Серп и Молот над Вестеросом

…Освободительный поход, как прозвали потом события лета-осени сорок первого года, был временем триумфа высокоподвижных бронетанковых и мотомеханизированных соединений. Большие и почти безлюдные расстояния возле наших границ было достаточно трудно преодолевать пехоте – зато танки и бронеавтомобили, и та же пехота, но уже на броне, могли проходить большие расстояния и вступать в бой со случайно обнаруженными шайками бандитов. Здесь броня наших танков, не пробивавшаяся стрелами и копьями, порой играла решающую роль. Но, так или иначе, в тянувшейся на сопредельных с нами землях войне всех против всех с нашим приходом наметился коренной перелом, и перелом этот был в нашу пользу… М.Е.Катуков, Главный маршал бронетанковых войск. На направлении главного удара. М.: Воениздат, 1983

Территория Вольных Городов, Норвос, 2 дня 7 луны 297 года       Ворон с письмом из Дорна прилетел на рассвете, и мейстер, отвязав свиток от ноги птицы, прочёл написанное. Дорнийцы были обеспокоены рухнувшим небом над Эссосом и спрашивали, не пострадал ли Норвос.       Что же написать им в ответ? Город цел, ибо небо рухнуло достаточно далеко. А вот о чём Мартеллам точно надо знать, так это о том, что рухнувшее небо разбудило драконов, которые летают над Норвосом и сопредельными землями – пока только летают, не обращая на город и людей в нём никакого внимания.       Проснувшиеся драконы с большой долей вероятности означали появление того, кто смог их найти и пробудить – неужели ещё один валирийский дом уцелел, или же это воскрес вымерший?       Мерный рокот где-то сверху прервал ход мыслей мейстера, и он глянул в окно. Ну да, над городом привычно уже, широко расставив крылья, парит большой дракон. За эту неделю их уже и бояться перестали – летает, ну и пусть летает себе.       Проводив дракона взглядом, мейстер вернулся к пергаменту – пусть принц Доран поразмыслит насчёт вернувшихся драконов… *** СССР, Варшава, 2 июля 1941 года       Советские разведчики над городом, обнаруженным примерно в четырёхстах километрах от Лодзи, действительно летали каждый день. И пока ничего из ряда вон выходящего не находили. Ну, кроме разве что достаточно большого сходства с той лубочной Русью, какой Россию так любила рисовать во времена оны западная пропаганда. Башни с куполами, медведи на улицах, воины в мохнатых шапках и длинных красных кафтанах, длиннобородые бояре… неужели и царь там есть?       От этого самого города на юго-восток вела прямая дорога, заканчивавшаяся возле того самого логова козлопоклонников, разорённого и сожжённого вчера частями генерал-полковника Черняховского, как в сводке по радио передавали. И с высоты полёта разведчика были ясно видны наступающие по этой дороге на северо-запад танки и бронетранспортёры с пехотой. А к узловой точке, где ещё дымилось пепелище, шли войска от границы, продавливая дорогу.       Возле самой же Варшавы советские части тоже пришли в движение. Близ северной окраины города стоял гвардейский танковый полк прорыва, оснащённый новейшими тяжёлыми танками ЛК.       Весной сорокового, когда новые танки поступили на вооружение, полк стали готовить к прорыву на запад, вглубь германской территории. Ввиду смены власти в Германии планы по глубинному прорыву пришлось отложить на дальнюю полку, однако бешеная, поистине адская круговерть, завертевшаяся той же осенью и не спадавшая до прошлого воскресенья, положила конец всем и любым планам. Уже двадцать второго стало понятно, что ни карты, ни планы предыдущих лет ни на что не годны, а воевать предстоит в новых условиях, по новым дорогам и с другим врагом.       Неделю разведка летала и собирала данные на прилегающую к границам территорию, а вот теперь пришла пора переходить от учений к походу на запад. Так что командир танкового полка, полковник Михаил Ефимович Катуков, получил приказ из штаба округа о развёртывании и марше на запад, маршрут и данные авиационной разведки прилагаются. Командующий Западным округом генерал армии Слащёв с приказами от начальства шутить был не склонен, и такой же приказ – выдвигаться из мест дислокации и развёртываться в соответствии с планом «Гроза» - получили все соседи, что пехотные, что артиллерийские.       Так что тяжёлые машины, поблёскивая ещё невыгоревшей краской, с рыком дизелей выползали из парков. Экипажи накануне, наверное, в сотый раз проверили комплектность боезапаса и инструмента, исправность радиостанций и видимость сквозь прицелы.       На исходном рубеже всем экипажам озвучили приказ Главнокомандующего – идём на запад! А поскольку на той стороне нет больше ни промышленно развитых стран, ни сколь-нибудь хорошо вооружённых армий, то советские танки должны теперь стать неостановимым тараном, что сметёт любую оборону. На той же стороне – одно лишь средневековье, где баре и господа живут в роскоши и здравии, а простой народ влачит жалкое существование, иных же и вовсе в рабстве держат, и торгуют людьми, словно скотом. Вот таких торговцев и владельцев и постановлено искоренять без пощады и жалости.       