***
1 сентября, 1938 г.
Сразу после праздничного ужина в честь начала учебного года старосты собрали первокурсников и повели их по спальням. Том плелся в самом конце, хмурый и молчаливый. В голове вертелся каламбур, что из всей этой истории со Шляпой вышла, так сказать, полная шляпа. Нэнси Крауч, староста Слизерина, важно шагала впереди, а усталые первоклашки семенили следом, удивленно рассматривая убранство замка, лязгающие рыцарские доспехи, двигающиеся лестницы и живые портреты, которые приветственно махали детям руками. С каждым шагом, с каждым поворотом Тому становилось чуточку легче: чудесный замок завладевал его вниманием и мало-помалу вытеснял грусть. Несколько лестничных пролетов — и ребята оказались глубоко в подземельях. Нэнси остановилась у голой каменной стены и шепнула: «Арджентум ангуис» Часть стены отъехала в сторону, открывая ребятам проход в гостиную. Общая гостиная Слизерина представляла собой величественное длинное подземелье со стенами из дикого камня. С потолка на цепях свисали изумрудные лампы на серебряных цепях. В громадном камине, украшенном искусной мозаикой, потрескивал огонь; тут и там стояли массивные дубовые столы, покрытые резьбой и темным лаком; вокруг были расставлены кожаные диваны и резные кресла; а в громадных, от пола до потолка окнах были видны зеленоватые толщи воды, рассеивающие лунный свет. Пол устилал мягкий пушистый ковер, и Том ощутил, что в шаге от него какой-то невидимый импульс пролетел по ногам и одежде и очистил их от грязи. Предупредив, что завтра ровно в восемь нужно быть в гостиной и послушать приветственную речь декана, Нэнси жестом показала мальчикам дорогу в их спальни и пожелала добрых снов с видом королевы, дарующей счастливым подданным рыцарский сан. Спустившись по винтовой лестнице на несколько уровней ниже, первокурсники добрались наконец до спальни. Это была просторная, окутанная ночным полумраком овальная комната. Прямо напротив входной двери на другом конце спальни возвышался небольшой фонтанчик из молочного камня с зеленоватыми прожилками. Плотная, но грациозная каменная женщина, искусно выточенная из мрамора, лила из кувшина воду для питья. Шесть широченных кроватей стояли вдоль стен — три слева, три справа от массивной двери. Расстояние меж кроватями было такое большое, что по обе стороны от каждой умещалось окно – гораздо у́же, чем окна в гостиной, но такое же высокое, в потолок. За окнами плескалась вода. Взглянув вверх, мальчик на секунду подумал, что вернулся в Большой Зал. Над ним расстилалось громадное ночное небо, украшенное россыпями отмытых ливнем звезд. Стекла и стены украшали узорные тонкие серебряные переплеты, похожие то ли на корни деревьев, то ли на длинных змей. На стыке окон и потолка играли мелкие волны. Создавалось впечатление, что комната плавает у самой поверхности воды и озеро сейчас начнет переливаться через край этой узорной спальни-чаши. Но Том тут же сам мысленно поспорил с собой: шпросы-змеи и мягкие отблески стекол всё же сохраняли видимость целостности, и ощущения опасности не возникало. Да и не могла комната находиться у кромки воды, ведь они спустились на такую глубину вниз и, вероятно, были ближе ко дну озера, нежели к его поверхности. Пока мальчик дивился на потолок, одноклассники уже заняли кровати. Тому досталась та, что была ближе всего ко входу. Реддл стащил с себя мантию, несколько мгновений оценивающе осматривал зеленую оторочку и серебряную змейку, которая украсила робу в районе сердца, и аккуратно сложил одежду в стоящий у подножия кровати кованый сундук. Полог закрыл его не только от соседей, но и от небесного свода. Не успел Том этому огорчиться, как нащупал шелковый шнурок у самого изголовья, и, потянув его, удовлетворенно улыбнулся, увидев, как тяжелая бархатная ткань раздвинулась и перед его взором загорелись мерцающие звезды. Том растянулся на изумрудных хлопковых простынях. Здесь, в тишине и одиночестве, он собирался трезво обдумать, что же именно сегодня пошло не так и почему. Но он уснул, едва голова коснулась подушки.***
Посреди ночи его вырвало из теплых сновидений мощным рывком. Он попытался было вскочить на ноги, но не смог: лодыжки и запястья были связаны. Реддл завертел головой. Перед глазами была кромешная тьма, к лицу плотно прилегала какая-то грубая ткань, и мальчику было тяжело дышать. Он попробовал позвать на помощь и ощутил во рту кляп. Послышался какой-то шорох и чей-то смех. — Смотри, смотри, а магл-то очухался! Звук шагов, толчок — и мешок слетел с головы мальчика. Том оказался в каком-то темном помещении, контуры которого были едва различимы в танцующих бликах десятка свечей. Он лежал на полу, на груде тряпья, а чуть поодаль от него стояло человек пятнадцать — все в плащах, лица спрятаны капюшонами. Мило. Первая ночь в Хогвартсе обещала быть не менее «потрясающей», чем вечер накануне. Том ощутил какое-то трепыхание и с удивлением понял, что куча, на которой он распростерся, была живой. Чья-то рука сдернула мешок с головы второго мальчика, и Реддл узнал соседа по комнате, имя которого он не запомнил. — Оба проснулись, — хихикнул чей-то знакомый голос где-то сбоку. Том сощурил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на смеющемся мальчишке. Его голос, фигура и рост не оставляли сомнений в том, что за