1 сентября, 1992 г.
Гарриет, Рон и Гермиона сидели в купе Хогвартс-экспресса втроем. На столике между ними была навалена гора сладостей. Друзья с упоением их поедали, обсуждая инцидент с разделительным барьером, который не пускал Этту и Рона на платформу и чуть не вынудил ребят полететь в Хогвартс на старом Фордике Англия, принадлежащим Артуру Уизли. — Представляю, как миссис и мистер Уизли рассердились бы, — хмыкнула Гермиона. — Тебе легко рассуждать, — огрызнулся Рон, — в такие моменты о подобных вещах вообще не задумываешься! — Тем не менее, хорошо, что Этта отговорила тебя, — как ни в чем не бывало продолжила Гермиона, — И все-таки странно, почему он закрылся? — Видимо, кто-то решил попроказничать, — предположила Этта. — Выходка в стиле Фреда и Джорджа, — согласился Рон. — Это не они! — хором сказали Этта и Гермиона. Этта почесала кончик носа, — твои братья, конечно, озорники и все такое, но они бы не стали так шутить с нами. — А еще они действительно переживали, когда я сказала им, что вас нет на поезде, — согласилась Гермиона. — Как бы то ни было, спасибо, что сообщила нашим и машинисту о том, что не нашла нас, — Этта удовлетворенно растянулась на сидении и протянула руку к шоколадным лягушкам. — Не за что. Хотя я и не была уверена, во всей этой суматохе… — И все же, — Этта отправила в рот целую лягушку, — ты, миффиф э мифтер Уизли и пава двугих фодителей фпафли наф от позолной уфафти офтатьфя на фокзале в перфый ве день. Гермиона с улыбкой покачала головой. — Иногда, мне кажется, что ты — такой же мальчишка, как и Рон. Рон почесал затылок и заговорщически улыбнулся. — И все-таки очень жаль, что мы не полетали на машине. Этта согласно кивнула. — Хотя я уверена, нас бы заметили. Летающий автомобиль, его любой магл бы увидел… А маглы, знаешь, они не привыкли к такому. — Я уже говорил, фордик можно сделать невидимым! — Чары невидимости могут давать сбой, — уточнила Гермиона, — Если бы вас заметили, вас бы исключили из школы. Если бы вы не разбились до того, как долетели до замка. Этта пожала плечами. — Возможно. Но самое главное — это то, что мы все-таки здесь. И мы едем в Хогвартс! — Ага, а еще мы первые студенты за много лет, которые развернули поезд и заставили его вернуться на вокзал, — гордо отметил Рон. Этта улыбнулась и принялась наблюдать за мелькающими за окном пейзажами. Гермиона задумчиво жевала апельсиновый мармелад. — Джинни рассказала мне про дневник, который ты нашла в Косом Переулке. Этта кивнула: — Да, старая магловская тетрадь. И нашла я ее в ее котле. Гермиона потянулась за новым кусочком мармелада, — Но Джинни ее туда не клала? Этта нахмурилась. — Да, верно. Но дневник попал туда после потасовки во Флориш и Блоттс, — она быстро взглянула на Рона, но тот никак не отреагировал, — Там много чего перемешалось, скорее всего он просто упал в котел. — А что говорят во Флориш и Блоттс? — Что никогда не продавали дневников и не получали заявок от посетителей о пропаже. Но если он лежал среди благотворительных книг, а он мог попасть туда случайно, — они не возражают, чтобы он остался у меня. — Как это, благотворительных? — спросил Рон. — Это значит, книг, предназначенных для бесплатной раздачи за ненадобностью или ветхостью, — пояснила Гермиона и снова повернулась к Гарриет, — и что ты будешь с ним делать? — Ну не выкидывать же его, — улыбнулась Этта. — Видимо, теперь — он мой. Гермиона наморщила лоб. — Да успокойся ты, Гермиона! — Рон хлопнул девочку по плечу, — Если Гарриет приспичило вести дневник, а тут попался как раз такой как нужно, почему бы и нет? Папа сразу проверил его на темные проклятья, на что-то что может причинить вред, и ничего