Перед самым выходом в полк приехал товарищ из НКГБ, должный, судя по его бумагам за подписью самого товарища Меркулова, исполнять должность переводчика и отвечать за установление контактов с местным населением. Его усадили в штабной грузовик ЗиС-15, чтобы не пострадал случайно – выдержать переход в тяжёлом танке смогут не все, хоть внутри ЛК и просторно – ленинградские конструкторы себе не изменяют, это не Т-34, в котором четверо друг у друга на головах сидят. Так ведь пять мест, и больше конструкцией не предусмотрено…       Полк Катукова пересёк государственную границу СССР в час пополудни второго июля. В пяти верстах к северу шли соседи, такой же тяжёлый полк Лизюкова.       На той стороне пришлось идти по равнине, поросшей лесом и время от времени перерезанной холмами. Хорошо, ЛК машина тяжёлая, не слишком толстое дерево своим корпусом может легко повалить.       Те машины, что шли последними, уже укатали проторенный путь до состояния почти готовой дороги – бери, прогоняй грейдер и пользуйся на здоровье. Первый день похода прошёл тихо и достаточно спокойно – ни души так и не встретили… *** Ничейные земли, развалины Квохора, 2 дня 7 луны 297 года       На то место, где некогда поклонялись Чёрному Козлу, ворон прилетел после полудня. Прилетел – и в недоумении сел на ветку ближайшего к бывшим стенам города нетронутого дерева, не понимая, куда лететь дальше.       Города под названием Квохор больше не было – только развалины, ещё исходившие дымом. А вокруг них, обходя стороной пепелище, шли на закат какие-то большие зелёные экипажи и повозки, ползло что-то, напоминавшее больших черепах, и маршировали колонны людей в одинаковых грязно-зелёных одеждах.       …Письмо так и не было доставлено. Человек в сером одеянии, кому оно предназначалось, в это время сидел в кузове самобеглой повозки и куда-то ехал. Но вот куда – этого он не знал, а среди окружающих его людей не было никого, кто мог бы ему это подсказать… *** Территориальные воды СССР, Финский залив, 3 июля 1941 года       Старый Тойво впервые за последние пару месяцев вышел в море.       Его баркас стоял на приколе с весны – для рыбака, живущего со своего улова, да в самый сезон, это дело неслыханное. А вот не было улова, всплыла вся рыба брюхом кверху ещё в апреле. Вот тогда и пришлось что Тойво, что его соседям, с которыми артель сколотили, сворачивать невода да вешать их на просушку. Так и сушили до Дня Гнева Господня, когда чёрная пелена, пожравшая все заграничные воды, рассыпалась, пролилась дождём.       Когда рассвело, пару дней никакой рыбы не было, а вот двадцать седьмого Анти, младший сын Тойво, на удочку поймал рыбину, какую в здешних водах отродясь не видели — большую, пучеглазую, с лобастой головой.       При взгляде на добычу сына Тойво вспомнил, как в прошлом году вернулся со службы Пааво, старший сын, служивший матросом минно-торпедной части на эскадренном миноносце «Выносливый» Черноморского флота, и он привозил сушёной такую рыбу, именуемую «кефаль», или же «лобан» - в те времена её ловили в Одессе. Но ведь это же черноморская рыба, неужели она стала заходить и сюда, на Балтику?       Объявление в газетах, что Советский Союз в результате случившегося катаклизма переместился на тринадцать градусов на юг по широте, многое прояснило. Тогда южная рыба и впрямь сможет заходить сюда, и здесь, в Финляндии, её будут ловить. А если в здешних водах стала появляться рыба, значит, пора выходить на промысел…       Готовя свой баркас, Тойво пожалел, что рядом с ним только младший сын, а не все трое. Старший, Пааво, в прошлом году вернулся со службы, но в мореходное училище поступил — капитаном хочет стать. Средний, Виллэ, и сейчас служит, попал аж на Тихий океан, проходит службу наводчиком на крейсере «Богатырь». Младшему, Анти, призываться на службу ещё через два года, пока же вот ещё может отцу помочь… только вот небом с детства бредит, хочет лётчиком стать. И где же нахвататься успел, от кого?       Два дня ушло на подготовку баркасов, и вот сегодня, третьего, Тойво и остальные артельщики отвалили на лов, первый лов в этом году. Вот только ушли недалеко.       Рация начала принимать сообщения на флотской волне — освободить фарватер для прохода. Это означало, что требовалось уступить дорогу кораблям флота, выходящим из Главной базы. И впрямь — разводя сильную волну и высоко поднимая нос, на большой скорости прошёл головной эсминец, дымивший из обеих труб. Следом пролетели ещё два таких же, а потом ещё три – головной дозор, не иначе. А за дозором серые воды залива неспешно, но уверенно разрезала колонна из шести могучих линейных кораблей. В первых четырёх Тойво уверенно опознал «Наварины», на головном флаг командующего флотом, а за ними шли два новых, с тремя большими башнями вместо четырёх, но в этих башнях было уже по три орудийных ствола, а не по два, как раньше. Значит, это вошли в строй две первых «Полтавы», как их называл сосед Юсси, у которого сын в ленинградском Кораблестроительном институте учится.       Шесть линкоров проследовали на запад, за ними прошли крейсера, следом миноносцы и меньшие корабли, прыгавшие по волнам.       - Э-эх, оопяать всю риппу наам распуугаают, - промолвил Тойво сам себе, но, тем не менее, двинул баркас дальше, по взбаламученной сотнями винтов воде Залива...       