капюшоном прятался Лейстрендж. Мальчик, лежащий рядом с Томом, попытался что-то сказать, но из-за кляпа получилось какое-то мычание. Фигуры в плащах заржали в голос. Двое отделились от толпы, подошли к Тому и его товарищу по несчастью, дернули их вверх и усадили на колени. Том стиснул зубы. Злоба поднимала внутри голову, словно опасный ядовитый змей. Тем временем заговорил высокий юноша, стоящий в центре стайки хулиганов: — Братья мои! Сегодня мы стали свидетелями невиданного! На факультет нашего благородного и древнего основателя, Салазара Великого, были зачислены двое… безродных! И все бы ничего, но есть свидетельства того, что оба этих студента — грязнокровки… Его слова заглушил недовольный галдеж толпы. — Годами славный Салазар старался очистить магический мир от недостойных! Мы — его потомки и последователи, возмущены тем, что на факультет благороднейшего Слизерина могли попасть гнусные маглы! Возмущенные слизеринцы протестующе зашумели еще более недовольно. Юноша поднял руку, и гомон немного поутих. — И сегодня, друзья мои, мы собрались здесь, чтобы дать этим отрокам возможность оправдаться или пострадать, во имя Слизерина! Свора слизеринцев одобрительно загоготала. Том тем временем не терял времени и осторожно, держа руки за спиной, ощупывал боковины карманов на своей серой пижамке, тщетно разыскивая продолговатый футлярчик. Волшебной палочки, ожидаемо, не оказалось. «Итак», — невесело подумал мальчик, — «вероятно теперь оружие придется брать с собой даже в постель» — Ритуал аспида! — выкрикнул кто-то, и остальные поддержали идею одобрительными выкриками. «Чегоспида ритуал?» — пронеслось в голове Тома. Мальчик, сидящий рядом с ним, вновь что-то промычал. — Да дай ты ему уже сказать, — со смехом сказал кто-то из толпы. Кляп выдернули. Мальчик сплюнул. — Чертов пес! Мордофиля окаянный! Отпусти нас немедленно! Я тебе сейчас наваляю, ей-богу, наваляю! Толпа, казалось, опешила от такого нахальства. А Том отметил про себя — «нас». Не «меня». — Паршивый грязнокровый русак! — ругнулся кто-то. Том узнал голос. Тот самый Хиггс, напавший на Хелену в поезде. Ну разумеется, куда без него. — Подожди, Алан, — процедил сквозь зубы заводила, — пусть бранится. Посмотрим, как он запоет после ритуала. Реддл не видел лица юноши, но кожей ощутил, как неприятно улыбнулся главарь банды, искривляя губы в издевательском оскале. — Назови своих предков, русский! Если среди них будут чистокровные, мы, вероятно, пожалеем тебя. — А не сходить ли тебе на хрен, тощий ерохвост? Том не понимал половину ругательств своего неназванного приятеля, но то, как сочно и бесстрашно он их бросал в лица толпы задир, его приятно удивило. Русский был либо очень сильным магом, либо очень смелым. Либо глупым, но Тому почему-то так не казалось. — Ну раз так, посмотрим, как ты пройдешь ритуал, ублюдок. Заводила сделал знак рукой. Несколько человек отделились от толпы и приволокли увесистый оцинкованный ящик, тяжело брякнув его между главарем и пленниками. В ящике что-то возмущенно зашевелилось, и Реддл услышал: — Глупые-е-е дет-т-теныш-ш-ш-ши. Акурат-т-с-снее-е! Ему понадобилась секунда чтобы понять, в чем заключается Ритуал аспида. Мстительная ухмылка заиграла на тонких губах Тома. Часть учеников Слизерина пожалеет о сегодняшней ночи. Только это будет не он. И не русский мальчик, который просил отпустить «нас». Нужно было просто избавиться от кляпа.***
К понедельнику известие, что на Луну Лавгуд кто-то напал и она окаменелая лежит в больнице, облетело всю школу. Пошли самые невероятные толки, один страшнее другого. Первокурсники боялись ходить в одиночку. Не ровен час, кто-нибудь нападет. В тайне от учителей началась повальная торговля талисманами, амулетами и прочими оберегалками. Невилл Лонгботтом запасся огромной луковицей, хорошо заточенным красным кристаллом и гнилым хвостом головастика. В декабре из Хогвартса началось массовое бегство. Билеты на Хогвартс-экспресс были разобраны за два часа. На рождественские каникулы из учеников в школе остались только Этта, Гермиона, семейство Уизли, Нестор и малознакомая Этте третьекурсница из Хаффлпаффа, Лианна Ричардсон. Гарриет это радовало, ведь несмотря на то, что ненавидящих взглядов и шушуканья за спиной стало в разы меньше, всеобщее подавленное настроение и атмосфера паники выбивали ее из колеи. В окружении людей, с которыми было тепло и комфортно, ее душа отдыхала, и она с искренней радостью ждала надвигающегося Рождества. Хогвартс наряжался к празднику. В Большом Зале стояли покрытые пушистым нетающим снегом гигантские рождественские ели; окна покрывали настоящие произведения искусства из магической изморози; там и тут висели пышные гирлянды из омелы и остролиста; столы и сваи украшали яркие ленты и шары из разноцветного стекла; и даже свечи под потолком были полосатыми на манер леденцов. Проснувшись рано утром, Этта с удовольствием занялась распаковкой подарков. Пушистый свитер от миссис Уизли она тут же с удовольствием напялила на себя. Связанный из мягчайшей шерсти, он словно нежно обнимал девочку. Этта распечатала подарки от друзей, Хагрида. Открытка от тети Петунии и дяди Вернона с одной единственной надписью «С рождеством, Гарриет» была отправлена в альбом вместе с открытками от друзей — во всяком случае, это был настоящий