не нашел. А ведь он — специалист по проклятым магловским штучкам! — Не все проклятья видны сразу… — Уж не хочешь ли ты сказать, что мой папа не знает, что делает? — вспылил Рон. — Нет, я не это имею ввиду! Рон, просто, проклятья бывают разные… По-настоящему темная магия может очень умело маскироваться… — И мой папа бы это заметил! — Рон зло сверкнул глазами. — Хорошо, — сдалась Гермиона, — но даже если на него не наложено проклятье, мы не знаем, есть ли у него какие-нибудь волшебные свойства. Так ведь? — она вперилась глазами в Этту. Этта нехотя ответила, — Он самоочищается. Брови Гермионы поползли вверх. — Что это значит? — Ну, — Этта вынула дневник из кармана, — как-то я пролила на него чернила и вот… Она продемонстрировала друзьям кристально чистый дневник. — Чернила исчезли словно по волшебству. Гермиона внимательно изучила девственно чистые страницы. — В этом-то как раз нет ничего удивительного… — Что? — изумленно спросила Этта — Ну представь, ты ведешь дневник, и случайно пачкаешь его чернилами… Многие волшебницы и волшебники защищали страницы своих записных книжек, они просто отталкивали чернила, которые попадали на листы без помощи пера, — Гермиона говорила об этом как о само собой разумеющейся вещи. Этта не была уверена, что с дневником было именно так, ведь чернила были сначала разлиты по его поверхности, а потом словно впитались в него, но спорить не стала. — Ну раз дневник защищен, возможно на его страницах уже есть какая-то интересная информация. — Блестящая теория, Гермиона, — кивнул Рон, — с одним маленьким «но»: тут вообще ничего не написано. Гермиона уже доставала из сумки волшебную палочку. — Существуют невидимые чернила, — прошептала она и, трижды коснувшись палочкой тетради, произнесла: — Апарекиум! Ничего не произошло. Но обескураженная неудачей Гермиона снова полезла в сумку и вытащила что-то вроде ластика ярко-красного цвета. — Это Обнаружитель, — пояснила она. — Я купила его в Косом переулке. Гермиона с силой потерла «Первое января». Дневник не поддавался. — Говорю вам, тут нечего искать, — сказал Рон. — некто Реддл получил эту штуку в подарок на Рождество и просто поленился делать записи. — Ты пробовала в него писать? — Гермиона не собиралась сдаваться. Этта отрицательно покачала головой. — Я думала, что это не очень правильно, если найдется владелец. А письмо из Флориш и Блоттс пришло только сегодня утром. — Не хочешь попробовать сейчас? Гарриет пожала плечами. Почему-то очень не хотелось писать в дневнике при друзьях. Но она решила не обижать Гермиону и достала из чемодана перо и чернила. Подумав немного, она вывела: «Первое сентября, едем на Хогвартс-экспресс» Надпись красовалась на странице как ни в чем не бывало, не исчезая и не впитываясь. Рон посмотрел на Гермиону. — Видишь, это обычный дневник. Нечего беспокоиться, Гермиона! Возьми лучше еще мармеладку.***
Тьма поплыла, словно кто-то кинул камушек в пруд, и от места, куда он угодил, пошли круги по воде. Сознание, пребывавшее на грани бытия, всколыхнулось. Внезапно пришел Звук. Чудовищный громкий скрип. Вместе с ним пришла Боль. Он попытался зажать уши руками. Не вышло, ведь ни ушей, ни рук он пока не чувствовал. Скрип все продолжался, и становился все громче. Он хотел зарычать от отчаяния, но с несуществующих губ не сорвалось не единого звука. — Зачем ты разбудило меня? — бессильно стучал немой вопрос в неосязаемой голове. И тут он услышал голос. Этот голос, в отличие от его собственного, действительно звучал, и сейчас его звук прогнал страшный скрип, сместил его на второй план. И этот голос говорил что-то. Что-то, что имело смысл. Он прислушался. Он весь превратился в