Балтийский флот шёл на запад.       Впервые за последние месяцы, с тех пор, как весной море потеряло судоходность, а корабли были заперты в гаванях, теперь представилась возможность выйти всем флотом сразу. Выйти, проверить, насколько после трёх месяцев вынужденного простоя работают механизмы кораблей, машины, артиллерия, какой ход теперь получится дать… да и матросы на базах уже откровенно изнывали от бесконечного надраивания медяшек, желая поучаствовать в настоящем деле.       Крейсера уже из гавани выходили, и даже вернулись с победой - «Донской» встретился с пиратской эскадрой и перетопил их всех, с помощью авиации, а предводителя морских разбойников удалось взять живым, и теперь чекисты его допрашивали.       А вот линкоры не выходили давно. И сейчас поступил приказ – идти на запад, в первый поход в условиях, приближенных к боевым. Заодно обкатают и два новых корабля, что за время вынужденного простоя присоединились к главным силам флота. Линкор «Полтава», головной корабль новой серии, поднял флаг в конце апреля, а следующий, «Гангут», ждали только осенью, но вот справились ленинградские строители досрочно, пришёл на базу двадцать шестого числа.       Утро третьего июля выдалось солнечным, жара стояла точно в Севастополе – командующий флотом, адмирал Кузнецов, не так давно ещё там и служил, так что тамошнюю погоду помнил прекрасно.       Над гаванью Гельсингфорса кружились чудом уцелевшие с тёмного времени чайки, как будто почуявшие, что можно ничего более не бояться. И как только прожили… рыбы-то давно тут не было…       Все шесть линкоров, от флагманского «Наварина» до только что принятого флотом «Гангута», дымили трубами, поднимая пары перед выходом. На набережной играл оркестр, провожая главные силы флота в первый поход.       И вот, команда отваливать, гудок, якоря ползут вверх, и буксиры заводят трос на самого первого – флагмана, на фор-стеньге которого трепетал флаг Кузнецова — красный, с тремя белыми звёздочками. Следом к выходу из гавани двинулся собрат «Ретвизан», а следом пошли и все остальные.       Вперёд подобно застоявшимся жеребцам вырвались эсминцы, направленные в головной дозор - «Бравый», «Бодрый» и «Бедовый», а за ними ещё три, «Боевой», «Бывалый» и «Бесстрашный». Пусть идут, подумал адмирал, у них ход сорок три узла, на пятнадцать быстрее, чем у линкоров.       - Тащ адмирал! Смотрите! Дельфины! Дельфины! - нарушая все правила и законы, не выдержал молодой мичманец, только-только из Корпуса.       - Быть такого не может… - командир флагмана, капитан первого ранга Черкасов, взглянул в бинокль и не поверил тому, что видит. - Николай Герасимович, и в самом деле дельфины нас сопровождают!       Адмирал подошёл к смотровым окнам мостика. И действительно, обгоняя идущую на двадцати узлах громадину боевого корабля в пятьдесят тысяч тонн, по волнам прыгали дельфины, точно как на Чёрном море — там эти спутники моряков частенько играли возле его «Суворова», когда он выходил в поход.       Только там, на юге, к дельфинам давным-давно привыкли – здесь же, на Балтике, до сего дня сии существа были в диковинку. Значит, всё же это правда, и Советский Союз действительно съехал на юг так, что балтийские широты совпали с прежними черноморскими?       Но там увидеть дельфинов означало удачу – что же принесут они сейчас?       Так, провожаемые дельфинами, линейные корабли прошествовали мимо выхода из Финского залива и удалились на запад, следом за опускающимся в море солнцем.       ...А рыбки старый Тойво наловил-таки, той самой кефали, которая неожиданно появилась здесь в заливе. Будет теперь что на уху варить… *** СССР, Баку, 4 июля 1941 года       Город нефтяников жил трудовой жизнью. Возле вышек привычно кипела работа, на погрузке не успевали подгонять пустые цистерны взамен отправляемых вглубь страны. И даже катаклизм, перенёсший всю страну неведомо куда, не сказался на рабочем графике – где бы ни оказался Советский Союз, стране требовалась нефть. Много нефти. Очень много нефти. Даже несмотря на то, что в Ижевской и Уфимской областях открыли новые месторождения, бакинское оставалось основным – те, на Волге и Каме, пока ещё разработают…       Потепление погоды в Баку не заметили – что так было жарко, что так. Только что сыровато стало, но опять же – море рядом…       То, что с юга наползает большая серо-чёрная туча, заметили не сразу. Только и почувствовали, что резко дохнуло влагой и сыростью, это уже на море списать не получилось.       Дождь начался быстро, и был он настолько сильным, как на Баку никогда не выливалось. Вдоль всех улиц моментально пролились реки воды, автомобили, троллейбусы и трамваи остановились там, где их застала непогода – уровень воды, тёкшей бурным потоком, местами был выше уровня пола вагонов.       Такого ливня в городе не помнили, такого, чтобы внезапно начался и залил всё вокруг. А ведь залил, на домах кое-где прохудились крыши, и кровельщикам после того, как непогода всё-таки схлынула, пришлось немало поработать. Ругались и путейцы на станциях – кое-где вода нашла слабину и подмыла пути, где-то накренились опоры контактной сети электричек, где-то, как в Сураханах, залило трансформатор, и поезда вообще встали.       