подарок, а не прошлогодняя, подчеркнуто пренебрежительная монетка. Последний кулечек Этту приятно удивил. Красивый деревянный резной браслет, который для нее смастерил Нестор, был сразу же надет на правую руку. Гермиона еще спала. Фэй, Лаванда и Парвати уехали домой на каникулы, их кровати пустовали, и в комнате было совсем тихо. Гарриет не торопясь привела себя в порядок: почистила зубы и причесала непослушные черные волосы. Дожидаясь, пока подруга проснется, она устроилась с дневником Реддла у любимого столика напротив окна. Девочке хотелось обязательно поздравить бумажного приятеля и написать Тому хотя бы пару строк. Перо замерло над листом: Гарриет размышляла, что бы пожелать. Том Марволо Реддл. Мальчик, который томился в собственном дневнике долгие пятьдесят лет. Человек, у которого никогда не было родных и который так и не успел пожить. Друг, который был рядом с Гарриет каждый день, всегда готовый поддержать и помочь, умник и замечательный волшебник. Жив ли настоящий Реддл? Нашел ли он свое место в мире, семью, друзей? Этого Том и сам не знал. Но для Этты настоящим был именно он, тот черноволосый вежливый подросток, так и оставшийся на полях черного потрепанного дневника. Простое воспоминание? Этта душой чувствовала, что Том никакое не воспоминание. Он был чем-то бо́льшим, слишком целостным, слишком реальным, хоть и неосязаемым. Живой человек? Каково же ему жить пленником маленькой черной тетради? Наконец Этта вывела: «Дорогой Том, Сегодня Рождество. Люди всего мира загадывают желания и верят, что они обязательно сбудутся. Знаешь, когда-то в детстве я читала сказку о Пиноккио. Он родился деревянной куклой и все же смог пройти все испытания судьбы и стать настоящим. Ты родился живым человеком, и я искренне надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь снова стать им в полной мере. А если я могу тебе чем-то помочь, я обязательно помогу, как ты помогаешь мне, с тех пор как мы впервые познакомились. Просто помни, я с тобой. С рождеством тебя, дорогой друг!» Глядя на блекнущие и исчезающие буквы, Гарриет не могла знать о том, как бесцветное облачко по имени Том Реддл читает и перечитывает строки ее рождественского поздравления, а в его невидимом теле разливается странное, непривычное тепло.***
Праздничное настроение было слегка подпорчено Люциусом Малфоем. Он появился в школе с утра пораньше, чтобы проведать сына. В сопровождении Северуса Снейпа Люциус побеседовал с мадам Помфри, удвоил охрану на входе в больничное крыло (к вящему недовольству школьной медсестры), и, завершив обход по медицинскому отсеку, что-то обсуждал с деканом Слизерина в коридоре. Этта, Джинни, Рон и Гермиона в новеньких свитерах от миссис Уизли как раз направлялись на завтрак. Увидев детей, Люциус взвился и решительным шагом направился к ним. Полный злобного бешенства взор впился в испуганных ребят. — Дрянная девчонка, что ты сделала с моим сыном?! — с ядовитой ненавистью спросил он. — Ты хоть понимаешь, что натворила? Снейп поспешил догнать главу попечительского совета и что-то яростно зашептал тому на ухо. Кровь прилила к щекам Гарриет. — Сэр, мне жаль, что с Драко случилось несчастье, но это не я! Глаза Люциуса бешено сверкнули. Он, казалось, был готов разорвать Этту на куски, но тут вмешался Снейп, злобно бросивший ребятам: — Чего встали? Быстро в Большой зал! Вон! Друзья поспешили воспользоваться его приказом, улавливая краем уха, как Снейп и Малфой о чем-то нервно спорят. Рон поспешил ободрить подругу: — Он просто бесится от того, что виновных так и не нашли. Вот и пытается отыграться на тебе.***
8 сентября, 1938 г.
Том Марволо Реддл сидел на своей кровати, что располагалась подле фонтана, дальше всего от двери. Рядом с ним пристроился вихрастый русый мальчик, который без тени смущения развалился на кровати одноклассника, уперев задранные ноги в узорчатый кроватный столбик. На кровати лежала глубокая тарелка из темно-зеленого стекла, полная странных круглых печений с дырками. Сосед назвал их смешным русским словом «сушки» и аппетитно хрумкал ими, пялясь в потолок. Том не отставал — при всей простоте вкуса, сушки были чем-то неимоверно «заразным» и остановить себя от их поглощения можно было лишь двумя способами: наесться до отвала или съесть последнюю. — Ну вот, а после они всем двором бежали и с тех пор жили в Лондоне. Отец так и остался при барине. Потом вырос, завел семью, у него появился я, а мы все так же жили в ихнем доме. Было терпимо пока… В общем, однажды барыня увидала, как я воровал яблоки с кухни. Просто звал их, и они летели на мановение руки через окно. Визгу-то было. Повелела изгнать «бесенка» прочь. Думала, что я нечистый какой. — И вашей семье пришлось съехать? — Семье? — мальчик задрал голову и расхохотался. — Какая уж тут семья! Батя долго не раздумывал, выбирая меж сыном и барином. Он отправил сушку в рот и громко захрустел ею. На личике была написана суровая надменность, хоть и довольно фальшивая. Том тактично промолчал, но на его лбу пролегла глубокая складка. Мальчик продолжил: — Сначала я попал в работный дом, а потом мне пришло сразу два письма. Из Колдовстворца и из Хогвартса. Я бы может и вернулся в Россию, но… — Что же заставило выбрать Хогвартс? — Тетка, что письмо мне принесла. Такая вся… Мощная тетка, в общем. Фамилия