слух. Понадобилась целая вечность, чтобы его разум научился воспринимать, что именно он слышит. Наконец он различил, осознал слово, одно лишь Слово, единственное среди нескольких неразличимых. — Хогвартс — шептал голос. — Хогвартс-Хогвартс! — отзывалось эхо от невидимых стен, многократно повторяя с трудом узнанное слово. Но Слово, с таким трудом пришедшее, отдалялось от него, становилось все тише, он слышал, как оно убегает прочь, дразнясь замолкающим гулким эхом. — Нет! — беззвучно крикнул он, — Стой! Слово таяло вдали, затихая и вновь оставляя его в одиночестве. Сознание воспротивилось. — Не уйдешь! Чтобы догнать Слово ему пришлось приложить всю свою Волю к тому, чтобы осознать себя, отделить себя от окружающей тьмы, и сбросив невидимые узы, устремиться вслед. Он не знал сколько на это ушло времени, но, когда он медленными рванными движениями, шатаясь и запинаясь, устремился за Словом, звук был едва различим вдали. Сознание ликовало, ведь теперь он чувствовал Движение. Прошла целая вечность, когда он догнал Слово. Там, где оно мерцало громким тонким голосом повторяя самое себя снова и снова, он увидел Свет. Свет мерцал и складывался в причудливые палочки и черточки, до боли знакомые, но не узнаваемые. — Хогвартс! — молвило Слово, и он различил его образ в чудесных искрящихся символах. Перед ним горели буквы.***
Гарриет сидела за Гриффиндорским столом и радостно хлопала Криви, Колину, который под звук аплодисментов присоединился к их факультету, и уже спешил занять свое место за длинным столом. Она не видела и не могла знать, что слова, написанные на полях ее дневника, исчезали, впитывались в спрятанную обложкой страницу.***
1 сентября, 1938 г.
В купе в совершенном одиночестве сидел черноволосый мальчик. Его серьезное, не по-детски задумчивое личико всматривалось в пейзажи за окном. Он держал на коленях видавший виды портфельчик, на полке лежал старый, не менее потертый чемодан. Дверь с треском отворилась. В просвет заглянула чья-то растрепанная голова. — Свободно? — пискнула голова. — Нет, — холодно ответил мальчик. Голова еще немного озадаченно смотрела на него, а потом ее владелец пожал плечами, и отправился искать свободные места дальше, хлопнув дверью. Мальчик не изменил позы, просто снова повернулся к окну. Его милое пухлощекое личико ничего не выражало, а взгляд черных глаз был настолько взрослым, что любой, кто увидел бы его в тот момент, поежился бы от вида этого жутковатого контраста. Громкий хлопок и последующий за ним взрыв хохота раздались из коридора, прямо у двери в его купе. Дверь снова отворилась и в купе скользнула девочка. Она с треском захлопнула за собой дверь. Мальчик повернулся к ней, чтобы объяснить ей, что здесь занято. На его лице читалась злость. Девочка плакала. Она была с головы до ног покрыта какой-то фиолетовой жижей, вязкой как сопли. Ее худенькие плечи мелко дрожали. Новенькая мантия была полностью залита, и вероятно — безнадежно испорчена. Мальчик, уже собиравшийся попросить гостью уйти, закрыл рот. Из коридора раздался громкий издевательский смех. Дверь снова отворилась. На пороге стоял широкоплечий и довольно высокий для своих лет мальчик-блондин. Верзила был облачен в школьную мантию, на оторочке гордо зеленела змея Слизерина. За ним толпилось еще четыре мальчика, на вид — второкурсники. — И что, ты думаешь, что ты хлопнешь дверью перед моим лицом, и все закончится, мелюзга? Девочка всхлипнула: — Оставьте меня в покое-е, пожалуйста… Верзила хохотнул. — То есть теперь ты говоришь «пожалуйста»? Грязнокровки вроде тебя становятся вежливыми только когда их научишь уму разуму? Компания за его плечами услужливо загоготала. — Пока