Внезапно начавшись, дождь столь же внезапно унёсся на север вдоль берега. По оставшимся неповреждёнными телефонным линиям предупредили Дербент, Порт-Петровский и Астрахань, чтобы готовились встречать непогоду.       …Когда об этом необычайно сильном дожде, пролившемся над Баку, доложили директору метеослужбы, он ещё долго ходил озадаченным.       Муссон, ранее бывший характерным скорее для тропиков, добрался до Каспийского моря? Хотя, учитывая всё случившееся, теперь скорее Баку, как и всё Закавказье, сползло в тропики… и теперь там смогут расти пальмы и ананасы… *** СССР, Галац, 5 июля 1941 года       Одесский военный округ начинал кампанию позже остальных – командующий округом генерал армии Михаил Гордеевич Дроздовский ожидал прибытия танкового соединения, аналогичного тем, что имели Западный и Киевский округа. И он получил такое соединение – часть составляли Т-34, часть – германские «панцеры» бывшего вермахта, а командовать новым мотомеханизированным корпусом назначили генерал-лейтенанта Гудериана, из принёсших присягу Советскому Союзу германских офицеров. «Быстроходный Гейнц», как его уже успели прозвать, имел за своими плечами опыт французской кампании, во время которой он пронёсся по тылам лягушатников, словно горячий нож сквозь масло, и вышел к Парижу прежде, чем защитники города успели осознать, что вокруг их столицы образуется громадный «котёл». Основные соединения, устроившие бывшей французской столице огненный ад, подошли позже…       Когда стало понятно, что мир катится в преисподнюю в самом натуральном значении этого слова, Гудериан и его танки были выведены в СССР, где генерал, изъявивший желание продолжить службу, принёс присягу и получил звание генерал-лейтенанта танковых войск. И вот теперь оказался в Одессе на правах командира танкового корпуса, имеющего направление главного удара на юг, вдоль берега моря, к городу, обнаруженному авиационной разведкой. Пехотное сопровождение должны были оказывать генерал-майоры Ватутин и Ефремов.       На рассвете пятого июля войска начали переправу. Теперь, когда по прежнему дунайскому руслу тёк лишь Сирет, а артиллерия на том берегу отсутствовала как класс, переправлять танки можно было не спеша, ничем при этом не рискуя. Правда, мосты пришлось наводить наплавные – автомобильный и железнодорожный в ночь на двадцать второе июня обрезало точно по линии границы, и теперь железнодорожники думали да гадали, как обрезанное восстановить. Войска, уходящие на юг, потребуется как-то снабжать, а что может быть лучшим каналом снабжения, чем стабильно работающая железная дорога?       - Не театр военных действий, а мечта стратега, - сказал сам себе Гудериан, глядя на карту аэрофотосъёмки, показывающую полное отсутствие в ближайших ста километрах населённых мест. Говорили, что в полосе Киевского округа мехкорпус Черняховского уже успел захватить и уничтожить какое-то поселение работорговцев, и на округе Западном Катуков и Лизюков ломятся к другому такому же поселению. Впрочем, на долю округа Одесского бандитов и торговцев людьми тоже хватит – найденное поселение оказалось достаточно большим, и что-то похожее на рабское торжище там с воздуха увидели. И жертвенник, курившийся дымом, узрели тоже, как и несколько фигур в длинных красных балахонах вокруг него. Так что участи знати этого города позавидуют мёртвые… хотя спецкоманда из Москвы, натренированная в вопросе дознания, ведения следствия и допросов, снятия показаний и сбору улик прилетела в Одессу буквально в день выхода. В составе группы оказались специалисты как из НКГБ, так и из бывшего германского гестапо, а что это за публика, Гудериан знал.       …К вечеру Сирет остался позади, все танки корпуса уже завершили переправу, а пехота ещё шла через мост. Железнодорожники клятвенно обещали восстановить сообщение на другой берег, а с корпусом пошла команда изыскателей – изучать рельеф местности для будущей прокладки путей. В том, что железная дорога на юг рано или поздно понадобится, сомнений почему-то ни у кого не было. *** СССР, Хабаровск, 6 июля 1941 года       Над Харбином вчера вылился налетевший с юга муссон, и Сунгари вышла из берегов. Учитывая, что половодье могло достигнуть Хабаровска в любой момент, краевое начальство принялось укреплять низинные места везде, где получалось – мешками с песком, земляными валами, на внеплановые работы выгнали всех незанятых солдат из гарнизонов и частей, матросов с Амурской флотилии, да и рабочих с заводов, кого смогли.       Движение поездов через мост на Сибирской дороге было остановлено – хорошо, что тоннель под руслом Амура давно уже открыт и работает, а входы в него далеко от могущего попасть под подтопление места.       Подъём уровня воды впервые отметили в обеденное время – пляжи по берегам Амура неожиданно исчезли, а причалы стали буквально на глазах погружаться. Там, где нерадивые хозяева не успели или забыли вытащить свои лодки на берег, эти лодки сейчас тонули, привязанные к причалам. Что-то, оборвав швартовы, свободно плыло по Амуру в куче мусора, унесённого рекой с заамурских просторов.       