еще смешная… Вилкост, вот. Как «вилка». Да уж, Галатея Вилкост умела произвести неизгладимое впечатление. — А еще братик мой у батьки живет. Мелкий совсем, мамка его родила и померла вскоре. Четыре годика ему. Смешной такой, чумазый вечно бегает. Лицо мальчика расплылось в непроизвольной улыбке. — Ну вот я и подумал, ежели тоже чудачить начнет, я его у бати отберу. Будет со мной. Отсюдова-то он ближе будет. Нехрен ему с этими… Том задумчиво смотрел на ярко-голубое небо, раскинувшееся над потолком. Злость и непонимание в его душе клубились, словно дым разгорающегося пламени. Родной отец отказался от сына. Из-за колдовства бросил собственного ребенка! Как такое может быть? Хотя в приюте он и наслушался всяких историй. Магловские папаши часто бросали семьи и совсем маленьких детей. — Он магл, твой отец? — Самый последний что ни на есть магл. Глядел на меня, как на проклятого, — мальчик зло помотал головой, словно пытаясь выбросить из головы воспоминание об отце. — Насчет мамки не знаю. Померла, и не расспросишь уж. А ты? — Мать умерла тоже. Давно. Отца никогда не видел. — Лучше уж никакого бати, чем того, что с порога гонит. Да и ну их в пекло. Ты мне лучше вот что скажи, — собеседник повернулся к Тому. — Как ты смог натравить змеюку на этих гнид? Том лишь усмехнулся. — Я уже говорил, что порой ни слова не понимаю из твоих ругательств, Антонин? — Значит квиты! — захохотал одиннадцатилетний Антонин Долохов. — Я гадючьего шипения твоего тоже не понял. Мальчики с улыбкой отправили в рот еще по сушке. Дверь в комнату тихонько скрипнула, на пороге появился Лестрейндж. Том оценивающе глянул на своего недавнего оппонента. Реддл мало знал о волшебном мире, но внутреннее чутье на уровне животных инстинктов говорило ему, что он гораздо сильнее большинства встреченных им волшебников, и многие из них тоже чувствовали это. С тех пор как Том одержал верх над толпой слизеринцев, часть из которых были значительно старше, однокурсники сделали правильные выводы. Лестрейндж в тот же день понял откуда дует ветер, и уже вечером Реддл спал на более почетном месте дальше от двери. Верный подпевала Лестрейнджа Кэрроу тоже подвинулся, и спальное место напротив Тома занимал теперь русский выскочка. Мальчишки не просто перестали задирать или сверкать глазами в сторону чудака Реддла. Рэмирус Лестрейндж не был глупцом. В тот же день он обменялся со своим сиятельным отцом несколькими совами и побеседовал с Кэрроу, Роули и Блэком. Было решено, что после всего случившегося доставать мальчишку не стоит. Том Реддл оказался змееустом, что было бы само по себе веским поводом прекратить все преследования. Но змееязычность Реддла оказалась не единственной его странностью. Отобрав палочку у шестикурсника Нотта, главаря похитивших его слизеринцев, Реддл не просто отбросил – отшвырнул своих соперников мощным заклинанием, словно осенние листья. Сила такого уровня не могла проявиться у маглорожденного. Не врал второкурсник Хиггс: оборванец из магловского приюта излучал волны пугающей мощи. Умение подчинить своей воли змею могло означать, что Реддл являлся вероятным потомком великих змееустов древности. А коли так, с ним нужно дружить, о чем не сговариваясь написали сыновьям Рафаэль Лестрейндж, Регулус Блэк, Авитус Кэрроу, Дариус Роули и многие другие чистокровные отцы нынешнего поколения Братства Аспида. Кучка благородных мальчишек, что именовали себя Братством Аспида уже не в первом поколении, собиралась под покровом ночи на полулегальные собрания (на которые, однако, декан всегда закрывал глаза), где они развлекали себя рассуждениями на тему чистоты крови и полумистическими ритуалами. Много десятилетий Братство являлось надёжным механизмом, связывавшим детей из чистокровных семей узами товарищества. И вот эти избалованные наследники великих домов, аристократия, богатейшие отпрыски магического Лондона получили от сиротки Реддла отпор, подобного которому им никто не давал больше ни до, ни после. Ядовитая мадагаскарская гадюка, которую Нотт держал в спальне в гигантском стеклянном аквариуме, как опасного питомца и кичливую диковину, не просто не набросилась на Реддла, она сражалась на его стороне, яростно защищая его от опешивших слизеринцев. То, что планировалось, как развлечение для знатных мальчиков, превратилось в их кошмар, откуда первокурсник, не посетивший ни единого занятия магии, вышел победителем. Русский неотесанный мальчишка, дикий и взрывной Антонин Долохов стоял с Реддлом плечом к плечу. Изо всех сил толкнув Нотта, он подскочил к Алану Хиггсу, выдернул палочку из его рук и переломил ту о колено. «Еще раз назовешь меня грязным русаком, я точно так же сломаю твою руку, понял?» прорычал он в лицо потрясенного Хиггса и, отшвырнув обломки в сторону, встал по правую руку от Тома. Глаза Тома Реддла пылали яростью. Он заговорил с Братством, и Братство слушало его, замерев и задержав дыхание. Мальчик говорил недолго, но представители будущего цвета аристократии Магической Британии запомнили каждое его слово. Последним требованием Реддла стало то, что змея больше не вернется в ящик. Когда Том замолчал, слизеринцы так и остались стоять, пораженные тем, что произошло. Битва кончилась, толком не начавшись. С тех пор прошло несколько дней. Соседи по комнате остерегались Тома и старались не заговаривать с ним без необходимости, держась при этом уважительно. Старшекурсники хмуро смотрели вслед, но не пытались завести беседу. Гадюка Нотта была отпущена в лес, где и обосновалась. В первые же дни умный сиротка Том Реддл принес факультету Слизерин полсотни баллов. И вот Лестрейндж пришел в спальню один, зная, что в комнате сидит Том. Помявшись в дверях с минуту, Рэмирус Лестрейндж тихо спросил: — Можем поговорить, Реддл? Вспоминая этот день много лет спустя, вечно шестнадцатилетний Том Марволо Реддл с удовлетворением отмечал его, как начало своего членства в Братстве Аспида, которое уже через два года навсегда поменяет своего главаря и название.***