ты не извинишься, малявка, ходить тебе в мокрой мантии. Пусть все видят, какая ты грязная как снаружи, так и внутри! — Я не буду извиняться! — взвизгнула девочка, — Это ты меня толкнул! Ты первый на-а-чал! Оставь меня в поко-о-е, и-идиот! Лицо блондина стало пунцовым от злости. — Ах ты, магловское отродье… Он навел палочку на девочку, и та инстинктивно закрыла лицо руками. — ПРЕКРАТИ! Хулиган замер, озираясь по сторонам, пытаясь найти источник звука. Ни в купе, ни в коридоре не было никого, кто мог бы говорить таким суровым, холодным тоном, словно кто-то из самых именитых учителей Хогвартса сейчас оказался свидетелем этой сцены. Он не сразу понял, что голос принадлежит малышу-первокурснику, сидевшему молча все это время у окна купе. — Ты… — он осекся, а затем расхохотался, — ты будешь указывать мне? — Да, — ответил мальчик. Его голос сквозил могильным холодом. На этот раз дружки задиры не поддержали его хохотом. На осклабившихся лицах появилась оторопь, а затем и испуг, — что-то в этом тихом мальчике было неправильным, ненормальным. Верзила не смутился. — Ты, видно, такой же магловский выродок, как и эта, — он презрительно окинул взглядом серый магловский костюмчик мальчика. — Не лезь, иначе и тебе достанется! — Нет, — бесцветным тоном сказал мальчик, — это тебе достанется, если ты не выйдешь отсюда сейчас же. — Ах ты… — верзила направил палочку на мальчика, — Сам напросился! Флиппендо! Мальчик с тонким изяществом вскочил на ноги и увернулся. Заклинание вылетело в приоткрытое окно и с треском унеслось вбок, увлекаемое потоками воздуха, обтекающими вагон. Он смотрел на верзилу с холодной яростью. Тот слегка опешил и даже немного опустил палочку, словно забыв о своем преимуществе. Мальчик не спеша вынул из кармана черный футлярчик, и нарочито медленно достал из него элегантную палочку из белого тиса. Воздух в комнате стал вязким как кисель. Легким неуловимым движением, мальчик направил палочку на противника, и в тот же момент его выкрик заполнил собой купе: — ФЛИППЕНДО! Задиру и его дружков отбросило назад. Они с треском врезались в оконное стекло, и лишь чары, защищающие Хогвартс-экспресс от повреждений, помешали хулиганам выбить спинами окно и вылететь на полном ходу из поезда. В коридоре послышался шум, топот десятков ног приближался к ним с обеих сторон: другие студенты спешили сюда, чтобы выяснить, что произошло. — Что здесь творится? — чей-то юношеский бас громыхнул на весь вагон. Протискиваясь сквозь толпу любопытных первоклашек, к месту происшествия спешил староста, на ходу поправляя новенький яркий значок. Хулиганы медленно и неловко поднимались на ноги. Задиру трясло, он потирал ушибленную голову. — Староста! Сюда! Это он, — он ткнул пальцем в сторону мальчика в дешевом магловском костюмчике, — Он напал на нас! В дверь заглянул высокий рыжий парень. Значок сверкал в лучах солнца, красная оторочка мантии и золотой лев на груди выдавали в студенте гриффиндорца. Он несколько секунд внимательно смотрел на мальчика и девочку в купе. Мальчик был явно первогодкой, даже не успевшим переодеться. Заплаканная девочка, вся залитая фиолетовой жижей, в мантии, которая еще не поменяла цвет оторочки — такая же первокурсница. — Ты должно быть шутишь, Хиггс! — На самом деле он не шутит, сэр, — тихий вежливый голос мальчика каким-то неведомым образом заглушил шепотки и смех школьников, столпившихся в коридоре. Заплаканная девочка вздрогнула — высокий холодный тон, которым мальчик приказал хулиганам убраться минуту назад, изменился до неузнаваемости. Староста вопросительно посмотрел на первокурсника. — Просто он не совсем верно сказал, — мальчик спокойно убрал