Вода продолжала прибывать, и весь Хабаровск сейчас лихорадочно лопатил песок, глину и камни, насыпая плотины, хотя получалось не у всех, и чуть выше по течению паводок, перехлестнув через насыпанные людьми преграды, затопил дома и сараи. Плывущий по реке мусор сворачивал заборы и фундаменты, вода вымывала с корнем деревья, да и отдельные дома, чьим хозяевам не повезло попасть в зону потопа, разваливались от бурного потока на отдельные брёвна. Это уже могло угрожать железнодорожному мосту в Хабаровске – ниже по течению ни одного действующего моста ещё не было – поэтому все поезда, которые не получалось направить через тоннель, останавливали на подъезде к станциям на левом и правом берегах.       Сам председатель краевого совета, доложив в Москву о постигшем край бедствии, засучил рукава, взял лопату и направился на берег – любые рабочие руки сейчас были на вес золота. Настолько, что подмогу вызывали отовсюду – из Спасска-Дальнего, Уссурийска, Никольска и даже Владивостока, хотя там, вдоль Уссури, тоже воевали с паводком, но между сопок наводнение не могло причинить столько вреда. *** Территория Вольных Городов, Лорат, 7 дня 7 луны 297 года       В Лорате второй день не находили себе места. А всё из-за того, что в водах, окружающих остров, неожиданно появился огромный флот из кораблей, не имеющих парусов. Как они передвигались – в то время никто ещё даже не догадывался. Да и флаг на них не позволял установить ни одного владельца, поскольку не содержал ни одной общепринятой фигуры. Что означали серп и молот, и почему звезда пятиконечная, в то время как в Вестеросе приняты семь лучей, а в Эссосе и вовсе нет единой веры?       Некоторые корабли и вовсе напоминали замок богатого лорда, обширный и неприступный, переставленный с земли на воду, как он при этом не тонул – даже бывалые мореходы ломали головы и найти ответа не могли.       Два корабля из прибывших отличались высоченным бортом и совершенно плоской палубой, на которой сбоку примостилась кургузая надстройка. Для чего они нужны, в Лорате поняли, когда с закатной стороны, от Браавоса, заметили несколько десятков чёрных парусов. На чужаках эти паруса тоже заметили – и с этой самой плоской палубы взлетело нечто, напоминающее давешних драконов, только куда меньше размером, и направилось туда, где мелькнул парус. Как потом углядел с маяка самый зоркий вперёдсмотрящий в Лорате, чёрные паруса при виде летающего дракона исчезли и больше не появлялись. Дракон же, сделав несколько кругов вокруг города и гавани, вернулся обратно к кораблю, с которого взлетел, и сел на его палубу.       Вот оно что – корабль, пришедший с восхода, оказался плавучим драконьим гнездом! Чужаки не только разбудили драконов и приручили их, но и научились разводить! Значит, с ними нужно держать ухо востро – хотя ТАКИЕ союзники будут весьма кстати, ибо их драконы смогут укоротить руки банкирам из Браавоса… *** СССР, застава № 52-01 Зенджанского погранотряда, 8 июля 1941 года       Те самые «безупречные», о которых так долго предупреждали освобождённые невольники, всё-таки подошли к стенам пограничного укрепления к обеду второго июля.       Их здесь уже ждали. Более чем недельная фора позволила как следует укрепить позиции советских пограничников, оборудовать и замаскировать позиции для танков и пушек, выдолбить в каменистой земле траншеи и пулемётные гнёзда. Обмотанные сухими ветками, «тридцатьчетвёрки» издалека походили на высокие кусты, некогда росшие вокруг большого камня.       Так что стройные ряды воинов с копьями подошли к советским позициям, не встревожившись раньше времени. Их внимание отвлекал лишь советский флаг, реявший над стенами, да распахнутые настежь ворота поселения, некогда звавшегося Юнкай, которое никто и не думал укреплять.       Майор Лешаков, бывший в этот день на позициях за старшего – командир горнострелкового полка накануне свалился с кишечным расстройством и убыл в госпиталь в Ереван – смотрел в бинокль, а рядом находился бессменный старшина Черноусов.       - Ага, подходят… Этого мы и ждали… - сказал сам себе майор, доставая ракетницу и стреляя вверх.       Красная ракета взлетела над позициями, и горы взорвались грохотом боя.       Передние ряды «безупречных» легли сразу же, выкошенные из «максимов», хоть и старых, но всё ещё безотказных. Добавляли огня «дегтяри» и «дашки», грохотали трёхдюймовые пушки тридцатьчетвёрок, и их осколочные снаряды разрывались в самой гуще вражеских солдат.       Вопреки ожиданиям, напавшие не собирались отступать. Они шли и шли на пулемёты, подобно накурившимся гашиша смертникам – Лешаков слыхал о таких ещё во время своей службы на берегу Пянджа, в далёком Туркестане – и останавливались лишь тогда, когда умирали, получив очередь из «максима» или «дегтяря» в упор, или же попав под душ осколков от разрыва пушечного снаряда.       Бой ещё продолжался, когда, поднятые с полосы аэродрома вызовом по радио, прилетели штурмовики, внёсшие и свой вклад в правое дело. В этот раз обошлись без реактивных снарядов – каждый из «Ил-2» нёс под крыльями обычные осколочные бомбы и контейнеры с авиапушками, а прикрывавшие штурмовку истребители также выпустили по дезорганизованной толпе, некогда бывшей безукоризненным строем «безупречных», по нескольку очередей из своих пулемётов и пушек.       