Гарриет сидела за праздничным столом и улыбалась. Рождественский ужин был просто великолепным. На общем столе, за которым вперемешку сидели студенты и преподаватели, высились горы сладостей, варенных, жаренных, печеных вкусностей и фруктов. Под руководством Дамблдора собравшиеся исполнили его любимые рождественские гимны. Громче всех ревел Хагрид; голос его креп после каждого бокала яичного коктейля. Перси не заметил, как Фред заколдовал его значок старосты. Ко всеобщему удовольствию, на нем появилась надпись «Дурачина», и бедняга Перси безуспешно пытался выяснить, над чем это все смеются. Нестор, сидевший по левую руку от Гарриет, шепотом спросил девочку, понравился ли ей подарок. Этта порозовела и кивнула, продемонстрировав Громову деревянный браслет, надетый на правую руку. — А тебе спасибо за разговорник, полезная вещь, — улыбнулся Нестор, — Глядишь, скоро и Многояз мне не понадобится. Гермиона, сидевшая напротив, беседовала с профессором Локонсом. Рон, который расположился справа от Гарриет, нервно ерзал, глядя на Гермиону, и тут в голову Этты пришла удивительная догадка, что и Рон, вероятно, не так далек от тех романтических переживаний, что охватили Хогвартс. Гермиона, не замечая пристального взгляда друга, смущенно улыбалась преподавателю ЗОТИ, который в красках описывал то, как прекрасно он встречал прошлое рождество в Париже после личной аудиенции с ныне почившим Николасом Фламелем. Собственно, именно упоминание Фламеля и заставило Гарриет вслушаться в разговор Локонса и Гермионы. Она виновато потупилась: именно из-за событий прошлого года, к которым она имела самое прямое отношение, Николас Фламель и его супруга Пернелла уничтожили философский камень и, более не имея возможности продолжать пить волшебный эликсир, умерли минувшим летом. Девушка-хаффлпаффка, сидевшая по правую руку от Локонса, тоже участвовала в разговоре. Она поинтересовалась у профессора ЗОТИ, приходилось ли ему сталкиваться с чем-то зловещим во Франции, и Локонс с удовольствием начал рассказывать увлекательную историю о том, как он победил громадного оборотня, повстречавшегося ему на просторах графства Жеводан. — О, мисс Ричардсон, то была неимоверно удивительная зима! Зверь являлся сущей напастью для той провинции в течение долгих-долгих лет! Вашему покорному слуге понадобилось чуть меньше месяца, чтобы выследить и умертвить чудище! После моей победы жители устроили праздник, а уже на следующий день я отправился в Париж по личному приглашению Фламеля. Дружище Ник, так я его называл. Вы сможете совсем скоро прочитать это в моей новой книге! Поистине захватывающий был декабрь! Лианна Ричардсон, внимательно слушавшая Локонса, вдруг нахмурилась. — Но профессор, как же так? Вы говорили нам, что прошлой зимой вы были в Египте, где провели практически весь декабрь, изучая древний проклятый саркофаг? Локонс на секунду растерялся: — Надо же, верно? Видимо я оговорился, мисс Ричардсон. То дело было на год ранее. С моим плотным графиком теряется счет дням и месяцам! — Но, профессор, — возразил Нестор, по примеру Этты прислушивавшийся к рассказу Локонса, — на уроке вы говорили, что в тот год всю зиму провели в Вага-Вага, где сражались с оборотнем и писали вашу книгу «Духи на Дорогах»! Локонс открыл рот, да так и замер, явно не зная, что ответить. На подмогу коллеге, пришел, как ни странно, Снейп: — Бросьте, Громов. Все мы знаем, что Златопуст обладает не только мощным магическим даром, но и удивительной особенностью оказываться в нескольких местах одновременно, особенно если в том есть нужда. Профессор Локонс всегда делает невозможное, чтобы спасти тех, кто в беде. Разве это не ясно из его книг? Снейп поднял серебряный кубок и отсалютовал Локонсу, который тут же заулыбался и изобразил полупоклон. Этта уткнулась в тарелку, и начала усиленно пилить ножичком свой кусок стейка. Снейп ехидничал над Локонсом, а неловко стало почему-то ей. Профессор ЗОТИ, вероятно не заметивший в словах зельевара издевки, продолжил беседу с Гермионой и Лианной как ни в чем не бывало. Нестор задумчиво обгладывал куриную ногу. — А в России отмечают Рождество? — поинтересовалась Гарриет. — Отмечают, — кивнул Нестор. — Только не в декабре, а в начале января. А главным праздником зимы является не рождество, а Новый год. — А как вы отмечаете Новый год? — Да, собственно, так же, — Нестор повел рукой указывая на наряженные ели и зачарованные снежинки. — Оливье только не хватает. — Оливье? — удивилась Этта. — Это же французское имя? Это твой друг? Нестор расхохотался. — Оливье, Гарриет, это самый новогодний в мире салат.***
19 сентября, 1938 г.