палочку в футляр, и спрятал тот в карман, — это они напали на нас. Он указал на девочку. — Они впятером дразнили ее. Я не знаю, насколько такое позволительно в Хогвартсе, — он сделал красноречивую паузу, — но я надеюсь, что моральные нормы там не сильно отличаются от тех, что знакомы мне. Так как, насколько мне известно, нападать впятером на первокурсницу и портить ее мантию — неправильно. Девочка всхлипнула. — А еще, — продолжал мальчик, — я не совсем понял значения слова «грязнокровка», но, если под грязной кровью подразумевается магловская — мне кажется, это очень оскорбительное слово. Староста перевел гневный взгляд на Хиггса. — Ну ты и болван, Хиггс! — Не слушай его, Пруэтт! — голос Хиггса сорвался на визг, — он нас чуть не убил! — Да уж, первокурсник уложил пятерых слизеринцев, — гоготнул высокий мальчик, стоявший позади Пруэтта. — Я просто повторил то же заклинание, что ты применил против меня, — спокойно сказал мальчик, — я не знаю пока никаких других чар и не виноват, что смог увернуться, а ты нет. И если оно и правда способно убить, я этого не знал. Но знал ты, а значит первым пытался причинить мне вред. — Ах ты, маленький гадён… — ХВАТИТ! — голос старосты был громким и зычным, — такого отвратительного поведения в первый же день я даже от тебя не ожидал, Хиггс! Минус десять очков Слизерину! Я доложу о твоем поступке профессору Слизнорту! Кто-то засмеялся, кто-то начал возмущаться, но Пруэтт перекричал всех вновь: — Будете создавать пробки в коридорах, отниму еще баллы. Все, шоу окончено, расходитесь! Да не притворяйся ты, Эйвери, у тебя даже царапины нет. Толпа медленно рассосалась по купе, чтобы продолжить взволнованно обсуждать произошедшее. Пруэтт навел палочку на мантию девочки: — Эванеско! Фиолетовая жижа исчезла. Девочка благодарно всхлипнула. — Не плачь, не нужно, — гриффиндорец ласково посмотрел на нее, — не давай всяким хулиганам испортить тебе первый день в Хогвартсе. Если он вновь попытается тебя обидеть — сразу скажи мне, хорошо? Девочка благодарно кивнула. — А ты, — сказал он, обращаясь к мальчику, — не применяй больше заклятий, которых не знаешь. У тебя, судя по всему, сильный дар, нужно пользоваться им аккуратно. — Хорошо, сэр, — вежливо сказал мальчик. — Старост не нужно называть «сэр» или «мэм». Можешь звать меня Гектор. — Приятно познакомиться, Гектор, — мальчик протянул руку для рукопожатия, — Том Реддл. Гектор пожал руку не по возрасту серьезному мальчугану. Девочка в углу уже не плакала, она даже попыталась ему улыбнуться: — Меня зовут Хелена. Хелена Свон. — Привет, Хелена Свон. Добро пожаловать в школу Хогвартс! Гектор Пруэтт улыбнулся ей и вышел, мягко закрыв за собой дверь. Девочка внимательно посмотрела на Тома. Она не знала, что и думать про его странный тон и силу, с которой он наказал ее обидчиков. Но она хорошо осознавала, что все, что он сделал было для того, чтобы помочь ей, Хелене. — Спасибо тебе, Том. Ты меня… спас. Мальчик сухо кивнул ей, сел на свое место у окна и снова стал внимательно наблюдать за пейзажами. После всего произошедшего он решил не прогонять ее из купе. Они ехали молча какое-то время. В дверь постучали, и миловидная седая женщина с тележкой предложила ребятам закупить сладенького. Хелена с удовольствием кивнула. Она внимательно изучила содержимое лотка, и повернулась к своему соседу, все еще неотрывно смотрящему в окно. — Ты любишь тыквенное печенье, Том?***
Сознание дернулось. Видение мягко увядало, теряя краски, и сейчас единственное, что можно было различить — улыбающееся ласковое лицо Хелены, протягивающей ему печеньице. Он вспомнил «Хогвартс-экспресс». Но важнее всего — он вспомнил себя.