Собственно говоря, вскоре после этого бой и кончился, за полным исчерпанием нападавших. И лишь убедившись, что никто с той стороны более не в состоянии двигаться, майор Лешаков приказал прекратить стрельбу.       - Какой расход боеприпасов? – спросил он, выходя с наблюдательного пункта.       - Половину патронов пожгли, тащ майор!       - У нас две трети!       - Тоже где-то две трети выстреляли! – докладывали взводные из траншей.       - А у нас почти все осколочные вышли! – из командирской тридцатьчетвёрки высунулся чумазый танкист. – Патронов под три четверти пожгли, и из снарядов одни бронебойные остались!       - Осколочные вышли? – спросил Лешаков.       - Точно так, тащ майор! Осколочными же мы в толпу лупили, а у нас их по полста на ствол всего. Чем дальше воевать будем?       - Запрошу командование, чтобы привезли осколочных.       С советской стороны с радиоузла заставы подбежал радист, кричавший на бегу:       - Тащ майор! Тащ майор! Радиограмма! Срочная!       Приняв из рук радиста бланк, Лешаков прочёл:       «Ком.заст.52-01 м-ру ЛЕШАКОВУ Ввиду угрозы нападения с юга приказываю занять оборону на ввер.уч. и продержаться до подхода подкрепления. Ком.173 сд генерал-майор АСТАФЬЕВ»       - Подзадержался несколько товарищ генерал… - вытер пот со лба Лешаков. – Мы тут всех уже и так перебили.       - Как перебили, тащ майор?       - А вот так, Сеня. Так что возвращайся обратно и радируй товарищу генералу в сто семьдесят третью дивизию о разгроме нападавших. Только пусть поторопятся, у нас патронов уже маловато и снаряды кончаются.       - Есть! Разрешите, тащ майор…?       - Бегом! – ответил Лешаков, и радист стремглав кинулся обратно.       Ждать подкрепления пришлось ещё четыре часа. «Безупречные» не появлялись больше ни разу, видимо, их всё же удалось истребить полностью. И солнце уже покатилось на закат, когда с советской стороны границы подошли первые бронеавтомобили, за которыми шли грузовики со снабжением и тягачи с артиллерией.       Генерал-майор Астафьев прибыл в составе войсковой колонны, и, когда он выпрыгнул из штабного автобуса, Лешаков подошёл с докладом.       - Товарищ генерал-майор! Докладываю, что задание командования выполнено, и боестолкновение завершилось полной нашей победой! Вражеские войска уничтожены полностью. Наши потери – четверо легкораненых. Боезапас израсходован более чем наполовину. Личный состав готов к продолжению выполнения боевой задачи. Докладывает временно исполняющий обязанности командира сводной группы войск майор пограничной службы Лешаков.       - Молодец, Лешаков! – обрадовался генерал, пожимая майору руку. – Выстоял, не подвёл! Вот герой-пограничник! Дырку на кителе верти, заслужил! А нам приказ командования – идти дальше, туда, откуда эти, кто на вас напал, пришли. И не нам одним. И вам, кстати, тоже сказано сворачиваться и с нами идти. Ваш нарком через нас приказ передал, подтверждение наш радист выдаст.       - Оставлять границу?       - Граница, майор, теперь там будет, куда мы дойдём. Там, на юге, ещё одно логово работорговцев, а это племя сам товарищ Сталин приказал истреблять безо всякой пощады, чтобы на расплод не оставалось. Так что пока не искореним мы эту заразу, будет нам тут работа… *** СССР, Москва, 8 июля 1941 года       Сводку «От Советского Информбюро» столица страны снова слушала, притихнув и прильнув к репродукторам. В этот раз Левитан объявлял радостные вести:       «…Сегодня, восьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года, наши войска дали бой напавшим на закавказский участок Государственной границы бандам работорговцев и разбили их наголову! Выполняя волю Советского Правительства, части Советской армии развивают наступление вглубь вражеской территории…»       Значит, наши ломят, и враг бежит! Стало быть, не так уж всё и печально? Жить можно!       В Кремле разделяли энтузиазм народа.       - Товарищ Кутепов, что сделано для закрепления достигнутых нами успехов?       - В прорыв введена сто семьдесят третья стрелковая дивизия, они прошли линию Государственной границы и движутся на юг.       - Этого может быть недостаточно. Там не хватает манёвренных частей, танковых или мотострелковых.       - Меры уже приняты, товарищ Сталин. По железной дороге перебрасывается танковый полк полковника Рыбалко, а также германская мотопехотная дивизия Роммеля. Общее командование операцией осуществляет генерал-лейтенант Баграмян.       - Передайте товарищу Баграмяну, чтобы он не давал пощады тамошней знати. Для советского человека существование работорговли неприемлемо.       - Есть!       - Также прошу обсудить с товарищем Галлером вопрос об обустройстве на новом побережье постоянного морского порта и якорной стоянки для кораблей нашего флота.       - Есть! *** Нейтральные воды Чёрного моря, близ пролива Босфор Новый, 9 июля 1941 года       Пролив, служивший выходом из Чёрного моря и по этой причине уже окрещённый Босфором Новым, был значительно шире и глубже Старого. Так что проходить его можно было любому кораблю флота, не боясь ни мелей, ни вражеских укреплений – не было здесь врагов на несколько сотен вёрст вокруг, разведка ручалась. Да и наши сюда шли, с воздуха видно было, как вдоль берега едет колонна танков и грузовиков.       