За две недели пребывания в Хогвартсе Том окончательно убедился, что его навыки не уступали, а во многом и превосходили умения чистокровных детей. Рэмирус Лестрейндж больше кичился собственным происхождением, нежели учился. Регор Блэк был угрюмым и болезненным мальчиком, который внимательно слушал учителей и писал длинные пространные конспекты на уроках, но держал рот на замке и не проявлял активного желания отвечать или демонстрировать свои умения. Кэрроу и Роули не блистали академическими талантами и широкими познаниями, хотя неплохо проявляли себя на уроках заклинаний. Сиротку же Тома Реддла учителя не называли иначе, чем «блестящий» и «талантливый». Мальчик быстро осваивал чары, неплохо ориентировался перед котлом, с первой попытки превращал спички в иголки, и усердно применял полезные бытовые заклинания, которым обучала первокурсников профессор Вилкост. Все преподаватели, за исключением разве что учителя трансфигурации Альбуса Дамблдора, не жалели слов похвалы для мальчика. Единственной проблемой Тома были уроки полетов. Метла отказывалась прыгать в протянутую руку мальчика, и, сколько тот не умолял или не кричал на упрямый веник, волшебное средство перемещения даже не шелохнулось. Наблюдавший за его тщетными усилиями учитель полетов мистер Саммерби лишь скорбно покачал головой. Над Томом никто не смеялся: слизеринцы хорошо выучили урок с гадюкой. Да и кто станет смеяться над тем, кому стремятся понравиться наследники домов Лестрейндж, Блэк, Роули, Нотт и менее благородный, но отбитый на голову Грэг Кэрроу? Хаффлпаффцы, с которыми у Слизерина был сдвоенный урок, вообще не имели привычки над кем-то потешаться. Однако Тому было обидно: лучший на каждом уроке, сейчас он был хуже всех. Хуже даже Антонина, который считал саму идею полетов на метлах идиотизмом, но с десятого захода заставил-таки веник подняться в его раскрытую кисть. Мальчик старался не смотреть на маглорожденную Хелену, которой метла услужливо прыгнула в руку с первой попытки. Девочка, заметив неудачу приятеля, скользнула к нему, пока мистер Саммерби объяснял Лестрейнджу, что тот неправильно держит метлу (— В каком смысле неправильно? Я летаю с шести лет!). Она дружески потрепала Тома по плечу. — Том, попробуй просто расслабиться и подумать о полете. У тебя напряжена кисть… — Я не нуждаюсь в твоих советах, Свон, — злобно шепнул ей мальчик, отталкивая ее руку. Хелена от такой грубости опешила и мелко-мелко заморгала. — Я просто хотела помочь… — Ты стоишь на моем месте, Свон, — вмешался Регор Блэк, — Ты и на моей метле собралась полетать, своей тебе мало? — Нет, прости, — Хелена поспешила вернуться к хаффлпаффцам, удивленно оглядываясь на Тома. Том, взбешенный собственной неудачей, воспользовался тем, что Саммерби сосредоточен на Лестрейндже, и вытащил из кармана палочку. Он собирался схитрить и левитировать метлу в руку, но был так зол, что метла не взлетела, а ярко вспыхнула синим пламенем.***
Рождественские каникулы пролетали быстро. Первое января запомнилось Этте тем, что Нестор устроил ей экскурсию на кухню. Они спустились в подземелье, не мрачное, вроде того, что ведет к владениям Снейпа, а широкое, ярко освещённое факелами. Лестница шла напрямик от Большого Зала, всего на пару пролетов вниз. Стены украшали весёлые картинки с едой. На громадном натюрморте на всю стену было нарисовано гигантское серебряное блюдо, на котором красовались фрукты. Нестор пощекотал пальцем зелёную грушу. Та захихикала и вдруг превратилась в большую зелёную дверную ручку. Потянув ее на себя, Громов распахнул дверь, и перед Эттой предстала хогвартская кухня. Высоченный потолок и громадный зал. Вдоль каменных стен башни грудились начищенные до блеска кастрюли и сковордки, в дальнем конце помещения расположился исполинский кирпичный очаг. В середине кухни были расставлены четыре стола, а чуть дальше – пятый, ровно на тех же местах, где стояли факультетские и преподавательский столы в Большом Зале. Этта вошла, разинув рот. Сотня маленьких эльфов выстроились вдоль стен кухни, гостеприимно кланяясь и приседая. Все, как один – в белых полотенцах с гербом Хогвартса. Вот значит кто готовит угощения для студентов! Среди эльфов Этта увидела Стампи. — Ой, Стампи, привет! — помахала ему девочка. — Мисс Поттер, — пискнул домовик, почтительно согнувшись в поклоне. — Желаете покушать или еще стаканчик успокоительного зелья? — Успокоительного зелья? — ухмыльнулся Нестор. Этта лишь хитро улыбнулась. — Робби! — позвал Нестор. К ребятам спешил маленький сморщенный эльф. Зеленые вытаращенные глаза, обрамлённые сеточкой морщин, сгорбленная летами спина, редкие седые пучки волос, торчащие у домовика из ушей, выдавали в нем старика. Не смотря на возраст, домовик двигался довольно шустро. — Мистер Громов, сэр, — скрипучим старческим голосом поприветствовал Нестора эльф. В его руках красовался серебряный поднос, на котором стояла большая тарелка с необычным салатом. Этта разглядела нарезанные кубиками отварные овощи, зеленый горошек. Все это было заправленно каким-то белым соусом. — Оливье! — торжественно объявил Нестор. Ребята с удовольствие принялись наворачивать салат прямо за столом, который в Большом Зале относился к факультету Слизерин. Эльфы вернулись к работе, кидая на ребят приветливые взгляды, а старик Робби ожидал с подносом неподалеку. — Пойдем к нам, Робби, — позвала Этта, — тут много. Поешь с нами? Домовик согнулся в таком глубоком поклоне, что его уши коснулись свекающего чистотой каменного пола. — Мисс, благодарю, вы очень добры, но эльфам не положено кушать с людьми, словно равным! — Но почему? — поразилась девочка. — Почему? — Робби удивленно покачнулся, словно такой нелепый вопрос никогда не приходил ему в голову. — Но это же недопустимо! Мисс, эльф не может есть с людьми, эльф может есть только на кухне… — Но мы