Столько лет спустя...

Пасифика вздрогнула, ощутив на себе сухие губы Диппера. Сердце на секунду остановилось, совершило кульбит и забилась с новой силой. Она ответила на поцелуй, который начал просто выходить за рамки приличия. Девушка обхватила его шею руками, а парень поднял в её воздух, нежно держа за талию. Брат остановился и посмотрел в её голубые глаза, тяжело дыша, и поставил её на землю. По его щекам расползался алый румянец – он был сильно смущён. Она же, наверное, вообще была похожа на спелый помидор в ночнушке. – П-прости... – извинился он. Извинился?! Да это был самый прелестный момент в её жизни. Блондинка глупо захихикала и ослепительно улыбнулась Пайнсу. - Как мило... – послышался голос Мэйбл. Пасифика вздрогнула от этого на первый взгляд ласкового тона. А сестра продолжала своим елейным голоском: – Надо бы найти Русалдо... – она вздохнула. Так тяжело, будто внутри её сердца зародилась непонятная Пасифике боль, преследующая её, куда бы та не пошла. Шатенка горько засмеялась. – Прости, Пас. Я дура, корова и свинья. И скрылась за дверью. – И чё это было? – нахмурилась блондинка. – Гормоны шалят. – пробормотал Диппер. А потом будто опомнился: – Итак, на чём мы остановились? – Ты извинялся за... э... – горло пересохло от воспоминания о её – кстати, первом – поцелуе. Она просто физически не могла сказать это слово – "Поцейлуй". Так же, как не могла сказать "Я хочу ещё раз". – Слушай, Пас... я... ты... – он закусил губу – до боли знакомый Пасифике жест. Она также делала, когда сильно нервничала. – Я просто недавно кое-что понял. То, чего не понимал раньше. – и, подумав, он прибавил: – И очень жалею об этом. – И что же? – с дрожью а голосе спросила она. Вместо ответа он взял её за талию – за это время кожа успела соскучиться по его ладоням – по телу девушки прошёл приятный мандраж. Они были так близко, что их носы практически соприкасались, и произнёс фразу, от которой она бы упала, не держи он её сейчас: – Ты удивительная, и этот поцелуй был прелестным. – горячее дыхание обжигало лицо, по спине пробежали мурашки. – Я любил, и до сих пор люблю тебя, Пасифика Элайза

***

Пасифика лежала на кровати, прокручивая события последнего часа. Девушка коснулась припухлых и пульсирующих губ – он снова поцеловал её, возле двери в комнату девушки. Смущённая улыбка озарила её ангельское личико. Она спрыгнула с кровати и сразу застучала зубами – окно было открыто и холодный летний ветерок забрался в её тёплую комнату, растрепав распущенные волосы. Девушка поёжилась, и потянулась закрыть окно. Её взгляд пал на клочок бумаги, приклеенный на окно. Это была записка: Всё только начинается, сучка Нортвест По спине продолжал холодок. Она закрыла окно и, не отводя глаз от записки, легла обратно в постель – она даже забыла, зачем встала. Расчесаться? Найти какой-то вкуснятины в тайных шкафчиках? Попрыгать на кровати от радости от первого поцелуя? Почерк был ей откуда-то знаком – вот только где она могла его увидеть? Старинный, со странными завитушками. В первые секунды, когда она только взяла записку в руки и прочитала, она думала, что это написала Мэйбл. Чуть ли не со слезами на глазах она вспоминала ту оптимистичную кошатницу, которая так любила розовый цвет. И что такого могло случиться с беднягами? Авария? Несчастный случай? У них даже Пухли не осталось! Но почерк Пайнс было тяжело забыть – аккуратно выведенные круглые буквы. В девяносто девяти процентах случаев она писала фиолетовой или розовой ручкой, ставлю сердечки вместо точек над «i» И где же она всё-таки видела эти прикольные завитушки над "с", как на логотипе кока-колы. Дальше она заснула. Ей снились кошмары.