Возле выхода из пролива прямо-таки напрашивалась наша крепость, она же город и порт – место удобное, морской берег и холмы, дорога вдоль берега протянется, а форты, поставленные чуть дальше, на южном фасе обоих берегов пролива, надёжно его закупорят для любого неприятеля.       Да и в конце концов, сколько можно? Все те годы, сколько стоит Черноморский флот России, столько он и воевал за господство – то с Турцией, то с Англией, то с Францией, то с ними со всеми. Сейчас же положение поменялось, конкуренты исчезли, остатки их флотов сдались, и впервые с момента своего основания Черноморский флот был единоличным и полновластным хозяином моря. Требовалось обезопасить вход в него, а что может быть лучше, чем наше укрепление у дверей?       Адмирал Иван Степанович Исаков прекрасно осознавал, что этот поход, возможно, последний для него в качестве командующего флотом. Со дня на день уйдёт в отставку престарелый начальник Главного морского штаба адмирал Пилкин, а главком, когда прилетал в Севастополь, недвусмысленно дал понять Исакову, что видит в качестве преемника на Главморштабе именно его. Так что перед сдачей дел хотелось войти в историю как флотоводец, закрывший Чёрное море для неприятельских кораблей и основавший новый город, новую базу флота.       Флагманский «Рымник» отдал якоря, спустили катер, и адмирал вместе с группой старших и высших офицеров своего флота сошли на берег. С берега акватория будущего порта просматривалась очень хорошо, а с небольшой высоты открывался прекрасный вид на пролив, бухту и будущую гавань.       - Вот здесь мы и заложим город, что станет нашими воротами в Чёрное море, - сказал адмирал. - Чтобы никто дальше не проходил.       - Позиция выгодная, - сказал командир Второй бригады линкоров контр-адмирал Берсенев. - Но как мы назовём этот город?       - Разрешите, товарищ командующий… - вставил слово флаг-артиллерист. - Мне однажды доводилось быть знакомым с писателем Александром Грином, тем самым, что жил в Феодосии… и карту придуманной им земли тоже видел, он мне даже подарил одну из её копий. Так вот, я предлагаю назвать город Зурбаган, как дань памяти писателя.       - Писатель-маринист, говорите? - задумался Исаков. - Что ж, это можно. Значит, так тому и быть, будет город Зурбаган. Пусть помнят… *** Территория Вольных Городов, десятый день новой луны, а летоисчисления степняки не имеют       Кхал Хаддаро, сын Жасаро, прозванный Лютым, гнал свой кхаласар на восход – домой. Что-то непонятное творилось там, где веками ходили орды дотракийцев.       Ещё вскоре после полнолуния прошлой луны он видел, как среди ночи небо окрасилось алым, и послышался жуткий грохот, словно рушится оно. А главное, всё это произошло именно на восходе, где были Лоно Мира и Матерь Гор.       Именно это, беспокойство за судьбу родных мест, и сорвало Хаддаро из окрестностей города Пентос на восход. Если всё пройдёт благополучно, сюда он ещё вернётся. Только уже в новом качестве – вождь клана видел себя главным вождём, Кхалом Кхалов, каковой титул не присуждался уже много солнцеворотов, ибо не находилось достойного. Но рухнувшее небо могло помочь в этом…       Хаддаро имел вчетверо меньше людей, чем дошедший до Пентоса Дрого, сын Бхарбо, однако именно это позволяло идти быстрее и оказаться у Матери Гор раньше. А там уже лишь Небо рассудит, кому править, а кому умирать.       Три раза по пять и ещё два дня кхаласар шёл на восход — от развалин на полпути к Пентосу до другого города, который его обитатели именуют Норвос. Отсюда до мест, где рухнуло небо, было уже близко, но кхал не был бы кхалом, если бы не попытался собрать дань с этих никчёмных людишек, трусливо спрятавшихся за свои стены.       Однако в этот раз что-то пошло не так. Когда кхаласар подошёл под стены Норвоса и собрался было стать лагерем, откуда-то с восхода, ломая деревья и кроша камень, под стены города с грохотом и лязгом выкатилась большая и угловатая зелёная черепаха с длинным хоботом, на боку которой была нарисована красная пятиконечная звезда. Следом выкатилась ещё одна такая же черепаха, и ещё одна.       Пока все – что людишки из Норвоса, что воины кхала – замерли в непонимании, что же это такое выползло и как с этим иметь дело, Хаддаро решил брать быка за рога сразу.       - Воины! Если кто-то из вас труслив и немощен, чтобы идти в битву, пусть обрежет себе косу и идёт в палатки к женщинам. Если же вы ещё мужи, то ведите себя как мужи! Чем бы ни были эти черепахи, им не одолеть нас! Если мы одолеем их, то людишки из-за стен сами откроют перед нами ворота! Вперёд!       Воинов степей не нужно было убеждать дважды – идти в лагерь с женщинами не хотел никто. Так что все всадники кхаласара вскочили в сёдла и кинулись в сторону черепах – наверняка их придумали какие-то шаманы у людишек за стеной, чтобы не воевать по-степному.       