ведь и есть на кухне, — улыбнулся Нестор. — Идем к нам, дружище, — Он похлопал по скамейке подле себя. Робби испуганно заозирался, словно прося поддержки со стороны других эльфов, но те лишь растерянно смотрели на странных школьников. Медленно, неуверенно, пожилой эльф приблизился к столу и уселся рядом с Нестором. — Идемте к нам, ребята! — позвал Нестор остальных домовиков. Те вежливо замотали головами, но Этта и Нестор не сдавались и подзывали эльфов до тех пор, пока домовики наконец не подошли к столу и робко присели на скамьи. — Нужна твоя помощь, приятель, — обратился Нестор к Робби. Он шепнул эльфу что-то, и тот коротко кивнув, щелкнул длинными пальцами, и блюдо увеличилось до размеров гигантской бадьи. Еще щелчок и количество салата в бадье начало расти, пока не заполнило собой всю емкость. Нестор взмахнул палочкой, и сотни начищенных тарелочек и ложечек устремились к столу, аккуратно укладываясь перед каждым домовиком. — Приятного аппетита! — улыбнулась эльфам Этта. Все приступили к еде. — Вы так добры, мисс Поттер, — пискнул Робби. — Не зря про вас ходят столько легенд! Домовые эльфы вас очень любят, мисс. Мой сын, например, постоянно про вас твердит. Он, конечно, тут редко бывает, служит у господ, но говорит о вас всякий раз, как выбирает минутку проведать старика… — Да брось ты, — смутилась Этта, — это же просто салат. Наевшись до отвала оливье и наобщавшись с приветливыми домовиками, ребята поспешили в гриффиндорскую башню. — Ты знала, что кухню при Хогвартсе основала когда-то Хельга Хаффлпафф? — спросил Этту Нестор. Этта отрицательно покачала головой. — В Истории Хогвартса много интересного написано об основателях. Например, Ровена Рэйвенкло построила библиотеку и придумала систему учета книг. Годрик установил в замке заколдованные рыцарские доспехи, каждый из которых может по приказу учителя встать на защиту Хогвартса. Салазар Слизерин воздвиг теплицы и оранжереи, а Хельга Хаффлпафф соорудила кухню, которая напрямую сообщается с Большим Залом. — Постой, что сделал Слизерин? — Воздвиг теплицы и оранжереи. Там он выращивал лекарственные травы и овощи для кухни Хаффлпафф. И наш хогвартский сад тоже он разбил. А ты не знала? — Нет. Остаток дороги Гарриет шла молча. В ее голове с треском рвались шаблоны. Злобный Салазар Слизерин, ненавидевший маглов и оставивший в Хогвартсе потайной зал с запертым внутри чудовищем, слабо представлялся ей с тяпкой в одной руке и лейкой в другой.***
Сентябрь, 1938 г.
Слизеринцев сложно было назвать настоящими друзьями. В большинстве своем снобы, как попугаи повторяющие за своими высокопоставленными отцами идеи о чистоте крови, мальчики, выросшие убежденными в собственном величии. На их фоне выгодно отличался Антонин, простоватый, но импульсивный парень, не лезший за словом в карман и владеющий широким выбором малопонятных русских ругательств и неиссякаемым запасом сушек. Но и его Том не мог назвать другом. Однако Реддла все устраивало. Мальчик был уверен, что не нуждается в друзьях. Магловский приют научил его простой истине: привязываться к людям или доверять кому-то — глупо. В приюте «дружили» в основном против него, а те, кто хотел общаться с ним, либо предавали, либо просто хотели чего-то от мальчика. Поэтому, играя по законам жестокого мира, мальчик старался видеть в богатеньких сынках лишь выгодные знакомства, которые могли оказаться полезными из-за веса семей в магическом обществе и гор галеонов в подвалах родовых имений. Антонин неплохо показал себя в бою, и Реддл рассчитывал на него как на поддержку в спорах и неплохую боевую единицу. Отдельной историей была Хелена Свон. В той картине реальности, что нарисовал для себя Том, ни один человек не должен был искать расположения другого просто так. Потому девчонка, вероятно, видела в Томе защитника после того случая в поезде, а поэтому не оставляла попыток привлечь его внимание. — Том! — Чего тебе, Свон? — Ты специально от меня бегаешь? Я ведь звала тебя вчера в коридоре, а ты словно оглох… — Я занят, Свон. Ты можешь пока пообщаться со своими хаффлпаффцами, если тебе скучно. Мальчик и девочка стояли у фонтана в школьном саду. Проходящая мимо стайка щебечущих гриффиндорок хитро захихикала, глядя на выяснявшую отношения парочку первокурсников. — Так вот в чем дело, Том? Раз меня распределили на другой факультет, ты не хочешь со мной дружить? — Я никогда не говорил, что хочу с тобой дружить, Свон. — Ах так! — девочка возмущенно топнула ногой, — Ну и пожалуйста, Реддл. Водись только со слизеринцами, раз тебе так важен факультет. А может, тебе просто нравится то, что они тебя боятся? Впрочем, мне все равно. Пока! Она развернулась на каблуках и унеслась прочь. К Тому подошел Регор Блэк. — Чего эта грязнокровка к тебе пристала, Реддл? Том сверкнул глазами. — Никогда больше не называй Хелену Свон грязнокровкой, Блэк. Я не буду повторять дважды. Реддл отвернулся от Блэка и быстрым шагом удалился, оставив потрясенного Регора смотреть себе вслед. Он и сам не понимал, зачем снова заступился за девчонку Свон, ведь в его картину мироздания этот поступок явно не укладывался.***
