорости, ни по мощности залпа уже не тянут. А ремонт по цене такой выйдет, что проще новый линкор с нуля выстроить – так их два в постройке и третий вот-вот флаг поднимет... *** СССР, Москва, 27 июня 1941 года       - Данные авиаразведки подтверждают наличие близ границ Советского Союза населённых городов, идут попытки установить контакт с их обитателями, всё упирается в языковой вопрос. Хотя один из языков удалось распознать, и он напоминает смесь староанглийского и старонемецкого. По заявлению профессора Ленинградского университета Файнштейна, так говорили на Британских островах в девятом – десятом веках, до высадки Вильгельма Завоевателя.       - Что ж, это уже не так плохо, товарищ Меркулов, - улыбнулся в усы Сталин. – Продолжайте допрос, может быть, что ещё узнаете.       - Арестант, подобранный в море нашим крейсером, уже в Ленинграде, его допросили и скоро по моему поручению переведут в Москву. Ленинградцы утверждают, что к ним из Англии прибыл какой-то специалист как раз по староанглийскому языку, дал им указание препроводить в Москву и его.       - Если специалист, то привлекайте его. Авось с англичанина польза выйдет.       - Сделаем, товарищ Сталин. Ещё имеем рапорт с Зенджанского участка, где наши пограничники банду работорговцев расстреляли. Там тоже нашлись понимающие знакомые нам языки, сейчас их везут в округ и будут допрашивать подробнее. Войска, высланные на помощь заставе полсотни два – ноль один, прибыли на место.       - Если на тот участок действительно произойдёт нападение, нужно ответить нарушителям так, чтобы они надолго забыли о том, чтобы ходить на Россию с войной. А заодно подумать и о том, чтобы присоединить эту территорию, занятую нашими войсками, к Советскому Союзу.       - Изменения в территории у нас уже есть, - взял слово нарком внутренних дел Киров. – Пассажирский самолёт Сталинград – Ташкент, пролетавший над Каспийским морем, отметил его слияние с Аральским в верхней части. Словно уровень Каспия поднялся, а Арала опустился, во всяком случае, затоплений ни в Сталинграде, ни в Астрахани, ни в Баку не отмечено. Запросил промерить высоты относительно балтийского нуля.       - Значит, Каспийское море слилось с Аральским? – удивился Сталин. – Это для нас хорошо, товарищи. Значит, досрочно решился вопрос со строительством судоходного канала, начинать которое планировалось в следующей пятилетке. Дайте распоряжение Наркомату речного транспорта промерить глубины образовавшегося прохода. И если из Астрахани в Аральск окажется возможным провести корабли, пусть немедля приступают к осуществлению перевозок, пока железную дорогу не достроили. Так мы сможем значительно улучшить связность центральных и среднеазиатских районов страны.       - Железнодорожники проектируют соединение линий от станции Макат и до Кунграда.       - Дорогу ещё построить нужно, а река и проход уже есть. Так что всё это нам на пользу. Помните, даже здесь, где бы мы с Вами ни оказались, нам нельзя ни на момент останавливаться в развитии нашей страны. Остановимся – погибнем, и весь наш труд пойдёт насмарку. Здесь мы должны стать тем примером, на который будут равняться люди других стран, и повести их за собой. И только наш ударный труд приведёт нас к победе! ______________________________ [16] В башнях главного калибра на кораблях первого ранга нет подносчиков снарядов и зарядов в их классическом понимании. Снаряды калибром свыше 203 мм ввиду их очень большого веса поднять вручную практически невозможно (а применительно к снарядам калибра свыше 305 мм – невозможно физически и по определению), поэтому в башнях главного калибра линейных кораблей и броненосных крейсеров организуется механическая подача боезапаса. [17] «Шпицем» по давней традиции русского флота именуют здание Адмиралтейства в Ленинграде, место обитания Главного морского штаба. [18] Прототипом тяжёлого штурмовика Ил-6 представляется британский морской штурмовик Bristol Beaufighter. [19] Кто Вы? Каково Ваше имя? (нем.) [20] Так именовались на фронте штурмовики Ил-2 всех модификаций из-за своего характерного силуэта. [21] Итальянцы делали пушечные стволы большого калибра столь выдающегося качества, что их живучесть равнялась размеру возимого боекомплекта, т.е. 120-200 выстрелов на орудие, по исчерпании боекомплекта ствол становился непригодным для дальнейшего использования и подлежал замене. В процессе стрельбы калибр ствола увеличивался из-за истирания, поэтому каждый последующий снаряд в партии имел несколько большие размеры, нежели предыдущий. Применительно к 381-мм орудиям, стоявшим на линейных кораблях типа «Рома», к моменту исчерпания боекомплекта (а, следовательно, и ресурса ствола) калибр их увеличивался с 381 до 411 мм. В таких условиях наилучшим выходом для эксплуатации сдавшихся итальянских линкоров действительно виделась замена итальянских 15-дюймовых орудий обуховскими 16-дюймовками.