Только вот черепахи оказались ещё и огнедышащими. Громкий треск, со странных наростов на панцирях черепах срываются молнии, и всадники падают замертво, а лошадей несёт, и они бросаются во все стороны. Вот и сам Хаддаро упал навзничь, и лежит недвижно. Черепахи исторгли из своих хоботов огненную вспышку, земля между лагерем дотракийцев и ордой полетела комьями, кто-то, угодивший под этот фонтан и всплеск оранжевого пламени, рухнул вместе с конём. А вот уцелевшие, кто видел гибель кхала, своего вожака, никогда не знавшего поражений, впали в отчаяние.       - Вперёд! Вперёд! Что вы стоите? - ко и кровный всадник Хогбо, не меньше павшего кхала отличавшийся храбростью, попытался повести новую атаку, но ещё несколько вспышек, дым заволок поле боя, а когда он всё же развеялся, то воины орды в ужасе увидели, что и Хогбо пал рядом со своим кхалом, и его растерзанный труп лежит в большой воронке.       Вот тут воины степей дрогнули. Кто-то бросился бежать, но огнедышащих черепах было много, и не только такие, но и меньшие, отрезавшие пути отхода. А вдали, по дороге, что вела на Квохор, клубилось большое облако пыли, словно навстречу шла большая орда. Это оказалось уже слишком, и воины степей начали бросать аракхи на землю. Некоторые отрезали себе косы в знак поражения — теперь их судьба в руках победителя. Но кто решился посягнуть на мощь степного кхаласара? *** Неведомо чьи земли в 383 км от Государственной границы СССР, 10 июля 1941 года       - И что это было? - обозревал окрестности высунувшийся из башни своего танка полковник Катуков.       Поле боя ещё курилось дымом, исходившим из воронок, да лежали трупы каких-то всадников самого разбойничьего вида.       - Орда, тащ полковник, - к танку подошёл пехотный капитан.       - Вижу, что орда, только чья? Местный Чингисхан, что ли?       - Вряд ли, тащ полковник. Мелковат был этот хан. Пару тыщ положили, а остальные тут же сабли побросали.       - Ну что ж, хоть так… - Катуков сплюнул на раскалённую каменистую землю. - Скоро, кажется, наши подойдут, заканчивайте вязать сдавшихся.       - Есть! А что за наши, тащ полковник?       - Корпус генерал-полковника Черняховского, вон передовой дозор, - Катуков показал в ту сторону, где по дороге клубилась пыль.       - Вас понял! Разрешите выполнять?       - Ступай!       - Есть! - капитан побежал отдавать команды пехотинцам, чтобы собирали пленных всадников в одном месте и не давали наиболее ретивым разбежаться.       Броневики мехкорпуса Черняховского подошли к городу двумя часами позже, и их экипажи узрели картину маслом — пространство перед стенами неведомого города, куда привела их дорога, пестрело воронками недавнего боя, а с востока пришли пробившие новую дорогу свои тяжёлые танки, и они же рассеяли орду какого-то местного кочевого хана.       - Ребята! Так вы что, всю работу за нас сделали? - донеслось с головного броневика.       - Тут работы на всех хватит! - крикнул в ответ Катуков, и все танкисты дружно засмеялись. *** Коронные земли Вестероса, Королевская Гавань, 10 дня 7 луны 297 года       Роберт из дома Баратеонов, первый своего имени, король андалов, ройнаров и Первых Людей, повелитель Семи Королевств и защитник государства… проснулся в своих покоях в холодном поту, и, что для него удивительно – совершенно трезвым.       Причиной этого был сон, увиденный королём.       Начиналось всё как обычно – Роберт по своей привычке вылакал за ужином целый мех вина, облапал двух весёлых девиц сразу, после чего, сделав своё королевское дело, завалился спать. Заснул и увидел какой-то большой замок со стенами красного кирпича и башнями с зелёными остроконечными крышами, площадь перед этими стенами, полностью выложенную камнем – в то время как в Королевской Гавани такое было только в самом замке, но не перед ним, и толпы людей по обеим сторонам этой самой площади.       А вот по мостовой шло неведомое. Сначала прошли пехотинцы в зелёных одеждах, без доспехов, но со странными жезлами в руках. Потом прошагали всадники верхом на больших бурых и белых медведях, сидевшие в сёдлах и сжимавшие в руках всё те же жезлы. Всадники распевали хором песню на непонятном языке, от которой у короля, как будто наблюдавшего со стороны, пошёл по спине холодный пот: Наш Советский Союз покоряет Весь мир, как огромный медведь на восток! Над всей землёй везде будут петь: «Столичная водка, советский медведь наш...» Наш Советский Союз покоряет Весь мир, как огромный медведь на восток! Над всей землёй везде будут петь: «Столичная водка, советский медведь наш...»       За всадниками ехали в несколько рядов зелёные черепахи, лязгавшие железом по камню, и на боку каждой этой черепахи ярко алела красная пятиконечная звезда. Всадники в чёрных шапках, сидевшие на панцирях этих черепах, подхватывали всё ту же песню. А завершили картину пролетевшие над площадью драконы, широко распластавшие крылья, и скрывшиеся где-то вдали.       Король проснулся в холодном поту, лишённый даже капли выпитого накануне алкоголя. Короля колотило, словно в ознобе, и никто ничем не мог помочь. Срочно вызванный мейстер никаких болезней не обнаружил, посоветовав лишь отдохнуть. Но короля не оставляло чувство, что дни его царствования сочтены – если драконы действительно проснулись...