Этта проснулась ни свет, ни заря. Большинство ребят вернулось с каникул только вчера, а Вуд уже запланировал тренировки с утра пораньше. Потягиваясь и зевая, Этта взяла под мышку Нимбус-2000 и побрела вниз. В коридорах было еще темно, и Этта не заметила, что на полу, прямо у подножия лестницы, что-то лежит. Девочка споткнулась и с грохотом упала. — Люмос! — испуганно шепнула она, потирая ушибленное плечо. Предметом, о который она споткнулась, оказалась сокомандница из сборной по квиддичу — Кэти Белл. Третьекурсница лежала плашмя, прямо на первой ступеньке лестницы в главном холле. Чуть дальше смутно виднелось еще одно тело. — Кэти! — позвала Этта и потрясла девушку за плечо. Кэти не отзывалась. Ее остекленевшие глаза испуганно смотрели куда-то вбок. Этта подползла ко второму телу. Закрывая ладонями лицо, на полу лежала Лианна Ричардсон. Никаких признаков жизни хаффлпаффка тоже не подавала. Этта испуганно замерла. Надо было срочно что-то делать, позвать на помощь! Сердце стучало часто-часто. Непрошенная мысль пришла девочке в голову: оставь их, им ничем не помочь! Беги, тебя не должны обнаружить рядом с телами, никто не поверит, что это не ты… Нет, так нельзя! Думай, Гарриет, думай! Она взяла Лианну за руку и потрясла, слабо надеясь на успех. Одна из дверей с треском распахнулась, и в коридор вылетел Пивз. — А, малявка Поттер! — пролетая мимо, он задел очки Гарриет, и они съехали у нее с носа. — Что это она тут делает так ранешенько? Поттер поттерялася? Полтергейст подпрыгнул, сделал кувырок и повис вниз головой. Взгляд его упал на поверженных — Кэти и Лианну. Пивз перевернулся, поглубже вдохнул и, не успела Этта вымолвить и слова, заорал что есть мочи: — Нападение! Опять нападение! Спасайтесь, кто может! Уже через пару мгновений раздался шум, послышался топот ног и к месту преступления торопливо прибыли профессор Макгонагалл в домашнем халате, Златопуст Локонс с чашкой дымящегося кофе в руке, Северус Снейп в неизменном черном одеянии, а также Оливер Вуд и Алиссия Спиннет, которые, как и Этта, направлялись на тренировку. Алиссия в ужасе прижала ладонь ко рту. Оливер приобнял ее за плечи, расстроенно глядя на застывшую Кэти. Учителя согнулись над девушками. — Оцепенели, — подытожил после минутного осмотра школьный зельевар. Он и Локонс бережно подняли девушек на руки и поспешили отнести тех в больничное крыло. Алиссия и Оливер побежали за ними. Проходя мимо Этты, Снейп сверкнул глазами в ее сторону, что заставило девочку судорожно сглотнуть. Обожавший переполохи Пивз широко улыбался. Дальнейшее пронеслось перед глазами Гарриет, словно сон. Макгонагалл не стала обсуждать с Эттой произошедшее и отвела девочку сразу в кабинет директора. Этта честно сказала Дамблдору, что не имеет к произошедшему никакого отношения. Альбус Дамблдор, как ни странно, ей поверил, как и его чудесный фамильяр – огненная птица Фоукс. Феникс уселся девочке на колени и положил голову на ее теплую раскрытую ладонь. От касания волшебного создания Этта немного приободрилась и кошки на душе стали скрести чуть потише.***
Слухи распространялись по Хогвартсу со скоростью Нимбуса-2001. Паника охватила школу. Споры о возможной причастности Гарриет возобновились с новой силой, и девочка стала все чаще сбегать от назойливого внимания в уютную шелковую темноту дневника Реддла. Уроки боевой магии успокаивали и приводили мысли в порядок. Том был не только замечательным учителем, но и отличным психологом. И Этта ловила себя на мысли, что скучает по этим урокам, по изящному почерку Реддла, если гора домашних заданий и тренировок подолгу не позволяла ей вернуться на поля дневника. Том порой задавал очень странные вопросы: слышит ли Этта голоса или общалась ли она в последнее время со змеями. Он также интересовался, при каких условиях были совершены нападения, какие жертвы получали повреждения. Этта и Том, который оказался неплохим знатоком магической зоологии, часто рассуждали, кем же мог быть таинственный монстр из глубин Тайной комнаты, который, вероятно, и нападал на студентов. В тот день Том учил девочку чарам оттаиванья, которые позволяли разморозить что-то обледеневшее; простое, но полезное заклинание для холодной зимы. Девушка, принесшая с собой стакан воды, сначала замораживала его заклятием обморожения, которое они выучили на прошлом занятии, а затем пыталась растопить лед. Том кружил вокруг, внимательно глядя на положение рук и правильность позы. Во время одной из её попыток, он случайно оказался аккурат между Гарриет и стаканом. От попавшего в него заклинания эфемерное тело Тома вдруг ощутило странный вибрирующий импульс. — Ох, прости, пожалуйста, я тебя не задела? Тебе не больно? «Нет, все отлично». Постой, что? Том уставился на Этту. Девушка обеспокоенно смотрела куда-то в район его неосязаемого носа. «Ты меня что, видишь?» — К-к-кажется... Гарриет сделала шаг вперёд и протянула руку, и, не успел Том возразить или увернуться, ее теплая ладонь прошла сквозь его призрачную кожу, и остановилась где-то внутри его груди. Несуществующее сердце забилось как ненормальное. Прикосновение! Несмотря на его опасения, Этту не выбросило из дневника, а самого Тома не развеяло по ветру. Мир не распался на части, и разгневанные боги не швыряли в них разрядами молний. Том завороженно смотрел на тонкую ладошку, которая бережно пыталась нащупать что-то в темноте. Этта почти не различала ничего во мраке, не знала, что ее рука легко проходит сквозь его неосязаемое тело, но зато он каждой своей клеточкой чувствовал то тепло, исходящее от девушки, и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Все его мысли сосредоточились вокруг волшебного касания. Жар живого человека, пульсирующая энергия горячей крови, тонкая нежная кожа, все это было настолько непривычным, настолько чудесным, настолько новым, что Том потерял над собой контроль, растворяясь в этом ощущении и смакуя каждую секунду теплого прикосновения. Палитра чувств стала такой неописуемо яркой, что не вмещалась в примитивную форму простых человеческих слов. Контрастируя с ее живой, слегка дрожащей рукой, воздух вокруг сразу показался зябким и неуютным. На Тома накатило сумасшедшее, едва сдерживаемое желание приблизиться вплотную, позволить девушке пройти сквозь себя, а еще лучше просто слиться с ней, чтобы волшебное тепло наполнило каждый дюйм его тела. — Это ты? — севшим голосом спросила Этта, вглядываясь в неясную, чуть подрагивающую дымку, едва, почти не различимо выделяющуюся на фоне непроглядной темноты. «Да», — только и смог написать Том в ответ.